– Кажется, сегодня ночью меня ждет тяжелая работа.
В тот самый час, когда Пьер уселся за стол в замке Молешаль, Поль и Маркус разделяли трапезу с аббатом монастыря святого Августина. Они сидели в личной келье аббата, хозяин – во главе массивного дубового стола, гости – по обе стороны от него. Пока рыцарь и священник оживленно беседовали о лекарствах, мазях, притираниях и ядах, Маркус с интересом рассматривал жилище их друга и покровителя.Небольшая келья аббата располагалась в западном крыле монастыря и была очень скромно, по-спартански, обставлена – ни ковра на каменном полу, ни занавесей, только у стены стояла старинная инкрустированная конторка. На одной из панелей была изображена свинья, сбивающая с дуба желуди для своих поросят, на второй – красочный восход солнца. Маркус почему-то подумал, что в конторке обязательно должно быть секретное отделение, в котором аббат хранит бумаги и ценности.Как и повсюду в аббатстве, здесь витал запах ладана и сушеных трав. Но к этому, уже привычному для Маркуса запаху, почему-то добавлялся аромат мускуса, как всегда, вызвавший у Маркуса полустершееся детское воспоминание. Он снова увидел женщину с удлиненными глазами, медленно удаляющуюся по переулку после того, как она прикрепила кольцо к чепчику маленького мальчика. Даже сейчас он помнил плавные движения ее бедер, и то, как она шла, не оглядываясь и ступая осторожно и тихо, будто крадучись. Маркус помнил и свои ощущения и переживания, когда он стоял там, беспомощный, одинокий и испуганный, ожидая ее возвращения, помнил, как заплакал, когда она так и не появилась.Маркус посмотрел через стол на своего патрона. В этот вечер гасконский рыцарь был оживлен и обаятелен, как никогда. Он буквально расцветал под похвалами и благодарностями аббата, которого приготовленное сэром Полем снадобье избавило от мучительных болей. К аббату вернулся отличный аппетит, и уже за эти несколько недель его щеки заметно округлились, а истощенное тело начало обрастать плотью.Разговор перешел на другую тему, и сэр Поль вздохнул весьма озабоченно, когда аббат участливо спросил.– Каковы же ваши планы на будущее, сэр Поль? Что вы намерены предпринять, раз король слишком занят, чтобы уделить вам внимание?Рыцарь развел руками.– Не имею представления, милорд. Возвращаться в Гасконь не имеет смысла. Я подумывал о том, чтобы предложить свои услуги в качестве лекаря какому-нибудь знатному и богатому английскому семейству.– Вы, стало быть, не женаты?– Я вдовец.– Значит, нет причин, которые помешали бы вам обосноваться в Англии?– Никаких, милорд, при условии, что найдется место и для моего оруженосца.Аббат задумчиво сгреб подбородок в ладонь.– Как вы понимаете, сфера моего влияния весьма ограниченна, однако я с удовольствием дам вам рекомендательное письмо к архиепископу Кентерберийскому. Он занял этот пост только в прошлом году и, возможно, нуждается в таких людях, как вы. Сейчас он находится в Мэгфелде.– В Мэгфслде?..– Да, это недалеко отсюда, в Суссексе. Там у него прекрасный дворец, где он с удовольствием проводит время. Поездка туда станет для вас приятной утренней прогулкой.– Сам Господь вложил в ваши уста эти слова, милорд, – торжественно наклонил голову сэр Поль. – От всей души благодарю вас. Завтра же мы будем иметь честь засвидетельствовать свое почтение архиепископу.Аббат наполнил два кубка светлым и прозрачным, как солнечные лучи, вином.– Я пью за вашу удачу, сэр Поль, – сказал он.Гасконец принял предложенный кубок и рассыпался в благодарностях. Маркус встал и поклонился:– Милорд, сэр Поль, прошу извинить меня. Если можно, я хотел бы перед сном подышать свежим воздухом.Еще раз поклонившись, он вышел. Ему хотелось побыть одному. Перед ним раскинулись сады аббатства, за которыми простирались зеленые луга и поля, а за ними виднелась извилистая лента реки. В этот закатный час в ее холодном серебряном зеркале, резко контрастировавшем с темной синевой неба, отражались одновременно и луна и солнце. Маркус поднял голову. «И это же солнце, и эта же луна, – думал он, – светят над Гасконью, над бывшими владениями сэра Поля д'Эстре. Может быть, он уже никогда не увидит места, которые привык считать своей родиной. Что же ждет его впереди, если ему удастся поступить в штат архиепископа?»В эту минуту тревожно зазвонили колокола аббатства, сзывая монахов на вечернюю молитву. Почему-то их перезвон показался Маркусу зловещим. Поеживаясь, он прошел в отведенное ему помещение и обрадовался, найдя там заботливо приготовленное для него сэром Полем успокоительное питье. Одним глотком выпив его, Маркус почувствовал в желудке приятное тепло. Он лег, и скоро пришло забвение: ни мечты, ни видения, ни воспоминания о погибшем в Лондоне юноше уже не тревожили сон Маркуса. Глава седьмая Пробуждение было внезапным, резким и пугающим. Только что Ориэль пребывала в ином мире – мире сна, где звук гитары вдруг превратился в горестный крик большого белоснежного лебедя, где на каждом шагу на ее пути вырастал молодой мужчина с длинными каштановыми волосами, – а в следующее мгновение она уже лежала, проснувшись, с бешено колотящимся сердцем, и разглядывала потолок, сжимая покрывало повлажневшими руками.Однако ничего необычного и страшного не было, и, лежа в тихой утренней прохладе, Ориэль прислушивалась к каждодневным мирным звукам пробуждающегося дома: звяканью цепей, хлопанью дверей, голосам слуг.Быстро выскочив из постели, Ориэль простучала босыми ногами по грубым доскам пола и подбежала к тому окну, из которого открывался самый лучший вид на окружающие замок земли. Серебряное, еще не набравшее полную силу солнце с трудом пробивалось сквозь туманную дымку, лебеди еще спали на берегу рва, сверкавшего изумрудно-зеленой водой. Струящийся снизу дымок говорил о том, что в зале уже разожгли огонь, а приятный аромат подсказал, что скоро будет готов свежий хлеб.Склоны окружного рва едва просвечивали сквозь туман, но на дальних, более высоких холмах хорошо были видны деревья, стоявшие в полном летнем убранстве. Через два часа туман разойдется и станет жарко – отличный денек для прогулки верхом. Ориэль перебежала в соседнюю спальню – посмотреть, проснулась ли ее мать или еще спит.Во сне Маргарет выглядела гораздо лучше – рассыпавшиеся по подушке волосы и смягчившиеся черты делали ее моложе и привлекательнее. Она спала одна – Роберт снова уехал в Баттль, – и ее фигура на фоне огромной постели казалась маленькой и уязвимой. Ориэль вдруг ощутила чувство вины – вины за то, что часто обижалась на мать и не могла простить ей приступов раздражения. Повинуясь безотчетному порыву, она обняла ее и поцеловала и щеку.– Роберт? – еще не проснувшись, пробормотала Маргарет.– Нет, мама, это я, Ориэль. Спи.Однако Маргарет уже открыла глаза и увидела, что лежит в своей спальне, а над ней склонилась и с любовью заглядывает ей в лицо дочь.– Еще совсем рано, – сказала Маргарет. – Почему ты уже встала?– Я не могла спать. Мне снился странный сон, он-то и разбудил меня. Мама, сегодня будет прекрасный день, можно нам выехать?Маргарет, зевая, уселась в постели:– Я собиралась вместе с Коггером съездить во дворец, у меня приготовлена битая птица в подарок архиепископу. Если хочешь, поедем вместе.И хотя Маргарет знала, что должна была предложить дочери сопровождать ее, на секунду она все же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Застарелое чувство зависти вновь овладело ею: будь воля Маргарет, ее бы никогда не видели рядом с Ориэль, чтобы редкая, изысканная красота дочери лишний раз не подчеркивала уродство матери.Поглядев на дочь из-под полуприкрытых век, Маргарет увидела изящный абрис скул, водопад золотых волос и яркие, как васильки, глаза.– Ты красивая, – задумчиво вздохнула она.Ориэль порозовела от смущения:– Нет, мама, что ты, я обыкновенная. Вот ты по-настоящему красивая.Маргарет уставилась на дочь. Впервые в жизни их беседа с Ориэль приняла такой оборот.– Что ты говоришь, Ориэль? Посмотри на себя и на меня. Я похожа на ведьму: толстый широкий нос, маленькие глаза.– Но, мама, ты всегда такая яркая, живая, а я бледная, робкая. Рядом с твоими красками я всего лишь тень.Маргарет медленно переваривала услышанное. Неужели умение искусно краситься и эффектно одеваться может заменить красоту? Или, может быть, когда она бывает в ударе, ее способность вести блестящую беседу ослепляет слушателей?– Ориэль, – внезапно вырвалось у Маргарет, – ты любишь меня?– Ты же знаешь, что да, мама, – без малейшего колебания ответила дочь.Они молча рассматривали друг друга. В те трудные времена было не принято открыто выражать свои чувства, в том числе между родителями и детьми. Слова нежности и любви с трудом сходили с языка и тех, и других. Сыновей производили на свет для продолжения рода, для военных подвигов, для того, чтобы они превзошли отцов. Дочери годились лишь для того, чтобы удачным замужеством упрочить положение семьи, завязать новые связи. Весь уклад семейной жизни был сосредоточен вокруг этих интересов. Для всего, что касалось чувств, места уже почти не оставалось.– Мы обязательно выедем сегодня, – в щедром порыве нежности пообещала Маргарет. – Ты и вправду можешь сопровождать меня в Мэгфелд.Ориэль слегка вздрогнула, ее щеки вдруг побледнели:– Мне снилось, будто в лесу на моем пути встретился незнакомец, но, конечно же, я все равно поеду. С теми, кто сидит дома, никогда не происходит ничего интересного.Маргарет с упреком взглянула на дочь.– В твоей жизни еще будет много интересного, когда отец найдет тебе подходящего мужа, дитя мое.Ориэль ничего не ответила.
Еще раньше, чем дамы из Шардена, в этот день встал и оделся Маркус Флавье. Его длинные пальцы с привычной быстротой и ловкостью справились с многочисленными пряжками и завязками. Все вокруг почему-то вызывало его недоверие, лицо Маркуса было суровым и мрачным, плечи и все тело находились в напряжении, как будто он постоянно ожидал нападения и в любой момент готов был броситься на врага. Вчерашняя победа казалась ему чересчур легкой. Архиепископ принял к себе на службу и Маркуса, и сэра Поля с такой готовностью, почти не задавая вопросов, что можно было подумать, будто он был осведомлен об их приезде и заранее ожидал его.Надевая куртку, Маркус перебирал в памяти события предыдущего дня. Они с сэром Полем предстали перед архиепископом после полудня, когда солнце уже начало клониться к закату. Сидя на скамейке в саду, хозяин Мэгфелдского замка был занят чтением рекомендательного письма от аббата, которое заранее было послано с нарочным. Наконец, Стратфорд поднял голову и взглянул на них:– Аббат пишет, что вы излечили его от болей и потери аппетита благодаря знанию арабской медицины, сэр. Он сообщает также, что вы и ваш оруженоеец желаете поступить на службу в Англии, покамест король не рассмотрит и не решит ваше ходатайство.– Совершенно верно, милорд. Я осмелился предположить, что, возможно, вы знаете дом, где мы могли бы быть полезны.Прозрачные и холодные, как кристаллы льда, глаза обратились на собеседника:– Сведущий в травах и лечении рыцарь везде будет принят с радостью. Что же до вашего оруженосца…Архиепископ замолчал и внимательно осмотрел Маркуса с головы до ног.– Вы выглядите так, будто никого и ничего не боитесь, – наконец сказал он. – Это действительно так?Необычный вопрос привел Маркуса в замешательство, и он не нашелся, что сказать. Не изменив выражения лица и не повысив голоса, архиепископ потребовал:– Ну же, отвечайте!– Милорд, я страшусь того же, чего и большинство людей: умереть в мучениях и боли, получить увечье, стать калекой.– А боитесь ли вы необычного? Таких вещей, которые другие сочли бы странными?– Это зависит от обстоятельств, милорд.Стратфорд погрузился в столь долгое молчание, что Поль в конце концов не выдержал и, вежливо кашлянув, спросил:– Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы приютить нас, милорд?Губы архиепископа раздвинулись в улыбке, хотя взгляд оставался таким же холодным.– Я думаю, вы оба можете остаться здесь, – произнес он. – Я уверен, что вы будете мне весьма полезны.Слишком уж легко это случилось, думал Маркус, проходя между колоннами. Что-то иное лежало за решением архиепископа. Если бы речь шла не о дворе самого примаса английской церкви, Маркус решил бы, что их заманивают в ловушку. Он ступил во внутренний дворик, и его с новой силой охватили сомнения. Что же за всем этим кроется? Что за тайны хранят эти стены? Чего на самом деле хочет от них архиепископ?Услышав чей-то мягкий, тихий голос, Маркус вздрогнул от неожиданности. Его рука мгновенно взметнулась к висящему на поясе мечу. Никого не увидев, он уже собрался продолжить свой путь, как вдруг к его ногам упала роза. Маркус поднял голову. Верхние ветви деревьев еще были скрыты пеленой утреннего тумана.Раздался шаловливый смех, и тот же голос позвал:– Сюда, сюда, выше!Там, наверху, на одной из горизонтальных толстых веток сидел человек с проказливой, лукавой физиономией и шапкой темных курчавых волос и держал в руках вырывающегося кота. Он ласково улыбался, но по рассеянному и слегка бессмысленному взгляду незнакомца Маркус сразу понял, что тот не вполне нормален.– Я спускаюсь, – заявил он. – Лови меня!И, не дожидаясь согласия Маркуса, он выпустил кота и спрыгнул с ветки прямо в объятия гасконца. Необычайное и незнакомое чувство вдруг овладело Маркусом: как будто он прижимал к себе горячо любимого, бесконечно дорогого и близкого ребенка.– Ты – новый слуга? – дурачок разглядывал его неестественно ярко-голубыми глазами.– Да, в некотором роде. Вчера вечером я посту пил в свиту архиепископа.– Ты принадлежишь Джону?Маркус не верил своим ушам. Кто же этот парень, если он позволяет себе так фамильярно именовать архиепископа?– Я принадлежу сэру Полю д'Эстре, гасконскому рыцарю. Я – его оруженосец, и мы приехали в Англию, чтобы искать заступничества короля. Пока мы здесь, мы поступили на службу к архиепископу.– О, как хорошо! – воскликнул странный человечек, хлопая в ладоши. – Значит, я смогу часто играть с тобой. Видишь ли, я его брат.– Брат архиепископа? – переспросил пораженный Маркус.– Ну да. Так обидно, что я совсем никудышний, в то время как он – такой умный и необыкновенный, но я очень стараюсь быть хорошим. Если я буду хорошим, ты станешь дружить со мной? Ты же знаешь, ты всегда был моим другом.Не поняв последней фразы, Маркус тем не менее сказал:– Да, я буду вашим другом. Как вас зовут?– Колин, – ответил тот. – Или как-то иначе? Не могу вспомнить. Нет, Колин. – Дурачок начал прыгать, перескакивая с одного булыжника на другой. – Я знал, что когда-нибудь ты придешь, – бросил он через плечо и поскакал к дверям кухни, откуда доносился запах свежеиспеченного хлеба.Остановившись у порога, Колин помахал рукой.– Я спрошу у Джона, нельзя ли, чтобы ты присматривал за мной вместо Веврэ, – крикнул он и исчез внутри.Маркус озадаченно глядел ему вслед. Он так крепко задумался, что не услышал шагов подбежавшего к нему слуги и очнулся, только увидев мальчика прямо перед собой.– Господин Маркус! – произнес запыхавшийся подросток. – Архиепископ желает немедленно видеть вас у себя в кабинете. Пожалуйста, поторопитесь!Однако, войдя в кабинет, оруженосец подумал, что особых оснований для спешки не было: Стратфорд молча стоял у окна и разглядывал окружающие замок поля, как будто впереди у него была вечность.– Вы хотели меня видеть, милорд? – спросил, поклонившись, Маркус.Он почувствовал некоторое раздражение, когда в ответ на его реплику архиепископ обернулся и, ничего не говоря, начал с непроницаемым выражением лица разглядывать Маркуса. Наконец он заговорил:– Да. Со вчерашнего дня я все раздумывал о том, каковы будут ваши обязанности, Флавье. Но теперь все встало на свои места, и я понял, в чем состояла Божья воля.– Милорд?– Вы уже встречались с моим братом и поняли, что он… не такой, как все. Он… болен от рождения, но в его душе нет ни малейшей злобы или жестокости.– Я почувствовал это, милорд.– Только что он был у меня. Он просил, чтобы отныне вы стали его опекуном и телохранителем вместо моего управителя, Веврэ. Интересно, но я и сам уже подумывал о том, чтобы его заменить, и присматривал подходящего человека. Теперь вы различаете промысел Божий?Во внезапной вспышке озарения Маркус понял его: он оказался здесь в результате целой цепи событий, каждое из которых, на первый взгляд, могло и не произойти. Но он здесь, и это означает, что он и слабоумный брат архиепископа должны были встретиться. Слова «Я знал, что когда-нибудь ты придешь» эхом зазвучали у него в голове.– Вы принимаете это поручение? – продолжал архиепископ.– Если сэр Поль не станет возражать, забота о вашем брате доставит мне большую радость, – с поклоном ответил Маркус.Стратфорд лишь торжественно кивнул в ответ и поднял руку, чтобы благословить гасконца, который, повинуясь безотчетному импульсу, опустился перед святым отцом на колено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
В тот самый час, когда Пьер уселся за стол в замке Молешаль, Поль и Маркус разделяли трапезу с аббатом монастыря святого Августина. Они сидели в личной келье аббата, хозяин – во главе массивного дубового стола, гости – по обе стороны от него. Пока рыцарь и священник оживленно беседовали о лекарствах, мазях, притираниях и ядах, Маркус с интересом рассматривал жилище их друга и покровителя.Небольшая келья аббата располагалась в западном крыле монастыря и была очень скромно, по-спартански, обставлена – ни ковра на каменном полу, ни занавесей, только у стены стояла старинная инкрустированная конторка. На одной из панелей была изображена свинья, сбивающая с дуба желуди для своих поросят, на второй – красочный восход солнца. Маркус почему-то подумал, что в конторке обязательно должно быть секретное отделение, в котором аббат хранит бумаги и ценности.Как и повсюду в аббатстве, здесь витал запах ладана и сушеных трав. Но к этому, уже привычному для Маркуса запаху, почему-то добавлялся аромат мускуса, как всегда, вызвавший у Маркуса полустершееся детское воспоминание. Он снова увидел женщину с удлиненными глазами, медленно удаляющуюся по переулку после того, как она прикрепила кольцо к чепчику маленького мальчика. Даже сейчас он помнил плавные движения ее бедер, и то, как она шла, не оглядываясь и ступая осторожно и тихо, будто крадучись. Маркус помнил и свои ощущения и переживания, когда он стоял там, беспомощный, одинокий и испуганный, ожидая ее возвращения, помнил, как заплакал, когда она так и не появилась.Маркус посмотрел через стол на своего патрона. В этот вечер гасконский рыцарь был оживлен и обаятелен, как никогда. Он буквально расцветал под похвалами и благодарностями аббата, которого приготовленное сэром Полем снадобье избавило от мучительных болей. К аббату вернулся отличный аппетит, и уже за эти несколько недель его щеки заметно округлились, а истощенное тело начало обрастать плотью.Разговор перешел на другую тему, и сэр Поль вздохнул весьма озабоченно, когда аббат участливо спросил.– Каковы же ваши планы на будущее, сэр Поль? Что вы намерены предпринять, раз король слишком занят, чтобы уделить вам внимание?Рыцарь развел руками.– Не имею представления, милорд. Возвращаться в Гасконь не имеет смысла. Я подумывал о том, чтобы предложить свои услуги в качестве лекаря какому-нибудь знатному и богатому английскому семейству.– Вы, стало быть, не женаты?– Я вдовец.– Значит, нет причин, которые помешали бы вам обосноваться в Англии?– Никаких, милорд, при условии, что найдется место и для моего оруженосца.Аббат задумчиво сгреб подбородок в ладонь.– Как вы понимаете, сфера моего влияния весьма ограниченна, однако я с удовольствием дам вам рекомендательное письмо к архиепископу Кентерберийскому. Он занял этот пост только в прошлом году и, возможно, нуждается в таких людях, как вы. Сейчас он находится в Мэгфелде.– В Мэгфслде?..– Да, это недалеко отсюда, в Суссексе. Там у него прекрасный дворец, где он с удовольствием проводит время. Поездка туда станет для вас приятной утренней прогулкой.– Сам Господь вложил в ваши уста эти слова, милорд, – торжественно наклонил голову сэр Поль. – От всей души благодарю вас. Завтра же мы будем иметь честь засвидетельствовать свое почтение архиепископу.Аббат наполнил два кубка светлым и прозрачным, как солнечные лучи, вином.– Я пью за вашу удачу, сэр Поль, – сказал он.Гасконец принял предложенный кубок и рассыпался в благодарностях. Маркус встал и поклонился:– Милорд, сэр Поль, прошу извинить меня. Если можно, я хотел бы перед сном подышать свежим воздухом.Еще раз поклонившись, он вышел. Ему хотелось побыть одному. Перед ним раскинулись сады аббатства, за которыми простирались зеленые луга и поля, а за ними виднелась извилистая лента реки. В этот закатный час в ее холодном серебряном зеркале, резко контрастировавшем с темной синевой неба, отражались одновременно и луна и солнце. Маркус поднял голову. «И это же солнце, и эта же луна, – думал он, – светят над Гасконью, над бывшими владениями сэра Поля д'Эстре. Может быть, он уже никогда не увидит места, которые привык считать своей родиной. Что же ждет его впереди, если ему удастся поступить в штат архиепископа?»В эту минуту тревожно зазвонили колокола аббатства, сзывая монахов на вечернюю молитву. Почему-то их перезвон показался Маркусу зловещим. Поеживаясь, он прошел в отведенное ему помещение и обрадовался, найдя там заботливо приготовленное для него сэром Полем успокоительное питье. Одним глотком выпив его, Маркус почувствовал в желудке приятное тепло. Он лег, и скоро пришло забвение: ни мечты, ни видения, ни воспоминания о погибшем в Лондоне юноше уже не тревожили сон Маркуса. Глава седьмая Пробуждение было внезапным, резким и пугающим. Только что Ориэль пребывала в ином мире – мире сна, где звук гитары вдруг превратился в горестный крик большого белоснежного лебедя, где на каждом шагу на ее пути вырастал молодой мужчина с длинными каштановыми волосами, – а в следующее мгновение она уже лежала, проснувшись, с бешено колотящимся сердцем, и разглядывала потолок, сжимая покрывало повлажневшими руками.Однако ничего необычного и страшного не было, и, лежа в тихой утренней прохладе, Ориэль прислушивалась к каждодневным мирным звукам пробуждающегося дома: звяканью цепей, хлопанью дверей, голосам слуг.Быстро выскочив из постели, Ориэль простучала босыми ногами по грубым доскам пола и подбежала к тому окну, из которого открывался самый лучший вид на окружающие замок земли. Серебряное, еще не набравшее полную силу солнце с трудом пробивалось сквозь туманную дымку, лебеди еще спали на берегу рва, сверкавшего изумрудно-зеленой водой. Струящийся снизу дымок говорил о том, что в зале уже разожгли огонь, а приятный аромат подсказал, что скоро будет готов свежий хлеб.Склоны окружного рва едва просвечивали сквозь туман, но на дальних, более высоких холмах хорошо были видны деревья, стоявшие в полном летнем убранстве. Через два часа туман разойдется и станет жарко – отличный денек для прогулки верхом. Ориэль перебежала в соседнюю спальню – посмотреть, проснулась ли ее мать или еще спит.Во сне Маргарет выглядела гораздо лучше – рассыпавшиеся по подушке волосы и смягчившиеся черты делали ее моложе и привлекательнее. Она спала одна – Роберт снова уехал в Баттль, – и ее фигура на фоне огромной постели казалась маленькой и уязвимой. Ориэль вдруг ощутила чувство вины – вины за то, что часто обижалась на мать и не могла простить ей приступов раздражения. Повинуясь безотчетному порыву, она обняла ее и поцеловала и щеку.– Роберт? – еще не проснувшись, пробормотала Маргарет.– Нет, мама, это я, Ориэль. Спи.Однако Маргарет уже открыла глаза и увидела, что лежит в своей спальне, а над ней склонилась и с любовью заглядывает ей в лицо дочь.– Еще совсем рано, – сказала Маргарет. – Почему ты уже встала?– Я не могла спать. Мне снился странный сон, он-то и разбудил меня. Мама, сегодня будет прекрасный день, можно нам выехать?Маргарет, зевая, уселась в постели:– Я собиралась вместе с Коггером съездить во дворец, у меня приготовлена битая птица в подарок архиепископу. Если хочешь, поедем вместе.И хотя Маргарет знала, что должна была предложить дочери сопровождать ее, на секунду она все же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Застарелое чувство зависти вновь овладело ею: будь воля Маргарет, ее бы никогда не видели рядом с Ориэль, чтобы редкая, изысканная красота дочери лишний раз не подчеркивала уродство матери.Поглядев на дочь из-под полуприкрытых век, Маргарет увидела изящный абрис скул, водопад золотых волос и яркие, как васильки, глаза.– Ты красивая, – задумчиво вздохнула она.Ориэль порозовела от смущения:– Нет, мама, что ты, я обыкновенная. Вот ты по-настоящему красивая.Маргарет уставилась на дочь. Впервые в жизни их беседа с Ориэль приняла такой оборот.– Что ты говоришь, Ориэль? Посмотри на себя и на меня. Я похожа на ведьму: толстый широкий нос, маленькие глаза.– Но, мама, ты всегда такая яркая, живая, а я бледная, робкая. Рядом с твоими красками я всего лишь тень.Маргарет медленно переваривала услышанное. Неужели умение искусно краситься и эффектно одеваться может заменить красоту? Или, может быть, когда она бывает в ударе, ее способность вести блестящую беседу ослепляет слушателей?– Ориэль, – внезапно вырвалось у Маргарет, – ты любишь меня?– Ты же знаешь, что да, мама, – без малейшего колебания ответила дочь.Они молча рассматривали друг друга. В те трудные времена было не принято открыто выражать свои чувства, в том числе между родителями и детьми. Слова нежности и любви с трудом сходили с языка и тех, и других. Сыновей производили на свет для продолжения рода, для военных подвигов, для того, чтобы они превзошли отцов. Дочери годились лишь для того, чтобы удачным замужеством упрочить положение семьи, завязать новые связи. Весь уклад семейной жизни был сосредоточен вокруг этих интересов. Для всего, что касалось чувств, места уже почти не оставалось.– Мы обязательно выедем сегодня, – в щедром порыве нежности пообещала Маргарет. – Ты и вправду можешь сопровождать меня в Мэгфелд.Ориэль слегка вздрогнула, ее щеки вдруг побледнели:– Мне снилось, будто в лесу на моем пути встретился незнакомец, но, конечно же, я все равно поеду. С теми, кто сидит дома, никогда не происходит ничего интересного.Маргарет с упреком взглянула на дочь.– В твоей жизни еще будет много интересного, когда отец найдет тебе подходящего мужа, дитя мое.Ориэль ничего не ответила.
Еще раньше, чем дамы из Шардена, в этот день встал и оделся Маркус Флавье. Его длинные пальцы с привычной быстротой и ловкостью справились с многочисленными пряжками и завязками. Все вокруг почему-то вызывало его недоверие, лицо Маркуса было суровым и мрачным, плечи и все тело находились в напряжении, как будто он постоянно ожидал нападения и в любой момент готов был броситься на врага. Вчерашняя победа казалась ему чересчур легкой. Архиепископ принял к себе на службу и Маркуса, и сэра Поля с такой готовностью, почти не задавая вопросов, что можно было подумать, будто он был осведомлен об их приезде и заранее ожидал его.Надевая куртку, Маркус перебирал в памяти события предыдущего дня. Они с сэром Полем предстали перед архиепископом после полудня, когда солнце уже начало клониться к закату. Сидя на скамейке в саду, хозяин Мэгфелдского замка был занят чтением рекомендательного письма от аббата, которое заранее было послано с нарочным. Наконец, Стратфорд поднял голову и взглянул на них:– Аббат пишет, что вы излечили его от болей и потери аппетита благодаря знанию арабской медицины, сэр. Он сообщает также, что вы и ваш оруженоеец желаете поступить на службу в Англии, покамест король не рассмотрит и не решит ваше ходатайство.– Совершенно верно, милорд. Я осмелился предположить, что, возможно, вы знаете дом, где мы могли бы быть полезны.Прозрачные и холодные, как кристаллы льда, глаза обратились на собеседника:– Сведущий в травах и лечении рыцарь везде будет принят с радостью. Что же до вашего оруженосца…Архиепископ замолчал и внимательно осмотрел Маркуса с головы до ног.– Вы выглядите так, будто никого и ничего не боитесь, – наконец сказал он. – Это действительно так?Необычный вопрос привел Маркуса в замешательство, и он не нашелся, что сказать. Не изменив выражения лица и не повысив голоса, архиепископ потребовал:– Ну же, отвечайте!– Милорд, я страшусь того же, чего и большинство людей: умереть в мучениях и боли, получить увечье, стать калекой.– А боитесь ли вы необычного? Таких вещей, которые другие сочли бы странными?– Это зависит от обстоятельств, милорд.Стратфорд погрузился в столь долгое молчание, что Поль в конце концов не выдержал и, вежливо кашлянув, спросил:– Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы приютить нас, милорд?Губы архиепископа раздвинулись в улыбке, хотя взгляд оставался таким же холодным.– Я думаю, вы оба можете остаться здесь, – произнес он. – Я уверен, что вы будете мне весьма полезны.Слишком уж легко это случилось, думал Маркус, проходя между колоннами. Что-то иное лежало за решением архиепископа. Если бы речь шла не о дворе самого примаса английской церкви, Маркус решил бы, что их заманивают в ловушку. Он ступил во внутренний дворик, и его с новой силой охватили сомнения. Что же за всем этим кроется? Что за тайны хранят эти стены? Чего на самом деле хочет от них архиепископ?Услышав чей-то мягкий, тихий голос, Маркус вздрогнул от неожиданности. Его рука мгновенно взметнулась к висящему на поясе мечу. Никого не увидев, он уже собрался продолжить свой путь, как вдруг к его ногам упала роза. Маркус поднял голову. Верхние ветви деревьев еще были скрыты пеленой утреннего тумана.Раздался шаловливый смех, и тот же голос позвал:– Сюда, сюда, выше!Там, наверху, на одной из горизонтальных толстых веток сидел человек с проказливой, лукавой физиономией и шапкой темных курчавых волос и держал в руках вырывающегося кота. Он ласково улыбался, но по рассеянному и слегка бессмысленному взгляду незнакомца Маркус сразу понял, что тот не вполне нормален.– Я спускаюсь, – заявил он. – Лови меня!И, не дожидаясь согласия Маркуса, он выпустил кота и спрыгнул с ветки прямо в объятия гасконца. Необычайное и незнакомое чувство вдруг овладело Маркусом: как будто он прижимал к себе горячо любимого, бесконечно дорогого и близкого ребенка.– Ты – новый слуга? – дурачок разглядывал его неестественно ярко-голубыми глазами.– Да, в некотором роде. Вчера вечером я посту пил в свиту архиепископа.– Ты принадлежишь Джону?Маркус не верил своим ушам. Кто же этот парень, если он позволяет себе так фамильярно именовать архиепископа?– Я принадлежу сэру Полю д'Эстре, гасконскому рыцарю. Я – его оруженосец, и мы приехали в Англию, чтобы искать заступничества короля. Пока мы здесь, мы поступили на службу к архиепископу.– О, как хорошо! – воскликнул странный человечек, хлопая в ладоши. – Значит, я смогу часто играть с тобой. Видишь ли, я его брат.– Брат архиепископа? – переспросил пораженный Маркус.– Ну да. Так обидно, что я совсем никудышний, в то время как он – такой умный и необыкновенный, но я очень стараюсь быть хорошим. Если я буду хорошим, ты станешь дружить со мной? Ты же знаешь, ты всегда был моим другом.Не поняв последней фразы, Маркус тем не менее сказал:– Да, я буду вашим другом. Как вас зовут?– Колин, – ответил тот. – Или как-то иначе? Не могу вспомнить. Нет, Колин. – Дурачок начал прыгать, перескакивая с одного булыжника на другой. – Я знал, что когда-нибудь ты придешь, – бросил он через плечо и поскакал к дверям кухни, откуда доносился запах свежеиспеченного хлеба.Остановившись у порога, Колин помахал рукой.– Я спрошу у Джона, нельзя ли, чтобы ты присматривал за мной вместо Веврэ, – крикнул он и исчез внутри.Маркус озадаченно глядел ему вслед. Он так крепко задумался, что не услышал шагов подбежавшего к нему слуги и очнулся, только увидев мальчика прямо перед собой.– Господин Маркус! – произнес запыхавшийся подросток. – Архиепископ желает немедленно видеть вас у себя в кабинете. Пожалуйста, поторопитесь!Однако, войдя в кабинет, оруженосец подумал, что особых оснований для спешки не было: Стратфорд молча стоял у окна и разглядывал окружающие замок поля, как будто впереди у него была вечность.– Вы хотели меня видеть, милорд? – спросил, поклонившись, Маркус.Он почувствовал некоторое раздражение, когда в ответ на его реплику архиепископ обернулся и, ничего не говоря, начал с непроницаемым выражением лица разглядывать Маркуса. Наконец он заговорил:– Да. Со вчерашнего дня я все раздумывал о том, каковы будут ваши обязанности, Флавье. Но теперь все встало на свои места, и я понял, в чем состояла Божья воля.– Милорд?– Вы уже встречались с моим братом и поняли, что он… не такой, как все. Он… болен от рождения, но в его душе нет ни малейшей злобы или жестокости.– Я почувствовал это, милорд.– Только что он был у меня. Он просил, чтобы отныне вы стали его опекуном и телохранителем вместо моего управителя, Веврэ. Интересно, но я и сам уже подумывал о том, чтобы его заменить, и присматривал подходящего человека. Теперь вы различаете промысел Божий?Во внезапной вспышке озарения Маркус понял его: он оказался здесь в результате целой цепи событий, каждое из которых, на первый взгляд, могло и не произойти. Но он здесь, и это означает, что он и слабоумный брат архиепископа должны были встретиться. Слова «Я знал, что когда-нибудь ты придешь» эхом зазвучали у него в голове.– Вы принимаете это поручение? – продолжал архиепископ.– Если сэр Поль не станет возражать, забота о вашем брате доставит мне большую радость, – с поклоном ответил Маркус.Стратфорд лишь торжественно кивнул в ответ и поднял руку, чтобы благословить гасконца, который, повинуясь безотчетному импульсу, опустился перед святым отцом на колено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54