Единственное, что могло хоть как-то извинить его в этой связи: он был абсолютно честен.
Как на духу.
Сэр Энтони Джулиан не питал теплых сыновних чувств к леди Элизабет и отлично знал, что пользуется взаимностью.
Странные мысли роем кружили в голове, а рука уже машинально коснулась повода — лошадь с места ушла в галоп.
— Друг мой… — Престарелый лорд Гатвик, помимо классической подагры, страдал астмой, отчего задыхался. — Трагические известия… Трагические и престранные… Герцог Владислав Текский, ваш однокашник, кажется. И друг, как я понимаю… Словом, он… он… скончался минувшей ночью…
Тони испытал нечто, чему за долгие годы так и не смог подобрать названия.
Иногда он называл это внутренней дрожью, иногда — лихорадкой, иногда — приступом непонятного состояния, отдаленно напоминающего страх и даже ужас, но одновременно — готовность насмерть противостоять тому, что их породило.
Внешне в такие минуты лорд Джулиан оставался спокоен, только слегка бледнел, наливались черной смутной бездной карие глаза, а душа…
Душа замирала в предчувствии событий, позволяющих близко подойти к границе двух миров, а случалось — и заглянуть за нее.
Ничего не увидеть, но ощутить, как стынет кровь и трепещет сердце, сбиваясь с привычного ритма…
Старый лорд между тем продолжал. Невыносимо медленно, перемежая свой рассказ долгими приступами мучительной одышки.
— Он умер. Его душеприказчики разыскивают вас по всему миру, ибо касательно вас, Энтони, имеется некое чрезвычайно важное и неотложное, как я понимаю, распоряжение покойного. Вот все, что я знаю. Но полагаю, друг мой, вам следует теперь ехать…
— Я отправляюсь немедленно. Надеюсь, ваша светлость передаст мои извинения…
— Какая чушь приходит вам в голову, Тони, в такие минуты! Спешите, мой мальчик. Вам на это плевать с высокой колокольни, разумеется, но я буду молиться за вас! Так и знайте. Буду молиться всю эту чертову охоту, чтоб она провалилась…
Тони отказался от машины, присланной из имения.
Стремительным полевым галопом, рискованно привстав в стременах, пронесся он по окрестностям, вызывая недоумение местных жителей.
Джентльмену, облаченному в красный фрак, черную бархатную жокейку и лаковые ботфорты, по всему, полагалось сейчас следовать прямо в противоположном направлении.
Он еще не до конца верил в то, что случилось.
Верила душа, многое уже знала и предвидела.
И трепетала в ожидании страшного испытания.
Полина Вронская

Вечерний звонок.
Как обычно.
Он звонит около восьми, как только освобождается от дел.
Разумеется, относительно — и самых насущных. В принципе же круговерть его бизнеса не знала остановок и передышек.
Пару лет назад, сатанея от скуки на далеком Маврикии, вырванный с корнем из почвы родного российского предпринимательства непреодолимой силой глупого, но неожиданно серьезного конфликта с властями, он мог только мечтать о таком размахе дел.
И где?
Не в каком-нибудь оффшорном, островном захолустье — в самом центре мирового бизнеса, чопорной британской столице.
Компания «White Star», созданная исключительно по странной прихоти лорда Джулиана, не только не канула в Лету, выполнив главную миссию — возвратив на атлантические просторы возрожденный «Титаник», — но успешно развивалась далее, заняв в итоге достойное место в первой десятке мировых круизных компаний.
Впрочем, насколько известно было Полине, «White Star» не замкнулась исключительно в этих узких рамках. На верфях Саутгемптона строились новые, отнюдь не круизные суда. Речь шла о перевозках нефти, и это обещало стать делом куда более серьезным, чем туристический бизнес.
Чего-то подобного, впрочем, и следовало ожидать.
Таков был Потапов — человек, не умеющий останавливаться на достигнутом.
Лорд Джулиан — что тоже легко прогнозировалось, — напротив, затеяв и бурно пережив авантюру с «Титаником», очень скоро охладел к проекту. Впрочем, он безотказно подключался к делам компании, если об этом просил Потапов, решая порой одним частным звонком проблемы, с которыми долго и безуспешно сражались конкуренты.
Это, по мнению обоих — Сергея и Энтони, было вполне справедливым распределением обязанностей.
Словом, можно было бы с уверенностью сказать, что судьба Сергея Потапова наладилась вполне, если бы…
Если бы не эти самые, ставшие уже традицией, вечерние звонки.
Телефон все звонил. Полина подсознательно считала звонки. Еще три и включится автоответчик: станет окончательно ясно, кто звонит, и тогда…
Тогда она уже совершенно точно не снимет трубку.
— Нет! — сказала она себе с решительной укоризной. — Это нечестно, в конце концов. Не позови он меня в Лондон…
Мысленно она продолжала считать звонки. Сейчас прозвенел последний.
Полина сняла трубку, опередив автоответчик всего лишь на секунду.
— Привет! Не слишком отвлекаю?
— Нет. Я вернулась с работы пару часов назад.
— Так рано?
— Буду работать дома. Пока отдыхаю.
— Может, отдохнем вместе?
— Вряд ли получится, Сережа.
— Просто поужинаем где-нибудь, и я уеду.
— Нет.
— Просто поужинаем.
— Боюсь, не получится даже просто поужинать.
— Ты научилась врать.
— Пожалуй. Извини. Я не хочу.
— Чего не хочешь?
— Ужинать, обедать и вообще видеться с тобой сейчас.
— Сейчас?
— Сейчас. Мне нужно адаптироваться, очень много непривычной работы и вообще…
— Снова врешь.
— Действительно. Снова — прости.
— Так в чем дело?
— Нужен тайм-аут.
— Зачем?
— Разобраться в себе, в том, что нас с тобой связывает. В общем, в таких случаях, кажется, говорят: я хочу побыть одна.
— У тебя кто-то появился?
— Муравьи. Представляешь, в моем карликовом палисаднике образовался муравейник, а в нем соответственно муравьи. И похоже, палисадника им уже недостаточно — ползут, мерзавцы, в дом.
— Ты шутишь?
— Про муравьев — чистая правда. В остальном же — каков вопрос…
— Понятно… А как завтра?
— Сережа! Клянусь тебе, хотя, возможно, тем самым нарушаю какую-нибудь из строжайших наших инструкций… Ну да черт с ними, с инструкциями! Как на духу: каждое утро для меня — чистый лист, кто и что на нем нарисует, не известно, по-моему, даже моему вездесущему шефу. Одним словом, я не знаю, что будет завтра.
— Как обычно.
— Как обычно.
— Ладно, я позвоню примерно в это же время.
— Да ради Бога!
Это была классическая психологическая защита. Потапов строил ее, сам того не ведая, почти по учебнику — слово в слово.
Всего, что касалось их отношений и желания — а вернее, нежелания Полины видеться, — он снова в очередной — который уже! — раз будто не услышал.
Зато хорошо все понял про работу и привычно «забил колышек» — завтрашний звонок примерно в это же время.
Который по счету?
Сотый?
Тысячный?
Последнее время он звонил каждый день.
Впрочем, удивляться особо нечему, Полине хорошо было известно «фирменное» потаповское упрямство.
Однако ж — все равно! — удивительно, и того более — потрясающе, как все изменилось в их отношениях.
«Все переместилось в доме Облонских», — непозволительно перефразируя Льва Николаевича, определила для себя нынешнюю ситуацию Полина.
Не просто переместилось — встало с ног на голову.
Или, наоборот, пришло наконец в подобающее положение, переместившись с головы на ноги?
Это нормально, когда мужчина добивается внимания любимой женщины, а она размышляет над тем, какими должны быть их дальнейшие отношения.
До сей поры у них с Потаповым все складывалось иначе. Он размышлял.
Она страдала, иногда, по собственному выражению, «скатывалась до бабства» — попеременно впадала то в депрессии, то в истерики и тихо плакала.
Однако оставалась рядом.
Тянула массу дел, разгребала обыденную рабочую рутину, в критических ситуациях включала на полную мощность свои аналитические мозги, подставляла плечо, спину, локоть…
Что там еще принято подставлять друзьям в трудную минуту?
Он становился все более частым гостем ее одинокого дома, порой — особенно когда настроение было скверным — оставался на несколько дней.
Но — размышлял.
Отношения с семьей давно уже были исключительно формальными, и это, похоже, вполне устраивало всех, включая жену и почти взрослого сына.
И тем не менее…
Полине памятна была одна — давняя уже, слава Богу! — новогодняя ночь. Тогда Потапов провел с ней премилый вечер, наполненный теплым мерцанием свечей, колючими пузырьками шампанского, запахом свежей хвои, но около одиннадцати засобирался домой.
Обида на короткий миг застила рассудок, скатившись «в бабство», Полина встала у двери с горе-классическим «не пущу».
Он вырвался, забыв в эмоциональном накале надеть ботинки.
Картинка была впечатляющей — стоило закрыть глаза, Полина и сейчас видела, как наяву.
Залитую лунным светом, заснеженную дорожку.
И Сергея.
Отбежав на безопасное расстояние, он остановился и, смешно перебирая на снегу ногами в тонких носках, отчаянно прокричал в темноту дверного проема: «Я никогда не брошу семью! Слышишь, никогда!»
Новый год она встретила в полном одиночестве и больше к этой теме не возвращалась.
Потапов был человеком слова.
Во всем.
К чему же лишние обиды и оскорбительные признания?
Потом случилась у него серьезная размолвка с властями, за ней последовал спешный отъезд, когда, по слухам, ордер на его арест был уже подписан.
Последний их разговор Полина помнила наизусть.
Ей ничего не грозит, сказал тогда Сергей, и это действительно было так. Но все же он предлагал ехать вместе.
— Нет, — сказала Полина.
— Это из-за нее?
Вопрос прозвучал как-то жалко, да и сам Потапов выглядел не лучшим образом.
— Нет. Я не вижу себя там. Вообще не вижу. Было бы у тебя дело, позвал бы — пошла не раздумывая. Работать с тобой люблю и умею. А так — просто сидеть рядом? До кучи, что называется? Нет, не смогу.
— А здесь?
— Займусь наконец психологией.
— Уверена?
— Убеждена.
— Что ж, вольному — воля.
Он уехал.
Канул в бездну, затерялся, как писали газеты, на каком-'то далеком острове.
А Полина действительно вернулась к своей любимой психологии, однако не в институтскую аудиторию и не практикующим консультантом, что в принципе было возможно.
И логично.
Неожиданно для многих, преодолев серьезные возражения более чем серьезных ведомств, она добилась права работать в крохотной воюющей Чечне.
По существу — теперь наконец хватало сил самой себе признаться — это было бегством.
А вернее, попыткой заглушить острую, злую тоску, что, не зная сна и покоя, беспрестанно грызла душу.
Было больно.
Заглушить боль могло лишь нечто из ряда вон выходящее.
Война подходила почти идеально.
Настоящая, страшная война, кровавая и беспощадная ко всем, кто попадал в ее цепкие, жадные лапы.
Полина оказалась в самом пекле, и… ей действительно полегчало.
Потом Потапов снова позвал ее.
Не просто так, а вроде бы повод подвернулся подходящий — снова была работа.
Отказать было бы сложно.
Да и не хотелось Полине отказывать Потапову вовсе.
В душе все еще жила мутная, тягучая тоска.
Жила, расположившись по-хозяйски, и убираться, похоже, не собиралась.
А новая встреча дарила надежду, пусть и призрачную — но все же.
Надежда, однако, явилась отнюдь не робким призраком.
Прямо в Heathrow, где Потапов встречал ее после трех лет разлуки, едва только отзвучали первые неуклюжие приветствия, он сказал, а точнее — заявил, прямо глядя ей глаза:
— И вот что, Поленька, что бы ни вышло из этой затеи с «Титаником» и соответственно как бы там ни сложилось дальше, я решил… Через год Алешке исполняется двадцать один. Независим и дееспособен по всем законам. Да и по жизни самостоятелен вполне. Словом, через год я, что называется, в полном твоем распоряжении…
— Ты что, делаешь мне предложение?
— Да. Но с отсрочкой на год.
— С отсрочкой, Сережа, бывают приговоры.
— Это у юристов. У меня своя система прав и обычаев.
Они еще некоторое время пикировались, шутя.
И внешне оба казались спокойными и даже беззаботными.
Что внутренне переживал тогда Потапов, Полина не знала.
Сама же с трудом удерживала внезапную дрожь рук и прилагала отчаянные усилия для того, чтобы справиться с дыханием. Его немедленно перехватило в тот момент, когда произнес он свое «с отсрочкой».
Год прошел.
Потапов по-прежнему оставался человеком слова.
Он регулярно, с педантичностью пригородного поезда, отходящего от перрона Victoria Station, звонил ей теперь вечерами.
Полина размышляла.
Впрочем, размышлять было уже не о чем.
Она просто готовилась к тому, чтобы сказать «нет».
Собиралась с силами, потому что даже теперь, когда окончательно и бесповоротно стало ясно: Сергей Потапов ей совершенно безразличен как мужчина и даже не очень приятен, пожалуй, — сказать об этом ему было непросто.
Но так случилось.
И сколько ни ломала Полина свою умную голову, взять в толк, когда именно и почему так случилось, она не могла.
Где уж тут было найти слова, чтобы сообщить об этом ему?
А объяснить?
Уму непостижимо!
Около года она жила в столице Соединенного Королевства.
По странному стечению обстоятельств, в Belgravia, в том же самом районе Лондона, где некогда волей лорда Джулиана расположился офис возрожденной компании «White Star».
Совсем рядом с Downshire House, где и теперь располагался главный офис компании.
Небольшая квартира, собственно — половина узкого двухэтажного дома, каких много в этой части Лондона, плюс незаметный снаружи цокольный этаж и крохотный внутренний палисадник стали ее временной обителью.
Именно — временной.
Хотя, безусловно, уютной, ухоженной, удобной.
Словом, сюда хотелось возвращаться вечерами.
И тем не менее Полина была глубоко убеждена, что рано или поздно покинет Лондон, посвятив ему и той работе, основы которой постигала теперь с большим интересом, некоторую часть своей жизни.
Некоторую.
Не более.
Куда потом? Зачем? С кем? Надолго ли и по какому поводу?
Судьбоносные, как принято теперь говорить, вопросы не занимали сознания, поскольку прошлый опыт хранил память тщетности.
Жизнь всегда поворачивала по-своему, впрочем, Полина почти никогда не сопротивлялась.
Очередной крутой поворот совершился — так по крайней мере казалось Полине — в тот самый день и час, когда с треском распахнулась дверь крохотного кабинета военной комендатуры и молоденький солдатик с испуганными глазами крикнул: «…госпожу Вронскую к телефону из Генерального штаба!»
Голос его при этом сорвался на фальцет.
То ли — от ужаса перед Генеральным штабом, то ли — перед красноглазым полковником армейского спецназа, с которым в этот момент не сказать чтобы мирно беседовала Полина.
В эту минуту — так полагала Полина — и грянули где-то в недосягаемой высоте колокола судьбы.
Возможно, рассуждала она иногда, все произошло намного раньше — в тот, скажем, момент, когда лорд Энтони Джулиан внезапно принял странное — если не сказать больше! — решение строить новый «Титаник».
Логично было предположить, что стрелки на циферблате небесных часов счастливо сложились для Полины Вронской в ту самую минуту, когда британский генерал, формально пребывающий в отставке, на деле возглавлявший структуру с невнятным названием «Saladin Services», неожиданно и как бы вскользь предложил ей работу.
Невнятное название рассчитано было исключительно на профанов, для людей сведущих функции «Saladin» были вполне конкретными, очень серьезными в рамках той деятельности, которую вели британские да и мировые спецслужбы в целом.
Потом все сложилось на удивление быстро.
Псевдоотставной генерал лично встречал «Титаник», возвратившийся из первого круиза.
И хотя жизненный опыт Полины давно уж приучил ее не питать иллюзий, внутренний голос шепнул, что присутствие на причале невозмутимого генерала, возможно, лишь отчасти, но все же связано с его неожиданным предложением.
Так и оказалось.
Словом, предложение было сделано еще раз — и на сей раз принято.
Теперь она жила исключительно работой, как губка впитывая уникальный опыт, а вместе с ним — впечатления от новой жизни, общения с новыми людьми, чрезвычайно непохожими на тех, с кем приходилось сталкиваться раньше. Жила, ожидая очередного тихого или громогласного — |это уж как получится — призыва судьбы. Как, впрочем, и всегда.
Все восемнадцать сознательных лет из сорока с лишним. Жила почти счастливо, если бы не постоянные звонки Сергея Потапова и нависшая, как дамоклов меч, необходимость когда-то окончательно с ним объясниться.
Энтони Джулиан

Немедленно вылететь в Мюнхен не удалось — были проблемы с воздушным коридором.
Тони нажал — немцы дрогнули и дали коридор.
Однако время было потрачено — маленький «Falcon» Рлорда Джулиана приземлился в Мюнхене около четырех часов пополудни.
Еще около часа он добирался до имения Владислава.
Герцог Текский постоянно жил в окрестностях Мюнхена, в доме, который принадлежал его семье много лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42