Полина отскочила, как ошпаренная.
– Выдумал тоже!
– Значит, под ручку уже прогуливались, – подвел итог он, – сестренка, ты знаешь, что такое инцест?
– Нет, и знать не хочу! Наверняка, гадость какая-нибудь.
– Костик! – позвал отец. Моментально рядом с ним очутился серый комок, – ты свою тетку щупать еще не осмеливался?
– Только ради эксперимента, – призналось чадо. Полина в мгновение ока стала пунцовой, но ничего опровергать не решилась. Видимо, она действовала тоже исключительно в экспериментальных целях. У Анастасии язык отнялся вообще.
– Послушай, молодой человек, – обратился Андрей к сыну, – тот факт, что вам в этом году исполняется десять лет, еще не означает, что вы прошли все фазы полового созревания. Доживи хоть до двенадцати!
– Хорошо, папа! – кивнул головой сынок-суперакселерат. Андрей глянул насмешливо на Полину.
– Целоваться хоть научились, экспериментаторы? – сестра подняла на него наглые глаза.
– Продемонстрировать, братец?
– Я вам сейчас надемонстрирую! – разъярилась вдруг Анастасия, а Костик дернул тетку-подругу за волосы.
– Папа, ты уже выписался? – спросил он.
– Еще нет, но мне уже можно гулять. Полегче, чадушко – не оторви мне руку – она еще плохо приросла.
– Ишь, как похудел! – Полина рассматривала брата, – как будто и не кормили.
– Можно подумать, он есть хотел! – фыркнула Настя, – насильно кормила. Только в последние дни и стал похож на мужика. А то все чай да чай! Что вы в этом чае нашли? Один запах!
– Пошли в дом, – сказала Полина, – я надеюсь, что ты маме…
– Выложу, как на духу! – набычился брат, – тебя за извращения с малолетними посадят на губу!
– Да мы с ним только лесбиянничали! – защищалась непутевая сестренка.
– Twisted sister!
– My correct brother!
– Хорош бубнить на непонятном языке! – Анастасия топнула ногой. Поднялись наверх.
– Наконец-то! – встретила их Елизавета Петровна со вздохом облегчения, – а то я, грешным делом, подумала, что тебя не выпустили.
– Выпустили, мать, выпустили! – радостно сказал Андрей.
– Ты мне за «мать» ответишь! Еще бы бабкой назвал.
– Да не поворачивается у меня язык тебя Лизой называть! Все-таки, супруга отца.
– Зови как хочешь, но чтобы мне нравилось! – скромно попросила она.
– Ладно, тетенька, как-нибудь подумаю об этом на досуге. Что мне делать? Как мне быть?
Настю оседлала Полина и увела ее в свою комнату – прихорашиваться. Елизавета Петровна решила за Андрея взяться сама. Остригла его порядком отросшие патлы и отослала в душ. Вернувшись из него, парень увидел новый костюм – приятный сюрприз, изготовленный женою зампотеха, – профессиональной закройщицей. У нее был большой запас тканей на все случаи жизни.
Она долбила Норвегова о необходимости постройки небольшой ткацкой фабрики. Все вещи будут потихоньку выходить из строя и, хотя на складах были огромные запасы одежды, женщина всегда остается женщиной. Норвегов уступил, но сказал, что это производство закончат монтировать лишь года через полтора.
Ввиду отсутствия узбекского хлопка, нужно было следующей весной посадить лен, осенью его убрать, помять, зимой отбелить, а затем только думать о создании тканей. Выслушав многочисленные аргументы полковника, Наталья Владимировна (так звали супругу Рыженкова) сказала, что вообще-то он прав, хотя и допускает маленькие неточности из-за поверхностного знания предмета. Следующей весной необходимо засеять гектар тридцать льном, а пока она посетит библиотеку, чтобы почитать спецлитературу о ткацких станках.
Итак, вернемся к костюму. Он был того темно-синего цвета, который подходит всем без исключения мужчинам, но был отделан желто-коричневым на рукавах, клапанах карманов и воротнике. Ансамбль довершали темно-желтая рубашка и синий галстук. С туфлями была проблема, но папа-Норвегов благородно подогнал пару из своего золотого запаса. Пара летней обуви из светло-коричневой замши пришлась как раз впору.
Когда Андрей, помытый, побритый и подстриженный, облачился в новые доспехи и вышел из комнаты, Елизавета Петровна почувствовала предательскую дрожь в коленях и горькое сожаление о навсегда ушедшей молодости.
– Надо еще подумать, кто достоин такого парня! – восхищенно сказала она, – хотя, впрочем, красивей девчонки в округе не сыскать… Эх, где мои двадцать лет!
Андрей изумленно поглядел на неё.
– Лиза, тебе же всего два раза по девятнадцать, – он подошел ближе и поцеловал её в щеку. Та мотнула головой и, как бы случайно, коснувшись своими губами губ парня, пробурчала:
– Да ну тебя! Совсем расстроил старушку! – вылитый папочка лет этак двадцать назад. Она смахнула со щеки предательскую слезинку, – где там эти малолетние красавицы?
… Они встретились в прихожей.
– Какой он красивый! – зашептала Полина на ухо Насте, а вслух сказала, не в силах сдержаться:
– Андрей, как жалко, что я – твоя сестра. Настя бросила на нее уничтожающий взгляд, под которым сестренка сразу съежилась.
– Ну, что же, сестра – это на всю жизнь! – вздохнула она и спросила брата:
– Как она тебе? – парень только теперь разглядел, что девушка, стоящая рядом с сестрой, – Анастасия.
«Черт побери!» – мысленно застонал он. На Насте была алая блузка и серая юбка, заканчивающаяся чуть выше колен. Для создания некоторой строгости у Елизаветы Петровны был взят черный в серых разводах кардиган. Грудь девушки украшало жемчужное ожерелье.
– Покрасуйтесь, дети, пока вещи не поистрепались. Ума не приложу, что мы будем носить через несколько лет! – вздохнула мадам Норвегова, – поголовный переход на хаки я не переживу.
– Мамочка, может Наталья Владимировна что-нибудь придумает, – протянула Полина.
– Дай-то бог, доченька!
Андрей молча продолжал рассматривать Анастасию. Пока он мылся в ванной, Елизавета Петровна успела соорудить ей прическу. Как она называется, парень не знал, но увиденное ему понравилось.
– А они не соскользнут? – спросила Настя, переминаясь с ноги на ногу, и указывая на колготки.
– Колготки? Нет, – уверила ее Полина, только я вот про туфли забыла напрочь. У тебя какой размер?
– Чего сколько мер?
– Извини. Примерь вот мои. Не жмут? Отлично! Да у нас с тобой один размер, причем почти на все! Только волосы у меня потемнее… У вас вообще, все светлоголовые…
– И Настя поскромнее, чем ты, – сказала мать. Андрей замычал.
– Это как сказать! – многозначительно произнес он.
– Ну вот, опять! – пожаловалась Анастасия.
– Тихо вы! – цыкнула Полина, – тебе, Настя, нужно еще туфли выбрать. Есть у меня серые, но они на высоком каблуке – ты с непривычки спотыкаться будешь. Идея! – она поковырялась в гардеробе и вытащила коробку с яркой наклейкой, – примерь вот эти. Они хоть и белые, но каблука почти нет. К тому же, вписывается великолепно. Ты чего кривишься?
– Хомут, что ты мне нацепила; без него никак?
– Нет, дорогая, без бюстгальтера ты будешь смотреться, мягко говоря, слишком откровенно. Андрей, время?
– Шестнадцать ноль-ноль.
– Боже, я еще не готова! Сейчас, я мигом. Ей осталось лишь подкрасить ресницы и губы. Это – потом, – она убежала в свою комнату, но через минуту из-за неплотно прикрытой двери донеслось:
– Настя! Иди сюда. Потом будете пялиться друг на дружку.
Андрей зашел в зал и, взяв книгу, уселся в кресло. В этот момент хлопнула входная дверь. Домой вернулся Андрей-младший.
– Здорово, братуха! – помахал он рукой из прихожей, – немного задержался в лаборатории. Сегодня получили Трилон Б. Класс!
– А что это такое? – удивился старший.
– Важный компонент для цветного проявителя. Еще немного – и мы сможем полностью изготавливать все компоненты для фотографии.
– Допустим, сможете. А из чего бумагу делать будете?
– Как из чего? Из древесины. Этой проблемой у нас занимаются братья Рябинушкины – Миша и Игорь. Что-то похожее на картон уже получили. Правда, у него жесткость, как у туалетной бумаги. Все-таки хорошо, что технологии в книгах уже описаны. Нам остается лишь измыслить процесс производства!
– Да-а! – задумчиво сказал Волков, – на месте не топчемся. Ты хоть на праздник пойдешь?
– Сейчас чего-нибудь перекушу, оденусь и пойдем.
– Можешь не перекусывать. Там этого добра будет навалом. Мы проезжали мимо плаца, видели, что там творится. Старик Мак-Дональдс бы от зависти хот-догом подавился. А столов-то на полтыщи человек!
– Грандиозно! – выдохнул младший, – тогда я побежал переодеваться!
К без пятнадцати пять все собрались в зале. Насте, с накрашенными ресницами, было объявлено, что плакать категорически воспрещается, облизывать губы не желательно, а ноги сидя держать со сдвинутыми коленями.
– Любая баба-Яга тебе тогда нос покажет, – пояснила Полина.
– Скажи это вон ему! – Настя кивнула, указывая на Андрея-старшего.
– Фиг ты у меня котлет с горчицей и сосисок с хреном попробуешь, – добродушно брякнул парень, и все вокруг захохотали.
«Волгу», в отсутствие отца семейства вел Андрей-младший. Костя расположился на коленях у Полины – благо ее слаксы не мялись. Все были взволнованы.
Небольшие кучки людей стали встречаться задолго до плаца. На сам плац заехать было невозможно. Норвегов-младший вел автомобиль со скоростью скаковой черепахи, то и дело выжимая сцепление и давя на тормоз. Наконец, стала вырисовываться громада павильона для почетных гостей. Там уже восседали начальник штаба и Ратибор с игуменом Афанасием, облаченным по случаю праздника в светло-серую атласную рясу. Остальные монахи за три дня до этого отправились в монастырь за манатками. Их сопровождало отделение солдат под командованием майора Булдакова, заявившего, что теперь его очередь зарабатывать вторую звездочку.
Игумен ехать наотрез отказался, приводя в оправдание своё хилое здоровье. Но как он признался Шуре Лютикову за рюмочкой сливянки, ему захотелось продолжить отдых. Шура прослезился и угостил местного понтифика горбушей. Они расстались очень довольные друг другом. Шура договорился поменять десять тонн капусты на двести пудов (двадцать берковцев) ржаной муки и пять бочек меда. Святой отец проявил также восторг, отведав консервированной перловой каши, сдобренной сухожилиями каких-то копытных. Он спросил, для чего это предназначено.
– На случай войны! – брякнул начальник склада и тут же подумал: «Действительно! Теперь то оно нахрена!»
Игумен сказал, что готов обменять эту кашку на сукно и войлок, либо солонину.
– Что, каша понравилась? – жирная харя Лютикова расплылась в улыбке.
– Буду кормить ею моих иноков во время Великого Поста.
– Ну, это жестоко, святой отец! – заохал старший прапорщик.
– Зато богоугодно! – отрезал тот.
Ратибор, одетый в новый камуфляж, трепался о чем-то с подполковником Семиверстовым. Рядом с ними стояла дочь подполковника – Татьяна. Она чего-то ожидала, а чего – стало ясно, как только подъехала «Волга» Норвеговых. Татьяна сразу призывно замахала рукой Андрею-младшему.
– Вон Таня тебе машет, – обратила в нужную сторону внимание сына Елизавета Петровна, – иди к ней, сынок. Нехорошо заставлять женщину ждать.
– Ладно, я пошел, чао! – Андрей направился к подружке.
– Взрослая девушка, что ей нужно от этого, почти ребенка? – вздохнула мать, – ей-то уже двадцать один год – замуж хочется!
– Мам, любовь у них! – захихикала Полина.
– Молчи, бесстыжая! – укорила дочь Елизавета Петровна.
– Глядите, как Вовка вырядился! – воскликнул вдруг Андрей.
К столам сквозь толпу протискивался Мурашевич, таща за руку Дуню. Оба были одеты, как сказал бы диктор Центрального телевидения, выгнанный в свое время с курсов этнографии, «в национальные костюмы».
Кафтан Володе еще нашли, а вот шаровары пришлось в срочном порядке шить. В этом наряде он был похож на Сварога – легендарного бога вселенной, который сошел на землю в облике сурового и непреклонного мужа.
Одетая в точно такой костюмчик, только женской вариации, Дуня со своей туго заплетенной косой олицетворяла богиню весны и любви – Ладу. На голове «богини» красовался миртовый венок. На изготовление этого венка было израсходовано три пачки лаврового листа. Евдокия распространяла вокруг себя аромат супа «харчо» и ощущение вечного праздника. Вокруг них сновали юноши и девушки, наряженные посланниками Сварога: Леля и Полель, Переплут и Тур, Зюзя и Карачун.
– Привет древнеславянскому пантеону! – сказал со смехом Волков.
– Это что! – отозвался Мурашевич, – где-то тут шатается группа скандинавских богов. Сметанин заделался под Одина, Горомыко – под Тора. Роль Видара исполняет Абрамович, а Локи – Шура Лютиков.
– А Фрейя у них есть? – спросил Андрей.
– Есть! И ты знаешь, кто это?
– Худавая?
– Ай, куме, та вы знали! – притворился разочарованным Володя, – ходят с Одином в обнимку! Особист от такого срама заперся в своей квартире и отключил телефон.
– И в чем их основная задача?
– Ходят по толпе, требуют эль, но соглашаются и на простую водку. Время от времени кричат «Тролль таки ю олл!»
– А что это значит?
– Аналог нашего «чтоб вас черти забрали!» Кстати, а где Настя?
– Настя, поворотись, тебя не видать! – попросил Андрей, тронув за плечо девушку, которая стояла рядом с ним.
– Да погоди ты! – отмахнулась она, что-то разглядывая.
– Чего… – раскрыл рот Мурашевич, – Настя, это ты?
Она наконец обернулась.
– Нет, это черт с болота! – ответила ехидно она, – ха-ха! Да ты просто красавец!
Володя покраснел.
– По-моему, здесь с тобой никто не сравнится. Кроме моей очаровательной гаубицы…
– С меня идея! – заявил Андрей, – где-то здесь бродит капитан Селедцов с фотоаппаратами. Нам необходимо сфотографироваться.
– Селедцова искать не нужно, Андрюша, – раздался сзади немного картавый голос, – ба! Что я вижу? Натуральный парадокс близнецов! Андрей прав – это необходимо запечатлеть для истории. Отойдем в сторонку!
Их сфотографировали на фоне «Волги». Андрей и Володя по краям, а сестры в центре. Селедцов насиловал «Зенит-ТТЛ», забегая из разных позиций, а по завершении сказал, что сделает два снимка из «Поляроида», ибо нетерпение молодежи понятно старенькому капитану.
Праздник начался грандиозным тостом в честь Андрея. Затем мяли бокалы за Мурашевича. Третий тост провозгласил капитан Малинин, и все заулыбались, наблюдая, как он самозабвенно пьет из горлышка. Его любовь к женщинам была общеизвестна, и её не могли прекратить никакие причины. Позднее он, уже изрядно нахрюкавшись, пытался исполнить «Я хочу быть с тобой» Вячеслава Бутусова, подыгрывая себе на гуслях. Посередине песни он уснул, и его супруга, позвав на помощь двоих «архангелов» из резервной команды, отправила его с ближайшей оказией домой.
Переусердствовал с зельем и игумен. Пьяненько хихикая, он благословил обе пары: Андрея с Настей и Володю с Дуней. Затем, натолкнувшись на целовавшихся Сметанина и Софью Николаевну, благословил заодно и их. При этом он дико извинялся, что забыл в монастыре икону пресвятой Богородицы, что как только келарь доставит сей атрибут, таинство будет совершено по всем правилам.
Когда стемнело, был дан салют двадцатью залпами из двух орудий, стоящих на боевом посту в Бобровке. Все тихонько смотрели на это прекрасное зрелище. Почти протрезвевший отец Афанасий стал на колени и, крестясь, смотрел на распускающиеся цветы салюта. Ратибор стоял рядом с Ильиничной, задумчиво положив руку ей на плечо. Единственная незамужняя дама из городка, похоже, нашла свою половину. Рядом с ними стоял младший брат Ратибора – Алексий. Они с супругой стояли обнявшись и, глядя вверх, заново переживали молодость. Где-то поблизости их дочь – пятнадцатилетняя Мара что-то оживленно нашептывала долговязому Воробьеву. Санька хмурился и невпопад кивал головой. Затем, когда разомлевшая девица попыталась его поцеловать, в ужасе вырвался и убежал.
Алкоголь притупил страхи и фобии поселян. Они целый вечер гуляли по городку точно по музею, заходили в гости, где их дискомфорт отступал окончательно благодаря доброжелательности хозяев и потреблению специальных напитков. Языковые, а более смысловые барьеры тоже постепенно терялись в омуте общения. И только Мара бродила по городку с глазами полными слез.
После того, как салют закончился, на плачущую девчонку наткнулась Полина и привела ее в компанию. Там Мара, захлебываясь от слез, поведала о своем горе.
– Лучше бы тебе, девочка, забыть о нем, – посоветовал ей Андрей.
– Но ведь он такой красивый! – снова зарыдала она.
– И это у него единственное достоинство, – произнес Мурашевич, – к тому же, мужик не должен быть смазливым. Послушайся лучше совета Андрея.
– Но почему! – закричала Мара.
– Действительно, почему? – спросила и Дуня. Володя смутился.
– Андрей, ты старше. Объясни им – я теряюсь.
– Понимаете, девочки, – откашлялся Волков, – он «голубой». Гомосексуалист.
До Дуни начало доходить.
– Он, что, не может быть с женщиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Выдумал тоже!
– Значит, под ручку уже прогуливались, – подвел итог он, – сестренка, ты знаешь, что такое инцест?
– Нет, и знать не хочу! Наверняка, гадость какая-нибудь.
– Костик! – позвал отец. Моментально рядом с ним очутился серый комок, – ты свою тетку щупать еще не осмеливался?
– Только ради эксперимента, – призналось чадо. Полина в мгновение ока стала пунцовой, но ничего опровергать не решилась. Видимо, она действовала тоже исключительно в экспериментальных целях. У Анастасии язык отнялся вообще.
– Послушай, молодой человек, – обратился Андрей к сыну, – тот факт, что вам в этом году исполняется десять лет, еще не означает, что вы прошли все фазы полового созревания. Доживи хоть до двенадцати!
– Хорошо, папа! – кивнул головой сынок-суперакселерат. Андрей глянул насмешливо на Полину.
– Целоваться хоть научились, экспериментаторы? – сестра подняла на него наглые глаза.
– Продемонстрировать, братец?
– Я вам сейчас надемонстрирую! – разъярилась вдруг Анастасия, а Костик дернул тетку-подругу за волосы.
– Папа, ты уже выписался? – спросил он.
– Еще нет, но мне уже можно гулять. Полегче, чадушко – не оторви мне руку – она еще плохо приросла.
– Ишь, как похудел! – Полина рассматривала брата, – как будто и не кормили.
– Можно подумать, он есть хотел! – фыркнула Настя, – насильно кормила. Только в последние дни и стал похож на мужика. А то все чай да чай! Что вы в этом чае нашли? Один запах!
– Пошли в дом, – сказала Полина, – я надеюсь, что ты маме…
– Выложу, как на духу! – набычился брат, – тебя за извращения с малолетними посадят на губу!
– Да мы с ним только лесбиянничали! – защищалась непутевая сестренка.
– Twisted sister!
– My correct brother!
– Хорош бубнить на непонятном языке! – Анастасия топнула ногой. Поднялись наверх.
– Наконец-то! – встретила их Елизавета Петровна со вздохом облегчения, – а то я, грешным делом, подумала, что тебя не выпустили.
– Выпустили, мать, выпустили! – радостно сказал Андрей.
– Ты мне за «мать» ответишь! Еще бы бабкой назвал.
– Да не поворачивается у меня язык тебя Лизой называть! Все-таки, супруга отца.
– Зови как хочешь, но чтобы мне нравилось! – скромно попросила она.
– Ладно, тетенька, как-нибудь подумаю об этом на досуге. Что мне делать? Как мне быть?
Настю оседлала Полина и увела ее в свою комнату – прихорашиваться. Елизавета Петровна решила за Андрея взяться сама. Остригла его порядком отросшие патлы и отослала в душ. Вернувшись из него, парень увидел новый костюм – приятный сюрприз, изготовленный женою зампотеха, – профессиональной закройщицей. У нее был большой запас тканей на все случаи жизни.
Она долбила Норвегова о необходимости постройки небольшой ткацкой фабрики. Все вещи будут потихоньку выходить из строя и, хотя на складах были огромные запасы одежды, женщина всегда остается женщиной. Норвегов уступил, но сказал, что это производство закончат монтировать лишь года через полтора.
Ввиду отсутствия узбекского хлопка, нужно было следующей весной посадить лен, осенью его убрать, помять, зимой отбелить, а затем только думать о создании тканей. Выслушав многочисленные аргументы полковника, Наталья Владимировна (так звали супругу Рыженкова) сказала, что вообще-то он прав, хотя и допускает маленькие неточности из-за поверхностного знания предмета. Следующей весной необходимо засеять гектар тридцать льном, а пока она посетит библиотеку, чтобы почитать спецлитературу о ткацких станках.
Итак, вернемся к костюму. Он был того темно-синего цвета, который подходит всем без исключения мужчинам, но был отделан желто-коричневым на рукавах, клапанах карманов и воротнике. Ансамбль довершали темно-желтая рубашка и синий галстук. С туфлями была проблема, но папа-Норвегов благородно подогнал пару из своего золотого запаса. Пара летней обуви из светло-коричневой замши пришлась как раз впору.
Когда Андрей, помытый, побритый и подстриженный, облачился в новые доспехи и вышел из комнаты, Елизавета Петровна почувствовала предательскую дрожь в коленях и горькое сожаление о навсегда ушедшей молодости.
– Надо еще подумать, кто достоин такого парня! – восхищенно сказала она, – хотя, впрочем, красивей девчонки в округе не сыскать… Эх, где мои двадцать лет!
Андрей изумленно поглядел на неё.
– Лиза, тебе же всего два раза по девятнадцать, – он подошел ближе и поцеловал её в щеку. Та мотнула головой и, как бы случайно, коснувшись своими губами губ парня, пробурчала:
– Да ну тебя! Совсем расстроил старушку! – вылитый папочка лет этак двадцать назад. Она смахнула со щеки предательскую слезинку, – где там эти малолетние красавицы?
… Они встретились в прихожей.
– Какой он красивый! – зашептала Полина на ухо Насте, а вслух сказала, не в силах сдержаться:
– Андрей, как жалко, что я – твоя сестра. Настя бросила на нее уничтожающий взгляд, под которым сестренка сразу съежилась.
– Ну, что же, сестра – это на всю жизнь! – вздохнула она и спросила брата:
– Как она тебе? – парень только теперь разглядел, что девушка, стоящая рядом с сестрой, – Анастасия.
«Черт побери!» – мысленно застонал он. На Насте была алая блузка и серая юбка, заканчивающаяся чуть выше колен. Для создания некоторой строгости у Елизаветы Петровны был взят черный в серых разводах кардиган. Грудь девушки украшало жемчужное ожерелье.
– Покрасуйтесь, дети, пока вещи не поистрепались. Ума не приложу, что мы будем носить через несколько лет! – вздохнула мадам Норвегова, – поголовный переход на хаки я не переживу.
– Мамочка, может Наталья Владимировна что-нибудь придумает, – протянула Полина.
– Дай-то бог, доченька!
Андрей молча продолжал рассматривать Анастасию. Пока он мылся в ванной, Елизавета Петровна успела соорудить ей прическу. Как она называется, парень не знал, но увиденное ему понравилось.
– А они не соскользнут? – спросила Настя, переминаясь с ноги на ногу, и указывая на колготки.
– Колготки? Нет, – уверила ее Полина, только я вот про туфли забыла напрочь. У тебя какой размер?
– Чего сколько мер?
– Извини. Примерь вот мои. Не жмут? Отлично! Да у нас с тобой один размер, причем почти на все! Только волосы у меня потемнее… У вас вообще, все светлоголовые…
– И Настя поскромнее, чем ты, – сказала мать. Андрей замычал.
– Это как сказать! – многозначительно произнес он.
– Ну вот, опять! – пожаловалась Анастасия.
– Тихо вы! – цыкнула Полина, – тебе, Настя, нужно еще туфли выбрать. Есть у меня серые, но они на высоком каблуке – ты с непривычки спотыкаться будешь. Идея! – она поковырялась в гардеробе и вытащила коробку с яркой наклейкой, – примерь вот эти. Они хоть и белые, но каблука почти нет. К тому же, вписывается великолепно. Ты чего кривишься?
– Хомут, что ты мне нацепила; без него никак?
– Нет, дорогая, без бюстгальтера ты будешь смотреться, мягко говоря, слишком откровенно. Андрей, время?
– Шестнадцать ноль-ноль.
– Боже, я еще не готова! Сейчас, я мигом. Ей осталось лишь подкрасить ресницы и губы. Это – потом, – она убежала в свою комнату, но через минуту из-за неплотно прикрытой двери донеслось:
– Настя! Иди сюда. Потом будете пялиться друг на дружку.
Андрей зашел в зал и, взяв книгу, уселся в кресло. В этот момент хлопнула входная дверь. Домой вернулся Андрей-младший.
– Здорово, братуха! – помахал он рукой из прихожей, – немного задержался в лаборатории. Сегодня получили Трилон Б. Класс!
– А что это такое? – удивился старший.
– Важный компонент для цветного проявителя. Еще немного – и мы сможем полностью изготавливать все компоненты для фотографии.
– Допустим, сможете. А из чего бумагу делать будете?
– Как из чего? Из древесины. Этой проблемой у нас занимаются братья Рябинушкины – Миша и Игорь. Что-то похожее на картон уже получили. Правда, у него жесткость, как у туалетной бумаги. Все-таки хорошо, что технологии в книгах уже описаны. Нам остается лишь измыслить процесс производства!
– Да-а! – задумчиво сказал Волков, – на месте не топчемся. Ты хоть на праздник пойдешь?
– Сейчас чего-нибудь перекушу, оденусь и пойдем.
– Можешь не перекусывать. Там этого добра будет навалом. Мы проезжали мимо плаца, видели, что там творится. Старик Мак-Дональдс бы от зависти хот-догом подавился. А столов-то на полтыщи человек!
– Грандиозно! – выдохнул младший, – тогда я побежал переодеваться!
К без пятнадцати пять все собрались в зале. Насте, с накрашенными ресницами, было объявлено, что плакать категорически воспрещается, облизывать губы не желательно, а ноги сидя держать со сдвинутыми коленями.
– Любая баба-Яга тебе тогда нос покажет, – пояснила Полина.
– Скажи это вон ему! – Настя кивнула, указывая на Андрея-старшего.
– Фиг ты у меня котлет с горчицей и сосисок с хреном попробуешь, – добродушно брякнул парень, и все вокруг захохотали.
«Волгу», в отсутствие отца семейства вел Андрей-младший. Костя расположился на коленях у Полины – благо ее слаксы не мялись. Все были взволнованы.
Небольшие кучки людей стали встречаться задолго до плаца. На сам плац заехать было невозможно. Норвегов-младший вел автомобиль со скоростью скаковой черепахи, то и дело выжимая сцепление и давя на тормоз. Наконец, стала вырисовываться громада павильона для почетных гостей. Там уже восседали начальник штаба и Ратибор с игуменом Афанасием, облаченным по случаю праздника в светло-серую атласную рясу. Остальные монахи за три дня до этого отправились в монастырь за манатками. Их сопровождало отделение солдат под командованием майора Булдакова, заявившего, что теперь его очередь зарабатывать вторую звездочку.
Игумен ехать наотрез отказался, приводя в оправдание своё хилое здоровье. Но как он признался Шуре Лютикову за рюмочкой сливянки, ему захотелось продолжить отдых. Шура прослезился и угостил местного понтифика горбушей. Они расстались очень довольные друг другом. Шура договорился поменять десять тонн капусты на двести пудов (двадцать берковцев) ржаной муки и пять бочек меда. Святой отец проявил также восторг, отведав консервированной перловой каши, сдобренной сухожилиями каких-то копытных. Он спросил, для чего это предназначено.
– На случай войны! – брякнул начальник склада и тут же подумал: «Действительно! Теперь то оно нахрена!»
Игумен сказал, что готов обменять эту кашку на сукно и войлок, либо солонину.
– Что, каша понравилась? – жирная харя Лютикова расплылась в улыбке.
– Буду кормить ею моих иноков во время Великого Поста.
– Ну, это жестоко, святой отец! – заохал старший прапорщик.
– Зато богоугодно! – отрезал тот.
Ратибор, одетый в новый камуфляж, трепался о чем-то с подполковником Семиверстовым. Рядом с ними стояла дочь подполковника – Татьяна. Она чего-то ожидала, а чего – стало ясно, как только подъехала «Волга» Норвеговых. Татьяна сразу призывно замахала рукой Андрею-младшему.
– Вон Таня тебе машет, – обратила в нужную сторону внимание сына Елизавета Петровна, – иди к ней, сынок. Нехорошо заставлять женщину ждать.
– Ладно, я пошел, чао! – Андрей направился к подружке.
– Взрослая девушка, что ей нужно от этого, почти ребенка? – вздохнула мать, – ей-то уже двадцать один год – замуж хочется!
– Мам, любовь у них! – захихикала Полина.
– Молчи, бесстыжая! – укорила дочь Елизавета Петровна.
– Глядите, как Вовка вырядился! – воскликнул вдруг Андрей.
К столам сквозь толпу протискивался Мурашевич, таща за руку Дуню. Оба были одеты, как сказал бы диктор Центрального телевидения, выгнанный в свое время с курсов этнографии, «в национальные костюмы».
Кафтан Володе еще нашли, а вот шаровары пришлось в срочном порядке шить. В этом наряде он был похож на Сварога – легендарного бога вселенной, который сошел на землю в облике сурового и непреклонного мужа.
Одетая в точно такой костюмчик, только женской вариации, Дуня со своей туго заплетенной косой олицетворяла богиню весны и любви – Ладу. На голове «богини» красовался миртовый венок. На изготовление этого венка было израсходовано три пачки лаврового листа. Евдокия распространяла вокруг себя аромат супа «харчо» и ощущение вечного праздника. Вокруг них сновали юноши и девушки, наряженные посланниками Сварога: Леля и Полель, Переплут и Тур, Зюзя и Карачун.
– Привет древнеславянскому пантеону! – сказал со смехом Волков.
– Это что! – отозвался Мурашевич, – где-то тут шатается группа скандинавских богов. Сметанин заделался под Одина, Горомыко – под Тора. Роль Видара исполняет Абрамович, а Локи – Шура Лютиков.
– А Фрейя у них есть? – спросил Андрей.
– Есть! И ты знаешь, кто это?
– Худавая?
– Ай, куме, та вы знали! – притворился разочарованным Володя, – ходят с Одином в обнимку! Особист от такого срама заперся в своей квартире и отключил телефон.
– И в чем их основная задача?
– Ходят по толпе, требуют эль, но соглашаются и на простую водку. Время от времени кричат «Тролль таки ю олл!»
– А что это значит?
– Аналог нашего «чтоб вас черти забрали!» Кстати, а где Настя?
– Настя, поворотись, тебя не видать! – попросил Андрей, тронув за плечо девушку, которая стояла рядом с ним.
– Да погоди ты! – отмахнулась она, что-то разглядывая.
– Чего… – раскрыл рот Мурашевич, – Настя, это ты?
Она наконец обернулась.
– Нет, это черт с болота! – ответила ехидно она, – ха-ха! Да ты просто красавец!
Володя покраснел.
– По-моему, здесь с тобой никто не сравнится. Кроме моей очаровательной гаубицы…
– С меня идея! – заявил Андрей, – где-то здесь бродит капитан Селедцов с фотоаппаратами. Нам необходимо сфотографироваться.
– Селедцова искать не нужно, Андрюша, – раздался сзади немного картавый голос, – ба! Что я вижу? Натуральный парадокс близнецов! Андрей прав – это необходимо запечатлеть для истории. Отойдем в сторонку!
Их сфотографировали на фоне «Волги». Андрей и Володя по краям, а сестры в центре. Селедцов насиловал «Зенит-ТТЛ», забегая из разных позиций, а по завершении сказал, что сделает два снимка из «Поляроида», ибо нетерпение молодежи понятно старенькому капитану.
Праздник начался грандиозным тостом в честь Андрея. Затем мяли бокалы за Мурашевича. Третий тост провозгласил капитан Малинин, и все заулыбались, наблюдая, как он самозабвенно пьет из горлышка. Его любовь к женщинам была общеизвестна, и её не могли прекратить никакие причины. Позднее он, уже изрядно нахрюкавшись, пытался исполнить «Я хочу быть с тобой» Вячеслава Бутусова, подыгрывая себе на гуслях. Посередине песни он уснул, и его супруга, позвав на помощь двоих «архангелов» из резервной команды, отправила его с ближайшей оказией домой.
Переусердствовал с зельем и игумен. Пьяненько хихикая, он благословил обе пары: Андрея с Настей и Володю с Дуней. Затем, натолкнувшись на целовавшихся Сметанина и Софью Николаевну, благословил заодно и их. При этом он дико извинялся, что забыл в монастыре икону пресвятой Богородицы, что как только келарь доставит сей атрибут, таинство будет совершено по всем правилам.
Когда стемнело, был дан салют двадцатью залпами из двух орудий, стоящих на боевом посту в Бобровке. Все тихонько смотрели на это прекрасное зрелище. Почти протрезвевший отец Афанасий стал на колени и, крестясь, смотрел на распускающиеся цветы салюта. Ратибор стоял рядом с Ильиничной, задумчиво положив руку ей на плечо. Единственная незамужняя дама из городка, похоже, нашла свою половину. Рядом с ними стоял младший брат Ратибора – Алексий. Они с супругой стояли обнявшись и, глядя вверх, заново переживали молодость. Где-то поблизости их дочь – пятнадцатилетняя Мара что-то оживленно нашептывала долговязому Воробьеву. Санька хмурился и невпопад кивал головой. Затем, когда разомлевшая девица попыталась его поцеловать, в ужасе вырвался и убежал.
Алкоголь притупил страхи и фобии поселян. Они целый вечер гуляли по городку точно по музею, заходили в гости, где их дискомфорт отступал окончательно благодаря доброжелательности хозяев и потреблению специальных напитков. Языковые, а более смысловые барьеры тоже постепенно терялись в омуте общения. И только Мара бродила по городку с глазами полными слез.
После того, как салют закончился, на плачущую девчонку наткнулась Полина и привела ее в компанию. Там Мара, захлебываясь от слез, поведала о своем горе.
– Лучше бы тебе, девочка, забыть о нем, – посоветовал ей Андрей.
– Но ведь он такой красивый! – снова зарыдала она.
– И это у него единственное достоинство, – произнес Мурашевич, – к тому же, мужик не должен быть смазливым. Послушайся лучше совета Андрея.
– Но почему! – закричала Мара.
– Действительно, почему? – спросила и Дуня. Володя смутился.
– Андрей, ты старше. Объясни им – я теряюсь.
– Понимаете, девочки, – откашлялся Волков, – он «голубой». Гомосексуалист.
До Дуни начало доходить.
– Он, что, не может быть с женщиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50