Выворачивая мне руку, Файн произнес в пространство:
– Это лишь вопрос времени. Я могу обернуть твою руку вокруг шеи, а пальцы запихнуть тебе в глотку: ты будешь их кусать, чтобы избавиться от боли.
«Не сдавайся, Изи», – завопил Голос у меня в голове.
– Почему ты ее убил? – спросил Габор.
Так хотелось ему поддать, но ноги и левая рука были прикованы к стулу.
Они забавлялись этой игрой более часа. Меня били по щекам и голове свернутым в тугую трубку журналом, пинали, скручивали, как лакричную палочку.
Когда от боли в руке у меня перекашивалось лицо, я чувствовал, как на щеке трескается засохшая кровь.
Я чуть не сломался. Был почти готов сознаться во всем, чего бы они ни захотели. Но Голос не переставал звучать во мне: «Держись».
Наконец дверь отворилась, и в комнату вошел высокий седоволосый джентльмен. Я поблагодарил судьбу за передышку, но когда Файн освободил меня, у меня было такое ощущение, будто мне руку выломали из сустава.
Я застонал от унижения и боли, глядя на блестящие черные ботинки.
– Капитан... – обратился к нему Габор.
Затем я увидел еще одну пару ботинок, сияющих, как полированный оникс.
– Так вот что вы называете допросом, Джон? – спросил агент Крэкстон.
– Это тяжелый случай, – ответил седоволосый и, уже обращаясь к Файну, сказал: – Агент Крэкстон из ФБР. Мистер Роулинз нужен ему для дела, над которым он работает.
– А как насчет убийств? – спросил Файн.
– Снимите с него наручники и извинитесь, иначе я оторву ваш член и запихну его вам в глотку, – сказал Крэкстон ровным голосом и почти дружелюбно.
Файну это не понравилось, он прижал кулаки к груди и двинулся было вперед. Но едва взглянув в глаза Крэкстона, попятился. Полицейский снял с меня наручники, но не извинился и вел себя, как ребенок, обидевшийся на отца.
А Крэкстон все улыбался. Щербатые зубы делали его похожим на крокодила, принявшего человеческий облик.
– Пришлите мне досье этого офицера, Джон.
– Извинись, Чарли.
– Извините, – выдавил из себя жирный коп, причинивший мне столько боли.
Несмотря на то что на мне не оставалось живого места, было приятно слышать эти слова. Его унижение было для меня подобно сладкому холодному мороженому на горячем яблочном пироге.
Я стер засохшую кровь с лица и сказал:
– Будь ты проклят, мать твою... Будь ты дважды проклят.
Это было неумно, но я никогда не рассчитывал дожить до глубокой старости.
* * *
Крэкстона сопровождали два человека, вылитые агенты ФБР. Темные костюмы и галстуки, белые рубашки, шляпы с узкими полями, черные ботинки, белые носки. Слева их просторные пиджаки едва заметно вздувались. Они были гладко выбриты и молчаливы как камни.
Точь-в-точь такие, с какими Ширли разговаривала возле своего дома.
Близнецы заняли переднее сиденье, а мы разместились сзади. Выехав на улицу, мы поехали вперед, сворачивая направо через каждые два квартала. У меня складывалось впечатление, что мы просто катаемся по городу, во всяком случае, я не представлял себе, куда мы едем.
– В полиции считают, что вы убили их всех, Изи. Девушку в своем доме и священника с подругой тоже.
– Я знаю.
– Это сделали вы?
– Что?!
– Убили девушку, которая жила в вашем доме.
– Ради чего я стал бы ее убивать?
– Это уж ваше дело – объяснить. Она жила у вас и не платила за квартиру.
– Тут нечего и объяснять. Я нашел Поинсеттию мертвой, и я же обнаружил труп священника. Мне просто не повезло, вот и все.
– Тем не менее их подозрения вполне понятны. Мне тоже все это показалось бы очень странным, если бы я только не направил вас сам в эту церковь.
– Да, такие странные совпадения случаются. Я видел много такого, чему вы никогда бы не поверили.
– Кто-то следит за вами, мистер Роулинз. Знает, что вы работаете с нами.
– Почему вы так считаете?
– Убийство в церкви – дело рук профессионала. Либо они кого-то наняли, либо русские сделали это сами.
– Но зачем кому бы то ни было понадобилось убивать Тауна?
– Видимо, его преподобие был втянут в их дела. Убрав его, они заметали следы.
– А не проще ли было убить меня?
– В их обычае уничтожать растения на корню. Возможно, Таун был им дорог, но они решили покончить с ним, заподозрив, что он может подставить их под удар.
Я решил использовать свой шанс в игре с Крэкстоном.
– Вы знаете нечто такое, о чем мне не говорите.
Он молча разглядывал меня несколько секунд.
– Почему вы об этом заговорили?
– Я провел с Венцлером несколько дней и не понимаю, почему у вас к нему такой интерес. И мне непонятно, чего ради вы готовы защитить меня от налоговой инспекции? Чтобы шпионить за каким-то мелким профсоюзным деятелем? Более того, священника убили, и вы уверены, что это имеет какое-то отношение к тому, чем я занимаюсь. Нет, тут явно концы с концами не сходятся.
Крэкстон прислонился к окну, и его волосатый указательный палец задвигался по подбородку. От середины к правой щеке. Движение пальца сопровождалось рождением улыбки. К тому времени, когда палец достиг мочки левого уха, улыбка полностью сформировалась.
– А вы смышленый малый, Роулинз.
– Да, – ответил я, – настолько смышленый, что оказался в полиции и вам приходится вызволять меня отсюда, защищать от налоговой инспекции и так далее. Будь я еще посмышленей, пришлось бы, пожалуй, отказаться от права дышать воздухом.
– Венцлеру удалось заполучить нечто весьма серьезное, – сказал Крэкстон.
– Но что? Что именно?
– Вам лучше об этом не знать, Изи. Вы должны знать только одно – в нашей игре самая высокая ставка. Мы играем на выигрыш.
– Вы хотите сказать, меня могут убить?
– Да, это так.
– Так какого же дьявола вы не предупредили меня заранее? – Один из роботов навострил уши. Но это меня не беспокоило. – Вы вызволяете меня из полиции, и я на свободе, вы уверяете, что все идет по плану, а на самом деле кое-кто готов взять меня на прицел.
Крэкстона моя судьба нисколько не волновала.
– Вы хотите оказаться в тюрьме, Изи? – спросил он. – Только скажите, и мы немедленно вернем вас инспектору Лоуренсу.
– Послушайте, – сказал я, – если вы знаете, что за Венцлером что-то числится, то почему бы вам не взять его?
– Мы пробовали, Изи. Мы арестовали и допросили его. Но он не признался, а доказательств у нас – никаких. Я не могу вам сказать, чем, по нашему мнению, он обладает, но это нечто очень важное. Если это будет пущено в ход, Америка понесет значительный ущерб.
– Значит, вы не собираетесь сообщить мне о том, что именно я разыскиваю?
– Вам лучше не знать, Изи. Поверьте, вы пожалеете, если узнаете.
– Ну хорошо. Имеет ли это какое-то отношение к Андре Лавендеру?
– Могу сказать только одно: если вам известно, где находится Лавендер, вы должны нам об этом сообщить. В данном случае речь идет не о каких-то расовых проблемах, а об интересах нашей страны.
– Значит, по-вашему, я должен разгуливать с мишенью на спине?
– Вы можете устраниться в любой момент.
Он знал, что у меня не было ни малейшего шанса.
– Значит, вы хотите, чтобы я оставался с Венцлером?
– Да, это так. Теперь мы знаем: Таун был в какой-то степени причастен ко всему этому. По нашим сведениям, он сотрудничал с антивоенными кругами. Вы можете начать с его отношений с Венцлером. Судя по всему, Венцлер был одним из тех, кто его убил.
Хаим убивал, когда был в Польше. Война кончилась не так давно, чтобы хороший солдат забыл свое ремесло.
– А как насчет Поинсеттии? Вы думаете, ее тоже убили русские?
Он бросил на меня суровый взгляд.
– Ее могли убить вы или кто-то другой. Я этого не знаю. Более того, меня это не волнует. Я занимаюсь другим делом.
– Уж поверьте мне, полицейских это очень даже волнует.
Крэкстон поерзал на сиденье и уставился в окно.
– Когда все закончится, я объясню, почему вы оказались в церкви, – сказал он, настолько приблизив лицо к стеклу, что от дыхания затуманилось его и без того тусклое отражение. – Я расскажу им, что вы герой. И если у них не будет неопровержимых доказательств вашей вины в убийстве девушки, тогда...
Он сгорбился и отвернулся от окна, чтобы взглянуть на меня. Я почувствовал, как по моей щеке стекает струйка крови.
– Вы когда-нибудь сидели в одиночном окопе, Изекиель?
– Слишком часто, чтобы хотелось об этом вспоминать.
– В окопе холодно и одиноко, но зато так приятно после этого вернуться домой.
Я ничего не сказал, но мог бы сказать: «Аминь».
– Да, – продолжал он, – боль превращает испуганных мальчишек в мужчин.
Огненно-красный шар солнца висел над городом, а подпиравшие его густые черные облака, казалось, опускались нам прямо на голову, подобно сталактитам в гигантской пещере, а в вышине, над облаками, небо было окрашено в теплый оранжевый цвет. В этой картине было нечто библейское, и мне даже почудились звуки церковного органа.
– Да, Изекиель, нам предстоит серьезное дело. И оно может оказаться весьма болезненным.
Стоило мне шевельнуть мизинцем, как мучительная боль пронзала мне руку насквозь, и тем не менее я спросил:
– Что вы имеете в виду?
– Мы должны расколоть Венцлера. Он крепкий орешек и связан с людьми, которые похлеще его самого. Я знаю, это сопряжено с риском, но нам нужно довести дело до конца.
– Допустим, я ничего не обнаружу?
– Если я не получу того, что нужно, мистер Роулинз, значит, моя работа не стоит ни цента. Вы погорите вместе со мной.
– А если вы найдете то, что ищете?
– Тогда я помогу вам, Изи. Словом, мы перед дилеммой: либо любой ценой выплыви, либо – тони.
– Вы даете мне слово, мистер Крэкстон?
Вместо ответа он спросил:
– Теперь домой?
– Да.
По пути он говорил только о том, как купит бониту, разделает рыбу на кусочки, ошпарит кипятком, а затем замаринует в уксусе и соевом соусе. Он научился готовить это блюдо, когда служил в Японии.
– Япошки умеют готовить рыбку, – сказал он.
Глава 26
– О чем ты думаешь, Изи? – спросила Этта.
Мы лежали в ее постели. Я закинул руки за голову, ее пальцы под простыней скользили по моей восставшей плоти. У меня было странное ощущение. Тело возбуждено, но голова невозмутима. Я обдумывал, что же следует теперь предпринять. Перестань Этта меня трогать, я бы, похоже, взволновался и потерял способность трезво размышлять.
Я пришел к ней вечером, Ламарк уже спал. Она искупала меня, а потом я любил ее, раз за разом, почти до рассвета. Не думаю, чтобы это доставляло ей большое удовольствие, но она понимала, что помогает мне избавиться от мучивших меня страха и боли.
– Я думаю о людях. Они мертвы, а я все еще тревожусь из-за них. Это и отличает нас от животных.
– Каким образом? – прошептала она и легонько ущипнула меня.
– Если собака увидит труп, она покрутится возле него и отправится по своим делам. Но когда я нахожу мертвеца, у меня такое впечатление, будто он продолжает жить, следует за мной по пятам и тычет в меня пальцем.
– Что ты собираешься делать, милый?
– ФБР считает священника Тауна замешанным в чем-то. Думают, он связан с коммунистами.
– С какими коммунистами?
– Ох, как приятно, – сказал я, разнежившись, и продолжал: – Еврей, с которым я работал, был коммунистом.
– Но какое это имеет отношение к Тауну?
Она приподнялась на постели.
– Верни свою руку туда, где она была, – попросил я, – верни скорее.
Она ухмыльнулась и прижалась к моей груди.
– Вот почему правительство избавило меня от тюрьмы. Им нужен этот еврей, – сказал я.
Голова у меня наконец прояснилась.
– Пусть они сами этим занимаются, ты не должен вместо них копаться в этом дерьме.
– Да. – Я тоже привстал на постели и улыбнулся, потому что после боли получил такое наслаждение. – Мофасс уехал.
– Куда?
– Никто не знает.
– Он съехал с квартиры?
– Угу. Оставил какую-то нелепую записку в конторе, будто бы заболела его мать в Новом Орлеане и он едет ухаживать за ней. Очень странно.
– Ну и что же? В этом нет ничего плохого.
– Надеюсь. У меня не укладывается в голове, как это Мофасс мог удрать, не сказав мне ни слова.
– Люди ведут себя непредсказуемо, когда что-нибудь случается с их близкими.
– Но я-то знаю, Мофасс никогда не испытывал к матери нежных чувств.
– Как ты можешь так говорить, Изи? А зов крови?!
Я знал, она права. Я любил своего отца больше жизни, хоть он и бросил нас, когда мне было всего восемь лет.
– Но знаешь, что забавно? – спросила Этта.
– Что?
– Помнишь парня, который пытался тебя избить возле церкви?
– Вилли Сакса?
– Да, да. Его мать Паулетта вчера заходила ко мне.
– Чего ради?
– Я попросила ее зайти, чтобы разузнать, почему Вилли набросился на тебя. По ее словам, Вилли очень изменился после того, как спутался с Поинсеттией.
– В каком смысле?
– Она так вскружила ему голову, что он тратил на нее все деньги, которые зарабатывал. Раньше Вилли приносил жалованье домой. Парень рос без отца, и Паулетта рассчитывала, что он будет платить за квартиру.
– Дети вырастают, Этта. Ламарк поступит так же, когда какая-нибудь девушка пробудит в нем нежные чувства.
Я коснулся ее руки.
– Но Вилли зарабатывал недостаточно, и Мофасс тоже платил за эту девицу.
– Что?!
– Мофасс платил за ее квартиру весь прошлый год. Поинсеттиа рассказала обо всем Вилли. Ей, оказывается, приходилось с ним встречаться, но дальше поцелуев дело как будто не заходило.
– Это не ложь? Я никогда не думал, что Мофасс падок до женщин.
– Время от времени Мофасс заставлял ее встречаться с другими мужчинами.
– То есть был кем-то вроде сутенера?
– Не знаю, Изи. Говорю только то, что узнала от Паулетты. Ей это известно от сына, а ему – от самой Поинсеттии. Вилли порвал с ней, когда все открылось. Во всяком случае, так считает Паулетта. Но после несчастного случая девушка снова начала звонить ее сыну. Может, Мофасс это все с ней сделал?
– Да нет, не думаю, – сказал я, – она не могла знать о нем ничего такого, что могло бы толкнуть его на преступление.
– Ты все сам узнаешь.
– Почему ты так думаешь?
– Я просто уверена, вот и все. Ты умница, а это дело тебя тоже касается.
– Ты полагаешь?
– Угу.
Она отбросила одеяло, чтобы я мог полюбоваться на дело ее рук, и не отводила взгляда.
– Я хочу немного еще, милый, – сказала она громко и откровенно, будто сообщала об этом на весь мир.
Я знал, что это не так, и спросил:
– Ты в самом деле хочешь?
– Да, – почти прорычала она мне в самое ухо.
– Как?
И она повела меня. Я снова превратился в борова, готового к случке, будто совокупление могло обеспечить мне безопасность.
* * *
Я вздрогнул и проснулся. Где-то в квартире послышался шум. Мне стало страшно – вдруг это Крыса проник в мой дом с револьвером. Я взглянул на Этту-Мэй. Чувствуя себя совершенно опустошенным, вдруг понял: я хотел ее не одного секса ради. Ничего подобного я раньше не чувствовал. Обычно секс был первым и последним, что меня привлекало в женщинах. Но ее я желал с тем же пылом, даже когда был выпит весь, без остатка.
Я соскользнул с постели и влез в брюки. Ни снаружи, ни в соседней комнате свет не горел. Я приоткрыл дверь в гостиную и увидел его. Он сидел, мотая головой взад-вперед и пиная пятками кушетку.
– Ламарк?
– Здравствуй, дядюшка Изи, – сказал он, глядя на дверь, из которой я вышел. – Ты спишь с моей мамой?
– Да.
Как еще я мог ответить? Оставалось только надеяться, что он не проговорится об этом Крысе. Хотелось попросить его держать язык за зубами, но заставлять ребенка лгать – большой грех.
– Почему ты не спишь? – спросил я.
– Сны.
– Какие сны?
– О громадном старом чудовище с сотней глаз.
– Да? Оно преследовало тебя?
– Дракон спросил, не хочу ли я покататься, потом поднял меня высоко-высоко в небо и камнем полетел вниз.
Ламарк широко раскрыл глаза от страха.
– А потом, – продолжал он, – чудовище остановилось почти у самой земли и засмеялось. Я попросил отпустить меня, но оно полетело дальше вниз. Я напугался до смерти.
Опустившись на кушетку, я посадил его себе на колени. Он прерывисто дышал. Я дал ему успокоиться, а потом спросил:
– Тебе нравится ходить с папой к Зельде?
– Нет, там воняет.
– Чем?
– Грязью и рвотой. – Он высунул язык.
– Ты говорил маме, чем там пахнет?
– Нет, я боялся.
– Чего?
– Не знаю.
– Ты думал, они могут подраться, если скажешь?
– Да.
Он вцепился в мою штанину и дернул.
– Знаешь, сказал бы ты папе, что не хочешь туда ходить, он бы и не стал брать тебя с собой.
– Нет, все равно брал бы. Он любит играть в карты и трахаться.
Произнося последнее слово, Ламарк съежился, словно боясь, как бы я его не ударил.
– Нет, милый, – сказал я и потрепал его по голове. – Твой папа хочет видеться с тобой гораздо больше, чем со всеми этими людьми. Играть с тобой в мяч или смотреть телевизор.
Мальчик ничего не ответил. Мы сидели и молчали. Он все еще теребил мою штанину, это было весьма чувствительно.
– Твой папа собирается прийти к вам дня через два, – сказал я наконец.
– Когда?
– Не позже чем послезавтра.
– Он принесет мне подарок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23