– Мне надо поскорее попасть домой, – растягивая слова, сказала она.– Боюсь, что вы были правы, – извиняющимся тоном откликнулся Роберт. – Должно быть, я поехал не по той дороге. Мы уже почти в Бэйндене.Она хотела сказать: «Тогда поедем назад», но вместо этого еще раз молча отпила из фляжки.– Я только на минуту заеду в дом, возьму теплую одежду, – предложил, не глядя на нее, Роберт. – Становится холодно.И снова Дебора промолчала, изо всех сил пытаясь бороться с теми отвратительными, ужасными мысля ми, которые уже почти полностью овладели ею.– Хорошо? – Они остановились, и Дебора поняла, что должна дать тот или иной ответ.– Мы заедем в Бэйнден, – медленно произнесла она, сдаваясь, и почувствовала, как руки Роберта теснее обхватили ее.Он пришпорил коня, и они понеслись к дому.– К сожалению, Бенджамин, я не знаю, где она. – Стоя на пороге своего дома, матушка Всстон смотрела на плотника узкими смородиновыми глаза ми. – Я думала, что она с тобой.Бенджамин покачал головой:
– Я сказал, что приду, как только закончу работу. Я немного задержался из-за того, что ко мне неожиданно пришли. А что, Дебора вообще не заходила домой?В смородиновых глазах появилось беспокойство.– Нет, не заходила. Надеюсь, она не заболела. Может быть, братья пойдут поискать ее, когда вернутся домой.– Я уверен, что с ней ничего не случилось, – поспешно сказал Бенджамин. – Скорее всего, она просто с кем-нибудь заговорилась.Ему почему-то вдруг захотелось оказаться подальше от этого маленького домика с дымящимся очагом и вечным запахом постоянной стряпни, не говоря уже о том, что он отнюдь не желал оказаться под испытующим взором папаши Вестона. Все, о чем он сейчас мечтал, – поскорее вернуться в свое тихое обиталище, усесться возле очага и, глядя в огонь, потягивать присланное Даниэлем Кэсслоу пиво.– Бенджамин?– Прошу прощения, я…– Я говорю: сказать Деборе, что ты зайдешь завтра?– Да-да, пожалуйста, скажите.Поклонившись – особой вежливости в данных обстоятельствах не требовалось, – Бенджамин опять сел на лошадь и на мгновение задумался. Ужасно было себе в этом признаваться, но сегодня ему не хотелось видеть Дебору. Бенджамин сам себе удивлялся: желание остаться наедине со своими мыслями было настолько сильным, что плотник предпочитал ехать через лес, лишь бы избежать встречи с кем бы то ни было, в том числе с девушкой, на которой намеревался жениться. Поспешно развернувшись в том направлении, где он никого не мог встретить, он поскакал домой и с облегчением вздохнул лишь после того, как за ним захлопнулась дверь.Бенджамин развел огонь в очаге и, поняв, что совершенно не хочет есть, сел в свое любимое кресло и стал смотреть на огонь. Старый кот, мурлыча, примостился у него на коленях. Не прошло и пяти минут, как Бенджамин уснул.Ему снилось, что он идет по белому от снега лесу; вдали виднелась долина – сочетание голых черных деревьев и молочно-белых полей. Посреди непорочной белизны ярким чернильным пятном выделялась заброшенная избушка дровосека. Бенджамин заметил вьющийся из отверстия в крыше дымок и, заинтересовавшись, кто это нашел себе убежище в самом сердце пустынного леса, подошел поближе, удивляясь тому, что его ноги не оставляют следов на девствен ном снежном покрове.Слегка приоткрыв дверь, он, к своему ужасу, увидел двух любовников, мужчину и женщину, которых застиг во время сокровенного акта. Бенджамин уже собирался поспешно отвести глаза и убежать, но что-то в длинной, стройной фигуре мужчины показалось ему знакомым. Пока он разглядывал любовника, тот вдруг вскочил на ноги и пошел к двери, как будто что-то услышал.На мгновение, прежде чем обратиться в бегство, Бенджамин увидел его лицо: падающие на плечи темные волосы, ястребиные черты, живые глаза. Потом он побежал по снегу, и тут его сон оборвался.Внезапно пробудившись, Бенджамин резко встал; кот соскользнул на пол и недовольно замяукал; оглянувшись, плотник заметил кувшин и вспомнил о подаренном ему пиве. Налив себе целую пинту, он опять сел в излюбленное кресло и, наслаждаясь изысканным вкусом, подумал о том, что это самое лучшее пиво, которое ему когда-либо доводилось пробовать. Прикончив первую порцию, Бенджамин перелил в стакан остатки и, прежде чем подняться наверх, в спальню, выпил все до последней капли. Там он мгновенно провалился в глубокий, без сновидений, сон.
– Я подожду здесь, снаружи, – сказала Дебора. – Так будет лучше, господин Морли. Я бы не хотела, чтобы меня увидел Ричард Мейнард.Ее вновь охватил страх; честная, добропорядочная сторона ее натуры заявила о себе, преодолев еще несколько минут назад обуревавшие ее низменные желания.– Глупости, – сухо ответил Роберт. – Зайдите и хоть немного отогрейтесь, прежде чем мы вновь отправимся в путь. Слуги уже спят, и никто вас не увидит. Мы пробудем здесь всего несколько минут.Не дожидаясь ответа, он снял Дебору с лошади, подчеркнуто стараясь не касаться ее своим телом.Они вошли в дом; от ярко пылающего в печке огня исходило гостеприимное, влекущее тепло, и Дебора, не обращая внимания на Роберта, поспешила подойти поближе и протянула к огню руки. Она отдавала себе отчет в том, что находится наедине с мужчиной, дурная репутация которого была притчей во языцех в их краях. И вдруг, к своему ужасу, она услышала собственный голос, кокетливо произнесший:– Как здесь тепло и уютно, господин Морли. Какая жалость, что мы должны опять выходить из дому.Ей казалось, что она со стороны смотрит на то, как та, другая, соблазнительно улыбаясь, медленно подходит к Роберту. Какой-то голос внутри нее отчаянно закричал: «Помогите! Этого не может, не должно быть! Спасите!» – но та, другая, уже всем телом прижалась к наследнику Глинда. Не произнеся ни слова, Роберт Морли подхватил ее на руки и понес в спальню. Глава двадцать третья Замысел новой пьесы, зревший в голове Тома Мэя и не дававший ему покоя, заставил его проснуться сразу после полуночи. Он уже совершенно ясно видел, какой должна быть будущая героиня, и не успел первый луч солнца пасть на землю, как Том уже знал, какие причины толкнут главного героя на злые, порочные поступки. Туманные контуры пьесы вырисовывались все яснее и яснее, и юному автору ничего не оставалось, как вылезти из постели и, засветив столько свечей, сколько нашлось в комнате, сесть за стол и набросать общий план комедии и самые первые, самые важные строки. И только когда лучи великого светила уже начали пробиваться сквозь занавеси, Том, наконец, отложил перо и подошел к окну, чтобы взглянуть на пробуждающееся утро.Над холмами прошел дождь, не тяжелый, затяжной ливень, а мелкий весенний дождик, живой и веселый, после которого начинают бурно расти папоротники, земля становится чистой и пахнет свежестью, зеленеют склоны холмов и на них появляются желтые крапинки нарциссов. Этот дождик отмывает от грязи бараньи шкуры, и в долинах Суссекса начинает остро пахнуть чистой овечьей шерстью.Поэту, увидевшему рождение такого утра, оставалось только немедленно оказаться на лоне природы. С чувством приятного принуждения Том надел самую простую и грубую одежду и направился в конюшню. Во дворе еще никого не было, лишь в пекарне уже кипела работа, и из приоткрытой двери сочился соблазнительный аромат горячего хлеба. Что могло быть приятнее в это чудесное утро, чем взлететь на своего гнедого и, слушая, как звонко стучат по булыжникам его копыта, отправиться исследовать весенний день? Оставив позади Мэгфилд, Том направился к Бивелхэмской долине, принадлежащей Рэйпам из Гастингса и не входящей во владения сэра Томаса Мэя. Глядя вокруг и чувствуя, как трепещет от восторга его артистическая натура, Том вновь и вновь убеждался, что он не такой, как другие; что он способен чувствовать так остро и ярко, как это дается только поэтам. Он впитывал в себя это золотое и зеленое утро; поля, казавшиеся укрытыми гигантской зеленой шалью; ясное, цвета только что отлитой золотой монеты, небо, все эго капризное великолепие, которое в любую минуту, словно по мановению руки, могло слюниться громом, молнией и дождем.Но сегодня Том, важный, как всякий писатель, придумавший новый сюжет и начавший успешно воплощать свой замысел, склонен был замечать только красивое, плавную линию холмов, прозрачность бескрайнего неба, свежесть воздуха, приятным холодком обдающего щеки.Он чувствовал себя захваченным внутренней сущностью Суссекса, с его недостатком сентиментальности, жесткостью, таящейся под округлыми верши нами холмов, этим разнообразием и сочетанием красок от бриллиантового моря до расстилавшихся перед ним ровных темных полей.Однако постепенно он начал замечать некоторую напряженность и неблагополучие в атмосфере; ощутил какую-то саднящую нотку печали в этом утре вдохновения и надежды. Поэтому Том не очень удивился, когда увидел приближающуюся со стороны Бэйндсена девушку с бледным, расстроенным лицом, бредущую с таким видом, будто ее жизнь превратилась в руины.Том, мало общавшийся с местными жителями, за исключением тех, кто работал во дворце, не узнал ее, но вынужден был признать, что для крестьянки она необычайно хороша собой, свежа и изящна, как цветок.– Доброе утро, – поздоровался он.Побледнев еще больше, она вздрогнула, но все-таки смогла кое-как выдавить. «Доброе утро, сэр», – и тут же разрыдалась.Испытывая страшную неловкость, Том смотрел на нее, мечтая лишь о том, чтобы она поскорее ушла. Однако девушка продолжала стоять на месте и плакать, сквозь слезы поглядывая на него.Чувствуя себя полным идиотом, Том наконец спросил:– Что-нибудь случилось?Он полагал, что, как сын владельца поместья, обязан проявить к ней участие, хотя на самом деле ему совершенно не хотелось вникать в ее горести. Однако, к ужасу Тома, девушка кивнула, не переставая плакать, и выжидательно посмотрела на него.– В таком случае, может быть, вы желаете поговорить с моей матерью? – с надеждой спросил он, однако ее ответный испуганный взгляд заставил Тома отбросить всякую мысль о том, что таким способом он сможет от нее избавиться.– Тогда чем же я могу вам помочь? – неохотно продолжил Том.– О, очень многим, – сквозь слезы проговорила девушка. – Ох, господин Том, в память о том, что мой отец когда-то служил вашему, пожалуйста, теперь помогите мне.К ужасу Тома, она вцепилась в его рукав. Отдирая от камзола ее руку, он пробормотал.– Прошу вас, успокойтесь и расскажите мне, что за беда с вами приключилась.Девушка, похожая на переживший бурю нарцисс, подняла на него трагический взгляд:– Нет, нет! – воскликнула она. – На это я никогда не осмелюсь. Нет, господин Том, я только хочу попросить вас об огромной милости.Том, уверенный, что сейчас она попросит у него денег, содрогнулся – несмотря на легендарную экстравагантность его отца, в карманах у юноши, как правило, было пусто.– Боюсь, что я… – запинаясь, начал он, но девушка перебила его.– Сэр, я понимаю, насколько ужасно просить человека вашего положения лгать, но умоляю, скажи те моему отцу, что я провела нынешнюю ночь во дворце.С некоторым облегчением Том произнес:– Да, конечно, мне бы не хотелось… – Но девушка уже вновь разразилась слезами.– Если вы не поможете мне, сэр, моя жизнь кончена. Я не могу открыть вам, где я была, но клянусь, что никто и никогда не узнает правды. Умоляю вас, сэр, спасите меня.Собравшись сказать «нет» и тем самым остаться в стороне от убогой любовной интриги девушки – а Том был уже почти уверен, что речь идет именно об этом, – он неохотно пробормотал.– Нет, знаете ли, я не… – однако она так жалобно на него посмотрела, что он остановился на полуслове.Тому вдруг пришло в голову, что если он действительно хочет стать выдающейся личностью, личностью, которая, может быть, в один прекрасный день станет вровень с самим Вильямом Шекспиром, то должен постараться быть добрым и милосердным, должен помогать ближним.– Что вы хотите, чтобы я сказал?– Что я повредила ногу и добрела до дворцовой кухни, а там решили, что лучше мне переночевать во дворце, а не идти ночью домой.– Вы думаете, этому поверят?– Если вы сами скажете моим родителям, то непременно поверят.Том сдался и очень неохотно предложил:– Я отвезу вас домой. Вы вернетесь, сидя на лошади, и все решат, что нога еще болит. Так будет естественней.Несмотря на риск, Тома начала забавлять эта история и, глядя по сторонам и понизив голос, хотя на несколько миль вокруг не было ни одной живой души, он поинтересовался.– Полагаю, здесь не обошлось без мужчины? Девушка вмиг сделалась такой мертвенно-бледной, что Том испугался.– Пожалуйста, не спрашивайте, – прошептала она. – Я боюсь даже думать об этом.С понимающим видом Том спросил:– Однако, надеюсь, вы не были изнасилованы?– Нет, это всецело моя вина, – медленно произнесла девушка. – Но я не в силах об этом говорить.Она замолчала, Том повернул свою лошадь, и они отправились в Кокин-Милл, к родителям Деборы.В дверь громко постучали. Роберт Морли, окончательно не проснувшись, крикнул. «Войдите», и лишь потом сообразил, что рядом с ним лежит обнаженная женщина. Однако, открыв глаза, он увидел рядом с собой пустое место – маленькая шлюшка, наполнившая ночь Роберта нескончаемой страстью и совершенно изнурившая его, бесследно исчезла.– Что такое? – спросил он у появившегося в комнате как всегда мертвенно-бледного Мейнарда.– Там внизу нарочный из Глинда, сэр. Он подумал, что вы можете оказаться здесь. Господин Герберт заболел, и вас срочно вызывают домой.Не вылезая из постели, Роберт попытался собрать разбросанную вокруг одежду.– Что-нибудь серьезное?– Посыльный стоит внизу, сэр. Он сказал мне только, что господин Герберт болен.Кое-как натягивая одежду, Роберт кивнул:– Спасибо, Мейнард. Сейчас я спущусь, – и с облегчением увидел, как фермер, наконец, отвел свой странный взгляд и удалился.Что там могло случиться, удивленно подумал Роберт. Конечно, брат значительно старше его, однако Герберту еще нет и пятидесяти, и он никогда не болел дольше одного дня. Однако присланный из Глинда слуга знал только, что прошлой ночью у господина Герберта начались сильные боли в груди, и был вызван доктор из Льюиса. Роберт был вынужден удовлетвориться этим и поспешно выехал в Глинд.Несмотря на серьезность ситуации и на то, что он был искренне привязан к Герберту, хотя у них были разные матери, мысли Роберта вновь и вновь обращались к Деборе Вестон. Какая несравненная, вдохновенная любовница! Ему еще никогда не попадалась такая обольстительная женщина. Стран но, что она не сказала ему ни слова на прощание. Еще удивительнее то, что она оказалась нетронутой девственницей. Он никогда не поверил бы, что такое возможно, если бы сегодня ночью сам в этом не убедился. Несмотря на то, что она определенно раньше не знала мужчин, Дебора оказалась столь сведуща в искусстве любви! Ей были известны все тайные ласки, все маленькие уловки и сладостные, слегка порочные забавы, которые способны разжечь мужчину и вознести его на край блаженства. Как будто она родилась распутницей, искусительницей, не нуждавшейся ни в каких уроках любовной страсти.Въехав во двор Глиндского замка, Роберт все еще раздумывал об этих странностях, но лицезрение доктора Балмера из Льюиса заставило его вернуться к действительности. Судя по всему, доктор, сопровождаемый мальчишкой, таскающим ящик с лекарствами и инструментами, собирался уезжать.Спрыгнув с лошади, младший господин Морли поздоровался и спросил.– Что вы можете сказать по поводу здоровья моего брата, сэр?Зная о привычке всех медиков напускать на себя важность, Роберт ничуть не удивился, когда доктор Балмер с кислой физиономией ответил:– Ах, сэр, все это весьма загадочно.– Вы хотите сказать, что не знаете, в чем дело? – встревоженно спросил Роберт.– Знаю и в то же время не знаю, сэр.– Вы подразумеваете?..– Я подразумеваю, сэр, что хотя я наблюдал множество подобных случаев у мужчин такого же возраста, как господин Морли, все же я не могу с уверенностью сказать, что является первопричиной этой болезни.– Не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени и попытаться растолковать все это на простом человеческом языке?С глубоким вздохом доктор Балмер отошел от лошади и позволил Роберту проводить себя в дом. Там доктор вновь заговорил быстро и неразборчиво, всем своим видом демонстрируя, насколько досадило ему такое посягательство на его время.– Я хочу сказать, господин Роберт, что мужчины в возрасте вашего брата бывают подвержены таинственным болям в груди, которые лично я считаю связанными с сердцем. Идея, с которой не согласны многие, если не сказать почти все, мои коллеги.– Каков же прогноз?– Достаточно благоприятный – при условии, что больной переживет первый приступ. Ну и, разумеется, при наличии соответствующего ухода и комфорта. Как правило, мои пациенты выживают, да, сэр, выживают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Я сказал, что приду, как только закончу работу. Я немного задержался из-за того, что ко мне неожиданно пришли. А что, Дебора вообще не заходила домой?В смородиновых глазах появилось беспокойство.– Нет, не заходила. Надеюсь, она не заболела. Может быть, братья пойдут поискать ее, когда вернутся домой.– Я уверен, что с ней ничего не случилось, – поспешно сказал Бенджамин. – Скорее всего, она просто с кем-нибудь заговорилась.Ему почему-то вдруг захотелось оказаться подальше от этого маленького домика с дымящимся очагом и вечным запахом постоянной стряпни, не говоря уже о том, что он отнюдь не желал оказаться под испытующим взором папаши Вестона. Все, о чем он сейчас мечтал, – поскорее вернуться в свое тихое обиталище, усесться возле очага и, глядя в огонь, потягивать присланное Даниэлем Кэсслоу пиво.– Бенджамин?– Прошу прощения, я…– Я говорю: сказать Деборе, что ты зайдешь завтра?– Да-да, пожалуйста, скажите.Поклонившись – особой вежливости в данных обстоятельствах не требовалось, – Бенджамин опять сел на лошадь и на мгновение задумался. Ужасно было себе в этом признаваться, но сегодня ему не хотелось видеть Дебору. Бенджамин сам себе удивлялся: желание остаться наедине со своими мыслями было настолько сильным, что плотник предпочитал ехать через лес, лишь бы избежать встречи с кем бы то ни было, в том числе с девушкой, на которой намеревался жениться. Поспешно развернувшись в том направлении, где он никого не мог встретить, он поскакал домой и с облегчением вздохнул лишь после того, как за ним захлопнулась дверь.Бенджамин развел огонь в очаге и, поняв, что совершенно не хочет есть, сел в свое любимое кресло и стал смотреть на огонь. Старый кот, мурлыча, примостился у него на коленях. Не прошло и пяти минут, как Бенджамин уснул.Ему снилось, что он идет по белому от снега лесу; вдали виднелась долина – сочетание голых черных деревьев и молочно-белых полей. Посреди непорочной белизны ярким чернильным пятном выделялась заброшенная избушка дровосека. Бенджамин заметил вьющийся из отверстия в крыше дымок и, заинтересовавшись, кто это нашел себе убежище в самом сердце пустынного леса, подошел поближе, удивляясь тому, что его ноги не оставляют следов на девствен ном снежном покрове.Слегка приоткрыв дверь, он, к своему ужасу, увидел двух любовников, мужчину и женщину, которых застиг во время сокровенного акта. Бенджамин уже собирался поспешно отвести глаза и убежать, но что-то в длинной, стройной фигуре мужчины показалось ему знакомым. Пока он разглядывал любовника, тот вдруг вскочил на ноги и пошел к двери, как будто что-то услышал.На мгновение, прежде чем обратиться в бегство, Бенджамин увидел его лицо: падающие на плечи темные волосы, ястребиные черты, живые глаза. Потом он побежал по снегу, и тут его сон оборвался.Внезапно пробудившись, Бенджамин резко встал; кот соскользнул на пол и недовольно замяукал; оглянувшись, плотник заметил кувшин и вспомнил о подаренном ему пиве. Налив себе целую пинту, он опять сел в излюбленное кресло и, наслаждаясь изысканным вкусом, подумал о том, что это самое лучшее пиво, которое ему когда-либо доводилось пробовать. Прикончив первую порцию, Бенджамин перелил в стакан остатки и, прежде чем подняться наверх, в спальню, выпил все до последней капли. Там он мгновенно провалился в глубокий, без сновидений, сон.
– Я подожду здесь, снаружи, – сказала Дебора. – Так будет лучше, господин Морли. Я бы не хотела, чтобы меня увидел Ричард Мейнард.Ее вновь охватил страх; честная, добропорядочная сторона ее натуры заявила о себе, преодолев еще несколько минут назад обуревавшие ее низменные желания.– Глупости, – сухо ответил Роберт. – Зайдите и хоть немного отогрейтесь, прежде чем мы вновь отправимся в путь. Слуги уже спят, и никто вас не увидит. Мы пробудем здесь всего несколько минут.Не дожидаясь ответа, он снял Дебору с лошади, подчеркнуто стараясь не касаться ее своим телом.Они вошли в дом; от ярко пылающего в печке огня исходило гостеприимное, влекущее тепло, и Дебора, не обращая внимания на Роберта, поспешила подойти поближе и протянула к огню руки. Она отдавала себе отчет в том, что находится наедине с мужчиной, дурная репутация которого была притчей во языцех в их краях. И вдруг, к своему ужасу, она услышала собственный голос, кокетливо произнесший:– Как здесь тепло и уютно, господин Морли. Какая жалость, что мы должны опять выходить из дому.Ей казалось, что она со стороны смотрит на то, как та, другая, соблазнительно улыбаясь, медленно подходит к Роберту. Какой-то голос внутри нее отчаянно закричал: «Помогите! Этого не может, не должно быть! Спасите!» – но та, другая, уже всем телом прижалась к наследнику Глинда. Не произнеся ни слова, Роберт Морли подхватил ее на руки и понес в спальню. Глава двадцать третья Замысел новой пьесы, зревший в голове Тома Мэя и не дававший ему покоя, заставил его проснуться сразу после полуночи. Он уже совершенно ясно видел, какой должна быть будущая героиня, и не успел первый луч солнца пасть на землю, как Том уже знал, какие причины толкнут главного героя на злые, порочные поступки. Туманные контуры пьесы вырисовывались все яснее и яснее, и юному автору ничего не оставалось, как вылезти из постели и, засветив столько свечей, сколько нашлось в комнате, сесть за стол и набросать общий план комедии и самые первые, самые важные строки. И только когда лучи великого светила уже начали пробиваться сквозь занавеси, Том, наконец, отложил перо и подошел к окну, чтобы взглянуть на пробуждающееся утро.Над холмами прошел дождь, не тяжелый, затяжной ливень, а мелкий весенний дождик, живой и веселый, после которого начинают бурно расти папоротники, земля становится чистой и пахнет свежестью, зеленеют склоны холмов и на них появляются желтые крапинки нарциссов. Этот дождик отмывает от грязи бараньи шкуры, и в долинах Суссекса начинает остро пахнуть чистой овечьей шерстью.Поэту, увидевшему рождение такого утра, оставалось только немедленно оказаться на лоне природы. С чувством приятного принуждения Том надел самую простую и грубую одежду и направился в конюшню. Во дворе еще никого не было, лишь в пекарне уже кипела работа, и из приоткрытой двери сочился соблазнительный аромат горячего хлеба. Что могло быть приятнее в это чудесное утро, чем взлететь на своего гнедого и, слушая, как звонко стучат по булыжникам его копыта, отправиться исследовать весенний день? Оставив позади Мэгфилд, Том направился к Бивелхэмской долине, принадлежащей Рэйпам из Гастингса и не входящей во владения сэра Томаса Мэя. Глядя вокруг и чувствуя, как трепещет от восторга его артистическая натура, Том вновь и вновь убеждался, что он не такой, как другие; что он способен чувствовать так остро и ярко, как это дается только поэтам. Он впитывал в себя это золотое и зеленое утро; поля, казавшиеся укрытыми гигантской зеленой шалью; ясное, цвета только что отлитой золотой монеты, небо, все эго капризное великолепие, которое в любую минуту, словно по мановению руки, могло слюниться громом, молнией и дождем.Но сегодня Том, важный, как всякий писатель, придумавший новый сюжет и начавший успешно воплощать свой замысел, склонен был замечать только красивое, плавную линию холмов, прозрачность бескрайнего неба, свежесть воздуха, приятным холодком обдающего щеки.Он чувствовал себя захваченным внутренней сущностью Суссекса, с его недостатком сентиментальности, жесткостью, таящейся под округлыми верши нами холмов, этим разнообразием и сочетанием красок от бриллиантового моря до расстилавшихся перед ним ровных темных полей.Однако постепенно он начал замечать некоторую напряженность и неблагополучие в атмосфере; ощутил какую-то саднящую нотку печали в этом утре вдохновения и надежды. Поэтому Том не очень удивился, когда увидел приближающуюся со стороны Бэйндсена девушку с бледным, расстроенным лицом, бредущую с таким видом, будто ее жизнь превратилась в руины.Том, мало общавшийся с местными жителями, за исключением тех, кто работал во дворце, не узнал ее, но вынужден был признать, что для крестьянки она необычайно хороша собой, свежа и изящна, как цветок.– Доброе утро, – поздоровался он.Побледнев еще больше, она вздрогнула, но все-таки смогла кое-как выдавить. «Доброе утро, сэр», – и тут же разрыдалась.Испытывая страшную неловкость, Том смотрел на нее, мечтая лишь о том, чтобы она поскорее ушла. Однако девушка продолжала стоять на месте и плакать, сквозь слезы поглядывая на него.Чувствуя себя полным идиотом, Том наконец спросил:– Что-нибудь случилось?Он полагал, что, как сын владельца поместья, обязан проявить к ней участие, хотя на самом деле ему совершенно не хотелось вникать в ее горести. Однако, к ужасу Тома, девушка кивнула, не переставая плакать, и выжидательно посмотрела на него.– В таком случае, может быть, вы желаете поговорить с моей матерью? – с надеждой спросил он, однако ее ответный испуганный взгляд заставил Тома отбросить всякую мысль о том, что таким способом он сможет от нее избавиться.– Тогда чем же я могу вам помочь? – неохотно продолжил Том.– О, очень многим, – сквозь слезы проговорила девушка. – Ох, господин Том, в память о том, что мой отец когда-то служил вашему, пожалуйста, теперь помогите мне.К ужасу Тома, она вцепилась в его рукав. Отдирая от камзола ее руку, он пробормотал.– Прошу вас, успокойтесь и расскажите мне, что за беда с вами приключилась.Девушка, похожая на переживший бурю нарцисс, подняла на него трагический взгляд:– Нет, нет! – воскликнула она. – На это я никогда не осмелюсь. Нет, господин Том, я только хочу попросить вас об огромной милости.Том, уверенный, что сейчас она попросит у него денег, содрогнулся – несмотря на легендарную экстравагантность его отца, в карманах у юноши, как правило, было пусто.– Боюсь, что я… – запинаясь, начал он, но девушка перебила его.– Сэр, я понимаю, насколько ужасно просить человека вашего положения лгать, но умоляю, скажи те моему отцу, что я провела нынешнюю ночь во дворце.С некоторым облегчением Том произнес:– Да, конечно, мне бы не хотелось… – Но девушка уже вновь разразилась слезами.– Если вы не поможете мне, сэр, моя жизнь кончена. Я не могу открыть вам, где я была, но клянусь, что никто и никогда не узнает правды. Умоляю вас, сэр, спасите меня.Собравшись сказать «нет» и тем самым остаться в стороне от убогой любовной интриги девушки – а Том был уже почти уверен, что речь идет именно об этом, – он неохотно пробормотал.– Нет, знаете ли, я не… – однако она так жалобно на него посмотрела, что он остановился на полуслове.Тому вдруг пришло в голову, что если он действительно хочет стать выдающейся личностью, личностью, которая, может быть, в один прекрасный день станет вровень с самим Вильямом Шекспиром, то должен постараться быть добрым и милосердным, должен помогать ближним.– Что вы хотите, чтобы я сказал?– Что я повредила ногу и добрела до дворцовой кухни, а там решили, что лучше мне переночевать во дворце, а не идти ночью домой.– Вы думаете, этому поверят?– Если вы сами скажете моим родителям, то непременно поверят.Том сдался и очень неохотно предложил:– Я отвезу вас домой. Вы вернетесь, сидя на лошади, и все решат, что нога еще болит. Так будет естественней.Несмотря на риск, Тома начала забавлять эта история и, глядя по сторонам и понизив голос, хотя на несколько миль вокруг не было ни одной живой души, он поинтересовался.– Полагаю, здесь не обошлось без мужчины? Девушка вмиг сделалась такой мертвенно-бледной, что Том испугался.– Пожалуйста, не спрашивайте, – прошептала она. – Я боюсь даже думать об этом.С понимающим видом Том спросил:– Однако, надеюсь, вы не были изнасилованы?– Нет, это всецело моя вина, – медленно произнесла девушка. – Но я не в силах об этом говорить.Она замолчала, Том повернул свою лошадь, и они отправились в Кокин-Милл, к родителям Деборы.В дверь громко постучали. Роберт Морли, окончательно не проснувшись, крикнул. «Войдите», и лишь потом сообразил, что рядом с ним лежит обнаженная женщина. Однако, открыв глаза, он увидел рядом с собой пустое место – маленькая шлюшка, наполнившая ночь Роберта нескончаемой страстью и совершенно изнурившая его, бесследно исчезла.– Что такое? – спросил он у появившегося в комнате как всегда мертвенно-бледного Мейнарда.– Там внизу нарочный из Глинда, сэр. Он подумал, что вы можете оказаться здесь. Господин Герберт заболел, и вас срочно вызывают домой.Не вылезая из постели, Роберт попытался собрать разбросанную вокруг одежду.– Что-нибудь серьезное?– Посыльный стоит внизу, сэр. Он сказал мне только, что господин Герберт болен.Кое-как натягивая одежду, Роберт кивнул:– Спасибо, Мейнард. Сейчас я спущусь, – и с облегчением увидел, как фермер, наконец, отвел свой странный взгляд и удалился.Что там могло случиться, удивленно подумал Роберт. Конечно, брат значительно старше его, однако Герберту еще нет и пятидесяти, и он никогда не болел дольше одного дня. Однако присланный из Глинда слуга знал только, что прошлой ночью у господина Герберта начались сильные боли в груди, и был вызван доктор из Льюиса. Роберт был вынужден удовлетвориться этим и поспешно выехал в Глинд.Несмотря на серьезность ситуации и на то, что он был искренне привязан к Герберту, хотя у них были разные матери, мысли Роберта вновь и вновь обращались к Деборе Вестон. Какая несравненная, вдохновенная любовница! Ему еще никогда не попадалась такая обольстительная женщина. Стран но, что она не сказала ему ни слова на прощание. Еще удивительнее то, что она оказалась нетронутой девственницей. Он никогда не поверил бы, что такое возможно, если бы сегодня ночью сам в этом не убедился. Несмотря на то, что она определенно раньше не знала мужчин, Дебора оказалась столь сведуща в искусстве любви! Ей были известны все тайные ласки, все маленькие уловки и сладостные, слегка порочные забавы, которые способны разжечь мужчину и вознести его на край блаженства. Как будто она родилась распутницей, искусительницей, не нуждавшейся ни в каких уроках любовной страсти.Въехав во двор Глиндского замка, Роберт все еще раздумывал об этих странностях, но лицезрение доктора Балмера из Льюиса заставило его вернуться к действительности. Судя по всему, доктор, сопровождаемый мальчишкой, таскающим ящик с лекарствами и инструментами, собирался уезжать.Спрыгнув с лошади, младший господин Морли поздоровался и спросил.– Что вы можете сказать по поводу здоровья моего брата, сэр?Зная о привычке всех медиков напускать на себя важность, Роберт ничуть не удивился, когда доктор Балмер с кислой физиономией ответил:– Ах, сэр, все это весьма загадочно.– Вы хотите сказать, что не знаете, в чем дело? – встревоженно спросил Роберт.– Знаю и в то же время не знаю, сэр.– Вы подразумеваете?..– Я подразумеваю, сэр, что хотя я наблюдал множество подобных случаев у мужчин такого же возраста, как господин Морли, все же я не могу с уверенностью сказать, что является первопричиной этой болезни.– Не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени и попытаться растолковать все это на простом человеческом языке?С глубоким вздохом доктор Балмер отошел от лошади и позволил Роберту проводить себя в дом. Там доктор вновь заговорил быстро и неразборчиво, всем своим видом демонстрируя, насколько досадило ему такое посягательство на его время.– Я хочу сказать, господин Роберт, что мужчины в возрасте вашего брата бывают подвержены таинственным болям в груди, которые лично я считаю связанными с сердцем. Идея, с которой не согласны многие, если не сказать почти все, мои коллеги.– Каков же прогноз?– Достаточно благоприятный – при условии, что больной переживет первый приступ. Ну и, разумеется, при наличии соответствующего ухода и комфорта. Как правило, мои пациенты выживают, да, сэр, выживают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54