Поднялся и попросил слова сэр Джон Валье – не частый гость в этом собрании.– Я предлагаю огородить часть территории в Хокесдене и устроить там заповедник. Я пришел сюда, чтобы испросить согласия милорда и его арендаторов, земли которых примыкают к означенному участку.Роберт кивнул. Они с Джоном заранее обсудили этот вопрос, и он дал согласие, но теперь нужно было провести формальную процедуру. Джон продолжал говорить, но Роберт уже не слушал его, погрузившись в свои мысли.Внезапно он вспомнил о Маргарет. Интересно, куда это она подевалась? Она уехала еще утром, заявив, что поедет раздавать милостыню, но повернула лошадь в сторону Мэгфелда.Роберт недовольно передернул плечами. Он с первого взгляда невзлюбил Поля д'Эстре, сочтя его позером и пустозвоном. Однако факт оставался фактом. Маргарет под предлогом визитов к своей замуж ней дочери постоянно ездит во дворец, без сомнения, используя эти поездки, чтобы видеться с гасконцем. Наверняка они ведут долгие остроумные и тонкие беседы, наслаждаясь обществом друг друга. У Роберта мелькнула предательская мысль, что Николь, увы, неспособна вести умные разговоры. Более того, признался он себе, в сущности, она весьма тупая и недалекая.– Милорд? – обратился к судье Джон.– Да-да? – очнулся Роберт.– Изъявляете ли вы согласие, милорд, на создание такого парка-заповедника на перечисленных мною условиях?– Э-э… Да.– И будет подписан документ, что в случае моей болезни или смерти мои наследники могут продолжить это начинание?«Чего это он сегодня так важничает?» – подумал Роберт, но вслух сказал:– Да, безусловно.Удовлетворенно улыбаясь, Джон сел на место, и заседание продолжилось.– Заявления и жалобы, милорд, – объявил Коггер.Роберт обратился в слух, дела подобного рода обычно бывали весьма забавны.– Симон Люк, пьянство.– Два пенса, – без промедления высказались присяжные.– Уильям Доси, кража курицы у вдовы Баттон.– Шесть пенсов.– Питер де Чиллоп, согрешил с женой Уолтера Кокереля из Мэгфелда.– Четыре пенса.– Джон Винтер, согрешил с Марджори Свитинг, Матильдой ле Кок, Кристиной Колин, Алисой де Эверсфилд и Матильдой де Ред, а также постоянно сожительствовал с вдовой Стелд, вдовой Чомелс и вдовой Баттон. Кроме того, обрюхатил Джулию Серимонд.– Господи помилуй! – вырвалось у Роберта. – Джон Винтер, где вы, покажитесь!Маленький человечек с заискивающим и виноватым выражением на обветренном лице выступил вперед и извиняющимся тоном произнес:– Я это делал, только чтобы угодить им, милорд, уж больно они на меня наседали. Особенно вдовы, те так вообще проходу не давали.Роберт поучительно заметил.– Нужно было своей головой думать. Вы что, себя не контролируете?Судорожно сглотнув, Винтер признался.– Да не всегда получается, милорд.«Кто я такой, чтобы судить его?» – с раскаянием подумал Роберт, в то время как присяжные объявили:– По пенни за каждый грех. Вдовы от штрафа освобождаются. Когда родится ребенок, дело будет рассмотрено повторно.По залу прокатился смешок. Винтер, побагровев от стыда, поспешил скрыться в толпе.Заседание суда шло своим чередом, а Роберт вновь начал думать о Николь. Наконец откуда-то издалека до него донеслось, как присяжные объявили приговор по последнему из рассматриваемых в этот день дел. Коггер закончил принимать плату от арендаторов. Первая судебная сессия 1335 года завершилась.Владелец Шардена встал и, окинув напоследок своих арендаторов строгим взором, направился к дверям. Люди, чьи жизни всецело зависели от него, тихонько переговариваясь, потянулись к выходу, навстречу холодному февральскому дню.
Зима, наконец, сдалась, и весна окончательно вступила в свои права на благословенной и прекрасной земле Суссекса. Ориэль, обхватив себя руками, закружилась по комнате, чувствуя, как смена времен года эхом отдается великими переменами в ее теле. Двухмесячное отсутствие связанных с луной кровотечений могло означать только одно: свершилось чудо зарождения новой жизни, и семя Маркуса де Флавье расцвело внутри нее; от великой любви двух людей появилось новое живое существо. С благоговейным трепетом ощутив причастность к этой вечной тайне мироздания, Ориэль расплакалась от нахлынувших на нее чувств.Она была уверена, что точно знает, когда это произошло, в тот самый холодный зимний день, когда они были в хижине дровосека. Тогда, встав, Ориэль почувствовала внезапную слабость, и это – во всяком случае, так она считала – и был миг зачатия. Значит, даже когда они в тот день по сугробам и льду возвращались во дворец, она уже была беременна.Ориэль захотелось пробежать по комнатам и поделиться своей радостью со всеми, слугами, стражниками, поварами и кухарками. Но наверху никого не было, и, сбежав по широкой каменной лестнице, Ориэль выпорхнула на крыльцо и увидела Поля д'Эстре, который сидел на садовой скамейке, зажмурившись и подставляя лицо еще совсем слабым, робким лучам ласкового весеннего солнышка.– О-о, дорогая моя, – он открыл глаза, слегка подпрыгнув от неожиданности, когда она дотронулась до его рукава, – это ты, Ориэль, дитя мое. А я, кажется, задремал.Ориэль улыбалась, глядя на него, и рыцарь ласково потрепал ее золотые волосы.– Моя милая девочка. Ты сегодня выглядишь такой счастливой.Ориэль ничего не могла с собой поделать, она знала, что поступает неразумно, но не могла больше скрывать переполнявшую ее радость. Чмокнув Поля в пухлую щеку, она рассмеялась:– О, сэр Поль, я и в самом деле очень счастлива – потому что у меня будет ребенок.Вздрогнув, д'Эстре отстранился от нее.– Что ты сказала, Ориэль? Ты уже говорила кому-нибудь, кроме меня? Твоя мать знает?У Ориэль внезапно подступили слезы к глазам.– Нет, я никому пока не говорила… А вы совсем не рады? Почему вы так нахмурились?– Потому что вероятность того, что отец этого ребенка – Колин, слишком ничтожна, чтобы ее можно было воспринимать всерьез.Ориэль испуганно посмотрела на него.– Но… Колин ведь мой муж. Неужели кто-нибудь заподозрит…– Правду. Что ты и Маркус все это время были любовниками. Что это его ребенка ты носишь под сердцем.День вдруг померк в глазах Ориэль, ей стало холодно.– Откуда вы знаете? – упавшим голосом произнесла она.– Потому что Колин – сущий ребенок во всех отношениях. Совершенно очевидно, что твоим любовником мог быть только Маркус.– И все остальные тоже догадаются?– Скорее всего. Но ты ни в коем случае не должна давать им повода укрепиться в подозрениях. Пусть болтают, что хотят, но ни у кого не должно быть оснований показывать на тебя пальцем. Умоляю тебя, Ориэль при твоем исключительном положении родственницы архиепископа даже тень скандала не должна касаться твоего имени.– Но что я могу сделать?– Немедленно прекратить особые отношения с Маркусом.Ориэль не ответила и, развернувшись на каблуках, побрела в дом. Задумчиво глядя ей вслед, Поль озабоченно покачивал головой. Затем, видимо, придя к какому-то решению, он поднялся и, войдя во дворец, подозвал слугу.– Оседлай-ка побыстрее лошадь. Нужно срочно отвезти письмо в Шарден.– Хорошо, сэр. Мне подождать ответа?– Обязательно. И возвращайся как можно скорее.
Ярмарочный день в Баттле. Едва въехав в город, Хэймон де Шарден, вынужденный в течение не скольких недель откладывать поездку к Николь из-за плохой погоды, оказался затянутым в бурлящий водоворот толпы. Крестьяне вели на продажу коров, овец и свиней, тащили корзины, полные яиц, колбас, сыров, у кого-то под мышкой или в лукошках кудахтали куры и гоготали гуси, скрипели возы и телеги, ржали лошади, и покрикивали возницы, и посреди веси этой шумной, веселой толпы танцевала на невысоком помосте девушка в широкой развевающейся юбке, позволявшей разглядеть крепкие длинные ноги, ей аккомпанировал на рожке мужчина на деревянной ноге.В обычных обстоятельствах Хэймон с удовольствием потолкался бы среди этого разношерстного сборища людей, ему нравилась компания простонародья, бесхитростные, грубоватые развлечения, веселые и доступные женщины. Но сегодня ему не терпелось поскорее увидеться с Николь, и он попытался выбраться из толпы, но тут чья-то вспорхнувшая курица испугала его коня, и тот поднялся на дыбы, мимоходом задев женщину, тащившую огромный поднос со свежеиспеченной сдобой. Булочница упала, а ее товар оказался втоптанным в грязь, при виде чего женщина подняла такой крик, что Хэймону ничего не оставалось, как спешиться и поспешно сунуть ей в руку кошелек, в котором, наверное, было денег больше, чем ей когда-либо доводилось держать в руках.Едва Хэймон успел избавиться от булочницы, к нему подошла смуглая улыбающаяся танцовщица и предложила свои услуги, но он со вздохом отказался. В былые времена, до встречи с Николь, он ни за что не упустил бы такого случая.Девушка лукаво подмигнула.– Может быть, в другой раз?– Может быть…Как и опасался Хэймон, в этот торговый день Николь не оказалось дома, и он, ведя на поводу лошадь, вновь повернул к рыночной площади. Привязав коня к кольцу в стене, Хэймон пошел гулять по рядам, разглядывая выложенные для продажи товары. Чего только здесь не было! Груды селедки рядом с изысканными сластями, яблоки, свежие сыры, множество вкусных вещей: горячие пироги и кексы, украшенные цукатами, яблоки в тесте, пирожки с мясом, засахаренные фрукты и, конечно же, кувшины ароматного эля. Такого изобилия Хэймону не доводилось видеть даже на лондонском рынке.Молодой Шарден с трудом прокладывал путь сквозь разраставшуюся толпу, увеличенную в этот день еще и за счет паломников, прибывших помолиться на месте гибели последнего саксонского короля. Николь нигде не было видно, и Хэймон, не теряя надежды встретить свою подругу, остановился, чтобы посмотреть на карликов, пляшущих рядом с медведем.В этот момент он вдруг ощутил себя частью толпы, он слушал перезвон монастырских колоколов, лай собак, крик младенцев, визгливые голоса карликов, возгласы торговцев, любовался наваленными на прилавки товарами, с удовольствием вдыхал запах жареного мяса, разгоряченных тел, мускуса и эля.Хэймон наслаждался этим ярким, пестрым зрелищем, радовался, глядя на шумную толпу, собравшуюся в этот ясный весенний день в Баттле.Вдруг он увидел Николь, в своем зеленом плаще похожую на лесную нимфу.– Это я, Хэймон, я здесь! – закричал он, но толпа между ними вдруг задвигалась, привлеченная каким-то новым зрелищем, и Хэймон потерял девушку из виду.Мимоходом отметив, что медведь, наконец, поборол карлика, Хэймон начал пробираться туда, где стояла Николь. Толпа поредела, и он снова увидел ее: она была всецело погружена в беседу с каким-то мужчиной, стоявшим спиной к Хэймону, но облик которого почему-то показался молодому человеку очень знакомым.– Николь! – во всю силу своих легких заорал он.На этот раз Николь услышала и начала вертеть головой, чтобы увидеть, кто ее зовет. Хэймон увидел, как на ее лице при виде него промелькнуло удивление, почему-то сразу же сменившееся на испуг.Собеседник Николь тоже обернулся, и Хэймон застыл на месте, уставившись на человека, которого знал лучше, чем кого бы то ни было на этом свете. Роберт де Шарден тоже был в этот день в Баттле.
В этот вечер сплошная пелена тумана, опустившегося с гряды Тайд-Брук, заволокла Бивелхэмскую долину и поползла дальше, к Мэгфелду. Туман был таким густым, что, казалось, даже гасил всякие звуки. Все вокруг притихло, все живое куда-то попряталось: не пробегал в кустах заяц, не ухала сова, даже мышь не шуршала под опавшими прошлогодними листьями.Лишь двое мужчин, покашливая от влажного воз духа, брели по лесу, безуспешно пытаясь понять, где они находятся. Возвращаясь с охоты, Маркус и Колин заблудились в тумане и теперь вряд ли могли рассчитывать попасть домой до завтрашнего утра.– Нам придется здесь спать? – нервно спросил Колин.– Нет, не здесь, давай пройдем еще немного. Не надо бояться. Дай мне руку.Колин мгновенно успокоился и снова был доволен и счастлив. Сейчас он уже очень смутно помнил, какой была его жизнь до появления Маркуса и женитьбы на Ориэль. Ему казалось, что они были всегда – то ли потому, что с первой встречи он узнал в них старых друзей, которых когда-то потерял, а теперь нашел, то ли просто потому, что они сделали его жизнь такой интересной и насыщенной. И все-таки иногда в его замутненном сознании возникали какие-то неясные картины, полустертые воспоминания, которые, едва он пытался получше разглядеть их, сразу же расплывались и исчезали. В таких случаях он брался за гитару и, перебирая струны, тщетно пытался сосредоточиться на чем-то реальном.Вот и теперь он сказал.– Я не боюсь, – и тут же добавил. – А хорошо ли я сегодня стрелял из лука?– Очень хорошо, – автоматически ответил Маркус, тщетно пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь плотную стену тумана.– Когда-то у меня хорошо получалось, – заявил Колин.– Что? – рассеянно переспросил Маркус.– Когда мы бегали по холмам, – уточнил Колин, но Маркус не слушал его: оруженосцу показалось, будто где-то в стороне мелькнул свет.– Кажется, я что-то увидел, – пробормотал он.Колин улыбнулся. Как хорошо, значит, скоро он усядется возле очага, будет есть горячий суп и свежий хлеб и рассказывать Ориэль обо всех событиях дня, о том, как они спугнули цаплю, как метко он сегодня стрелял, как рассердился Маркус, когда они встретили в лесу Николаса ле Миста с какой-то девушкой. И Ориэль будет внимательно слушать и улыбаться ему в ответ, и он сможет любоваться ее блестящими волосами, и снова ощутит тепло ее губ на своей щеке, когда она поцелует его на ночь. Теперь уже недолго ждать.Колин почувствовал, как Маркус дернул его за рукав:– Вон там свет. Ты видишь?Колин изо всех сил таращил глаза.– Нет, не вижу. Где, Маркус? Где?– Да вон же, – гасконец показал туда, где, как ему казалось, он ясно различал мелькавший между деревьями и кустами свет.– Я ничего не вижу.– Неважно, зато я вижу. Пойдем туда.Маркус устремился вперед. Сомнений не было – он уже ясно видел кузницу, огонь, пылающий в горне, и даже слышал стук молота о наковальню.Потом он увидел кузнеца Одетый в грубую рясу, как монах, тот стоял к ним спиной, склонившись над наковальней и сжимая в руке щипцы.– Э-ге-гей! – закричал Маркус. – Вы можете нам помочь? Мы заблудились в тумане. Не могли бы вы приютить нас до утра?Судя по тому, что кузнец по-прежнему неподвижно стоял в той же позе, он не услышал Маркуса.– Эй, послушайте! – еще громче прокричал Маркус. – Можете вы пустить нас переночевать?На сей раз человек в кузне, по-видимому, услышал его и начал медленно поворачиваться. Его движения были какими-то странными, будто замороженными. Монах повернулся, и Маркусу показалось, что он сейчас ослепнет, глаза незнакомца сверкали, будто две огромные звезды, из них исходило нестерпимо яркое сияние.– О, Боже мой! – вырвалось у Маркуса.Они с кузнецом продолжали молча взирать друг на друга, и в это время Колин спокойно спросил:– Что такое, Маркус? Что ты увидел?– Разве ты не видишь его?..– Кого? Где?– Кузнеца. Вон там.Но кузнец уже отвернулся, и его тут же вместе с кузницей скрыл туман.– Наверное, я его не заметил, – виновато пожал плечами Колин.Но Маркус, охваченный страхом и каким-то другим, странным чувством, не ответил. Он понимал, что столкнулся с чем-то темным, ужасным и сверхъестественным, и, впервые в жизни по-настоящему испугавшись, думал, сможет ли он теперь остаться таким, как прежде. Глава пятнадцатая Неистовое мартовское утро; наполненный соленой влагой ветер несет дыхание океана и отдаленные крики морских птиц, под его напором уносится в глубь острова туман, открывая прозрачное и синее, как глаза ангела, небо, по которому летят стреми тельные белокрылые птицы-облака. Ярко сияет солнце; деревья гнутся под дуновением бриза, в воздухе пахнет весной.– Какой прекрасный день, – сказал Колин. – Посмотри, Маркус, туман исчез.Ответа не последовало, и некоторое время Колин сидел молча, глядя на своего спящего друга. Он увидел обтянутые кожей скулы, острые, ястребиные черты, глаза, укрытые тяжелыми веками, длинные темные волосы, которые трепал ветер, сложенные на груди жилистые руки с тонкими сильными пальцами, кольцо в виде стебля с цветком на мизинце.Таким вечным, смертельным покоем веяло от распростертого на земле неподвижного тела, что Колином овладело чувство, будто ему довелось заглянуть в будущее, будто когда-нибудь его друг будет лежать вот так на зеленой траве, только не живой, а мертвый.– О, Господи! – взмолился Колин, упав на колени. – Если это случится, сделай так, чтобы я тоже умер. Не давай Маркусу уйти одному!
Бодрящий свежий ветер дул в лицо Маргарет, пока она ехала из дворца домой. Остановившись на холме и глядя сверху вниз ни прилепившийся у подножия замок, она увидела на поверхности водяного рва небольшие волны, в которых с восторгом плескались лебеди, вытягивая длинные шеи навстречу ветру и солнечным лучам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54