Стремясь достоверно передать чувство горечи, которое она испытывала из-за происшедшей в Милоше перемены, она заливалась румянцем при радостном воспоминании об их первой встрече, полной страсти… и безутешно рыдала из-за того, что он полностью отверг ее. И не всегда это была только игра.
– Это подействует, Кат! – воскликнул Джин. – Весь суд будет у вас в руках!
Но роль законченной предательницы, разумеется, угнетала ее. Катарина, лишенная чувств и сил, откинула голову назад и закрыла глаза. В мыслях у нее проплывали слова, которые Шекспир вложил в уста Клеопатры: «Дай выпить мне настоя мандрагоры… Чтобы забылась я во сне, пока Антония не будет!» Если бы она тоже могла заснуть летаргическим сном, чтобы вычеркнуть из жизни скорбные годы разлуки, пока Милош снова не будет свободен!
– Вам не нужно возвращаться сегодня в «Фонтаны»! Вы можете остаться здесь! – тихо произнес Джин.
Если бы Кат не чувствовала себя такой измученной, его слова, возможно, встревожили бы ее. Попав в сферу притяжения Джина, она уже ощущала прилив желания, которое боролось в ней с зовом верности. Не проронив ни слова, она растянулась на софе.
– Всего лишь на несколько минут! – со вздохом произнесла Катарина.
Возможно, прошло несколько минут или целый час, когда она заметила, что он сидит на краю софы возле нее. Сонно открыв глаза, Кат увидела его лицо, склонившееся над ней. Джин произнес только ее имя, но в нем заключалось все, что он хотел сказать ей.
У Кат не было сил сопротивляться. Джин неясно поцеловал ее. От прикосновения его ласковых губ она вздрогнула, словно через нее прошел электрический разряд. Быть может, это случилось из-за того, что она так сильно хотела его, или потому, что Кат уже давно не знала мужчины. Теперь это не имело значения. Поцелуй принес ей только облегчение. Напряжение, сковавшее все ее тело, внезапно исчезло, рассеялось в первой ласке, как молния, которая ушла в землю. Теперь Катарина понимала, что сегодня ее капитуляция неминуема. Если сейчас она не изменит мужу, то никогда не сможет правдоподобно изобразить жену-предательницу. Стоять лицом к лицу с Милошем в зале суда и доносить на него – да это просто разорвет ей сердце, если их внутренний тайный союз останется нерушимым!
Первые поцелуи оставались нежными только вначале. Потом Катарина прижалась губами к губам Джина, и ее язык заскользил вдоль его языка, словно змея во время спаривания. Дав себе самой разрешение, она отдалась ничем не сдерживаемой страсти. И вскоре они, обнаженные, покатились по покрытому коврами полу. Джин хотел овладеть ею, но Кат не хотела торопить события. Ею руководило не только стремление освободиться хоть ненадолго от груза переживаний последних дней, но и порочное желание осквернить себя и в то же время наказать за измену. Она пожирала Джина своими поцелуями, доведя до экстаза, потом оседлала его, и вскоре он снова возбудился. Задавая ритм, Кат хотела, чтобы Джин запомнил, что по крайней мере в этот момент их порочного сотрудничества инициатива принадлежала ей.
Наконец она легла на спину с широко открытыми глазами и позволила ему устроиться сверху. Они качались в неистовом, стремительном порыве, пока одновременно не достигли вершины блаженства, выразив криком полное удовлетворение.
Кат, тяжело дыша, вся в поту, смотрела в потолок. Она вдруг подумала о том, что, может быть, там, на втором этаже этого странного дома, находился кто-то еще – человек, который в прошлый раз приготовил для них ужин. Были ли они наедине сегодня? Но даже если и нет – ей это было безразлично.
Лежа рядом с ней, Джин произнес:
– Я не должен был допускать, чтобы это произошло, Кат. Но то, что я испытываю…
Кат быстро села и потянулась к одежде, разбросанной по иолу вокруг них.
– Не говорите больше ничего, Джин!
– Почему? Я знаю, что это все усложняет, но…
– Не надо! – вскрикнула она.
Она встала, отвернулась от него и начала поспешно одеваться.
– Я неожиданно подумала о том, что, посылая меня в суд, вы привели ненастоящие причины. Может быть, все это задумано для того, чтобы покончить с Милошем, и я стала бы свободной…
– Нет, клянусь, это не так!
Джин встал и попытался обнять ее, но Кат отстранилась.
– В этом случае власти обойдутся с ним мягче, я уверен, – продолжал он.
Они в молчании оделись. Когда Кат собиралась выйти из комнаты, Джин схватил ее.
– Я люблю тебя, Кат! – произнес он. – Но мы не должны больше видеться до тех пор, пока…
– Понимаю. Нужно свести риск к минимуму.
Он медленно кивнул, и Кат повернулась, чтобы уйти. Она была уже у входной двери, когда Джин снова заговорил:
– Прости, что спрашиваю тебя об этом… В том, что произошло сейчас, была ли с твоей стороны хоть капля любви?
Она заколебалась, а потом ответила, не повернув головы: – Если мы проявим терпение и если все пойдет хорошо, может быта, у меня будет шанс узнать это.
– Soudruh Кирмен! Встаньте для вынесения приговора! – приказал председатель суда.
Кат устремила взгляд на Милоша, когда он поднялся со скамьи подсудимых. Если бы он повернулся и взглянул через плечо, то мог бы увидеть ее, если бы захотел. Кат ждала этого взгляда каждую минуту, каждый день, пока сидела в зале суда. Она ждала какого-нибудь знака, сообщающего ей о том, что послание, которое Джин обещал передать Милошу, каким-то образом дошло до него и он понял ее и простил. Но он все время сидел опустив голову, глядя вниз, и отказывался смотреть на нее. Только на одно короткое мгновение они обменялись взглядами – когда она поклялась говорить правду, как преданная коммунистка. При упоминании о ее вступлении в партию Милош поднял глаза, но Кат ничего не смогла прочесть в них. Его взгляд был холоден и пуст, как взгляд мертвеца. Потом он снова стал смотреть вниз. Что они сделали с ним за эти несколько недель? Может быта, теперь он потерял способность чувствовать и снова превратился в оболочку человека, каким вернулся после войны?
Или он тоже, как и она, устроил представление? Теперь, когда вот-вот должны были вынести приговор, Кат сидела и молча молилась о том, чтобы все человеческие чувства, которые ей удалось вызвать в судьях, превратились в чувство милосердия.
Главный прокурор, человек с большой головой, черными крашеными волосами и казацкими усами, начал оглашение приговора:
– Милош Кирмен! Суд признает вас виновным в тяжких преступлениях, имеющих целью оклеветать и подорвать наше государство. Такие преступления караются смертной казнью.
Он сделал паузу и посмотрел вниз, на лежавшие перед ним бумаги.
– Однако мы принимаем во внимание ваш прошлый вклад в освобождение нашей страны от фашистского нашествия. Как мы узнали от вашей супруги, пытки, которым вы подвергались в немецких застенках, вне всякого сомнения, привели вас к душевной болезни, отрицательно сказавшейся на способности здраво мыслить.
Кат затаила дыхание. Она спасла его от смерти!
– Поэтому суд постановляет, что вначале вы пройдете курс лечения в государственном медицинском учреждении для душевнобольных преступников, пока не будете в состоянии полностью осознать всю тяжесть своего преступления. Время, которое потребуется для госпитализации, будет входить в срок заключения, определенного для вас приговором. Когда ваше умственное состояние улучшится, вас переведут в другое место заключения на период реабилитации…
Госпитализация… реабилитация… Кат почувствовала, что в ней зарождается надежда.
– Срок вашего заключения, – подвел итог прокурор, – в сумме составит сорок лет.
И его молоточек пошел вниз.
Сорок лет! Кат едва удержалась, чтобы не закричать, обвиняя этих ублюдков в бессердечии. Но ведь теперь ее считают преданной коммунисткой, готовой поддержать любое решение партии.
Кроме того, она вспомнила об обещании Джина: главное – сохранить жизнь Милоша, и тогда правительству США, возможно, удастся вызволить его из тюрьмы. Ее свидетельство успешно выполнило ту функцию, для которой оно было предназначено.
Суд закончился. Слезы навернулись на глаза Кат, когда она увидела, как два судебных пристава стащили Милоша со стула и показали в сторону металлической двери в конце зала суда. Ноги у него были закованы в кандалы, поэтому он не мог быстро двигаться, но охранники все время подгоняли его.
У двери Милошу пришлось остановиться, пока один из приставов отпирал ее ключом. Он стоял спиной к Кат, и она крикнула, перекрывая шум голосов уходящих зрителей и журналистов:
– Милош! Посмотри на меня, пожалуйста!
Спина его оставалась прямой. Но потом Кат заметила, что он начал медленно поворачивать голову в ее сторону. Она наклонилась вперед, с жадностью ловя хотя бы малейший знак…
Но дверь уже отперли, и, прежде чем она успела хотя бы мельком увидеть лицо мужа, приставы толкнули его в дверной проем и раздался громкий лязг металла.
С этого момента Катарина была поглощена только одним: как бы добиться свидания с Милошем. Каждый день она ходила в Министерство юстиции и проводила там многие часы, переходя из одного кабинета в другой, заполняя какие-то бланки и умоляя безликих бюрократов дать ей возможность повидаться с мужем. По вечерам она не возвращалась в «Фонтаны», а оставалась у Тани, в ее маленькой квартирке. Старая костюмерша была особенно рада оказать Кат услугу после того, как ее заявления в суде в поддержку коммунистов были широко освещены в газетах.
– Ты поступила правильно, – сказала ей Таня. – Верность партии – важнее всего, даже важнее мужа.
Кат сделала вид, что согласилась.
Несмотря на свое отчаяние, Кат не хотела обращаться к Джину за помощью. Не повидав сначала Милоша, она не сможет разобраться в своих чувствах. Сердце ее тогда застынет, как если бы его поместили в глыбу льда.
После четвертого бесплодного дня, проведенного в Министерстве юстиции, Кат нашла письмо от Йири, которое он передал ей накануне через Таню. На пяти страницах, заполненных его яростными каракулями, драматург говорил, что его вера в нее уничтожена. Он обвинял Кат в том, что она нанесла делу свободы и справедливости не меньший урон, чем худшие из таранов, которые правят страной.
«Я привык думать, что одно из твоих самых очаровательных качеств заключается в том, что ты никогда не осознавала, как сильно окружающие любят тебя, – писал Йири в заключение. – Но теперь я понял, что это, кроме того, еще и твоя трагедия. Зная это, ты никогда не использовала бы свою силу таким образом. Множество людей будет тронуто твоим последним представлением, и их симпатия к тебе увлечет их туда, куда ты их поведешь. Милош, возможно, и простат тебя, но я – никогда!»
Кат тут же помчалась на такси через весь город к Йири. Консьерж дома, одноногий ветеран войны, сразу же узнал ее, как только она ворвалась в вестибюль.
– Вы опоздали, госпожа Де Вари.
– Опоздала? Куда?
– Полиция побывала здесь час назад. Они арестовали господина Жилку и запретили его пьесу. Странно, что вы не знаете об этом. Я думал, они хотят, чтобы вы дали показания и против него…
В ужасе от того, какую страшную ошибку совершила, Кат исчезла в ночи.
Йири тоже держали в тюрьме без связи с внешним миром. Кат подала прошение, чтобы посетить и его, но потом сдалась. Очень трудно получить согласие хотя бы на одну просьбу, не говоря уже о двух. Она должна сконцентрировать все свои усилия на том, чтобы встретиться с Милошем.
Когда однажды утром Катарина пришла в министерство, готовая к тому, что ей предстоит еще один день утомительного хождения по кругу, ее вместо этого провели в кабинет заместителя министра. Там за широким письменным столом лицом к ней сидел суровый коренастый мужчина с напряженными темными глазами. На столе ничего не было, за исключением двух анкет, которые она заполняла. Заместитель министра переводил взгляд с одной анкеты на другую.
– Вы стали коммунисткой, – начал он. – Однако стремитесь навестить врагов государства…
– Но ведь Милош Кирмен все еще мой муж! – возразила Кат.
– А ваша просьба встретиться с господином Жилкой? Как вы объясните это?
– Он мой друг.
Замминистра проницательно посмотрел на нее.
– Человек, который посвятил себя разрушению того, что, как вы заявляете, вам дорого? Странный тип друга!
Кат была близка к тому, чтобы выразить свои истинные чувства – ненависть к коммунистической идеологии, которая душила свободу и порождала таких вот холодных, жестоких бюрократов. Но тогда ей не разрешили бы увидеться с Милошем.
– Я никогда не считала, что дружба требует полного совпадения всех идей и мнений. Мой отец говорил: если два человека во всем согласны между собой, то один из них лишний.
Он наградил ее тончайшей улыбкой.
– Ну что же, госпожа Де Вари, судя по тому, что вы сообщили суду о своих взаимоотношениях с Милошем Кирменом, похоже, что как муж он был совершенно лишним.
Чиновник с вожделением посмотрел на нее.
– Но вы знаете, что есть множество других мужчин, которые не могут представить себе большей привилегии, чем добиться вашего расположения. Они оценят вас… по достоинству.
Кат подумала, что заместитель министра пытается завлечь ее в ловушку, используя такое грубое предложение – хотя, несомненно, он не будет возражать, если она примет его.
– Милошу Кирмену предстоит провести сорок лет за решеткой. Благодаря этому у меня будет предостаточно времени, чтобы другие мужчины могли оценить меня. Но сейчас я все же хочу навестить своего мужа, хотя бы попрощаться с ним, если больше сказать нечего. После его ареста нам не позволили провести вместе ни минуты.
Человек за письменным столом смотрел на нее без малейших признаков сочувствия.
– Я видел вас в роли продавщицы цветов, – произнес он наконец, – глупой девицы, которую профессор учит дурачить людей, чтобы они приняли ее за принцессу. Вы сыграли эту роль просто замечательно!
– Благодарю вас!
Но у Кат было такое ощущение, что это не просто комплимент поклонника.
Внезапно чиновник сказал:
– Ваша просьба удовлетворена. Будьте здесь, в министерстве, сегодня вечером, в семь часов. Служебный автомобиль отвезет вас к мужу.
С каким бы нетерпением ни ожидала Кат встречи с Милошем, ей показалось странным, что ее визит назначен через несколько часов. Словно им по какой-то причине не терпелось соединить ее и Милоша. Надо быть очень осторожной, подумала она.
Однако заместителю министра Кат ответила:
– Я очень благодарна вам.
– Возможно, вы еще вспомните об этом после того, как попрощаетесь с мужем, – сказал он.
Когда Кат ехала к городским окраинам, она вглядывалась в зимнюю темноту в напрасных поисках каких-нибудь знакомых примет, по которым можно было бы определить, куда они направлялись. Наконец за окном показались ворота, которые охраняли вооруженные полицейские. Потом автомобиль остановился перед роскошным зданием с фасадом в стиле рококо. Кат увидела решетки на некоторых освещенных окнах, но не на всех. Водитель провел ее внутрь. Они вошли в большой приемный зал, в котором мраморные полы, расписной потолок и роскошная хрустальная люстра резко контрастировали с мрачными серыми стенами и высокими барьерами, возле которых стояли вооруженные охранники. Один из них спросил ее имя, потом сверился по журналу и велел Кат подождать.
Кат заметила мужчин и женщин в белых халатах, которые проходили через зал, а потом исчезали в крыльях здания. Тут она вспомнила, что Милош отбывает первую часть своего срока в психиатрической больнице. Большой особняк был обращен на службу «народному правительству». Кат подумала, что «Фонтаны», может быть, ждет та же участь.
Тут перед ней возник высокий, мертвенно-бледный мужчина в белом халате, который представился ей как доктор Флорек. Он сообщил, что ее муж находится на его попечении. Пока врач вел ее к массивной двери, он торжественно рассуждал о поставленном им «диагнозе».
– Когда ваш муж вернулся домой после войны, вы, должно быть, поняли, что он очень болен, одержим чувством вины и находится в угнетенном состоянии. Очень плохо, что за ним не было никакого медицинского наблюдения прежде. Это могло бы предотвратить его преступное поведение.
Кат ничего не ответила. Она считала предосудительным способ, изобретенный коммунистами, расправляться со своими врагами, называя их сумасшедшими и помещая в психиатрические больницы, что равносильно тюремному заключению.
Однако разве Милош не был лишь оболочкой того человека, в которого она когда-то влюбилась? Возможно, ему даже пойдет на пользу пребывание здесь.
Широкий коридор, по которому ее вел доктор, представлял собой ту же самую смесь великолепия и унылой казенщины: мраморный пол, прекрасные латунные канделябры на стенах – и металлические двери с зарешеченными окошечками. Доктор остановился у одной из них в конце холла, где ждал охранник в форме, который отпер дверь.
– За визитами обычно наблюдают, – произнес Флорек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Это подействует, Кат! – воскликнул Джин. – Весь суд будет у вас в руках!
Но роль законченной предательницы, разумеется, угнетала ее. Катарина, лишенная чувств и сил, откинула голову назад и закрыла глаза. В мыслях у нее проплывали слова, которые Шекспир вложил в уста Клеопатры: «Дай выпить мне настоя мандрагоры… Чтобы забылась я во сне, пока Антония не будет!» Если бы она тоже могла заснуть летаргическим сном, чтобы вычеркнуть из жизни скорбные годы разлуки, пока Милош снова не будет свободен!
– Вам не нужно возвращаться сегодня в «Фонтаны»! Вы можете остаться здесь! – тихо произнес Джин.
Если бы Кат не чувствовала себя такой измученной, его слова, возможно, встревожили бы ее. Попав в сферу притяжения Джина, она уже ощущала прилив желания, которое боролось в ней с зовом верности. Не проронив ни слова, она растянулась на софе.
– Всего лишь на несколько минут! – со вздохом произнесла Катарина.
Возможно, прошло несколько минут или целый час, когда она заметила, что он сидит на краю софы возле нее. Сонно открыв глаза, Кат увидела его лицо, склонившееся над ней. Джин произнес только ее имя, но в нем заключалось все, что он хотел сказать ей.
У Кат не было сил сопротивляться. Джин неясно поцеловал ее. От прикосновения его ласковых губ она вздрогнула, словно через нее прошел электрический разряд. Быть может, это случилось из-за того, что она так сильно хотела его, или потому, что Кат уже давно не знала мужчины. Теперь это не имело значения. Поцелуй принес ей только облегчение. Напряжение, сковавшее все ее тело, внезапно исчезло, рассеялось в первой ласке, как молния, которая ушла в землю. Теперь Катарина понимала, что сегодня ее капитуляция неминуема. Если сейчас она не изменит мужу, то никогда не сможет правдоподобно изобразить жену-предательницу. Стоять лицом к лицу с Милошем в зале суда и доносить на него – да это просто разорвет ей сердце, если их внутренний тайный союз останется нерушимым!
Первые поцелуи оставались нежными только вначале. Потом Катарина прижалась губами к губам Джина, и ее язык заскользил вдоль его языка, словно змея во время спаривания. Дав себе самой разрешение, она отдалась ничем не сдерживаемой страсти. И вскоре они, обнаженные, покатились по покрытому коврами полу. Джин хотел овладеть ею, но Кат не хотела торопить события. Ею руководило не только стремление освободиться хоть ненадолго от груза переживаний последних дней, но и порочное желание осквернить себя и в то же время наказать за измену. Она пожирала Джина своими поцелуями, доведя до экстаза, потом оседлала его, и вскоре он снова возбудился. Задавая ритм, Кат хотела, чтобы Джин запомнил, что по крайней мере в этот момент их порочного сотрудничества инициатива принадлежала ей.
Наконец она легла на спину с широко открытыми глазами и позволила ему устроиться сверху. Они качались в неистовом, стремительном порыве, пока одновременно не достигли вершины блаженства, выразив криком полное удовлетворение.
Кат, тяжело дыша, вся в поту, смотрела в потолок. Она вдруг подумала о том, что, может быть, там, на втором этаже этого странного дома, находился кто-то еще – человек, который в прошлый раз приготовил для них ужин. Были ли они наедине сегодня? Но даже если и нет – ей это было безразлично.
Лежа рядом с ней, Джин произнес:
– Я не должен был допускать, чтобы это произошло, Кат. Но то, что я испытываю…
Кат быстро села и потянулась к одежде, разбросанной по иолу вокруг них.
– Не говорите больше ничего, Джин!
– Почему? Я знаю, что это все усложняет, но…
– Не надо! – вскрикнула она.
Она встала, отвернулась от него и начала поспешно одеваться.
– Я неожиданно подумала о том, что, посылая меня в суд, вы привели ненастоящие причины. Может быть, все это задумано для того, чтобы покончить с Милошем, и я стала бы свободной…
– Нет, клянусь, это не так!
Джин встал и попытался обнять ее, но Кат отстранилась.
– В этом случае власти обойдутся с ним мягче, я уверен, – продолжал он.
Они в молчании оделись. Когда Кат собиралась выйти из комнаты, Джин схватил ее.
– Я люблю тебя, Кат! – произнес он. – Но мы не должны больше видеться до тех пор, пока…
– Понимаю. Нужно свести риск к минимуму.
Он медленно кивнул, и Кат повернулась, чтобы уйти. Она была уже у входной двери, когда Джин снова заговорил:
– Прости, что спрашиваю тебя об этом… В том, что произошло сейчас, была ли с твоей стороны хоть капля любви?
Она заколебалась, а потом ответила, не повернув головы: – Если мы проявим терпение и если все пойдет хорошо, может быта, у меня будет шанс узнать это.
– Soudruh Кирмен! Встаньте для вынесения приговора! – приказал председатель суда.
Кат устремила взгляд на Милоша, когда он поднялся со скамьи подсудимых. Если бы он повернулся и взглянул через плечо, то мог бы увидеть ее, если бы захотел. Кат ждала этого взгляда каждую минуту, каждый день, пока сидела в зале суда. Она ждала какого-нибудь знака, сообщающего ей о том, что послание, которое Джин обещал передать Милошу, каким-то образом дошло до него и он понял ее и простил. Но он все время сидел опустив голову, глядя вниз, и отказывался смотреть на нее. Только на одно короткое мгновение они обменялись взглядами – когда она поклялась говорить правду, как преданная коммунистка. При упоминании о ее вступлении в партию Милош поднял глаза, но Кат ничего не смогла прочесть в них. Его взгляд был холоден и пуст, как взгляд мертвеца. Потом он снова стал смотреть вниз. Что они сделали с ним за эти несколько недель? Может быта, теперь он потерял способность чувствовать и снова превратился в оболочку человека, каким вернулся после войны?
Или он тоже, как и она, устроил представление? Теперь, когда вот-вот должны были вынести приговор, Кат сидела и молча молилась о том, чтобы все человеческие чувства, которые ей удалось вызвать в судьях, превратились в чувство милосердия.
Главный прокурор, человек с большой головой, черными крашеными волосами и казацкими усами, начал оглашение приговора:
– Милош Кирмен! Суд признает вас виновным в тяжких преступлениях, имеющих целью оклеветать и подорвать наше государство. Такие преступления караются смертной казнью.
Он сделал паузу и посмотрел вниз, на лежавшие перед ним бумаги.
– Однако мы принимаем во внимание ваш прошлый вклад в освобождение нашей страны от фашистского нашествия. Как мы узнали от вашей супруги, пытки, которым вы подвергались в немецких застенках, вне всякого сомнения, привели вас к душевной болезни, отрицательно сказавшейся на способности здраво мыслить.
Кат затаила дыхание. Она спасла его от смерти!
– Поэтому суд постановляет, что вначале вы пройдете курс лечения в государственном медицинском учреждении для душевнобольных преступников, пока не будете в состоянии полностью осознать всю тяжесть своего преступления. Время, которое потребуется для госпитализации, будет входить в срок заключения, определенного для вас приговором. Когда ваше умственное состояние улучшится, вас переведут в другое место заключения на период реабилитации…
Госпитализация… реабилитация… Кат почувствовала, что в ней зарождается надежда.
– Срок вашего заключения, – подвел итог прокурор, – в сумме составит сорок лет.
И его молоточек пошел вниз.
Сорок лет! Кат едва удержалась, чтобы не закричать, обвиняя этих ублюдков в бессердечии. Но ведь теперь ее считают преданной коммунисткой, готовой поддержать любое решение партии.
Кроме того, она вспомнила об обещании Джина: главное – сохранить жизнь Милоша, и тогда правительству США, возможно, удастся вызволить его из тюрьмы. Ее свидетельство успешно выполнило ту функцию, для которой оно было предназначено.
Суд закончился. Слезы навернулись на глаза Кат, когда она увидела, как два судебных пристава стащили Милоша со стула и показали в сторону металлической двери в конце зала суда. Ноги у него были закованы в кандалы, поэтому он не мог быстро двигаться, но охранники все время подгоняли его.
У двери Милошу пришлось остановиться, пока один из приставов отпирал ее ключом. Он стоял спиной к Кат, и она крикнула, перекрывая шум голосов уходящих зрителей и журналистов:
– Милош! Посмотри на меня, пожалуйста!
Спина его оставалась прямой. Но потом Кат заметила, что он начал медленно поворачивать голову в ее сторону. Она наклонилась вперед, с жадностью ловя хотя бы малейший знак…
Но дверь уже отперли, и, прежде чем она успела хотя бы мельком увидеть лицо мужа, приставы толкнули его в дверной проем и раздался громкий лязг металла.
С этого момента Катарина была поглощена только одним: как бы добиться свидания с Милошем. Каждый день она ходила в Министерство юстиции и проводила там многие часы, переходя из одного кабинета в другой, заполняя какие-то бланки и умоляя безликих бюрократов дать ей возможность повидаться с мужем. По вечерам она не возвращалась в «Фонтаны», а оставалась у Тани, в ее маленькой квартирке. Старая костюмерша была особенно рада оказать Кат услугу после того, как ее заявления в суде в поддержку коммунистов были широко освещены в газетах.
– Ты поступила правильно, – сказала ей Таня. – Верность партии – важнее всего, даже важнее мужа.
Кат сделала вид, что согласилась.
Несмотря на свое отчаяние, Кат не хотела обращаться к Джину за помощью. Не повидав сначала Милоша, она не сможет разобраться в своих чувствах. Сердце ее тогда застынет, как если бы его поместили в глыбу льда.
После четвертого бесплодного дня, проведенного в Министерстве юстиции, Кат нашла письмо от Йири, которое он передал ей накануне через Таню. На пяти страницах, заполненных его яростными каракулями, драматург говорил, что его вера в нее уничтожена. Он обвинял Кат в том, что она нанесла делу свободы и справедливости не меньший урон, чем худшие из таранов, которые правят страной.
«Я привык думать, что одно из твоих самых очаровательных качеств заключается в том, что ты никогда не осознавала, как сильно окружающие любят тебя, – писал Йири в заключение. – Но теперь я понял, что это, кроме того, еще и твоя трагедия. Зная это, ты никогда не использовала бы свою силу таким образом. Множество людей будет тронуто твоим последним представлением, и их симпатия к тебе увлечет их туда, куда ты их поведешь. Милош, возможно, и простат тебя, но я – никогда!»
Кат тут же помчалась на такси через весь город к Йири. Консьерж дома, одноногий ветеран войны, сразу же узнал ее, как только она ворвалась в вестибюль.
– Вы опоздали, госпожа Де Вари.
– Опоздала? Куда?
– Полиция побывала здесь час назад. Они арестовали господина Жилку и запретили его пьесу. Странно, что вы не знаете об этом. Я думал, они хотят, чтобы вы дали показания и против него…
В ужасе от того, какую страшную ошибку совершила, Кат исчезла в ночи.
Йири тоже держали в тюрьме без связи с внешним миром. Кат подала прошение, чтобы посетить и его, но потом сдалась. Очень трудно получить согласие хотя бы на одну просьбу, не говоря уже о двух. Она должна сконцентрировать все свои усилия на том, чтобы встретиться с Милошем.
Когда однажды утром Катарина пришла в министерство, готовая к тому, что ей предстоит еще один день утомительного хождения по кругу, ее вместо этого провели в кабинет заместителя министра. Там за широким письменным столом лицом к ней сидел суровый коренастый мужчина с напряженными темными глазами. На столе ничего не было, за исключением двух анкет, которые она заполняла. Заместитель министра переводил взгляд с одной анкеты на другую.
– Вы стали коммунисткой, – начал он. – Однако стремитесь навестить врагов государства…
– Но ведь Милош Кирмен все еще мой муж! – возразила Кат.
– А ваша просьба встретиться с господином Жилкой? Как вы объясните это?
– Он мой друг.
Замминистра проницательно посмотрел на нее.
– Человек, который посвятил себя разрушению того, что, как вы заявляете, вам дорого? Странный тип друга!
Кат была близка к тому, чтобы выразить свои истинные чувства – ненависть к коммунистической идеологии, которая душила свободу и порождала таких вот холодных, жестоких бюрократов. Но тогда ей не разрешили бы увидеться с Милошем.
– Я никогда не считала, что дружба требует полного совпадения всех идей и мнений. Мой отец говорил: если два человека во всем согласны между собой, то один из них лишний.
Он наградил ее тончайшей улыбкой.
– Ну что же, госпожа Де Вари, судя по тому, что вы сообщили суду о своих взаимоотношениях с Милошем Кирменом, похоже, что как муж он был совершенно лишним.
Чиновник с вожделением посмотрел на нее.
– Но вы знаете, что есть множество других мужчин, которые не могут представить себе большей привилегии, чем добиться вашего расположения. Они оценят вас… по достоинству.
Кат подумала, что заместитель министра пытается завлечь ее в ловушку, используя такое грубое предложение – хотя, несомненно, он не будет возражать, если она примет его.
– Милошу Кирмену предстоит провести сорок лет за решеткой. Благодаря этому у меня будет предостаточно времени, чтобы другие мужчины могли оценить меня. Но сейчас я все же хочу навестить своего мужа, хотя бы попрощаться с ним, если больше сказать нечего. После его ареста нам не позволили провести вместе ни минуты.
Человек за письменным столом смотрел на нее без малейших признаков сочувствия.
– Я видел вас в роли продавщицы цветов, – произнес он наконец, – глупой девицы, которую профессор учит дурачить людей, чтобы они приняли ее за принцессу. Вы сыграли эту роль просто замечательно!
– Благодарю вас!
Но у Кат было такое ощущение, что это не просто комплимент поклонника.
Внезапно чиновник сказал:
– Ваша просьба удовлетворена. Будьте здесь, в министерстве, сегодня вечером, в семь часов. Служебный автомобиль отвезет вас к мужу.
С каким бы нетерпением ни ожидала Кат встречи с Милошем, ей показалось странным, что ее визит назначен через несколько часов. Словно им по какой-то причине не терпелось соединить ее и Милоша. Надо быть очень осторожной, подумала она.
Однако заместителю министра Кат ответила:
– Я очень благодарна вам.
– Возможно, вы еще вспомните об этом после того, как попрощаетесь с мужем, – сказал он.
Когда Кат ехала к городским окраинам, она вглядывалась в зимнюю темноту в напрасных поисках каких-нибудь знакомых примет, по которым можно было бы определить, куда они направлялись. Наконец за окном показались ворота, которые охраняли вооруженные полицейские. Потом автомобиль остановился перед роскошным зданием с фасадом в стиле рококо. Кат увидела решетки на некоторых освещенных окнах, но не на всех. Водитель провел ее внутрь. Они вошли в большой приемный зал, в котором мраморные полы, расписной потолок и роскошная хрустальная люстра резко контрастировали с мрачными серыми стенами и высокими барьерами, возле которых стояли вооруженные охранники. Один из них спросил ее имя, потом сверился по журналу и велел Кат подождать.
Кат заметила мужчин и женщин в белых халатах, которые проходили через зал, а потом исчезали в крыльях здания. Тут она вспомнила, что Милош отбывает первую часть своего срока в психиатрической больнице. Большой особняк был обращен на службу «народному правительству». Кат подумала, что «Фонтаны», может быть, ждет та же участь.
Тут перед ней возник высокий, мертвенно-бледный мужчина в белом халате, который представился ей как доктор Флорек. Он сообщил, что ее муж находится на его попечении. Пока врач вел ее к массивной двери, он торжественно рассуждал о поставленном им «диагнозе».
– Когда ваш муж вернулся домой после войны, вы, должно быть, поняли, что он очень болен, одержим чувством вины и находится в угнетенном состоянии. Очень плохо, что за ним не было никакого медицинского наблюдения прежде. Это могло бы предотвратить его преступное поведение.
Кат ничего не ответила. Она считала предосудительным способ, изобретенный коммунистами, расправляться со своими врагами, называя их сумасшедшими и помещая в психиатрические больницы, что равносильно тюремному заключению.
Однако разве Милош не был лишь оболочкой того человека, в которого она когда-то влюбилась? Возможно, ему даже пойдет на пользу пребывание здесь.
Широкий коридор, по которому ее вел доктор, представлял собой ту же самую смесь великолепия и унылой казенщины: мраморный пол, прекрасные латунные канделябры на стенах – и металлические двери с зарешеченными окошечками. Доктор остановился у одной из них в конце холла, где ждал охранник в форме, который отпер дверь.
– За визитами обычно наблюдают, – произнес Флорек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64