Но отсутствие доказательств – это не единственное, что стоит на пути. В данный момент я окажу тебе большую услугу, если посоветую не только прекратить поиски… но и покинуть страну!
Его холодное предложение подействовало на Лари как удар электрическим током. Она выпрямилась, словно готовясь к битве.
– А с какой стати?
– Встретив Милоша Кирмена и окружив его заботой, ты тем самым открыто признала его своим отцом – его, а не Джина Ливингстона, – пояснил Дэвид. – Но если ты дочь двух чешских граждан, то твой статус американки оказывается под сомнением. Если власти прямо сейчас задержат тебя, для нас, возможно, наступит трудное время.
– Дэвид, это же просто смешно. Ведь они хотят, чтобы я работала на них.
– Ты думаешь, что для них советы по оформлению интерьера важнее политики?
– И все же я сомневаюсь, что мне грозит опасность. Ведь у меня американский паспорт!
– А чехи заявят, что ты получила его обманным путем. Раз уже установлено, что мистер Кирмен – твой отец, они получили преимущество. Если выяснятся факты из твоего прошлого, то тебе, в первую очередь, никогда не разрешат выехать из страны.
Он взглянул на Милоша, как бы прося у него помощи, чтобы защитить Лари.
– Вы ведь понимаете, в чем проблема, не так ли? Вы хорошо знаете, что нынешний режим не менее деспотический, чем тот, который обвинил вас в государственной измене. Есть признаки недовольства коммунистами, но это только заставляет власти проявлять большее беспокойство и быстрее подавлять протест. Если они решат мстить и наказать Лари за обман, чтобы другим было неповадно пытаться бежать из страны с фальшивыми документами, или захотят устроить какую-нибудь провокацию, мы окажемся в весьма затруднительном положении. Милош кивнул и спокойно ответил:
– И как скоро вы предлагаете Ларейне покинуть Чехословакию?
– При данных обстоятельствах, сэр, сегодня вечером, – ответил Дэвид.
Прежде чем Лари успела что-нибудь произнести, Милош встал.
– Благодарю вас, мистер Уайнэнт. Я в высшей степени ценю вашу озабоченность благополучием моей дочери.
Он протянул руку Дэвиду через стол, Дэвид поднялся.
Лари наблюдала этот обмен рукопожатием в оцепенении. В тот момент решалась ее судьба, и все же она была не в силах протестовать. Говоря за нее, Милош тем самым проявил отцовский авторитет, и она не посмеет своими действиями уязвить его гордость.
Дэвид проводил их до дверей кабинета.
– Мне жаль, что я не смог сделать для тебя больше, – сказал он Лари, когда она выходила.
И она знала, что он имел в виду не только поиски Кат.
* * *
Если бы Лари могла принимать решение одна, то она осталась бы. Но Милош и слышать не хотел об этом. Когда они вышли из американского посольства, он заметил на другой стороне черную «шкоду» и двух человек, сидевших на переднем сиденье. Еще один мужчина, казалось, ждал троллейбус на ближайшей остановке, однако, когда троллейбус подъехал, он не сел в него. Правда, Милош и не ожидал, что его оставят без наблюдения, и все же, когда он увидел команду, занимавшуюся слежкой, которая не прилагала ни малейших усилий, чтобы остаться незамеченной, это еще больше подтвердило опасения Дэвида.
– Мистер Уайнэнт прав, – произнес Милош позже, когда они сидели в кафе «Славия». За неделю это было их третье посещение самого большого и старого кафе в Праге. Оно по-прежнему оставалось излюбленным местом встреч актеров, певцов, юных музыкантов из консерватории, а также литераторов в беретах и с сигаретами в зубах. В «Славии» было шумно из-за оживленных бесед, пылких прощаний и приветствий друзей и влюбленных. Милош подумал, что богемная атмосфера хоть немного отвлечет Лари от грустных мыслей, о необходимости отъезда.
Однако его надежды не оправдались. Она была в отчаянии. Лари еще никогда полностью не теряла контроль над своими чувствами. Много перемен ей пришлось пережить в жизни. И все же теперь Лари не могла сдержать слезы.
– Я только что нашла тебя! Позволь мне остаться! Они мне ничего не сделают, а если и решатся, то я примирюсь с последствиями.
– Ларейна, дорогая… Не совершай ошибку, тебе действительно может грозить опасность. Ведь нам до сих пор не известна судьба твоей матери. Кто знает, исчезла ли она по собственной воле или ей… помогли?
Милош подождал секунду, чтобы его слова отложились в ее сознании.
– Сейчас самое важное не допустить, чтобы жертва, которую она принесла ради тебя, была напрасной. Она хотела дать тебе лучшую жизнь и сделала это. Ты должна вернуться в Америку!
– Если только ты поедешь со мной!
Он грустно улыбнулся.
– Ты же знаешь, что это невозможно.
– На границе должно же быть какое-нибудь место…
– Milacek, – сказал он, использовав ласковое чешское слово, похожее по значению на слово «милая», – если бы это было так легко сделать, большинство столиков вокруг нас были бы пустыми.
Некоторое время они молчали. Наконец слезы Ларейны высохли, но прежде чем разговор возобновился, их внимание привлек высокий мужчина, внезапно возникший перед ними. Это был человек лет семидесяти, ссутулившийся, изможденный, в плохо сидящем плаще, с лохматыми космами длинных седых волос. Под мышкой он держал пачку беспорядочно сложенных листов. Он что-то застенчиво пробормотал по-чешски, обращаясь к Милошу.
В ответ Милош секунду пристально разглядывал его, а потом вскочил, тепло обнял его и похлопал по спине.
Наблюдая за ними, Лари внезапно поняла, что она тоже знает этого человека.
Милош отпустил мужчину, потянул его вниз, заставляя сесть на стул, и почти закричал:
– Ларейна, позволь мне представить тебе одного из старейших друзей твоей матери…
– Я уже знакома с мистером Жилкой.
– Да, я помню вас, Slecna Данн, – сказал он, употребив чешское слово, соответствующее по значению слову «мисс».
– Вы можете называть меня Slecna Кирмен.
Он слегка поклонился и обратился к ней так, как она попросила. Милош радостно и гордо посмотрел на Лари, а Йири переводил взгляд с отца на дочь. Потом он спросил Милоша:
– Ты давно… вернулся в Прагу?
– Ты имеешь в виду, когда открылись ворота тюрьмы? Неделю назад.
– Какое счастье снова видеть тебя! Если бы я знал, то устроил бы праздник.
– А разве много моих друзей еще живы?
– Любой истинный друг нашей страны, Милош, – это твой друг. Ради тебя я с легкостью заполнил бы гостями свою квартиру.
Потом он добавил:
– Конечно, она слишком мала для этого. Они рассмеялись вместе.
– Зато у меня есть большой кабинет, – весело сказал Йири и широко развел руками, показывая на переполненное кафе.
– А что ты сейчас пишешь? Где я могу посмотреть твою работу? – спросил Милош.
Йири наклонился к нему через стол.
– Чтобы увидеть мои последние пьесы, Милош, тебе нужно только заглянуть мне в глаза.
Он постучал себя по голове.
– Вот они где – все трагедии!
Наступила короткая скорбная тишина, а потом драматург сказал:
– Но она – звезда во всех моих трагедиях, и она все еще сверкает – ярче и ярче.
– Мой дорогой Йири! – сочувственно вздохнул Милош.
– Может быть, когда-нибудь мы снова сможем увидеть на сцене одну из ваших пьес, – выразила надежду Лари.
Она хотела не только приободрить Йири, но и узнать его реакцию. Лари помнила, что он точно предсказал конец Пражской весны.
– В этом нет ничего невозможного, Ларейна, – ответил Йири. – Думаю, мы уже дошли до предела терпения и не можем больше жить с повязкой на глазах и с кляпом во рту. Вы слышали о Вацлаве Гавеле? Он тоже драматург. Он попал в тюрьму за то, что сочинял такие же пьесы, как я… Вацлав в тюрьме и продолжает творить, его произведения каким-то образом попадают во внешний мир, и люди передают их друг другу. Повсюду появляются петиции с требованием освободить его. Это хороший знак! Йири поднялся со стула.
– А теперь вам придется извинить меня. Сейчас моя жена – кормилец семьи, и мне нужно быть дома, чтобы приготовить обед. Но давай поскорее встретимся снова, Милош! Ты в любой день сможешь найти меня здесь, в моем кабинете!
Милош встал и снова обнял его. Йири неуклюжей походкой направился к двери.
– Бедняга! Видишь, что сделали с ним власти? – с горечью сказал Милош.
То, что Милош встретился с Жилкой, увеличило вероятность слежки. Правительство не оставит его в покое.
– Ну пожалуйста, позволь мне увезти тебя отсюда! – снова стала упрашивать его Лари. – Если я попрошу Дэвида…
– Уж не хочешь ли ты сказать мне, что он влюблен в тебя и сделает все, о чем бы ты ни попросила? О да, я заметил это, Ларейна! Вот почему мистер Уайнэнт хотел, чтобы ты была в безопасности. Но я не собираюсь уезжать. Что бы ни случилось, мое место здесь!
Лари не стала больше спорить. Она согласилась улететь на следующий день, но обещала вернуться как можно скорее, убедившись в том, что находится под защитой американского гражданства. Чтобы обеспечить ее безопасность, Милош убеждал дочь не делать официального заявления об отказе от родства с Джином. Сам же он планировал обосноваться в Праге и продолжать поиски Кат. Лари пыталась оставить ему денег, но Милош отказался.
– А на что ты будешь жить? Ведь у тебя все отняли!
– Найду какой-нибудь способ, – просто ответил он.
– Может быть, ты сможешь продать гобелен, если я скажу тебе, где…
– Нет! – резко перебил ее Милош, встревоженный. – Я не хочу этого знать… пока не буду уверен, что они не отнимут и его тоже.
Они вернулись в отель, Лари упаковала вещи и заказала билет на следующий день, на утренний рейс. Потом позвонила в Рим, где ее ждали переговоры, и предупредила о своем прилете.
Вечером они поужинали в ресторане отеля. Им обоим с огромным трудом удавалось поддерживать хорошее настроение. Они говорили о своих планах, мечтали о скорой встрече. Лари пообещала, что это будет через два-три месяца.
Утром Милош поехал вместе с ней в аэропорт.
– Не беспокойся, у меня все будет в порядке, и мы снова будем вместе! – несколько раз заверил он ее.
Возле трапа Лари, не помня себя, обняла отца и не могла оторваться от него. Стюардесса, стоявшая рядом, поторапливала ее, говоря, что самолет улетит без нее. Тогда Милош снова начал утешать ее.
– Мы снова будем вместе, обещаю тебе. Мы все…
Лари знала, что верить в это – просто безумие. Но слова отца помогли ей в конце концов расстаться с ним.
ГЛАВА 36
Рим в апреле… Каким бы он мог быть прекрасным, если бы с ней рядом находился возлюбленный, если бы она приехала сюда в отпуск, после которого ей предстояло вернуться в теплый и уютный дом, где кто-то радовался бы ее возвращению. Но ничего этого у Лари не было.
У нее была замечательная работа, которая приносила ей удовлетворение. Но без личной жизни, без дорогих людей, с которыми она могла бы поделиться своими радостями и достижениями, успех начал казаться Лари бессмысленным. Это чувство не исчезло и после того, как она обрела отца и была вынуждена оставить его.
И все же виды «вечного города», проносившиеся мимо во время поездки из аэропорта, давали ей утешительную философию. Из этого города два тысячелетия назад управляли самой могущественной империей в мире. Но империя пала, а Рим стал могучим напоминанием о том, что со временем все может измениться. Лари чувствовала, что теперь самым лучшим лекарством от грусти будет работа, которая привела ее сюда.
Итальянские партнеры Европейского инвестиционного консорциума зарезервировали для нее номер в отеле «Хасслер – Вилла Медичи». Они хотели, чтобы Лари оформила интерьеры отелей, которые в это время строились в Гонконге и Сингапуре.
Отель «Хасслер», обслуживавший только элитных клиентов, находился на вершине «Испанских ступенек». Из номера Лари открывался великолепный вид на Рим. Она приняла ванну, немного вздремнула и, готовясь к встрече с представителями консорциума, стала изучать пачку чертежей, которые прислали в ее нью-йоркский офис. Эта работа могла принести фирме «Хейли–Данн» многомиллионную прибыль.
В семь часов консьерж позвонил в номер Лари и сообщил ей, что в вестибюле отеля ее ждет синьор Альдо Пинелли, чтобы сопроводить на обед. Она еще раз оглядела себя в зеркале. Из дипломатических соображений Лари выбрала черный шелковый костюм от Валентино, шикарный, но не вызывающий. В последнюю секунду взяла пару алмазных клипсов из тех немногочисленных драгоценностей, которые привезла с собой.
Как только она вышла из лифта, синьор Альдо Пинелли поспешил к ней навстречу. Оглядев его, Лари оценила предусмотрительность итальянцев. Они выбрали для нее такого сопровождающего, который своей внешностью и очарованием не слишком отвлекал бы ее от дела. Альдо Пинелли был толстый, на голову ниже ее, с мрачным лицом, обрамленным ожерельем из нескольких подбородков, и держался он сугубо официально. Представившись Лари, Пинелли приложил все усилия, чтобы согнуть в поклоне свое круглое тело, а потом с восхищением осмотрел ее, но без всякого намека на вожделение. Предложив Лари руку, он повел ее к белому «роллс-ройсу» с шофером, ожидавшему их возле входа в гостиницу.
Оказавшись в машине, синьор проявил себя как человек, обладающий гораздо большим очарованием, чем казалось на первый взгляд. Он превосходно говорил по-английски и пользовался им, чтобы бросать забавные замечания по поводу всех достопримечательностей. Когда их автомобиль, огибая Колизей, проезжал мимо скелетообразных арок древнего стадиона, Пинелли рассказал Лари о местном поверье, гласившем, что «когда Колизей рухнет, то и Рим тоже рухнет, и весь мир последует за ними».
– Но половина Колизея, кажется, уже рухнула, – заметила Лари. – Не значит ли это, что мир находится на полпути к своему концу, синьор Пинелли?
– Синьорина Данн, вы слишком прекрасны, чтобы быть такой пессимисткой. Однако, если действительно наступил конец света, я скажу вам, что Рим – самое подходящее место для его встречи.
– Почему же, синьор?
– Потому что римляне считают, что нужно наслаждаться до последней минуты. Одна местная легенда гласит, что накануне конца света в Риме из многочисленных фонтанов будет бить вино, и горожане устроят грандиозный пир, фантастическое прощание с цивилизацией! Неплохая мысль, правда? Когда все уже сказано и сделано, лучше смеяться, чем плакать.
Лари согласилась и подумала про себя, что, может быть, пришло время руководствоваться этой философией, перестать оплакивать Ника и начать просто радоваться жизни.
Автомобиль продолжал ехать по городу, и она наконец решила спросить, где состоится обед с другими управляющими консорциума.
– Мы направляемся в дом нашего самого крупного инвестора. Поскольку вы интересуетесь оформлением интерьеров, мы подумали, что вы получите удовольствие, осмотрев его. На самом деле это настоящий дворец, полный самых невероятных произведений искусства и антиквариата. Скорее даже музей, не менее прекрасный, чем любой другой, но только немногие, самые привилегированные люди могут увидеть его.
Несколько минут спустя синьор Пинелли указал на живописные руины и объяснил, что это термы Каракаллы и что в третьем веке, когда бани были построены, они вмещали в себя одновременно тысячу шестьсот купальщиков. Эти термы отмечали начало Аппиевой дороги, которой было уже две тысячи триста лет и которая вела из Рима к самой южной оконечности Италии. В древние времена на протяжении первых десяти миль вдоль дороги располагались усыпальницы римских патрицианских семейств, так как законы ранней империи не позволяли устраивать захоронения в городе.
Несколько минут «роллс-ройс» ехал по Аппиевой дороге, потом свернул на боковое шоссе и помчался по району, застроенному большими домами за железными заборами. Наконец автомобиль сделал еще один поворот, миновал небольшой парк и остановился перед палаццо. Лари была изумлена, увидев, что дом очень напоминает некоторые большие особняки в Ньюпорте.
Синьор Пинелли уже был готов нажать освещенную кнопку звонка у внушительных входных дверей, но вдруг замешкался.
– Синьорина Данн, если вы простите меня за то, что я буду немного… inframmente, – тут он сделал паузу, очевидно, подыскивая подходящее слово, – … словно старый дядюшка, который во все сует свой нос… то мне следует предупредить вас о том, что наш хозяин имеет репутацию… Казановы. Вы понимаете меня? Я не хочу сказать, что он плохой человек. Наоборот, он большой филантроп и очень щедр. Но с женщинами ведет себя, как пчела, перелетающая с цветка на цветок. И поскольку вы необыкновенно красивы, он, возможно, будет… moto brusco. Но вы не должны обижаться…
– Синьор Пинелли, если слова «moto brusco» означают, что он ко всем пристает, то не беспокойтесь! Мне приходилось иметь дело со множеством богатых клиентов, которые полагали, что я захочу украсить их жизнь не только мебелью и занавесками.
Толстяк улыбнулся.
– Va bene, синьорина. Мои партнеры и я не хотели бы, чтобы вы отказались от работы из-за того, что будете чувствовать себя… оскорбленной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Его холодное предложение подействовало на Лари как удар электрическим током. Она выпрямилась, словно готовясь к битве.
– А с какой стати?
– Встретив Милоша Кирмена и окружив его заботой, ты тем самым открыто признала его своим отцом – его, а не Джина Ливингстона, – пояснил Дэвид. – Но если ты дочь двух чешских граждан, то твой статус американки оказывается под сомнением. Если власти прямо сейчас задержат тебя, для нас, возможно, наступит трудное время.
– Дэвид, это же просто смешно. Ведь они хотят, чтобы я работала на них.
– Ты думаешь, что для них советы по оформлению интерьера важнее политики?
– И все же я сомневаюсь, что мне грозит опасность. Ведь у меня американский паспорт!
– А чехи заявят, что ты получила его обманным путем. Раз уже установлено, что мистер Кирмен – твой отец, они получили преимущество. Если выяснятся факты из твоего прошлого, то тебе, в первую очередь, никогда не разрешат выехать из страны.
Он взглянул на Милоша, как бы прося у него помощи, чтобы защитить Лари.
– Вы ведь понимаете, в чем проблема, не так ли? Вы хорошо знаете, что нынешний режим не менее деспотический, чем тот, который обвинил вас в государственной измене. Есть признаки недовольства коммунистами, но это только заставляет власти проявлять большее беспокойство и быстрее подавлять протест. Если они решат мстить и наказать Лари за обман, чтобы другим было неповадно пытаться бежать из страны с фальшивыми документами, или захотят устроить какую-нибудь провокацию, мы окажемся в весьма затруднительном положении. Милош кивнул и спокойно ответил:
– И как скоро вы предлагаете Ларейне покинуть Чехословакию?
– При данных обстоятельствах, сэр, сегодня вечером, – ответил Дэвид.
Прежде чем Лари успела что-нибудь произнести, Милош встал.
– Благодарю вас, мистер Уайнэнт. Я в высшей степени ценю вашу озабоченность благополучием моей дочери.
Он протянул руку Дэвиду через стол, Дэвид поднялся.
Лари наблюдала этот обмен рукопожатием в оцепенении. В тот момент решалась ее судьба, и все же она была не в силах протестовать. Говоря за нее, Милош тем самым проявил отцовский авторитет, и она не посмеет своими действиями уязвить его гордость.
Дэвид проводил их до дверей кабинета.
– Мне жаль, что я не смог сделать для тебя больше, – сказал он Лари, когда она выходила.
И она знала, что он имел в виду не только поиски Кат.
* * *
Если бы Лари могла принимать решение одна, то она осталась бы. Но Милош и слышать не хотел об этом. Когда они вышли из американского посольства, он заметил на другой стороне черную «шкоду» и двух человек, сидевших на переднем сиденье. Еще один мужчина, казалось, ждал троллейбус на ближайшей остановке, однако, когда троллейбус подъехал, он не сел в него. Правда, Милош и не ожидал, что его оставят без наблюдения, и все же, когда он увидел команду, занимавшуюся слежкой, которая не прилагала ни малейших усилий, чтобы остаться незамеченной, это еще больше подтвердило опасения Дэвида.
– Мистер Уайнэнт прав, – произнес Милош позже, когда они сидели в кафе «Славия». За неделю это было их третье посещение самого большого и старого кафе в Праге. Оно по-прежнему оставалось излюбленным местом встреч актеров, певцов, юных музыкантов из консерватории, а также литераторов в беретах и с сигаретами в зубах. В «Славии» было шумно из-за оживленных бесед, пылких прощаний и приветствий друзей и влюбленных. Милош подумал, что богемная атмосфера хоть немного отвлечет Лари от грустных мыслей, о необходимости отъезда.
Однако его надежды не оправдались. Она была в отчаянии. Лари еще никогда полностью не теряла контроль над своими чувствами. Много перемен ей пришлось пережить в жизни. И все же теперь Лари не могла сдержать слезы.
– Я только что нашла тебя! Позволь мне остаться! Они мне ничего не сделают, а если и решатся, то я примирюсь с последствиями.
– Ларейна, дорогая… Не совершай ошибку, тебе действительно может грозить опасность. Ведь нам до сих пор не известна судьба твоей матери. Кто знает, исчезла ли она по собственной воле или ей… помогли?
Милош подождал секунду, чтобы его слова отложились в ее сознании.
– Сейчас самое важное не допустить, чтобы жертва, которую она принесла ради тебя, была напрасной. Она хотела дать тебе лучшую жизнь и сделала это. Ты должна вернуться в Америку!
– Если только ты поедешь со мной!
Он грустно улыбнулся.
– Ты же знаешь, что это невозможно.
– На границе должно же быть какое-нибудь место…
– Milacek, – сказал он, использовав ласковое чешское слово, похожее по значению на слово «милая», – если бы это было так легко сделать, большинство столиков вокруг нас были бы пустыми.
Некоторое время они молчали. Наконец слезы Ларейны высохли, но прежде чем разговор возобновился, их внимание привлек высокий мужчина, внезапно возникший перед ними. Это был человек лет семидесяти, ссутулившийся, изможденный, в плохо сидящем плаще, с лохматыми космами длинных седых волос. Под мышкой он держал пачку беспорядочно сложенных листов. Он что-то застенчиво пробормотал по-чешски, обращаясь к Милошу.
В ответ Милош секунду пристально разглядывал его, а потом вскочил, тепло обнял его и похлопал по спине.
Наблюдая за ними, Лари внезапно поняла, что она тоже знает этого человека.
Милош отпустил мужчину, потянул его вниз, заставляя сесть на стул, и почти закричал:
– Ларейна, позволь мне представить тебе одного из старейших друзей твоей матери…
– Я уже знакома с мистером Жилкой.
– Да, я помню вас, Slecna Данн, – сказал он, употребив чешское слово, соответствующее по значению слову «мисс».
– Вы можете называть меня Slecna Кирмен.
Он слегка поклонился и обратился к ней так, как она попросила. Милош радостно и гордо посмотрел на Лари, а Йири переводил взгляд с отца на дочь. Потом он спросил Милоша:
– Ты давно… вернулся в Прагу?
– Ты имеешь в виду, когда открылись ворота тюрьмы? Неделю назад.
– Какое счастье снова видеть тебя! Если бы я знал, то устроил бы праздник.
– А разве много моих друзей еще живы?
– Любой истинный друг нашей страны, Милош, – это твой друг. Ради тебя я с легкостью заполнил бы гостями свою квартиру.
Потом он добавил:
– Конечно, она слишком мала для этого. Они рассмеялись вместе.
– Зато у меня есть большой кабинет, – весело сказал Йири и широко развел руками, показывая на переполненное кафе.
– А что ты сейчас пишешь? Где я могу посмотреть твою работу? – спросил Милош.
Йири наклонился к нему через стол.
– Чтобы увидеть мои последние пьесы, Милош, тебе нужно только заглянуть мне в глаза.
Он постучал себя по голове.
– Вот они где – все трагедии!
Наступила короткая скорбная тишина, а потом драматург сказал:
– Но она – звезда во всех моих трагедиях, и она все еще сверкает – ярче и ярче.
– Мой дорогой Йири! – сочувственно вздохнул Милош.
– Может быть, когда-нибудь мы снова сможем увидеть на сцене одну из ваших пьес, – выразила надежду Лари.
Она хотела не только приободрить Йири, но и узнать его реакцию. Лари помнила, что он точно предсказал конец Пражской весны.
– В этом нет ничего невозможного, Ларейна, – ответил Йири. – Думаю, мы уже дошли до предела терпения и не можем больше жить с повязкой на глазах и с кляпом во рту. Вы слышали о Вацлаве Гавеле? Он тоже драматург. Он попал в тюрьму за то, что сочинял такие же пьесы, как я… Вацлав в тюрьме и продолжает творить, его произведения каким-то образом попадают во внешний мир, и люди передают их друг другу. Повсюду появляются петиции с требованием освободить его. Это хороший знак! Йири поднялся со стула.
– А теперь вам придется извинить меня. Сейчас моя жена – кормилец семьи, и мне нужно быть дома, чтобы приготовить обед. Но давай поскорее встретимся снова, Милош! Ты в любой день сможешь найти меня здесь, в моем кабинете!
Милош встал и снова обнял его. Йири неуклюжей походкой направился к двери.
– Бедняга! Видишь, что сделали с ним власти? – с горечью сказал Милош.
То, что Милош встретился с Жилкой, увеличило вероятность слежки. Правительство не оставит его в покое.
– Ну пожалуйста, позволь мне увезти тебя отсюда! – снова стала упрашивать его Лари. – Если я попрошу Дэвида…
– Уж не хочешь ли ты сказать мне, что он влюблен в тебя и сделает все, о чем бы ты ни попросила? О да, я заметил это, Ларейна! Вот почему мистер Уайнэнт хотел, чтобы ты была в безопасности. Но я не собираюсь уезжать. Что бы ни случилось, мое место здесь!
Лари не стала больше спорить. Она согласилась улететь на следующий день, но обещала вернуться как можно скорее, убедившись в том, что находится под защитой американского гражданства. Чтобы обеспечить ее безопасность, Милош убеждал дочь не делать официального заявления об отказе от родства с Джином. Сам же он планировал обосноваться в Праге и продолжать поиски Кат. Лари пыталась оставить ему денег, но Милош отказался.
– А на что ты будешь жить? Ведь у тебя все отняли!
– Найду какой-нибудь способ, – просто ответил он.
– Может быть, ты сможешь продать гобелен, если я скажу тебе, где…
– Нет! – резко перебил ее Милош, встревоженный. – Я не хочу этого знать… пока не буду уверен, что они не отнимут и его тоже.
Они вернулись в отель, Лари упаковала вещи и заказала билет на следующий день, на утренний рейс. Потом позвонила в Рим, где ее ждали переговоры, и предупредила о своем прилете.
Вечером они поужинали в ресторане отеля. Им обоим с огромным трудом удавалось поддерживать хорошее настроение. Они говорили о своих планах, мечтали о скорой встрече. Лари пообещала, что это будет через два-три месяца.
Утром Милош поехал вместе с ней в аэропорт.
– Не беспокойся, у меня все будет в порядке, и мы снова будем вместе! – несколько раз заверил он ее.
Возле трапа Лари, не помня себя, обняла отца и не могла оторваться от него. Стюардесса, стоявшая рядом, поторапливала ее, говоря, что самолет улетит без нее. Тогда Милош снова начал утешать ее.
– Мы снова будем вместе, обещаю тебе. Мы все…
Лари знала, что верить в это – просто безумие. Но слова отца помогли ей в конце концов расстаться с ним.
ГЛАВА 36
Рим в апреле… Каким бы он мог быть прекрасным, если бы с ней рядом находился возлюбленный, если бы она приехала сюда в отпуск, после которого ей предстояло вернуться в теплый и уютный дом, где кто-то радовался бы ее возвращению. Но ничего этого у Лари не было.
У нее была замечательная работа, которая приносила ей удовлетворение. Но без личной жизни, без дорогих людей, с которыми она могла бы поделиться своими радостями и достижениями, успех начал казаться Лари бессмысленным. Это чувство не исчезло и после того, как она обрела отца и была вынуждена оставить его.
И все же виды «вечного города», проносившиеся мимо во время поездки из аэропорта, давали ей утешительную философию. Из этого города два тысячелетия назад управляли самой могущественной империей в мире. Но империя пала, а Рим стал могучим напоминанием о том, что со временем все может измениться. Лари чувствовала, что теперь самым лучшим лекарством от грусти будет работа, которая привела ее сюда.
Итальянские партнеры Европейского инвестиционного консорциума зарезервировали для нее номер в отеле «Хасслер – Вилла Медичи». Они хотели, чтобы Лари оформила интерьеры отелей, которые в это время строились в Гонконге и Сингапуре.
Отель «Хасслер», обслуживавший только элитных клиентов, находился на вершине «Испанских ступенек». Из номера Лари открывался великолепный вид на Рим. Она приняла ванну, немного вздремнула и, готовясь к встрече с представителями консорциума, стала изучать пачку чертежей, которые прислали в ее нью-йоркский офис. Эта работа могла принести фирме «Хейли–Данн» многомиллионную прибыль.
В семь часов консьерж позвонил в номер Лари и сообщил ей, что в вестибюле отеля ее ждет синьор Альдо Пинелли, чтобы сопроводить на обед. Она еще раз оглядела себя в зеркале. Из дипломатических соображений Лари выбрала черный шелковый костюм от Валентино, шикарный, но не вызывающий. В последнюю секунду взяла пару алмазных клипсов из тех немногочисленных драгоценностей, которые привезла с собой.
Как только она вышла из лифта, синьор Альдо Пинелли поспешил к ней навстречу. Оглядев его, Лари оценила предусмотрительность итальянцев. Они выбрали для нее такого сопровождающего, который своей внешностью и очарованием не слишком отвлекал бы ее от дела. Альдо Пинелли был толстый, на голову ниже ее, с мрачным лицом, обрамленным ожерельем из нескольких подбородков, и держался он сугубо официально. Представившись Лари, Пинелли приложил все усилия, чтобы согнуть в поклоне свое круглое тело, а потом с восхищением осмотрел ее, но без всякого намека на вожделение. Предложив Лари руку, он повел ее к белому «роллс-ройсу» с шофером, ожидавшему их возле входа в гостиницу.
Оказавшись в машине, синьор проявил себя как человек, обладающий гораздо большим очарованием, чем казалось на первый взгляд. Он превосходно говорил по-английски и пользовался им, чтобы бросать забавные замечания по поводу всех достопримечательностей. Когда их автомобиль, огибая Колизей, проезжал мимо скелетообразных арок древнего стадиона, Пинелли рассказал Лари о местном поверье, гласившем, что «когда Колизей рухнет, то и Рим тоже рухнет, и весь мир последует за ними».
– Но половина Колизея, кажется, уже рухнула, – заметила Лари. – Не значит ли это, что мир находится на полпути к своему концу, синьор Пинелли?
– Синьорина Данн, вы слишком прекрасны, чтобы быть такой пессимисткой. Однако, если действительно наступил конец света, я скажу вам, что Рим – самое подходящее место для его встречи.
– Почему же, синьор?
– Потому что римляне считают, что нужно наслаждаться до последней минуты. Одна местная легенда гласит, что накануне конца света в Риме из многочисленных фонтанов будет бить вино, и горожане устроят грандиозный пир, фантастическое прощание с цивилизацией! Неплохая мысль, правда? Когда все уже сказано и сделано, лучше смеяться, чем плакать.
Лари согласилась и подумала про себя, что, может быть, пришло время руководствоваться этой философией, перестать оплакивать Ника и начать просто радоваться жизни.
Автомобиль продолжал ехать по городу, и она наконец решила спросить, где состоится обед с другими управляющими консорциума.
– Мы направляемся в дом нашего самого крупного инвестора. Поскольку вы интересуетесь оформлением интерьеров, мы подумали, что вы получите удовольствие, осмотрев его. На самом деле это настоящий дворец, полный самых невероятных произведений искусства и антиквариата. Скорее даже музей, не менее прекрасный, чем любой другой, но только немногие, самые привилегированные люди могут увидеть его.
Несколько минут спустя синьор Пинелли указал на живописные руины и объяснил, что это термы Каракаллы и что в третьем веке, когда бани были построены, они вмещали в себя одновременно тысячу шестьсот купальщиков. Эти термы отмечали начало Аппиевой дороги, которой было уже две тысячи триста лет и которая вела из Рима к самой южной оконечности Италии. В древние времена на протяжении первых десяти миль вдоль дороги располагались усыпальницы римских патрицианских семейств, так как законы ранней империи не позволяли устраивать захоронения в городе.
Несколько минут «роллс-ройс» ехал по Аппиевой дороге, потом свернул на боковое шоссе и помчался по району, застроенному большими домами за железными заборами. Наконец автомобиль сделал еще один поворот, миновал небольшой парк и остановился перед палаццо. Лари была изумлена, увидев, что дом очень напоминает некоторые большие особняки в Ньюпорте.
Синьор Пинелли уже был готов нажать освещенную кнопку звонка у внушительных входных дверей, но вдруг замешкался.
– Синьорина Данн, если вы простите меня за то, что я буду немного… inframmente, – тут он сделал паузу, очевидно, подыскивая подходящее слово, – … словно старый дядюшка, который во все сует свой нос… то мне следует предупредить вас о том, что наш хозяин имеет репутацию… Казановы. Вы понимаете меня? Я не хочу сказать, что он плохой человек. Наоборот, он большой филантроп и очень щедр. Но с женщинами ведет себя, как пчела, перелетающая с цветка на цветок. И поскольку вы необыкновенно красивы, он, возможно, будет… moto brusco. Но вы не должны обижаться…
– Синьор Пинелли, если слова «moto brusco» означают, что он ко всем пристает, то не беспокойтесь! Мне приходилось иметь дело со множеством богатых клиентов, которые полагали, что я захочу украсить их жизнь не только мебелью и занавесками.
Толстяк улыбнулся.
– Va bene, синьорина. Мои партнеры и я не хотели бы, чтобы вы отказались от работы из-за того, что будете чувствовать себя… оскорбленной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64