— гневно вскричала Хэтер. — Эта девочка не сделала вам ничего плохого.
— Нечестивая свинья! — крикнул Фесси, замахиваясь вновь. Однако Эль-Калаам остановил его.
— Мне глубоко плевать что на нее, что на тебя, как на людей, — сказал он. — Вы — безбожницы. Однако я с охотой приму всякую выгоду, которую смогу извлечь из тебя. Она — символ, как и ты, в своем роде. Именно такая роль уготована тебе здесь.
— Ты никогда не получишь то, чего хочешь, — возразила Рейчел. Хэтер увидела, как дрожат прижатые к ее руке пальцы девочки.
— Твой отец не даст тебе погибнуть. Поэтому он даст нам то, чего мы хотим, то, что принадлежит нам.
— Он не станет продавать свою родину, — воскликнула Рейчел. — Не станет!
Эль-Калаам вплотную приблизился к ней. Его черты в свете фонарика казались странными и причудливыми. Всякий раз, когда он раздвигал губы, золотые коронки вспыхивали ослепительным блеском.
— Лучше молись своему богу. Иначе..., — дуло автомата вынырнуло из тени и очутилось в конусе света.
Увидев, что Рейчел съежилась, прижавшись еще теснее к Хэтер, Эль-Калаам пожал плечами.
— Для меня, собственно, нет особой разницы. В конечном счете, результат окажется тот же самый. Если ты умрешь, истошные вопли по всему свету из-за того, что твой отец пожертвовал маленькой девочкой, приведут к краху его правительство. — Он по-волчьи оскалился. — Пожалуй только для тебя, Рейчел, эта разница окажется ощутимой: увидишь ты завтра закат солнца или нет.
Рейчел отвернулась.
— Что за бравый солдат, — насмешливо протянула Хэтер. — Солдат, терроризирующий детей.
— Слушай, ты! Мне нет дела до того, что ты думаешь обо мне, ясно! Ты просто не существуешь, за исключением тех случаев, когда ты можешь послужить достижению наших целей таким образом, каким мы пожелаем. Хэтер твердо встретила его взгляд.
— Ты никогда не дождешься, чтобы я сделала хоть что-нибудь для тебя.
— О да, то же самое говорил твой друг Бок. Помнишь? А ты помнишь, что мы сделали с ним?
— Помню.
— И что случилось с Сюзан.
— Я не боюсь этого.
— Возможно, — несколько мгновений он изучающе смотрел на нее в упор. — Однако я знаю, что есть кое-что, чего ты боишься.
— Чего?
Он снисходительно усмехнулся.
— Мы нашли это у Бока и у Сюзан. — Он покачал головой. — Нет, я не подпущу Фесси даже близко к тебе. Ты — его слабость, и я полагаю, что ты можешь в конце концов одолеть его. Пожалуйста, не сомневайся в том, что у тебя не будет ни малейшего шанса ускользнуть от нас.
Выбросив вперед руку, он схватил Рейчел за горло и резким движением вырвал ее из объятий Хэтер. Девочка попыталась закричать, но из ее полураскрытых губ вырвалось лишь слабое бульканье. Хэтер кинулась на Эль-Калаама. Фесси задержал ее, но она, отчаянно сопротивляясь, старалась высвободиться.
— Да, в самом деле, — задумчиво произнес Эль-Калаам. Он встряхивал щуплое тело Рейчел с такой силой, что у той лязгали зубы. — Похоже, мы нашли твое слабое место.
* * *
Конечно, Бонстил позвонил ей тотчас же, как она вернулась из Сан-Франциско. Дайна знала, что ему нужно, и считала, что ей есть о чем поговорить с ним. Однако он так разозлил ее, что внутри нее возникла глухая стена враждебности, на которую наталкивались все попытки Бонстила возобновить их контакты, и Дайна не отвечала на его звонки. Она подсознательно ждала, как сама поняла позднее, того, когда, он будет вынужден приехать к ней домой.
Однако лейтенант не торопился нанести ей визит. Вместо этого однажды утром, когда Дайна ехала по Сансету, ее остановили. Свернув к тротуару, она бросила взгляд в зеркало и увидела полицейскую машину, подъезжающую сзади к ее «Мерседесу». Дайна не превышала лимита скорости, не ехала на красный свет и потому находилась в полном недоумении относительно причин, побудивших полицию остановить ее.
Патрульная машина затормозила, но из нее никто не вышел. Сколько Дайна не вглядывалась, она не могла различить за сверкающем на солнце ветровым стеклом ничего, кроме черных очков. Потом полицейский автомобиль медленно тронулся с места и вновь остановился, поравнявшись с ее машиной.
— Мисс Уитней? — вопросительно произнес молодой парень в форме. Дайна ни на секунду не усомнилась в том, что он прекрасно знает, с кем имеет дело.
— Да?
— Не могли бы вы оказать любезность и проследовать с нами в участок.
— К сожалению, сейчас это невозможно.
— Мэм, — уныло протянул тот же парень. — Я счел бы это личным одолжением, если б вы согласились. Шеф оторвет мне голову, если я не доставлю вас к нему.
— В чем, собственно говоря, дело?
— Это официальная встреча.
— А если точнее.
— Боюсь, мисс Уитней, об этом вам придется спросить у самого лейтенанта Бонстила. — Он опустил глаза. — Мне ужасно неловко просить вас.
— Ничего страшного, не переживайте. Вы исключительно любезны. Это лейтенанту пришла в голову идея пригласить меня таким образом?
— Нет, мэм. — Он улыбнулся ослепительной голливудской улыбкой. — Это придумал я сам. Дайна рассмеялась.
— Ладно, — сказала она и, дав задний ход, пристроилась в арьергарде у полицейского автомобиля. — Какое у вас звание? Сержант?
— Рядовой, мэм.
— Ну что ж, показывайте дорогу, рядовой. — Она махнула рукой.
— Мисс Уитней?
— Да.
Высунувшись из машины, он протянул Дайне свой блокнот.
— Простите за беспокойство, не могли бы вы оставить здесь на память свой автограф.
Участок Бонстила находился в самом сердце деловой части Лос-Анджелеса. Он располагался в уродливом кубическом сооружении из бетона, вполне естественно выглядевшим в этой на удивление отвратительной части города и похожем скорее на бункер, построенный на случай военных действий в прилегающем к нему районе.
Тесный кабинет Бонстила находился на шестом этаже. В огромной кабине лифта стоял неистребимый запах пота и человеческого страха. Патрульный полицейский лично доставил ее наверх и довел до двери из матового стекла.
— Вот она, лейтенант.
Бонстил, оторвавшись от своих бумаг, поднял голову. Он сидел за столом, на котором громоздились в беспорядке многочисленные папки и просто отдельные исписанные листки.
— Спасибо, Эндрюс.
— Лейтенант, — патрульный поднял вверх большой палец, — она очень приятная леди.
— Оставь свои замечания при себе, Эндрюс, и исчезни.
Оставшись вдвоем, они некоторое время молча смотрели друг на друга. Резкий флюоресцирующий свет падал из углублений в отделанном звуконепроницаемой плиткой потолке. В одном углу, где находилась вентиляционная решетка, плитки почернели, точно от огня.
Перед столом стоял всего один стул из серого металла и зеленого пластика, на который Бонстил и указал Дайне, поинтересовавшись: «Хочешь кофе?»
— Я хочу выбраться отсюда, и как можно скорей, — ответила Дайна.
— Непременно так и будет. После того, как мы поговорим. Мы ведь заключили договор, помнишь?
— В наш договор не входило то, что ты будешь вести себя, как негодяй.
Он на минуту задумался. Потом он поднялся, вышел из-за стола и закрыл дверь, которую Эндрюс оставил открытой. Однако, вместо того, чтобы вернуться в свое кресло, Бонстил уселся на краешек своего стола, предварительно расчистив небольшой уголок. Указав рукой на бумаги, он сказал:
— Ты видишь все это? Это мои ежемесячные отчеты и доклады. Я ненавижу заниматься ими. У меня уже два месяца отставания и намечается третий, так что капитан собирается устроить мне выволочку. — Он сложил руки перед собой, сцепив пальцы. — У нас у всех есть проблемы.
— Если это шутка, — холодно заметила Дайна, — то она крайне неудачна.
— Я никогда не шучу.
— Интересно, — спросила она, приближаясь к нему. — В твоей груди под этим костюмом от Келвина Кляйна действительно есть сердце?
Его синевато-серые глаза на мгновение вспыхнули, но тут же погасли.
— Мне нравится одеваться хорошо.
— Что случится, когда ты разведешься с женой? — Ее вопрос походил на плевок. — Станет ли она выплачивать тебе алименты, достаточные для поддержания твоего гардероба.
Он поднялся на ноги, крепко стиснув зубы, и процедил.
— Это не смешно.
— Я и не думала шутить. — Она вела себя вызывающе, почти нагло и искренне хотела, чтобы Бонстил закатил ей пощечину. Да, именно это ей было нужно, потому что тогда она смогла бы с чистой совестью уйти отсюда и больше никогда не видеть его. Вдруг она вспомнила о Мэгги. Могла ли она доверять Мейеру, обещавшему помочь ей? «Мне плевать на все это теперь!» — в отчаянии мысленно крикнула она, зная, что лжет самой себе.
Бонстил улыбнулся.
— Я знаю, что тебе пришлось испытать во время нашего телефонного разговора. Поверь, мне искренне жаль, что так вышло.
— Неужели?
— Правда. Это было необходимо. Я должен был убедиться, знала ты или нет.
— Ты хочешь сказать, что не понял с самого начала?
— Подумай, ведь ты актриса, не так ли? Ты и Крис Керр словно две горошины из одного стручка. Откуда я мог знать, что ты не покрываешь его наркотические увлечения, увязнув в этом сама?
— Можешь поискать у меня следы уколов, — с этими словами она подняла руки.
Несколько секунд он молча смотрел на нее, не шевелясь.
— Я знаю, где тебе довелось побывать, — сказал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова.
— Знаешь?
— Да. Для этого я должен был капнуть довольно глубоко.
— Ты не знаешь всего.
— Ну и что? — Он пожал плечами. — В таких местах с людьми нередко случаются очень любопытные вещи. Не которые выходят оттуда, попав в зависимость. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Морфий или героин.
— Да, что-то в этом роде.
— Я чиста, мистер Ищейка.
Он рассмеялся.
— Господи! Прости, что я доставил тебе столько неприятностей. — Он вернулся за стол и закрыл все папки. — Эндрюс прав насчет тебя, — сказал он, не поднимая глаз.
— Спасибо.
— Слушай, а ты снимаешься сегодня? Это место слишком грязное для допроса такой леди.
— Я занята на площадке только после обеда. Сегодня с утра снимают какие-то трюки с участием каскадеров.
— Черт возьми, мне было известно даже это. — Подойдя к двери, он взял Дайну за руку. — Давай на некоторое время вернемся домой.
— Патологический?
— Да.
— Ты уверена, что он выразился именно так?
— Разумеется, уверена.
— Что какой-то тупой телохранитель может знать о патологии?
Бонстил обращал этот вопрос главным образом к себе, и Дайна не была уверена, что до его сознания дошли ее слова.
— Я думаю, что он совсем не тупой.
Поднявшись с низкого кресла, Бонстил подошел к пианино, стоявшему на другом конце гостиной. Усевшись за него, он посмотрел на открытые ноты какого-то произведения Вивальди, стоявшие на пюпитре, и вдруг заиграл. Он не обладал ни техникой, ни одаренностью своей дочери, но сыграл всю пьесу от начала до конца без запинаний и ошибок.
Дайна рассказала ему о вечеринке после концерта, о смерти Найла — Бонстила интересовало, не была ли она как-то связана с убийством Мэгги, — о допросе в полиции, о своих показаниях и обо всем, что ей было известно в связи с этим делом. Лейтенант слушал ее с особым, даже несколько необычным вниманием; его глаза ярко горели под полуопущенными веками, в то время как он жадно поглощал информацию.
Дайна повторила слова Тай, сказанные той на вечеринке: «Она была чужой среди нас, так же как и ты. Она нарушила закон и погибла», однако Бонстил, казалось, пропустил их мимо ушей и попросил ее повторить то, что Силка говорил о Найджеле. «Он был сумасшедшим в те дни, — сказала Дайна. — Однако, они все были такими: и Крис, и Найджел, и Ион».
— Да, сумасшедшими, так он сказал. Однако у одного из них это стало патологией. Мы ведь знаем, как наркотики сделали Иона психопатом, так что его неврозы разрослись сверх всякой меры.
— Выслушав все это, Бонстил сел играть. Нажав последний аккорд, он задержал его и не отнимал пальцев от клавиш, пока не замер последний звук, молча глядя на фотографию дочери.
— Это ее любимое произведение? — поинтересовалась Дайна.
— Что? О нет! — Он рассеянно улыбнулся. — Мое любимое. Сара молится на Моцарта.
— Бобби, — сказала Дайна, облокотившись на край пианино. — Объясни мне, почему ты никак не отреагировал на слова Тай относительно смерти Мэгги.
— Ты считаешь, что я должен поверить, будто Тай напустила на нее колдовские чары? — Он фыркнул.
— Я имела в виду нечто иное.
— Я не верю в магию, предоставляя это увлечение поклонникам Стивена Кинга.
— Что если Тай убила Мэгги? Он взглянул на нее.
— Она не способна на это.
— У нее полно злобы в душе.
— Я говорю о ее теле. Физически она недостаточно сильна, чтобы совершить то, что сделали с Мэгги. Это было под силу только мужчине. — Он провел ладонями вдоль клавиш, словно стирая с них пыль. — Кроме того, я не принимаю в расчет почти ничего из того, что она говорила тебе.
— Почему?
— Потому, — медленно протянул он, — что она любит тебя.
Дайна расхохоталась.
— Перестань. Она ненавидит меня лютой ненавистью. — Однако, произнося эти слова, она почувствовала, как судорога пробежала по низу ее живота.
— Подумай об этом, как следует, — Бонстил внимательно изучал выражение на ее лице. — Как ты полагаешь, что может испугать женщину больше всего на свете?
— Ситуация, когда она оказывается не в состоянии контролировать свои чувства.
— Именно это я видел в ее глазах. Стоило мне упомянуть твое имя, как внутри нее все коченело.
— Это из-за ненависти. Она ревнует меня к Крису.
Бонстил покачал головой.
— Ненависть оказывает на таких женщин противоположное воздействие. Это то, чем они живут. Ты думаешь, что она любила хоть кого-нибудь в своей жизни? Я в это не верю. По крайней мере, если говорить о мужчинах. Все ее мужчины были слабыми. Пусть богатыми и влиятельными, но слабыми. Она являлась источником силы. Однако, она не обладает силой сама по себе, иначе они были не нужны ей. К женщинам у нее совершенно иное отношение, видимо потому, как мне кажется, что она видит в них отражение своих сокровенных тайн.
Воображение Дайны вдруг нарисовало ей картину из далекого детства: она вместе с отцом на лодке посреди Лонг Понд на мысе Кейп-Код в один из тихих жарких августовских дней. Плоские мокрые борта и днище пахнут солью и внутренностями рыб; леска блестит на солнце, точно тончайшие нити паутины.
— Посмотри в воду, малышка, — доносится до нее приглушенный голос отца. — Постарайся увидеть сквозь солнечные блики темный крючок.
Они оба сидят совершенно неподвижно, похожие на каменные изваяния. В душном воздухе ощущается лишь слабое, едва заметное движение. Стайка москитов, мельтешащих у зеленой поверхности озера, испуганно рассыпается при приближении паука, проворно скользящего по воде.
— Жди, — шепчет отец. В его голосе звучит с трудом сдерживаемый азарт. — Жди и наблюдай за удочкой.
Солнце нещадно обрушивает обжигающий свет на ее голые плечи, которые покраснеют под вечер и будут ужасно саднить. Дикий гусь с печальным криком взлетает с мелководья у дальнего берега.
— Вот она, — хрипло шепчет отец. — Вот она. И Дайна видит ее. Удочка в руках отца поднимается почти вертикально, вращаясь и ослепительно сверкая на солнце, словно лезвие меча. Вдруг следует особенно яркая вспышка, и рыба клюет.
Теперь это ощущение невыразимой таинственности потрясающего мастерства отца, граничащего с чудом, вернулось к Дайне с такой остротой, что на мгновение у нее закружилась голова. Она вдруг отчетливо поняла, что всю жизнь искала повторения того мига, запечатлевшегося в ее памяти тогда, когда казалось весь мир принадлежит отцу, распоряжающемуся не только ее жизнью и судьбой, но жизнями и судьбами всех живых существ. Смутная идея всплыла где-то на границе ее сознания. Она вдруг увидела путь спасения Криса от Тай — единственно возможный путь — и мысленно спрашивала себя, готова ли она пойти на жертву ради него. Она сомневалась в этом, но все же ощущение собственной гибкой силы подстегивало ее, толкало вступить на этот путь.
— Я полагаю, что твое путешествие с группой в Сан-Франциско должно быть оплачено, — сказал Бонстил, нарушая ход ее мыслей. — Прямо сейчас, не отходя от кассы. У меня есть чем похвалиться. Пока ничье алиби не вызывает сомнений. За исключением тех промежутков, когда Крис покидал тебя в «Дансерз», время и место нахождения всех членов группы и ее обслуживающего персонала известны и подтверждаются свидетельскими показаниями. — Он сделал паузу. — Однако, эта шлюха, упомянутая тобой, снабжавшая Мэгги наркотиками, может вывести нас на кого-то еще. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ты уверена, что Крис не знает ее?
— Он так сказал.
— Ты веришь ему?
— Зачем ему врать? Бонстил хмыкнул.
— Зачем люди врут? Затем, что им есть, что скрывать. Если эта леди доставляла ему траву, то вряд ли он захотел бы закладывать ее, верно? 0-хо-хо. Мне представляется, что наш мальчуган не выложил тебе всего.
— Ты ведь не собираешься вызывать его на допрос?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Нечестивая свинья! — крикнул Фесси, замахиваясь вновь. Однако Эль-Калаам остановил его.
— Мне глубоко плевать что на нее, что на тебя, как на людей, — сказал он. — Вы — безбожницы. Однако я с охотой приму всякую выгоду, которую смогу извлечь из тебя. Она — символ, как и ты, в своем роде. Именно такая роль уготована тебе здесь.
— Ты никогда не получишь то, чего хочешь, — возразила Рейчел. Хэтер увидела, как дрожат прижатые к ее руке пальцы девочки.
— Твой отец не даст тебе погибнуть. Поэтому он даст нам то, чего мы хотим, то, что принадлежит нам.
— Он не станет продавать свою родину, — воскликнула Рейчел. — Не станет!
Эль-Калаам вплотную приблизился к ней. Его черты в свете фонарика казались странными и причудливыми. Всякий раз, когда он раздвигал губы, золотые коронки вспыхивали ослепительным блеском.
— Лучше молись своему богу. Иначе..., — дуло автомата вынырнуло из тени и очутилось в конусе света.
Увидев, что Рейчел съежилась, прижавшись еще теснее к Хэтер, Эль-Калаам пожал плечами.
— Для меня, собственно, нет особой разницы. В конечном счете, результат окажется тот же самый. Если ты умрешь, истошные вопли по всему свету из-за того, что твой отец пожертвовал маленькой девочкой, приведут к краху его правительство. — Он по-волчьи оскалился. — Пожалуй только для тебя, Рейчел, эта разница окажется ощутимой: увидишь ты завтра закат солнца или нет.
Рейчел отвернулась.
— Что за бравый солдат, — насмешливо протянула Хэтер. — Солдат, терроризирующий детей.
— Слушай, ты! Мне нет дела до того, что ты думаешь обо мне, ясно! Ты просто не существуешь, за исключением тех случаев, когда ты можешь послужить достижению наших целей таким образом, каким мы пожелаем. Хэтер твердо встретила его взгляд.
— Ты никогда не дождешься, чтобы я сделала хоть что-нибудь для тебя.
— О да, то же самое говорил твой друг Бок. Помнишь? А ты помнишь, что мы сделали с ним?
— Помню.
— И что случилось с Сюзан.
— Я не боюсь этого.
— Возможно, — несколько мгновений он изучающе смотрел на нее в упор. — Однако я знаю, что есть кое-что, чего ты боишься.
— Чего?
Он снисходительно усмехнулся.
— Мы нашли это у Бока и у Сюзан. — Он покачал головой. — Нет, я не подпущу Фесси даже близко к тебе. Ты — его слабость, и я полагаю, что ты можешь в конце концов одолеть его. Пожалуйста, не сомневайся в том, что у тебя не будет ни малейшего шанса ускользнуть от нас.
Выбросив вперед руку, он схватил Рейчел за горло и резким движением вырвал ее из объятий Хэтер. Девочка попыталась закричать, но из ее полураскрытых губ вырвалось лишь слабое бульканье. Хэтер кинулась на Эль-Калаама. Фесси задержал ее, но она, отчаянно сопротивляясь, старалась высвободиться.
— Да, в самом деле, — задумчиво произнес Эль-Калаам. Он встряхивал щуплое тело Рейчел с такой силой, что у той лязгали зубы. — Похоже, мы нашли твое слабое место.
* * *
Конечно, Бонстил позвонил ей тотчас же, как она вернулась из Сан-Франциско. Дайна знала, что ему нужно, и считала, что ей есть о чем поговорить с ним. Однако он так разозлил ее, что внутри нее возникла глухая стена враждебности, на которую наталкивались все попытки Бонстила возобновить их контакты, и Дайна не отвечала на его звонки. Она подсознательно ждала, как сама поняла позднее, того, когда, он будет вынужден приехать к ней домой.
Однако лейтенант не торопился нанести ей визит. Вместо этого однажды утром, когда Дайна ехала по Сансету, ее остановили. Свернув к тротуару, она бросила взгляд в зеркало и увидела полицейскую машину, подъезжающую сзади к ее «Мерседесу». Дайна не превышала лимита скорости, не ехала на красный свет и потому находилась в полном недоумении относительно причин, побудивших полицию остановить ее.
Патрульная машина затормозила, но из нее никто не вышел. Сколько Дайна не вглядывалась, она не могла различить за сверкающем на солнце ветровым стеклом ничего, кроме черных очков. Потом полицейский автомобиль медленно тронулся с места и вновь остановился, поравнявшись с ее машиной.
— Мисс Уитней? — вопросительно произнес молодой парень в форме. Дайна ни на секунду не усомнилась в том, что он прекрасно знает, с кем имеет дело.
— Да?
— Не могли бы вы оказать любезность и проследовать с нами в участок.
— К сожалению, сейчас это невозможно.
— Мэм, — уныло протянул тот же парень. — Я счел бы это личным одолжением, если б вы согласились. Шеф оторвет мне голову, если я не доставлю вас к нему.
— В чем, собственно говоря, дело?
— Это официальная встреча.
— А если точнее.
— Боюсь, мисс Уитней, об этом вам придется спросить у самого лейтенанта Бонстила. — Он опустил глаза. — Мне ужасно неловко просить вас.
— Ничего страшного, не переживайте. Вы исключительно любезны. Это лейтенанту пришла в голову идея пригласить меня таким образом?
— Нет, мэм. — Он улыбнулся ослепительной голливудской улыбкой. — Это придумал я сам. Дайна рассмеялась.
— Ладно, — сказала она и, дав задний ход, пристроилась в арьергарде у полицейского автомобиля. — Какое у вас звание? Сержант?
— Рядовой, мэм.
— Ну что ж, показывайте дорогу, рядовой. — Она махнула рукой.
— Мисс Уитней?
— Да.
Высунувшись из машины, он протянул Дайне свой блокнот.
— Простите за беспокойство, не могли бы вы оставить здесь на память свой автограф.
Участок Бонстила находился в самом сердце деловой части Лос-Анджелеса. Он располагался в уродливом кубическом сооружении из бетона, вполне естественно выглядевшим в этой на удивление отвратительной части города и похожем скорее на бункер, построенный на случай военных действий в прилегающем к нему районе.
Тесный кабинет Бонстила находился на шестом этаже. В огромной кабине лифта стоял неистребимый запах пота и человеческого страха. Патрульный полицейский лично доставил ее наверх и довел до двери из матового стекла.
— Вот она, лейтенант.
Бонстил, оторвавшись от своих бумаг, поднял голову. Он сидел за столом, на котором громоздились в беспорядке многочисленные папки и просто отдельные исписанные листки.
— Спасибо, Эндрюс.
— Лейтенант, — патрульный поднял вверх большой палец, — она очень приятная леди.
— Оставь свои замечания при себе, Эндрюс, и исчезни.
Оставшись вдвоем, они некоторое время молча смотрели друг на друга. Резкий флюоресцирующий свет падал из углублений в отделанном звуконепроницаемой плиткой потолке. В одном углу, где находилась вентиляционная решетка, плитки почернели, точно от огня.
Перед столом стоял всего один стул из серого металла и зеленого пластика, на который Бонстил и указал Дайне, поинтересовавшись: «Хочешь кофе?»
— Я хочу выбраться отсюда, и как можно скорей, — ответила Дайна.
— Непременно так и будет. После того, как мы поговорим. Мы ведь заключили договор, помнишь?
— В наш договор не входило то, что ты будешь вести себя, как негодяй.
Он на минуту задумался. Потом он поднялся, вышел из-за стола и закрыл дверь, которую Эндрюс оставил открытой. Однако, вместо того, чтобы вернуться в свое кресло, Бонстил уселся на краешек своего стола, предварительно расчистив небольшой уголок. Указав рукой на бумаги, он сказал:
— Ты видишь все это? Это мои ежемесячные отчеты и доклады. Я ненавижу заниматься ими. У меня уже два месяца отставания и намечается третий, так что капитан собирается устроить мне выволочку. — Он сложил руки перед собой, сцепив пальцы. — У нас у всех есть проблемы.
— Если это шутка, — холодно заметила Дайна, — то она крайне неудачна.
— Я никогда не шучу.
— Интересно, — спросила она, приближаясь к нему. — В твоей груди под этим костюмом от Келвина Кляйна действительно есть сердце?
Его синевато-серые глаза на мгновение вспыхнули, но тут же погасли.
— Мне нравится одеваться хорошо.
— Что случится, когда ты разведешься с женой? — Ее вопрос походил на плевок. — Станет ли она выплачивать тебе алименты, достаточные для поддержания твоего гардероба.
Он поднялся на ноги, крепко стиснув зубы, и процедил.
— Это не смешно.
— Я и не думала шутить. — Она вела себя вызывающе, почти нагло и искренне хотела, чтобы Бонстил закатил ей пощечину. Да, именно это ей было нужно, потому что тогда она смогла бы с чистой совестью уйти отсюда и больше никогда не видеть его. Вдруг она вспомнила о Мэгги. Могла ли она доверять Мейеру, обещавшему помочь ей? «Мне плевать на все это теперь!» — в отчаянии мысленно крикнула она, зная, что лжет самой себе.
Бонстил улыбнулся.
— Я знаю, что тебе пришлось испытать во время нашего телефонного разговора. Поверь, мне искренне жаль, что так вышло.
— Неужели?
— Правда. Это было необходимо. Я должен был убедиться, знала ты или нет.
— Ты хочешь сказать, что не понял с самого начала?
— Подумай, ведь ты актриса, не так ли? Ты и Крис Керр словно две горошины из одного стручка. Откуда я мог знать, что ты не покрываешь его наркотические увлечения, увязнув в этом сама?
— Можешь поискать у меня следы уколов, — с этими словами она подняла руки.
Несколько секунд он молча смотрел на нее, не шевелясь.
— Я знаю, где тебе довелось побывать, — сказал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова.
— Знаешь?
— Да. Для этого я должен был капнуть довольно глубоко.
— Ты не знаешь всего.
— Ну и что? — Он пожал плечами. — В таких местах с людьми нередко случаются очень любопытные вещи. Не которые выходят оттуда, попав в зависимость. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Морфий или героин.
— Да, что-то в этом роде.
— Я чиста, мистер Ищейка.
Он рассмеялся.
— Господи! Прости, что я доставил тебе столько неприятностей. — Он вернулся за стол и закрыл все папки. — Эндрюс прав насчет тебя, — сказал он, не поднимая глаз.
— Спасибо.
— Слушай, а ты снимаешься сегодня? Это место слишком грязное для допроса такой леди.
— Я занята на площадке только после обеда. Сегодня с утра снимают какие-то трюки с участием каскадеров.
— Черт возьми, мне было известно даже это. — Подойдя к двери, он взял Дайну за руку. — Давай на некоторое время вернемся домой.
— Патологический?
— Да.
— Ты уверена, что он выразился именно так?
— Разумеется, уверена.
— Что какой-то тупой телохранитель может знать о патологии?
Бонстил обращал этот вопрос главным образом к себе, и Дайна не была уверена, что до его сознания дошли ее слова.
— Я думаю, что он совсем не тупой.
Поднявшись с низкого кресла, Бонстил подошел к пианино, стоявшему на другом конце гостиной. Усевшись за него, он посмотрел на открытые ноты какого-то произведения Вивальди, стоявшие на пюпитре, и вдруг заиграл. Он не обладал ни техникой, ни одаренностью своей дочери, но сыграл всю пьесу от начала до конца без запинаний и ошибок.
Дайна рассказала ему о вечеринке после концерта, о смерти Найла — Бонстила интересовало, не была ли она как-то связана с убийством Мэгги, — о допросе в полиции, о своих показаниях и обо всем, что ей было известно в связи с этим делом. Лейтенант слушал ее с особым, даже несколько необычным вниманием; его глаза ярко горели под полуопущенными веками, в то время как он жадно поглощал информацию.
Дайна повторила слова Тай, сказанные той на вечеринке: «Она была чужой среди нас, так же как и ты. Она нарушила закон и погибла», однако Бонстил, казалось, пропустил их мимо ушей и попросил ее повторить то, что Силка говорил о Найджеле. «Он был сумасшедшим в те дни, — сказала Дайна. — Однако, они все были такими: и Крис, и Найджел, и Ион».
— Да, сумасшедшими, так он сказал. Однако у одного из них это стало патологией. Мы ведь знаем, как наркотики сделали Иона психопатом, так что его неврозы разрослись сверх всякой меры.
— Выслушав все это, Бонстил сел играть. Нажав последний аккорд, он задержал его и не отнимал пальцев от клавиш, пока не замер последний звук, молча глядя на фотографию дочери.
— Это ее любимое произведение? — поинтересовалась Дайна.
— Что? О нет! — Он рассеянно улыбнулся. — Мое любимое. Сара молится на Моцарта.
— Бобби, — сказала Дайна, облокотившись на край пианино. — Объясни мне, почему ты никак не отреагировал на слова Тай относительно смерти Мэгги.
— Ты считаешь, что я должен поверить, будто Тай напустила на нее колдовские чары? — Он фыркнул.
— Я имела в виду нечто иное.
— Я не верю в магию, предоставляя это увлечение поклонникам Стивена Кинга.
— Что если Тай убила Мэгги? Он взглянул на нее.
— Она не способна на это.
— У нее полно злобы в душе.
— Я говорю о ее теле. Физически она недостаточно сильна, чтобы совершить то, что сделали с Мэгги. Это было под силу только мужчине. — Он провел ладонями вдоль клавиш, словно стирая с них пыль. — Кроме того, я не принимаю в расчет почти ничего из того, что она говорила тебе.
— Почему?
— Потому, — медленно протянул он, — что она любит тебя.
Дайна расхохоталась.
— Перестань. Она ненавидит меня лютой ненавистью. — Однако, произнося эти слова, она почувствовала, как судорога пробежала по низу ее живота.
— Подумай об этом, как следует, — Бонстил внимательно изучал выражение на ее лице. — Как ты полагаешь, что может испугать женщину больше всего на свете?
— Ситуация, когда она оказывается не в состоянии контролировать свои чувства.
— Именно это я видел в ее глазах. Стоило мне упомянуть твое имя, как внутри нее все коченело.
— Это из-за ненависти. Она ревнует меня к Крису.
Бонстил покачал головой.
— Ненависть оказывает на таких женщин противоположное воздействие. Это то, чем они живут. Ты думаешь, что она любила хоть кого-нибудь в своей жизни? Я в это не верю. По крайней мере, если говорить о мужчинах. Все ее мужчины были слабыми. Пусть богатыми и влиятельными, но слабыми. Она являлась источником силы. Однако, она не обладает силой сама по себе, иначе они были не нужны ей. К женщинам у нее совершенно иное отношение, видимо потому, как мне кажется, что она видит в них отражение своих сокровенных тайн.
Воображение Дайны вдруг нарисовало ей картину из далекого детства: она вместе с отцом на лодке посреди Лонг Понд на мысе Кейп-Код в один из тихих жарких августовских дней. Плоские мокрые борта и днище пахнут солью и внутренностями рыб; леска блестит на солнце, точно тончайшие нити паутины.
— Посмотри в воду, малышка, — доносится до нее приглушенный голос отца. — Постарайся увидеть сквозь солнечные блики темный крючок.
Они оба сидят совершенно неподвижно, похожие на каменные изваяния. В душном воздухе ощущается лишь слабое, едва заметное движение. Стайка москитов, мельтешащих у зеленой поверхности озера, испуганно рассыпается при приближении паука, проворно скользящего по воде.
— Жди, — шепчет отец. В его голосе звучит с трудом сдерживаемый азарт. — Жди и наблюдай за удочкой.
Солнце нещадно обрушивает обжигающий свет на ее голые плечи, которые покраснеют под вечер и будут ужасно саднить. Дикий гусь с печальным криком взлетает с мелководья у дальнего берега.
— Вот она, — хрипло шепчет отец. — Вот она. И Дайна видит ее. Удочка в руках отца поднимается почти вертикально, вращаясь и ослепительно сверкая на солнце, словно лезвие меча. Вдруг следует особенно яркая вспышка, и рыба клюет.
Теперь это ощущение невыразимой таинственности потрясающего мастерства отца, граничащего с чудом, вернулось к Дайне с такой остротой, что на мгновение у нее закружилась голова. Она вдруг отчетливо поняла, что всю жизнь искала повторения того мига, запечатлевшегося в ее памяти тогда, когда казалось весь мир принадлежит отцу, распоряжающемуся не только ее жизнью и судьбой, но жизнями и судьбами всех живых существ. Смутная идея всплыла где-то на границе ее сознания. Она вдруг увидела путь спасения Криса от Тай — единственно возможный путь — и мысленно спрашивала себя, готова ли она пойти на жертву ради него. Она сомневалась в этом, но все же ощущение собственной гибкой силы подстегивало ее, толкало вступить на этот путь.
— Я полагаю, что твое путешествие с группой в Сан-Франциско должно быть оплачено, — сказал Бонстил, нарушая ход ее мыслей. — Прямо сейчас, не отходя от кассы. У меня есть чем похвалиться. Пока ничье алиби не вызывает сомнений. За исключением тех промежутков, когда Крис покидал тебя в «Дансерз», время и место нахождения всех членов группы и ее обслуживающего персонала известны и подтверждаются свидетельскими показаниями. — Он сделал паузу. — Однако, эта шлюха, упомянутая тобой, снабжавшая Мэгги наркотиками, может вывести нас на кого-то еще. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ты уверена, что Крис не знает ее?
— Он так сказал.
— Ты веришь ему?
— Зачем ему врать? Бонстил хмыкнул.
— Зачем люди врут? Затем, что им есть, что скрывать. Если эта леди доставляла ему траву, то вряд ли он захотел бы закладывать ее, верно? 0-хо-хо. Мне представляется, что наш мальчуган не выложил тебе всего.
— Ты ведь не собираешься вызывать его на допрос?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78