А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Это была уже не первая вылазка в город. После бурной дискуссии стало ясно, что свобода действий у них колеблется между двумя пунктами: ничего не делать и, сложа ручки, ждать Исхода или попытаться что-то изменить. Как выяснилось в дальнейшем, единственное, до чего могли дотянуться руки, был черный «сааб» – колесный символ царящей в городе разрухи.
И тяготеющий к командованию Дивер в скором времени развернул настоящую полевую разведку с целью выследить скрывающийся автомобиль. Никого убеждать не пришлось – у всех были свои счеты с черной машиной, так что Севрюку, бывало, становилось слегка не по себе, когда он видел, с каким огнем в глазах вещает об объекте их охоты его собственная община. Особенно сильно он тушевался, когда видел в такие моменты Мартикова – бывший старший экономист, гуманитарий с двумя высшими образованиями, в гневе совершенно утрачивал человеческий облик, окончательно становясь похожим на зверя.
«Сааб» засекали, но каждый раз на ходу, когда он на высокой скорости с включенными фарами и сигналя, как иерихонская труба, проносился вдоль улицы Центральной. О месте его гнездования так и не смогли узнать, и лишь сегодня Мельников принес весть о месте вероятной дислокации.
– Колонки опустели, – сказал разведчик. – Ни одного человека. Я не пойму, им что, пить больше не хочется? Сгорела пятиэтажэка на Покаянной, снизу до верху выгорела.
– А я вот опять слышал, как внизу плачет ребенок... – сказал Влад. – Думаю, может сходить посмотреть.
– Ну, Славик! – возмутился Дивер. – Никуда ты не пойдешь. Я тебе говорил, не ребенок это никакой. Так, манок. Раскинули сети и ждут, пока какой-нибудь дурень вроде тебя на плач попрется.
– Да ты-то откуда знаешь?
– Он дело говорит, – поддержал Дивера Степан, – манок это. В пещерах их знаешь сколько?
– Ну, в пещерах! Там уж сто лет всякая гнусь водится. Еще, небось, когда монастырь тут был, она на шахтеров нападала.
– Я тоже слышал, – сказал Мартиков, – плачет ребенок. Лет пять ему, не больше. Никто не слышал?
– Мы в ту ночь ничего не слушали, все на тебя косились, – произнес Белоспицын.
– Так луна ж была!
– А что луна? Я уже Диверу хотел кричать, чтобы он веревки тащил, – сказал Степан, – а Василий еще бред нес, мол – одолел тебя твой монстр.
Мартиков вздохнул, устремил взгляд в пол. Сегодня он сидел в отдалении от остальных, в самом углу. Если бы не кошмарная внешность, он выглядел бы тяжело больным.
– Дай бог, следующую ночь не повторится, – произнес он, – луна на спад идет. Теперь еще месяц.
– Управимся, – произнес Дивер, хотя никто не знал, с чем и каким образом будет управляться.
– Этих, с ножами, никто не видел? – спросил Владислав, помолчав.
Народ покачал головами. Белоспицын робко заметил:
– Затихли. Может, Изошли все?
– Вряд ли... А я еще видел сегодня пса! Живого, настоящего пса, избитого только очень. Сколько недель с расстрела прошло, ни одной псины – даже домашние подевались куда-то!
– Ясно... – сказал Дивер. – Василий, нам бы печурку достать, ну, буржуйку! Холодает.
– Сегодня с утра снегом пахло. Я думал – все, будет снег, – Мельников глянул в окно, на серые свинцовые тучи, что стремились прижаться в остывшей земле. – А буржуйку достанем. У Жорика в лежке буржуйка была, если не утащили. А это вряд ли, Жорик все еще там лежит, охраняет.
– С кормежкой проблем не будет, – сказал Дивер, – я договорился с одним из магазинов. Они теперь заказы по договоренности выполняют. Денег не берут, только золото и драгоценности.
– А ты что? – спросил Влад, на которого взвалили тяжкую обязанность мозгового центра.
– Ну, я им подкинул. У меня в загашнике кое-что было. Кроме того, орлы эти ихние, из охраны, налетели на ближнюю военную часть. Говорят, нет там никого. Набрали сухпаек армейский да пошли. И я у них часть скупил. Так что не помрем.
И вправду, не померли, и даже несъедобный для всех, кроме Васька, сухпаек еще не употребили, оставив его в качестве НЗ.
Еще два дня спустя после первой результативной разведки наконец-то обнаружили вероятное место гнездования черной иномарки. Как и предполагалось, чаще всего «сааб» ошивался подле заброшенного завода и регулярно бывал внутри периметра.
Никто и не удивился, узнав, что там он трется в основном за стенами древнего монастыря. Здесь, склонный к показному мистицизму, Влад процитировал строки одного автора из жанра «horror» насчет мест, которым свойственно притягивать к себе всякое зло, после чего их посиделки стали напоминать полуночный разговор детишек младшей группы в пионерлагере.
В пустеющем городе с пугающей быстротой развивалась новая система терминов, которой пользовались абсолютно все, независимо от уровня образования и социальных различий и понимали друг друга с полуслова. Самым модным словечком стал пресловутый «Исход», у которого имелось сразу несколько значений. Эдакий совмещенный в одном слове апокалипсис, судьба и рок. Под ним подразумевалась как недалекая всеобщая гибель, так и банальная бытовая смерть. Теперь говорили не умер – Изошел.
Счастливых людей, идущих прочь с тяжелой поклажей, называли беженцами, хотя некоторые острые на язык горожане дали им кличку «чумные», которая вполне соответствовала действительности – народ шарахался от этих переселенцев, как от пораженных черным мором. Синонимом богатства, солидности и вообще «крутизны» стало словечко «курьер», и виноваты в этом были сами курьеры, которые с посланиями от своих богатых, держащихся тесной группкой со слугами и охраной господ катались из одного конца города в другой. Простой народ, борющийся за выживание, глядел на их дорогие машины и делал соответствующие выводы. Выражение «живешь, как курьер» стало синонимом красивой жизни.
Еще через два дня стало ясно, что визиты «сааба» отличаются регулярностью. Очередная разведка группой из трех человек – Мельников, Дивер, Степан – выявила еще кое-что. А именно: вероятное место прибытия «чумных». Они шли на территорию завода и никогда не возвращались. Как раз во время этого похода группу чуть не застукали. Сначала из-за ворот выбежал человек, одетый в простую домотканую рубаху. Рот его был разинут в немом крике, глаза вытаращены – и разум в них не угадывался. Не успел беглец добежать до ближайшего перекрестка, как несколько метких выстрелов отправили его в Исход. Стреляли с территории завода, а после появились и сами стрелки – несколько вооруженных людей, облаченных в подобие грубых свитеров без рукавов. Двое из пришедших подхватили беженца за ноги и потащили обратно на завод. А третий повернулся и стал внимательно оглядывать тонущую в дождливых сумерках улицу. Казалось, он углядел замершую в густой тени группу, но в этот момент с воем подкатил черный «сааб», и стрелок поспешно удалился внутрь периметра, пару раз панически обернувшись на демоническое авто. Больше за ворота никто не выбегал, так что беглеца во власянице можно было считать исключением.
А вот «чумные» все шли. Еще через день стала сама собой напрашиваться мысль, что они все идут туда, все до единого, а значит – за исключением первой волны эмиграции, тех, что прорвались через кордоны еще до закрытия города, – ни единый из его многочисленных жителей не покинул поселение. От догадки становилось не по себе, и разум не мог представить, куда на заводе можно упрятать по меньшей мере двадцать тысяч человек. Мысль о горе мертвых тел за внутренним периметром приходила незваной и уходить не собиралась.
В середине сентября Дивер сказал, что ждать не имеет смысла. Возможно, его подвигнула на действие весть об исчезновении того самого магазина с его охраной, разведчиками, бытовыми службами и лидерами.
– Я не понимаю! – только и сказал Михаил Севрюк, возвратившись с печальной экскурсии.
– Кант сказал, что мир не такой, каким мы его видим, – произнес Владислав.
– Кант был бы рад... увидеть это.
Они были уверены, что против автоматического оружия черный автомобиль не сдюжит, даже если он вдруг окажется бронированным.
– Главное – не дать вырваться... Если уйдет – все.
– Не уйдет, – сказал Мартиков, – если будет на чем догнать.
– А будет?
И Мартиков скрепя сердце сообщил общине, что в его личном гараже до сих пор стоит автомобиль, его отрада и гордость, в рабочем состоянии, и заправлен под завязку самым настоящим девяносто пятым доисходным бензином. Курьеры с их дизельными трещотками обзавидуются.
– А не вскрыли его, твой гараж? – спросил Дивер.
– Мой, – усмехнулся Мартиков, – не вскрыли. И вправду – не вскрыли. А вот стоящий рядом элитный гараж попросту исчез, оставив вместо себя быстро сужающуюся воронку. Не взрыв, скорее провал.
Ранним утром шестнадцатого сентября пятеро человек втиснулись в «фольксваген» Павла Константиновича. За руль посадили Дивера. На переднем сиденье разместился хозяин авто, позади – Влад, Степан, Мельников. Все с оружием.
– Эка мы! – высказал общее мнение Степан, садясь в машину. – Ну, прям, как курьеры!
Без проблем доехали до завода, с включенными фарами продираясь сквозь утренний туман. Припарковали машину в тени пятиэтажного сталинского дома с угрюмым, обрюзгшим от времени фасадом. Вышли.
Было холодно, и лужи на асфальте подернулись тонким белесым ледком, под которым серебристыми пузырями перекатывался воздух.
– Когда он? – спросил Дивер, еще более массивный в осенне-зимней одежде.
– Десять тридцать, плюс-минус, – ответил Мельников. В отличие от остальных он не ежился, за долгие годы выработал стойкость.
– Когда подъедет, притормозит перед вон той рытвиной перед самым входом. Стреляем дружно, кучно... гранат бы еще... ну да ладно. Уйти не должен, на пробитых колесах далеко не уедешь. Но если все же прорвется, то только вперед, назад сдать не успеет. Тогда закрываем ворота! И все.
Кивнули. Дивер оглядел команду. Журналист-книжник, безумный сталкер, бомж еще... разве что Мартиков с его звериным обличьем пугнуть сможет. Хотя...
– Едет! – шепнул Павел Константинович. – Уже едет... – и через секунду: – Фары! Фары гасите!!
Со щелчком погасили раритетные электрические светильники, и крашенная в темно-зеленый цвет машина почти полностью потерялась в тени. Что ни говори, а были свои плюсы в этих ранних сумерках.
Заливистое мощное завывание. Какой знакомый звук! Да, это он, черный «сааб», и его хозяева, наверное, единственные в городе чувствуют себя вольготно. Свет фар мощно плеснул вдоль улицы, омыл стойки заводских ворот. С визгом шин из Покаянной улицы вывернул «сааб». Воющий рев движка эхом отлетал от окрестных домов, многократно дробясь и множась.
Черный как ночь, он несся к своей каждодневной цели, шины мощно сглатывали оставшиеся метры до ворот. Дивер махнул рукой – не проспите, мол. Влад вытер вспотевший лоб – минус на улице, а гляди-ка, горячий пот.
С душераздирающим визгом, от которого заныло в челюстях, как будто кто-то провел пилкой по стеклу, авто резко тормознуло метрах в десяти от ворот, которые в свете фар приобрели неуместно величественный вид, контрастно роняя на заводскую землю черную рубленую тень. Рваные клочья тумана проплывали в этих желто-белых лучах, делали их видимыми.
Дальше автомобиль не поехал. Стоял и чего-то ждал. Четко было видно багровое мерцание за стеклом.
– Все, – выдохнул Дивер, – почуял!
– Но как... – начал Мартиков. Бывший солдат его не слышал, он вышел на дорогу и открыл торопливый непрерывный огонь по стоящей машине. Влад и Приходских бежали к нему, поливая «сааб» из автоматов. Суматошный стрекот автоматического оружия заполнил пустынную улицу: грохот выстрелов, звяканье гильз – недавно родившийся день жадно впитывал в себя любые звуки. Влад щурил слезящиеся глаза, «ингрем» плясал в руке как одержимый, посылая пули куда угодно, но только не в их неподвижную цель.
Асфальт подле «сааба» вздыбился, плюнул в небо крошкой, пули высекали карнавальные искры из старого фонарного столба с чугунным основанием, расцвел белой, пышной, состоящей из осколков стекла астрой чудом уцелевший плафон, да стены дома неподалеку обзавелись причудливыми марсианскими фресками. А на «саабе» не было ни царапины.
– Что за черт?! – орал Дивер хрипло. – Что за...!
Бывший старший экономист «Паритета» Павел Константинович Мартиков корявой, деформированной рукой взвел курок своего автомата, а потом, выйдя на середину дороги, короткой очередью выстрелил в район агатово-черного стекла.
Взвизгнули шины – теперь «сааб» поспешно сдавал назад, нещадно сжигая резину, но в его лобовом стекле одно за другим образовывались идеально круглые пулевые отверстия. Пули с хрустом врывались в нутро машины. «Сааб» стал лихо разворачиваться, но на самом завершении маневра его вдруг пьяно качнуло, и он чиркнул передним бампером все по тому же столбу. Мартиков больше не стрелял – иссяк магазин.
– Ты подранил его! – орал где-то рядом Мельников. – Он подранок!!!
Рядом тормознул «пассат», Дивер махал рукой, зазывая внутрь.
«Сааб» круто вильнул на Звонническую улицу, с ревом понесся по ней. Дивер придавил газ и вписался в поворот следом, хотя край одного из украшенных палисадниками домов проплыл в опасной близости от борта машины. Улица неслась навстречу, красные катафоты на багажнике преследуемого автомобиля на секунду вспыхивали багровыми жуткими искрами, поймав свет фар, над крышами домов размытым неряшливым пятном неслась половинка луны.
– Как он гонит! – прошептал Севрюк. Звонническая закончилась, и «сааб», не снижая оборотов, начал выруливать на Змейку. Обе оси машины сорвало в затяжной занос, шины бешено скребли асфальт, сгорающая резина оборачивалась сизым дымом. Водитель черной машины был асом из асов. Он вывернул руль и вписался в поворот.
Ругаясь на чем свет стоит, Дивер вдавил тормоза, и их машину стало разворачивать поперек улицы. Бросил тормоз, вдавил газ. Мартиков страдальчески поморщился, когда «пассат» подпрыгнул на все том же бордюре. Черная иномарка уже скрывалась за близким поворотом Змейки.
– Как он водит! – крикнул Дивер. – Как он так водит?!
И кинул машину вдоль извилистой улицы с предельным ускорением. Стрелка тахометра метнулась к шестерке, замерла на секунду, а после уверенно стала штурмовать красную зону. В двигателе появились визгливые нотки.
– Дивер! – крикнул Владислав. – Дивер, ты поосторожней!
Но тот не слушал. «Сааб» снова маячил впереди – он убегал, он сегодня сам стал дичью. Сизый дым вырывался из сдвоенной выхлопной трубы. Узенькая двухполосная улица, разбитый асфальт, но эта черная колесница делала по ней сто, сто десять, сто двадцать километров в час. Ее швыряло то к одной стене, то к другой, лакированный борт проносился в десятках сантиметрах от старых домов. Вой отдавался от стен.
Стены домов слились за стеклами в сплошное мелькание и иногда подступали совсем близко. И по этой старой извилистой улице, по этому рукотворному каньону они продолжали разгоняться. Истерично визжал мотор их «фолькса», стрелка спидометра подползала к ста двадцати.
– Как... – начал Дивер, но его оборвал Мартиков, рыкнув:
– На дорогу смотри!!!
Впереди черный «сааб» повстречал еще один образчик четырехколесного племени, мирно догнивающий на обочине, лишенный освещения и потому замеченный слишком поздно. Распахнулись во всю ширь багровые глаза стоп-сигналов. Шины не завизжали, нет – они заорали, мокрый асфальт моментально высох, а влага в облаке сердитого пара вознеслась в сумрачный воздух.
Было ясно, что черный автомобиль не успеет. Но он успел, просто вдруг перестал тормозить и вильнул в сторону, двигаясь поперек улицы в облаке пара и бензинового выхлопа. Заднее крыло иномарки встретилось с радиатором стоящей машины с отчетливым грохотом, прорвавшимся даже через завывания двигателя. «Сааб» откинуло и развернуло, после чего он приложил припаркованное авто еще и передним крылом. Дивер этого уже не видел – он тормозил, отчего пассажиры испытывали поистине космические перегрузки.
Оставив за собой длинные черные полосы, «фолькс» остановился как раз перед «саабом» – только затем, чтобы увидеть, как тот, срывая колеса в пробуксовку, уезжает. Мелькнул измятый багажник, а потом авто стремительно миновало разбитую вдребезги припаркованную машину.
– Тварь! – орал Дивер исступленно. – Стой, ты! Стой!
Напрасно, красные катафоты уже отдалялись, и демонический автомобиль снова, как бешеный, мчался по Змейке.
В конечном итоге все решили курьеры. В том месте, где улица Змейка соединяется с Береговой кромкой, есть перекресток с парой светофоров, которые перестали работать примерно в год постройки Старого моста и теперь пугали прохожих своими пустыми, лишенными стекол глазницами. Не доезжая до перекрестка, можно было заметить еще одну улочку, вернее – переулочек, узкий и дистрофичный. Ночью здесь кошки справляли свадьбы, а иногда их гоняли бродячие псы, роясь в объедках в поисках пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48