Три луны прошло, а ты еще не понял, что больше ее не увидишь!?!
– Не в этом дело, Таська! – закрыл глаза Андрей, – просто… как тебе объяснить… В общем, когда бьют в спину – больнее всего душе.
Глава 16.
Был конец сентября. Все население триады База – Бобровка – Монастырь были занято уборкой и не замечало стремительного полета времени. Потихоньку стирались границы бытия и сглаживались острые углы и шероховатости в отношениях между представителями двух миров. Даже самые отъявленные ворчуны из Бобровки признали, что никогда жизнь не была столь легкой и беззаботной. Ратибор торжествовал. Его дочерей смущало только то, что батя стал сильно увлекаться разбавленным спиртом – хотя железное здоровье альтеста сбоев не давало, все же Настя просила Андрея поговорить с отцом.
Настроение внутри базы было не самого розового оттенка, но «пришельцы поневоле» держались. Норвегов вспомнил, как в книге Юрия Германа «Россия молодая» старый помор Мокий учил Ивана Рябова премудростям вынужденной зимовки: «Всю ватагу в великой строгости держи, чтобы люди сном не баловались, али скукой-тоской. Пожалеешь, похоронишь. Строгость, Иван Савватеевич, в беде первое дело».
Такого ПХД не знала база за всю историю. На парково-хозяйственный день это было мало похоже. Почти весь август военный городок проклинал сукиного сына командира за проснувшуюся любовь к чистоте. Даже брусья на спортгородке – и те вычистили наждачкой и отполировали. Все склады с прохудившимися крышами были наново перекрыты тесом – тонкими осиновыми дощечками, плотно подогнанными и выложенными в замысловатые узоры. Несмотря на то, что год назад заборы, ограждающие саму часть и склады были подновлены, в этом году из запасников извлекли рулоны с колючей проволокой и натянули поверх забора дополнительную защиту. Причем, если раньше солдаты тихо протестовали против такого рода изоляции, то теперь даже самые рьяные демократы добросовестно трудились на укреплении забора.
На период работ с вещевого склада выдали спецодежду. Люди приобрели одинаковый цвет, и различить их по половой принадлежности можно было только по характерным округлостям и выпуклостям.
У майора Львова вновь появилась работа. Ратибор повздорил с медведем, и косолапый сильно помял старейшине ребра. А получилось вот как.
Изрядно выпивши, Ратибор вышел из слободы в направлении базы. Приперло ему спьяну навестить любимых дочурок. Но, перепутав азимут, взял значительно севернее. Отмахав километров пять по лесу, он внезапно ощутил сильную усталость и прилег у первого удобного выворотня. С другой стороны в послеобеденном сне лежал небольшой, но наглый медведь. Мишку разбудил храп Ратибора – захлебывающийся и прерывистый.
«Допился!» – подумал старейшина когда открыл глаза. Стремительно вскочив, он затряс головой, пытаясь отогнать наваждение. Медведь встал на задние лапы и, глухо ворча, попер врукопашную.
Ратиборову стать сжали мощные лапы, и смятая грудная клетка заставила легкие выпустить весь воздух. Шалого мишку окатило четырьмя литрами перегара. Зверь заскулил и принялся тереть морду лапами. Затем, опустившись на четыре, ломанулся на юго-восток. Старейшина пошатался еще несколько мгновений, а затем рухнул на землю.
В таком отвратительном состоянии его и нашел старший прапорщик Мухин. Услышав кашель Ратибора, он отложил нивелир, с помощью которого сравнивал истинный рельеф местности с тем, который был нанесен на карты, и поспешил на помощь. Узнав в жертве медвежьих лап Ратибора, Леонид Иваныч выругался и потянулся за транком.
– Дежурный, вызывает Мухин!
– Майор Булдаков на связи! – отозвался веселый дежурный, – что, водка кончилась – буссоль дрожит? Так это мы мигом! Сейчас вертолет пришлю!
– Палыч, кончай хохмить! Во-первых, я с нивелиром, а во-вторых, обнаружил Ратибора, которого драл медведь.
– В смысле, драл? – удивление майора великолепно передалось через устройство связи.
– В смысле ребра считал! – фыркнул старший прапорщик, – горлом кровь идет.
– У меня здесь майор Львов. Мы только начали партию в шахматишки. Сейчас же высылаю его с группой поддержки на Ми-8.
– Не стоит. Слушайте сюда, шах вашу мать! Отложите шахматы в сторонку, и хорошенько закрутите крышку, чтобы не испортились! А Леонова сажай в БТР, дай ему двух молодцов – и ПТУРСом ко мне! Но сначала глянь по радару, где я. Не то ненароком в монастырь заедут – там, говорят, пиво вчера сварили.
– До связи! – обиженно пропыхтел майор и отключился.
Мухин быстро развернул плащ-палатку и осторожно переместил на неё раненого. Кровь еще немного сочилась изо рта, и Леонид Иваныч не зная точно, как в таких случаях оказать первую помощь, повернул голову Ратибора на бок, чтобы тот не захлебнулся. Сквозь приоткрывшийся рот просочился до жути знакомый запах.
– Бедняга! – посочувствовал Мухин, – завтра тебе предстоит двойная боль: ребра поломаны, а тут еще и похмелье.
Он осторожно потащил старейшину к опушке, стараясь не сильно дергать плащ-палатку. Когда, вспотевший как лошадь он добрался до выхода из леса, там уже пыхтел БТР. Возле него стояла «таблетка» – санитарная машина УАЗ-459. Из нее вылез начмед, а за ним два санитара с румяными мордами. Мухин угрюмо взглянул на Львова.
– Ну, что, шахматисты, по сколько ходов успели сделать?
– Не дрейфь, Иваныч – только по два. Я в норме! – майор склонился над Ратибором, – эй, слоники! Аккуратно пациента берем, и в машину. Остаешься здесь, Иваныч?
– Куда там! Сейчас, только нивелир соберу.
Львов и Мухин тряслись в «таблетке», а санитары перебрались в БТР.
– Слушай, Мухин! Скажи, ты всегда плащ-палатку с собой таскаешь? – старший прапорщик хмыкнул.
– А ты думаешь, чем я от медведей отмахиваюсь, шомполом? – Львов протянул Леониду Иванычу маленькую плоскую фляжку.
– Хлебни спиритуса, мон шер! С тобой трезвым абсолютно невозможно разговаривать.
– От и ладушки! – ответил мгновенно подобревший Мухин, отвинтил крышку и сделал глоток, давший бы солидную фору и мурене.
– Оставь маленько, – попросил майор.
– Фиг тебе! – ответил старший прапорщик, – ты на дежурстве! Слышь, Леоныч, а что у нас в городке, баб нету медиков? А то вы с Починком через день на ремень. Ни по грибы, ни в запой не сходить! – Львов выкатил глаза:
– Весьма интересная мысль, батенька! – прокартавил он на манер второго сына Маши Бланк, – странно только, что она не пришла мне в голову раньше! Нынче же спрошу у начальника штаба: авось у нас какой ортопед затихарился.
Тут Ратибор снова захаркал кровью, и медик занялся им.
– Странно, – пробормотал он, – откуда кровь? Дыхание чистое – значит легкие не задеты, да и в этом случае была бы совсем другая картина. Где-то я такое видел, но где – убей, не помню.
Кавалькада прибыла на место. Пока румяные санитары выгружали раненого Ратибора, майор стоял в задумчивости и тихонько бормотал себе под нос.
– Леонид Иванович! – обратился к нему один из санитаров, – в операционную?
– Ну и какого хрена я ему оперировать буду, прошлогодние мозоли? В смотровую! – внезапно его лицо озарилось, как у пьяницы, который вспомнил, где спрятал заначку, – похоже, у нашего парня от дружественных объятий медведя открылась какая-нибудь застарелая язва желудка – гадом буду! Приготовьте фиброгастроскоп!
Весело потирая руки, он направился в свои владения. Мухин посмотрел ему вслед с непонятным выражением лица, крякнул, подхватил нивелир и зашагал к штабу.
Андрей сидел в раздумьях, не зная, что ему сделать: побаловаться еще чуток с Анастасией или приготовить обед. Девушка посапывала рядом на кровати, и парню не хотелось ее будить. Поразмышляв немного, он выбрал второе и, шаркая тапками, поплелся на кухню.
Раздался звонок в дверь. Кляня первооткрывателей электромагнитной индукции, товарищей Генри и Фарадея, Андрей открыл. На пороге стояла зареванная Дуня.
– Дуняш, в чем дело, в натуре? – удивился он.
– Настя дома? – по-одесски вопросом на вопрос ответила свояченица, – дома?
– Спит, – сказал Андрей, – может быть ты все-таки объяснишь, в чем дело?
Вместо ответа она впорхнула в спальню и принялась тормошить сестру.
– Андрюша, дай ты мне хоть часок поспать! – отмахнулась та спросонья, – неугомонный какой!
– Настя вставай! – закричала Евдокия, – тятьку медведь задрал!
Сестра откинула одеяло и, вскочив с кровати, предстала в перед собравшимися в костюме Евы.
– Где он? – спросила она, путаясь в деталях туалета.
– У этого усатого знахаря Львова. Только что привезли. Я дома была, – стрекотала Дуня, – а Володя сегодня на дежурстве. Он мне позвонил – я сразу сюда.
Андрей пробормотал какое-то ругательство и пошел одеваться. Вскоре они мчались в медчасть. Там уже прохаживалась Ильинична, нервно теребя накрахмаленный передник. Её успокаивал фельдшер.
– Полно вам, голубушка, изводить себя! – говорил Акиш Иванович, – ничего страшного не случилось. Если бы он был трезвый, то пришлось бы лечить и медведя. Здоровый мужик – поправится.
– А что он кровью плюется? – спросила женщина.
– Язва у него открылась. Диетой номер один будете его кормить: молоко, бульон, паровые котлеты. Можно стопку водки. Стопку, а не штоф! И никаких шкварок, шашлыков и драников.
– Папка живой? – заорала, выскакивая из подъехавшей машины Настя.
– Если будешь так кричать, то он недолго протянет, – спокойно ответил фельдшер, протирая очки носовым платком. Этим жестом он заменял курение. Табак кончился, семян не было, а Колумб казался таким нереальным… Излишне говорить, что у заядлого курильщика Починка были линзы исключительной прозрачности.
– Его можно видеть? – спросил Андрей.
– Видеть-то можно, только говорить нельзя – он еще не проспался.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала повариха, – а не то у моих поварят компот подгорит.
– Конечно-конечно! – сказал старший прапорщик, – приходите вечером. Он должен к тому времени проспаться.
Ильинична ушла. Волков обратился к фельдшеру:
– Иваныч, что все-таки с ним случилось? – тот развел руками.
– Нажрался водки, заблудился в лесу, подрался с медведем. Пара сломанных ребер, плюс открылась старая язва. Короче, до свадьбы заживет!
Андрей повернулся к Дуне.
– Так кто кого задрал, девушка? – она непонимающе посмотрела на них.
– Так он будет жить?
Ответил Починок:
– Если ограничит потребление водки, то годков восемьдесят ему еще под силу протянуть. Хорошо еще, что табак не растет, – он рассеяно начал протирать очки, – а не то – совсем худо было бы. Вы пройдите, послушайте этот молодецкий храп, а я отлучусь на несколько минут.
– Ну и нажрался ты, папочка! – молвила Анастасия, разглядывая поверженного Ратибора и морща нос, – чисто Змей Горыныч!
– При смерти так не храпят, – прокомментировал Андрей, – пройдемте к выходу.
На выходе они столкнулись с игуменом Афанасием, которого сопровождал келарь. Они пришли проведать Ратибора.
– Доброе утро, отец Афанасий! Доброе утро, брат Никодим! – поздоровался за всех Андрей.
– Утро доброе, отроки! – ответил отец Афанасий, и они с келарем перекрестились, – как здоровье почтенного Ратибора?
– После того, как проспится, будет совсем не лишним поправить ему это самое здоровье, – улыбнулся Волков, глядя на игумена. Тот конфузливо отвел глаза. Ему самому частенько приходилось «лечиться» по утрам.
– Отец пока спит, – пояснила Анастасия, – мы собираемся к нему вечером. Может, пойдем пока с нами, пусть он отдохнет? Да и вам, с дороги, не мешало бы.
– Как быть, келарь? – окинул игумен спутника пронзительным взглядом.
– Ты у меня, отец Афанасий, спрашиваешь? – ухмыльнулся в бороду брат Никодим и повел широкими плечами, за которыми болталась полутораведерная баклага.
Командира базы настораживала постоянная готовность местных жителей «поддержать компанию», «быть третьим» и «чуток подлечиться». Особенно настораживала его эта готовность у монахов. Эти «дармоеды», как их называл Рябинушкин, привыкли к шестиразовому питанию, дармовой выпивке и случайным дракам с проходящими пилигримами. Время от времени они, конечно, читали молитвы… Вслух… Время от времени…
Норвегов уже довольно долго готовил себя к серьезному разговору с настоятелем, но все как-то не решался его начать. А беззаботные монахи разгуливали по окрестным лесам, собирали ягоды, удили рыбу, время от времени наведываясь в военгородок.
– Поехали, – сказал Андрей.
Особо не сопротивляясь божьи слуги поспешили к автомобилю. Тент в виду хорошей погоды был снят, и «кабриолет» катил по улицам, открытый всем взорам. Игумен, сидящий на переднем сиденье, был весь в работе, отвечая на приветствия то ласковым словом, то вежливым кивком головы, то благословляя крестным знамением. Нужно сказать что доброго утра желали, в основном, женщины. Офицеры и прапорщики здоровались просто «Здорово, батя!» или «Привет отцу Афанасию и дитям его!» После подобного приветствия у игумена ныли чресла, и он начинал перебирать четки.
На заднем сиденье, между близнецами, расположился келарь. Этот вовсю пер тернистым путем греха, пожирая глазами проходивших мимо женщин. У него четок не было, и он теребил обеими руками бороду так, что к концу путешествия она стала похожей на пучок мочала.
У входного лифта их поджидал Мурашевич.
– Только сменился, прибежал, а вас уже нету! Связался с медчастью – говорят, уже уехали. Доброе утро всем-всем! – спохватился Володя и посмотрел на часы, где уже было половина одиннадцатого. Он обменялся с Андреем рукопожатием. Плюнув на некоторые условности, игумен и келарь сделали аналогичное.
– Ничего не могу с собой поделать! – пожаловался отец Афанасий, – как только сюда попадаю, – становлюсь обыкновенным мирянином. Прости мя, господи!
– И мя! – поддакнул келарь.
– Брат Никодим! – сурово произнес игумен.
– Отец Афанасий!
– Тьфу! – сплюнули оба.
Раздался дружный хохот.
– Пошли! – выдавил из себя Андрей, все ещё смеясь, – под землей нас господь не увидит.
– Господь увидит где хошь! – наставительно поднял крючковатый палец игумен, – другое дело, что ему мерзко смотреть в чужие владения. Хотя он и создал мир, но, по взаимному договору, царство мертвых отошло Мрачному Властелину – Хранителю Вечного сна.
– Ишь ты, сколько титулов! – покачал головой Мурашевич.
– Конечно, ведь жизнь гораздо короче смерти, – отозвался Андрей, – а на допросе товарищ Харон показал, что в Ад он переправил куда больше народу!
Расположились у Володи, так как поспешное бегство Волковых помешало им привести утром квартиру в порядок.
– Как же вы тут без окон? – поинтересовался брат Никодим.
– А на кой они! – беспечно отмахнулся Мурашевич.
– У монасей в кельях и то окошки есть, – загудел игумен, – а вы кому уподоблены в своем заточении?
При упоминании «окошек», Андрей подошел к журнальному столику, взял с него пульт и нажал несколько кнопок.
– Присядьте! – указал он на кресла. Когда его просьба была удовлетворена, он нажал что-то на пульте. Внезапно часть стены разъехалась, образовав квадрат полтора на полтора. Взору собравшихся предстал лесной пейзаж. На полянку выскочила дикая коза и принялась щипать травку.
– Господи, помилуй! – раздался стон отца Афанасия, – воистину, нет предела твоим чудесам.
Вовка Мурашевич был ошарашен больше остальных.
– Эт точно! – подтвердил он, – Андрюха, это что, у всех?
Волков утвердительно кивнул.
– Но как?
– Погоди, это еще не все! – парень произвел с пультом еще пару манипуляций. На экране появился Ниагарский водопад. Комнату наполнил гул падающей воды.
– Извините, запаха нет! – прокричал он, затем убрал звук и переключился на Большой каньон, – ну, как?
– Но как? – повторил свой вопрос Володя.
– Старина Билл Гейтс еще не родился, а дело его уже живет! – отвечал Андрей, – Microsoft – панорамки. Около трех тысяч картинок с анимацией.
– Это же сколько в нашу базу денег вбухано? – взялся за голову Мурашевич, – как представлю – жутко становится!
– Несколько годовых бюджетов такой средненькой страны, типа Германии.
– А почему ты раньше, – приятель указал на экран, – ничего об этом не говорил?
Андрей засмеялся:
– Ну, во-первых, я сам об этом только вчера узнал. Вышинский обнаружил документацию на подземные сооружения. Он сам взялся за голову. Ты представляешь, первые коммуникации начали строиться в 1947году! Это единственный военный объект, на который после распада СССР республика продолжала отчислять огромные суммы. Да из Москвы сюда поступали немалые вливания.
Локтев говорит, что на детальное изучение всех возможностей и резервов может уйти порядка десяти лет. Здесь документация и чертежи буквально на все, что было изобретено человеком, начиная от паровой молотилки и заканчивая межконтинентальной баллистической ракетой! Вот, взять хотя бы эту штуку! – лейтенант вытянул правую руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Не в этом дело, Таська! – закрыл глаза Андрей, – просто… как тебе объяснить… В общем, когда бьют в спину – больнее всего душе.
Глава 16.
Был конец сентября. Все население триады База – Бобровка – Монастырь были занято уборкой и не замечало стремительного полета времени. Потихоньку стирались границы бытия и сглаживались острые углы и шероховатости в отношениях между представителями двух миров. Даже самые отъявленные ворчуны из Бобровки признали, что никогда жизнь не была столь легкой и беззаботной. Ратибор торжествовал. Его дочерей смущало только то, что батя стал сильно увлекаться разбавленным спиртом – хотя железное здоровье альтеста сбоев не давало, все же Настя просила Андрея поговорить с отцом.
Настроение внутри базы было не самого розового оттенка, но «пришельцы поневоле» держались. Норвегов вспомнил, как в книге Юрия Германа «Россия молодая» старый помор Мокий учил Ивана Рябова премудростям вынужденной зимовки: «Всю ватагу в великой строгости держи, чтобы люди сном не баловались, али скукой-тоской. Пожалеешь, похоронишь. Строгость, Иван Савватеевич, в беде первое дело».
Такого ПХД не знала база за всю историю. На парково-хозяйственный день это было мало похоже. Почти весь август военный городок проклинал сукиного сына командира за проснувшуюся любовь к чистоте. Даже брусья на спортгородке – и те вычистили наждачкой и отполировали. Все склады с прохудившимися крышами были наново перекрыты тесом – тонкими осиновыми дощечками, плотно подогнанными и выложенными в замысловатые узоры. Несмотря на то, что год назад заборы, ограждающие саму часть и склады были подновлены, в этом году из запасников извлекли рулоны с колючей проволокой и натянули поверх забора дополнительную защиту. Причем, если раньше солдаты тихо протестовали против такого рода изоляции, то теперь даже самые рьяные демократы добросовестно трудились на укреплении забора.
На период работ с вещевого склада выдали спецодежду. Люди приобрели одинаковый цвет, и различить их по половой принадлежности можно было только по характерным округлостям и выпуклостям.
У майора Львова вновь появилась работа. Ратибор повздорил с медведем, и косолапый сильно помял старейшине ребра. А получилось вот как.
Изрядно выпивши, Ратибор вышел из слободы в направлении базы. Приперло ему спьяну навестить любимых дочурок. Но, перепутав азимут, взял значительно севернее. Отмахав километров пять по лесу, он внезапно ощутил сильную усталость и прилег у первого удобного выворотня. С другой стороны в послеобеденном сне лежал небольшой, но наглый медведь. Мишку разбудил храп Ратибора – захлебывающийся и прерывистый.
«Допился!» – подумал старейшина когда открыл глаза. Стремительно вскочив, он затряс головой, пытаясь отогнать наваждение. Медведь встал на задние лапы и, глухо ворча, попер врукопашную.
Ратиборову стать сжали мощные лапы, и смятая грудная клетка заставила легкие выпустить весь воздух. Шалого мишку окатило четырьмя литрами перегара. Зверь заскулил и принялся тереть морду лапами. Затем, опустившись на четыре, ломанулся на юго-восток. Старейшина пошатался еще несколько мгновений, а затем рухнул на землю.
В таком отвратительном состоянии его и нашел старший прапорщик Мухин. Услышав кашель Ратибора, он отложил нивелир, с помощью которого сравнивал истинный рельеф местности с тем, который был нанесен на карты, и поспешил на помощь. Узнав в жертве медвежьих лап Ратибора, Леонид Иваныч выругался и потянулся за транком.
– Дежурный, вызывает Мухин!
– Майор Булдаков на связи! – отозвался веселый дежурный, – что, водка кончилась – буссоль дрожит? Так это мы мигом! Сейчас вертолет пришлю!
– Палыч, кончай хохмить! Во-первых, я с нивелиром, а во-вторых, обнаружил Ратибора, которого драл медведь.
– В смысле, драл? – удивление майора великолепно передалось через устройство связи.
– В смысле ребра считал! – фыркнул старший прапорщик, – горлом кровь идет.
– У меня здесь майор Львов. Мы только начали партию в шахматишки. Сейчас же высылаю его с группой поддержки на Ми-8.
– Не стоит. Слушайте сюда, шах вашу мать! Отложите шахматы в сторонку, и хорошенько закрутите крышку, чтобы не испортились! А Леонова сажай в БТР, дай ему двух молодцов – и ПТУРСом ко мне! Но сначала глянь по радару, где я. Не то ненароком в монастырь заедут – там, говорят, пиво вчера сварили.
– До связи! – обиженно пропыхтел майор и отключился.
Мухин быстро развернул плащ-палатку и осторожно переместил на неё раненого. Кровь еще немного сочилась изо рта, и Леонид Иваныч не зная точно, как в таких случаях оказать первую помощь, повернул голову Ратибора на бок, чтобы тот не захлебнулся. Сквозь приоткрывшийся рот просочился до жути знакомый запах.
– Бедняга! – посочувствовал Мухин, – завтра тебе предстоит двойная боль: ребра поломаны, а тут еще и похмелье.
Он осторожно потащил старейшину к опушке, стараясь не сильно дергать плащ-палатку. Когда, вспотевший как лошадь он добрался до выхода из леса, там уже пыхтел БТР. Возле него стояла «таблетка» – санитарная машина УАЗ-459. Из нее вылез начмед, а за ним два санитара с румяными мордами. Мухин угрюмо взглянул на Львова.
– Ну, что, шахматисты, по сколько ходов успели сделать?
– Не дрейфь, Иваныч – только по два. Я в норме! – майор склонился над Ратибором, – эй, слоники! Аккуратно пациента берем, и в машину. Остаешься здесь, Иваныч?
– Куда там! Сейчас, только нивелир соберу.
Львов и Мухин тряслись в «таблетке», а санитары перебрались в БТР.
– Слушай, Мухин! Скажи, ты всегда плащ-палатку с собой таскаешь? – старший прапорщик хмыкнул.
– А ты думаешь, чем я от медведей отмахиваюсь, шомполом? – Львов протянул Леониду Иванычу маленькую плоскую фляжку.
– Хлебни спиритуса, мон шер! С тобой трезвым абсолютно невозможно разговаривать.
– От и ладушки! – ответил мгновенно подобревший Мухин, отвинтил крышку и сделал глоток, давший бы солидную фору и мурене.
– Оставь маленько, – попросил майор.
– Фиг тебе! – ответил старший прапорщик, – ты на дежурстве! Слышь, Леоныч, а что у нас в городке, баб нету медиков? А то вы с Починком через день на ремень. Ни по грибы, ни в запой не сходить! – Львов выкатил глаза:
– Весьма интересная мысль, батенька! – прокартавил он на манер второго сына Маши Бланк, – странно только, что она не пришла мне в голову раньше! Нынче же спрошу у начальника штаба: авось у нас какой ортопед затихарился.
Тут Ратибор снова захаркал кровью, и медик занялся им.
– Странно, – пробормотал он, – откуда кровь? Дыхание чистое – значит легкие не задеты, да и в этом случае была бы совсем другая картина. Где-то я такое видел, но где – убей, не помню.
Кавалькада прибыла на место. Пока румяные санитары выгружали раненого Ратибора, майор стоял в задумчивости и тихонько бормотал себе под нос.
– Леонид Иванович! – обратился к нему один из санитаров, – в операционную?
– Ну и какого хрена я ему оперировать буду, прошлогодние мозоли? В смотровую! – внезапно его лицо озарилось, как у пьяницы, который вспомнил, где спрятал заначку, – похоже, у нашего парня от дружественных объятий медведя открылась какая-нибудь застарелая язва желудка – гадом буду! Приготовьте фиброгастроскоп!
Весело потирая руки, он направился в свои владения. Мухин посмотрел ему вслед с непонятным выражением лица, крякнул, подхватил нивелир и зашагал к штабу.
Андрей сидел в раздумьях, не зная, что ему сделать: побаловаться еще чуток с Анастасией или приготовить обед. Девушка посапывала рядом на кровати, и парню не хотелось ее будить. Поразмышляв немного, он выбрал второе и, шаркая тапками, поплелся на кухню.
Раздался звонок в дверь. Кляня первооткрывателей электромагнитной индукции, товарищей Генри и Фарадея, Андрей открыл. На пороге стояла зареванная Дуня.
– Дуняш, в чем дело, в натуре? – удивился он.
– Настя дома? – по-одесски вопросом на вопрос ответила свояченица, – дома?
– Спит, – сказал Андрей, – может быть ты все-таки объяснишь, в чем дело?
Вместо ответа она впорхнула в спальню и принялась тормошить сестру.
– Андрюша, дай ты мне хоть часок поспать! – отмахнулась та спросонья, – неугомонный какой!
– Настя вставай! – закричала Евдокия, – тятьку медведь задрал!
Сестра откинула одеяло и, вскочив с кровати, предстала в перед собравшимися в костюме Евы.
– Где он? – спросила она, путаясь в деталях туалета.
– У этого усатого знахаря Львова. Только что привезли. Я дома была, – стрекотала Дуня, – а Володя сегодня на дежурстве. Он мне позвонил – я сразу сюда.
Андрей пробормотал какое-то ругательство и пошел одеваться. Вскоре они мчались в медчасть. Там уже прохаживалась Ильинична, нервно теребя накрахмаленный передник. Её успокаивал фельдшер.
– Полно вам, голубушка, изводить себя! – говорил Акиш Иванович, – ничего страшного не случилось. Если бы он был трезвый, то пришлось бы лечить и медведя. Здоровый мужик – поправится.
– А что он кровью плюется? – спросила женщина.
– Язва у него открылась. Диетой номер один будете его кормить: молоко, бульон, паровые котлеты. Можно стопку водки. Стопку, а не штоф! И никаких шкварок, шашлыков и драников.
– Папка живой? – заорала, выскакивая из подъехавшей машины Настя.
– Если будешь так кричать, то он недолго протянет, – спокойно ответил фельдшер, протирая очки носовым платком. Этим жестом он заменял курение. Табак кончился, семян не было, а Колумб казался таким нереальным… Излишне говорить, что у заядлого курильщика Починка были линзы исключительной прозрачности.
– Его можно видеть? – спросил Андрей.
– Видеть-то можно, только говорить нельзя – он еще не проспался.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала повариха, – а не то у моих поварят компот подгорит.
– Конечно-конечно! – сказал старший прапорщик, – приходите вечером. Он должен к тому времени проспаться.
Ильинична ушла. Волков обратился к фельдшеру:
– Иваныч, что все-таки с ним случилось? – тот развел руками.
– Нажрался водки, заблудился в лесу, подрался с медведем. Пара сломанных ребер, плюс открылась старая язва. Короче, до свадьбы заживет!
Андрей повернулся к Дуне.
– Так кто кого задрал, девушка? – она непонимающе посмотрела на них.
– Так он будет жить?
Ответил Починок:
– Если ограничит потребление водки, то годков восемьдесят ему еще под силу протянуть. Хорошо еще, что табак не растет, – он рассеяно начал протирать очки, – а не то – совсем худо было бы. Вы пройдите, послушайте этот молодецкий храп, а я отлучусь на несколько минут.
– Ну и нажрался ты, папочка! – молвила Анастасия, разглядывая поверженного Ратибора и морща нос, – чисто Змей Горыныч!
– При смерти так не храпят, – прокомментировал Андрей, – пройдемте к выходу.
На выходе они столкнулись с игуменом Афанасием, которого сопровождал келарь. Они пришли проведать Ратибора.
– Доброе утро, отец Афанасий! Доброе утро, брат Никодим! – поздоровался за всех Андрей.
– Утро доброе, отроки! – ответил отец Афанасий, и они с келарем перекрестились, – как здоровье почтенного Ратибора?
– После того, как проспится, будет совсем не лишним поправить ему это самое здоровье, – улыбнулся Волков, глядя на игумена. Тот конфузливо отвел глаза. Ему самому частенько приходилось «лечиться» по утрам.
– Отец пока спит, – пояснила Анастасия, – мы собираемся к нему вечером. Может, пойдем пока с нами, пусть он отдохнет? Да и вам, с дороги, не мешало бы.
– Как быть, келарь? – окинул игумен спутника пронзительным взглядом.
– Ты у меня, отец Афанасий, спрашиваешь? – ухмыльнулся в бороду брат Никодим и повел широкими плечами, за которыми болталась полутораведерная баклага.
Командира базы настораживала постоянная готовность местных жителей «поддержать компанию», «быть третьим» и «чуток подлечиться». Особенно настораживала его эта готовность у монахов. Эти «дармоеды», как их называл Рябинушкин, привыкли к шестиразовому питанию, дармовой выпивке и случайным дракам с проходящими пилигримами. Время от времени они, конечно, читали молитвы… Вслух… Время от времени…
Норвегов уже довольно долго готовил себя к серьезному разговору с настоятелем, но все как-то не решался его начать. А беззаботные монахи разгуливали по окрестным лесам, собирали ягоды, удили рыбу, время от времени наведываясь в военгородок.
– Поехали, – сказал Андрей.
Особо не сопротивляясь божьи слуги поспешили к автомобилю. Тент в виду хорошей погоды был снят, и «кабриолет» катил по улицам, открытый всем взорам. Игумен, сидящий на переднем сиденье, был весь в работе, отвечая на приветствия то ласковым словом, то вежливым кивком головы, то благословляя крестным знамением. Нужно сказать что доброго утра желали, в основном, женщины. Офицеры и прапорщики здоровались просто «Здорово, батя!» или «Привет отцу Афанасию и дитям его!» После подобного приветствия у игумена ныли чресла, и он начинал перебирать четки.
На заднем сиденье, между близнецами, расположился келарь. Этот вовсю пер тернистым путем греха, пожирая глазами проходивших мимо женщин. У него четок не было, и он теребил обеими руками бороду так, что к концу путешествия она стала похожей на пучок мочала.
У входного лифта их поджидал Мурашевич.
– Только сменился, прибежал, а вас уже нету! Связался с медчастью – говорят, уже уехали. Доброе утро всем-всем! – спохватился Володя и посмотрел на часы, где уже было половина одиннадцатого. Он обменялся с Андреем рукопожатием. Плюнув на некоторые условности, игумен и келарь сделали аналогичное.
– Ничего не могу с собой поделать! – пожаловался отец Афанасий, – как только сюда попадаю, – становлюсь обыкновенным мирянином. Прости мя, господи!
– И мя! – поддакнул келарь.
– Брат Никодим! – сурово произнес игумен.
– Отец Афанасий!
– Тьфу! – сплюнули оба.
Раздался дружный хохот.
– Пошли! – выдавил из себя Андрей, все ещё смеясь, – под землей нас господь не увидит.
– Господь увидит где хошь! – наставительно поднял крючковатый палец игумен, – другое дело, что ему мерзко смотреть в чужие владения. Хотя он и создал мир, но, по взаимному договору, царство мертвых отошло Мрачному Властелину – Хранителю Вечного сна.
– Ишь ты, сколько титулов! – покачал головой Мурашевич.
– Конечно, ведь жизнь гораздо короче смерти, – отозвался Андрей, – а на допросе товарищ Харон показал, что в Ад он переправил куда больше народу!
Расположились у Володи, так как поспешное бегство Волковых помешало им привести утром квартиру в порядок.
– Как же вы тут без окон? – поинтересовался брат Никодим.
– А на кой они! – беспечно отмахнулся Мурашевич.
– У монасей в кельях и то окошки есть, – загудел игумен, – а вы кому уподоблены в своем заточении?
При упоминании «окошек», Андрей подошел к журнальному столику, взял с него пульт и нажал несколько кнопок.
– Присядьте! – указал он на кресла. Когда его просьба была удовлетворена, он нажал что-то на пульте. Внезапно часть стены разъехалась, образовав квадрат полтора на полтора. Взору собравшихся предстал лесной пейзаж. На полянку выскочила дикая коза и принялась щипать травку.
– Господи, помилуй! – раздался стон отца Афанасия, – воистину, нет предела твоим чудесам.
Вовка Мурашевич был ошарашен больше остальных.
– Эт точно! – подтвердил он, – Андрюха, это что, у всех?
Волков утвердительно кивнул.
– Но как?
– Погоди, это еще не все! – парень произвел с пультом еще пару манипуляций. На экране появился Ниагарский водопад. Комнату наполнил гул падающей воды.
– Извините, запаха нет! – прокричал он, затем убрал звук и переключился на Большой каньон, – ну, как?
– Но как? – повторил свой вопрос Володя.
– Старина Билл Гейтс еще не родился, а дело его уже живет! – отвечал Андрей, – Microsoft – панорамки. Около трех тысяч картинок с анимацией.
– Это же сколько в нашу базу денег вбухано? – взялся за голову Мурашевич, – как представлю – жутко становится!
– Несколько годовых бюджетов такой средненькой страны, типа Германии.
– А почему ты раньше, – приятель указал на экран, – ничего об этом не говорил?
Андрей засмеялся:
– Ну, во-первых, я сам об этом только вчера узнал. Вышинский обнаружил документацию на подземные сооружения. Он сам взялся за голову. Ты представляешь, первые коммуникации начали строиться в 1947году! Это единственный военный объект, на который после распада СССР республика продолжала отчислять огромные суммы. Да из Москвы сюда поступали немалые вливания.
Локтев говорит, что на детальное изучение всех возможностей и резервов может уйти порядка десяти лет. Здесь документация и чертежи буквально на все, что было изобретено человеком, начиная от паровой молотилки и заканчивая межконтинентальной баллистической ракетой! Вот, взять хотя бы эту штуку! – лейтенант вытянул правую руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50