– Мой собственный, как выяснилось, теперь для меня закрыт. Там поселили диких зверей.
Тии молча склонила голову, и тут царица пнула ее с такой силой, что она упала навзничь.
– Что говорил фараон? – прошипела царица. – Что он тебе обещал?
На глазах Тии выступили слезы негодования и обиды. Теперь она увидела, что позади великой царицы собрались и остальные сестры Аменхотепа; все они взирали на нее с ненавистью и злобой.
Видя это, Тии вознегодовала настолько, что забыла о страхе. Она встала, выпрямилась во весь рост и громогласно заявила:
– Фараон Аменхотеп обещал сделать меня великой царицей.
Принцессы – что, признаться, доставило ей немалое удовольствие – разразились испуганными, возмущенными восклицаниями, однако великая царица лишь покачала головой и рассмеялась.
– Так вот, значит, чем мой супруг и брат собирается тебя соблазнить? Не обольщайся. На самом деле он просто хочет сделать тебя своей наложницей.
– Ты можешь воображать на сей счет все, что тебе угодно, – рассмеялась в ответ Тии, – однако каждому ясно, что он даже моих львов любит больше, чем тебя.
Кровь отхлынула от лица великой царицы, но в голосе ее, когда она поднялась на ноги, прозвучало, как ни странно, ледяное спокойствие.
– Ты никогда не станешь никем, кроме обычной наложницы, – прошептала она, почти коснувшись лица Тии. – Неужто ты этого не понимаешь? Законной женой фараона может стать только девушка из его же семьи, та, в чьих жилах течет царская кровь.
– Я росла вместе с царевнами, – напомнила ей Тии.
И вновь великая царица рассмеялась.
– Вы только послушайте ее! – воскликнула она, и тут улыбка исчезла с ее лица, сменившись злобной гримасой. Схватив Тии за подбородок, она откинула назад ее голову и буквально выплюнула в лицо девушке презрительные слова: – Ты ничто! В тебе нет ни капли царской крови! Да что там царской! – Сестра фараона рассмеялась еще громче, но теперь ее смех больше походил на истерику. – Ты даже не египтянка! Где это слыхано, чтобы ничтожная чужестранка возмечтала стать великой царицей? Вы только взгляните на эти волосы! – Она больно дернула подвернувшуюся под руку прядь. – Это же не волосы, а шерсть животного! А кожа? – Царица разорвала платье на груди Тии. – Твоя кожа чернее ночи. – Она зашла за спину девушки, и одна из сестер подала ей хлыст. – Пожалуй, ты не годишься даже в наложницы, но тут мы тебе немного поможем. Спустим с тебя черную шкуру, чтобы ты больше походила на человека.
С этими словами она сорвала с Тии одежду и обрушила хлыст на ее нагое тело. Девушка пыталась сопротивляться, но царевны навалились на нее все вместе. Избиение продолжалось до тех пор, пока великая царица не устала. Тогда она отшвырнула хлыст в сторону, на прощание наградила Тии пинком и удалилась в сопровождении сестер.
Няньки и служанки, видевшие все, но боявшиеся вмешаться, тут же подобрали избитую девушку и отнесли в постель. Тии даже не поблагодарила их: она долго лежала молча, уставясь в стену, и лишь поздно ночью, когда все на женской половине уснули, тихонько вышла на балкон. Ей хотелось увидеть свое любимое озеро, но стена загораживала обзор, так что на балконе девушка пробыла недолго. Вернувшись в комнату, она тщательно обработала раны и со всем возможным старанием и умением принялась наряжаться и наводить красоту.
За этим занятием ее и застал рассвет.
Тии уже собралась отложить зеркало, когда неожиданно увидела в нем возникший за ее спиной человеческий силуэт.
– Кто это? – испугалась она, но тут же вздохнула с облегчением и улыбнулась. – О, Инен, это ты! Что ты тут делаешь?
– А ты как думаешь? Соскучился по своей маленькой сестренке, вот и пришел ее навестить.
– Но в такой час мужчинам запрещено бывать на женской половине, – прошептала она, неожиданно почувствовав страх.
– Нет. – Он покачал головой. – Для меня больше не существует запретов.
С этими словами Инен ступил вперед, и Тии увидела, что голова его выбрита, а на шее висит амулет с символом Амона. Юноша прикоснулся к нему и с улыбкой сказал:
– Эта святыня дает мне большую власть, чем у сотен фараонов.
Тии уставилась на него в ужасе.
– Но... Но как ты мог? – запинаясь, произнесла она. – Наш отец... Он...
– Он побоялся воспользоваться возможностью, которую не упустил я.
– Возможность? О чем ты говоришь, брат?
– Наш отец знал, что в храме Амона сокрыты великие и грозные тайны. Я сам как-то раз слышал, как он говорил об этом. Знал, но боялся сорвать завесу, прикрывавшую их. Но я, как ты можешь видеть... – Инен коснулся своей выбритой головы. – Я отнюдь не такой трус, каким показал себя он. Я дерзнул шагнуть навстречу величию, и если бы ты только знала, сестра моя, сколь великие чудеса мне открылись!
– Что ты познал в этом храме? – прошептала Тии, глядя на брата широко раскрытыми глазами. – Что?
– Думаешь, я расскажу тебе об этом?
– А почему бы и нет?
Инен улыбнулся.
– Да потому, сестренка, что магические секреты, восходящие к началу времен, записаны в сокровенных священных книгах, доступ к которым имеет лишь горстка посвященных жрецов. Как ты думаешь, могу ли я поведать о чудесах богов обычной девушке, пусть даже она и моя сестра?
Тии фыркнула, отвернулась, попытавшись скрыть свое разочарование, но, тут же заметив в его рассуждениях слабое место, спросила:
– Пусть так. Но если тайны храма Амона доступны лишь посвященным, чего ради ты вообще заговорил со мной об этих чудесах?
– Только ради того, сестренка, чтобы произвести на тебя впечатление, – с улыбкой ответил Инен и, обняв девушку, привлек ее к себе.
Та, однако, отпрянула, и лицо ее исказилось от боли.
– Что случилось? – удивился Инен.
Он присмотрелся к сестре повнимательнее и только теперь разглядел следы побоев, скрыть которые полностью не смогли никакие мази и притирания.
Брат, разумеется, набросился на нее с расспросами. Сначала Тии не хотела ни о чем рассказывать и даже порывалась убежать, но в конце концов не выдержала и излила на Инена целый поток стенаний.
Инен молча выслушал ее скорбную исповедь, а потом, сняв с пояса крохотную фляжку, сказал:
– Может быть, я сумею показать тебе кое-что из того, чему мне удалось научиться.
С этими словами Инен смочил тряпицу в составлявшей содержимое фляжки густой черной жидкости, приложил ее к синякам и ссадинам на теле сестры, и они, – о чудо! – мгновенно исчезли.
– О Инен! – восхищенно воскликнула Тии. – Ты и вправду стал настоящим чародеем! Как тебе это удалось?
Но Инен в ответ лишь улыбнулся и приложил палец к губам. Потом он обнажил спину сестры и смочил чудесной жидкостью набухшие, кровоточащие рубцы, которые тут же пропали, не оставив следа.
– Что с моей кожей? – спросила Тии, не видевшая результатов исцеления, но сразу почувствовавшая, что боль прошла. – Шрамы остались?
– Ни единого.
Тии удовлетворенно кивнула и потянулась за одеждой и украшениями.
А Инен, глядя, как она одевается, нахмурился и сказал:
– Стоит ли золотить рассвет, сестренка? Ты прекрасна сама по себе – зачем же так наряжаться в столь ранний час?
Тии в ответ покачала головой.
– Фараон, – прошептала она. – Я непременно заполучу фараона. Он будет моим.
Инен нахмурился еще пуще.
– Но разве ты не помнишь, что сказала тебе великая царица? Законной супругой фараона может стать лишь девушка одной с ним крови.
– Я помню, но не верю. Разве может существовать столь нелепый обычай? Кем он установлен?
– Увы, сестра, этот обычай действительно существует. Он восходит к глубокой древности, установлен самим Амоном, а за ею неукоснительным исполнением следят жрецы.
Некоторое время Тии смотрела на брата, а потом покачала головой.
– И все-таки я тебе не верю! Не верю, и все тут!
– Прости меня, о сестра, но сие есть непреложная истина.
– Непреложная?
– С самого возникновения государства фараоны женились только на своих сестрах. Эта традиция никогда не нарушалась, и не нарушится.
– Поживем – увидим, – пробормотала Тии. Глядясь в ручное зеркальце, она поправила локон и подкрасила губки. – Нет таких обычаев и традиций, которые рано или поздно не нарушают.
Инен попытался что-то возразить, но сестра, не слушая его, повернулась и вышла из комнаты. Поднявшись на одну из плоских крыш женской половины дворца, она долго любовалась оттуда лежавшими в тени деревьев бывшего сада великой царицы львами.
И надо же было такому случиться, что именно в этот момент проходивший по одному из внутренних двориков Аменхотеп поднял глаза и увидел девушку. От нахлынувшего желания у него неистово забилось сердце: она нравилась ему и раньше, но сейчас показалась прекраснее не только всех женщин дворца, но и всего сущего на земле и в небесах.
Не в силах противиться охватившему его чувству, фараон взбежал наверх и заключил Тии в объятия. Та, однако, отстранялась и уворачивалась от его губ до тех пор, пока он не пообещал сделать ее великой царицей.
Как только эти слова были сказаны, она нежно поцеловала его, но тут же вырвалась и побежала вниз по ступенькам.
Царь Аменхотеп остался один.
На следующее утро, выйдя в тот же дворик, он поднял взгляд и вновь увидел Тии на том же самом месте. Обуреваемый страстью, фараон взбежал наверх и, как и накануне, попытался заключить Тии в объятия. Однако она отвела глаза и напомнила Аменхотепу о его обещании.
Дрожа от вожделения и нетерпения, царь заявил:
– Я повелитель Верхнего и Нижнего царств, владыка всего Египта! Все здесь принадлежит мне, и я могу сделать с тобой все, что мне будет угодно, ибо нет ничего, на что не распространялась бы моя власть.
– Ты властен лишь над живыми, – возразила Тии. – А я скорее спрыгну с этой крыши и погибну, чем стану простой наложницей. Делить с тобой ложе я согласна, но только как твоя законная жена.
– Но это невозможно!
– Почему?
– Жрецы храма Амона не позволят нарушить вековой обычай.
– Если я не ослышалась, ты только что называл себя повелителем Верхнего и Нижнего царств, владыкой всего Египта. Или настоящим фараоном является верховный жрец храма Амона?
Аменхотеп в ярости сжал кулаки.
– Нет в Египте властелина, кроме меня! Ты будешь царицей, и никакие жрецы не смогут этому воспрепятствовать!
– Но об этом должно быть объявлено во всеуслышание – и не только во дворце, но и по всей стране.
– Так и будет.
Тии обняла фараона, на миг припала к его губам и, как в прошлый раз, быстро сбежала вниз.
Всю ночь фараон не сомкнул глаз, а еще до рассвета поднялся на крышу, на любимое место Тии, и стал дожидаться девушку. Едва она появилась, царь снова подумал, что ни луна, ни солнце, ни звезды не сравнятся с нею красотой.
Тии улыбнулась ему, а потом кокетливо опустила глазки, и тогда он, разрываясь между любовью и яростью, закричал:
– Не смей насмехаться надо мной! Не смей кокетничать! О Тии!.. Тии!..
Фараон сам понимал, что с его уст срываются вовсе не те слова, которые нужны сейчас, однако он не умел говорить о любви, ибо, будучи избалованным всеобщей покорностью, до сих пор просто не представлял себе, что это такое. Осекшись, Аменхотеп смутился и умолк, а когда Тии звонко рассмеялась, схватил ее за тонкое запястье и попытался привлечь к себе.
Девушка, однако, ловко высвободилась, но не сбежала вниз, а, встретившись с ним взглядом, спросила:
– Сделал ли ты то, что обещал? Буду ли я твоей царицей?
Фараон Аменхотеп глубоко вздохнул.
– Буду ли я твоей царицей? – повторила Тии вопрос.
Царь вздохнул снова.
– Ты не понимаешь...
– Напротив. – Тии отступила. – Я все понимаю слишком хорошо.
– Нет. – Аменхотеп сделал беспомощный жест. – Я не могу совершить столь важный шаг, не получив знамение, свидетельствующее о благоволении богов.
Глаза Тии наполнились таким презрением, что щеки Аменхотепа запылали, словно их обожгло дыханием богини. Его охватила ярость, ибо он больше не мог мириться с тем, что Тии еще не тает в его объятиях.
– Все это не имеет значения! – выкрикнул он, прыгнув вперед и схватив ее за волосы. – Я фараон! И могу делать все, что мне угодно!
Девушка пронзительно закричала и попыталась вырваться, но Аменхотеп схватил ее за плечи и притянул к себе. Потом она ощутила, как рука царя тянется к ее бедрам, и упала назад. Теперь она находилась на самом краю плоской крыши – над садом, где у фонтана прогуливались львы. Один из них, лениво подняв глаза, вперился в нее взглядом. Во внутреннем дворе по другую сторону дворца собрались какие-то люди, видимо привлеченные ее криком.
Аменхотеп рванулся к девушке и схватил ее за лодыжку.
– Ты сделаешь меня великой царицей? – выкрикнула Тии.
Но фараон хрипло дышал, и его рука тянулась ей под подол. Она билась и выворачивалась, чувствуя под собой жесткую крышу...
А потом эта крыша куда-то пропала.
В первый миг Тии не поняла, что произошло: услышав удалявшийся, полный злобы и ужаса крик фараона, она даже улыбнулась, порадовавшись освобождению. Потом ноздри ее заполнились лиственным ароматом, и одновременно тело пронзила боль от сильного удара. Тии догадалась, что упала на крону дерева или за что-то зацепилась. Спружинившие ветви не прервали ее падение, но замедлили его, что и позволило девушке остаться в живых. Спустя долю мгновения она рухнула на влажную, пахнущую травой землю.
Как ни странно, острая вспышка боли не лишила Тии чувств. Хотя на ее теле, похоже, не осталось живого места, она не разбилась насмерть.
Эта мысль первой пришла ей в голову, едва только с глаз схлынула красная пелена. Такой исход казался невероятным, и тем не менее это было правдой.
Долгое время Тии даже не предпринимала попытки пошевелиться – она просто лежала, чувствуя на лице жар солнца, вдыхая запахи акации и тамариска и слушая пение сидевших на ветвях птиц. Глаз девушка не открывала и не имела ни малейшего представления о ходе времени. Однако, когда солнце перестало обжигать лицо, поняла, что настал вечер. Правда, холода она, как ни странно, не ощущала. Тии с удивлением поняла, что ее греет что-то большое и теплое.
Она села. Голову сжало тисками боли – сильной, но, впрочем, вполне терпимой. Ушибы она, конечно, получила, но, учитывая высоту падения, такой финал следовало считать удачей. Осторожно потрогав голову, Тии убедилась, что раны там нет. Тогда она открыла глаза и... обмерла: два льва лежали по обе стороны от нее, а третий свернулся клубком у ее ног. В первый миг ей захотелось горько рассмеяться: ну разве не нелепо – выжить, упав с крыши, чтобы быть съеденной дикими зверями? Однако, вместо того чтобы наброситься на нее и растерзать, львы принялись вылизывать ее раны, словно имели дело не с человеком, а со львицей из своего прайда. Их шершавые языки терли нежную кожу девушки как наждак, но боль уменьшалась и отступала. Наконец Тии ощутила в себе достаточно сил, чтобы подняться на ноги, а едва сделала это, львы, словно домашние коты, принялись игриво валяться и перекатываться на спинах. Тии пощекотала их за ушами, звери потерлись о ее ноги, а когда она направилась к воротам сада, последовали за ней, резвясь и играя, будто огромные котята. Она отодвинула засов и открыла ворота, так что львы были вольны убежать. Но они не отходили от нее ни на шаг. Миновав внутренний двор, отделявший женскую половину, Тии вступила в ту часть дворца, где прежде никогда не бывала. Однако она прекрасно знала расположение покоев фараона по рассказам Эйэ, а потому направилась туда, где его можно было найти с наибольшей вероятностью. Тии миновала одну арку, потом другую... Двое караульных попытались преградить ей дорогу, но, взглянув в ее лицо и увидев сопровождавших ее гривастых хищников, залепетали что-то невнятное и в ужасе расступились.
За аркой находился другой сад. На первый взгляд он показался девушке безлюдным, но потом она услышала отдаленные голоса: какие-то люди вели возбужденный разговор. Тии направилась туда, откуда доносились звуки, и остановилась возле высеребренного лунным светом пруда. Львы по-прежнему держались с нею рядом.
Прислушавшись снова, девушка узнала голос отца – тихий и напряженный от едва сдерживаемого гнева.
– А я говорю, этого не может быть. Она не может быть мертва. Это исключено. А потому, о фараон, я снова спрашиваю тебя: откуда она упала? Я должен найти ее.
– Она мертва, о Юаа! – Аменхотеп помолчал и повторил: – Мертва Я видел это собственными глазами. И вот что странно: весь день, до самого вечера, я так и не смог найти в себе силы, чтобы спуститься и взглянуть на ее лицо. – Он помолчал снова – А ведь не в моих правилах отворачиваться от лика смерти.
– Если ты взглянешь в ее лицо, о фараон, то – я тебе это обещаю – обнаружишь, что она жива Тии не может погибнуть так просто, ибо с самого рождения ее оберегает некая тайна.
Отец ее произнес это с такой уверенностью, что девушка поразилась, тем паче что она не имела ни малейшего представления о том, на чем сия уверенность основана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Тии молча склонила голову, и тут царица пнула ее с такой силой, что она упала навзничь.
– Что говорил фараон? – прошипела царица. – Что он тебе обещал?
На глазах Тии выступили слезы негодования и обиды. Теперь она увидела, что позади великой царицы собрались и остальные сестры Аменхотепа; все они взирали на нее с ненавистью и злобой.
Видя это, Тии вознегодовала настолько, что забыла о страхе. Она встала, выпрямилась во весь рост и громогласно заявила:
– Фараон Аменхотеп обещал сделать меня великой царицей.
Принцессы – что, признаться, доставило ей немалое удовольствие – разразились испуганными, возмущенными восклицаниями, однако великая царица лишь покачала головой и рассмеялась.
– Так вот, значит, чем мой супруг и брат собирается тебя соблазнить? Не обольщайся. На самом деле он просто хочет сделать тебя своей наложницей.
– Ты можешь воображать на сей счет все, что тебе угодно, – рассмеялась в ответ Тии, – однако каждому ясно, что он даже моих львов любит больше, чем тебя.
Кровь отхлынула от лица великой царицы, но в голосе ее, когда она поднялась на ноги, прозвучало, как ни странно, ледяное спокойствие.
– Ты никогда не станешь никем, кроме обычной наложницы, – прошептала она, почти коснувшись лица Тии. – Неужто ты этого не понимаешь? Законной женой фараона может стать только девушка из его же семьи, та, в чьих жилах течет царская кровь.
– Я росла вместе с царевнами, – напомнила ей Тии.
И вновь великая царица рассмеялась.
– Вы только послушайте ее! – воскликнула она, и тут улыбка исчезла с ее лица, сменившись злобной гримасой. Схватив Тии за подбородок, она откинула назад ее голову и буквально выплюнула в лицо девушке презрительные слова: – Ты ничто! В тебе нет ни капли царской крови! Да что там царской! – Сестра фараона рассмеялась еще громче, но теперь ее смех больше походил на истерику. – Ты даже не египтянка! Где это слыхано, чтобы ничтожная чужестранка возмечтала стать великой царицей? Вы только взгляните на эти волосы! – Она больно дернула подвернувшуюся под руку прядь. – Это же не волосы, а шерсть животного! А кожа? – Царица разорвала платье на груди Тии. – Твоя кожа чернее ночи. – Она зашла за спину девушки, и одна из сестер подала ей хлыст. – Пожалуй, ты не годишься даже в наложницы, но тут мы тебе немного поможем. Спустим с тебя черную шкуру, чтобы ты больше походила на человека.
С этими словами она сорвала с Тии одежду и обрушила хлыст на ее нагое тело. Девушка пыталась сопротивляться, но царевны навалились на нее все вместе. Избиение продолжалось до тех пор, пока великая царица не устала. Тогда она отшвырнула хлыст в сторону, на прощание наградила Тии пинком и удалилась в сопровождении сестер.
Няньки и служанки, видевшие все, но боявшиеся вмешаться, тут же подобрали избитую девушку и отнесли в постель. Тии даже не поблагодарила их: она долго лежала молча, уставясь в стену, и лишь поздно ночью, когда все на женской половине уснули, тихонько вышла на балкон. Ей хотелось увидеть свое любимое озеро, но стена загораживала обзор, так что на балконе девушка пробыла недолго. Вернувшись в комнату, она тщательно обработала раны и со всем возможным старанием и умением принялась наряжаться и наводить красоту.
За этим занятием ее и застал рассвет.
Тии уже собралась отложить зеркало, когда неожиданно увидела в нем возникший за ее спиной человеческий силуэт.
– Кто это? – испугалась она, но тут же вздохнула с облегчением и улыбнулась. – О, Инен, это ты! Что ты тут делаешь?
– А ты как думаешь? Соскучился по своей маленькой сестренке, вот и пришел ее навестить.
– Но в такой час мужчинам запрещено бывать на женской половине, – прошептала она, неожиданно почувствовав страх.
– Нет. – Он покачал головой. – Для меня больше не существует запретов.
С этими словами Инен ступил вперед, и Тии увидела, что голова его выбрита, а на шее висит амулет с символом Амона. Юноша прикоснулся к нему и с улыбкой сказал:
– Эта святыня дает мне большую власть, чем у сотен фараонов.
Тии уставилась на него в ужасе.
– Но... Но как ты мог? – запинаясь, произнесла она. – Наш отец... Он...
– Он побоялся воспользоваться возможностью, которую не упустил я.
– Возможность? О чем ты говоришь, брат?
– Наш отец знал, что в храме Амона сокрыты великие и грозные тайны. Я сам как-то раз слышал, как он говорил об этом. Знал, но боялся сорвать завесу, прикрывавшую их. Но я, как ты можешь видеть... – Инен коснулся своей выбритой головы. – Я отнюдь не такой трус, каким показал себя он. Я дерзнул шагнуть навстречу величию, и если бы ты только знала, сестра моя, сколь великие чудеса мне открылись!
– Что ты познал в этом храме? – прошептала Тии, глядя на брата широко раскрытыми глазами. – Что?
– Думаешь, я расскажу тебе об этом?
– А почему бы и нет?
Инен улыбнулся.
– Да потому, сестренка, что магические секреты, восходящие к началу времен, записаны в сокровенных священных книгах, доступ к которым имеет лишь горстка посвященных жрецов. Как ты думаешь, могу ли я поведать о чудесах богов обычной девушке, пусть даже она и моя сестра?
Тии фыркнула, отвернулась, попытавшись скрыть свое разочарование, но, тут же заметив в его рассуждениях слабое место, спросила:
– Пусть так. Но если тайны храма Амона доступны лишь посвященным, чего ради ты вообще заговорил со мной об этих чудесах?
– Только ради того, сестренка, чтобы произвести на тебя впечатление, – с улыбкой ответил Инен и, обняв девушку, привлек ее к себе.
Та, однако, отпрянула, и лицо ее исказилось от боли.
– Что случилось? – удивился Инен.
Он присмотрелся к сестре повнимательнее и только теперь разглядел следы побоев, скрыть которые полностью не смогли никакие мази и притирания.
Брат, разумеется, набросился на нее с расспросами. Сначала Тии не хотела ни о чем рассказывать и даже порывалась убежать, но в конце концов не выдержала и излила на Инена целый поток стенаний.
Инен молча выслушал ее скорбную исповедь, а потом, сняв с пояса крохотную фляжку, сказал:
– Может быть, я сумею показать тебе кое-что из того, чему мне удалось научиться.
С этими словами Инен смочил тряпицу в составлявшей содержимое фляжки густой черной жидкости, приложил ее к синякам и ссадинам на теле сестры, и они, – о чудо! – мгновенно исчезли.
– О Инен! – восхищенно воскликнула Тии. – Ты и вправду стал настоящим чародеем! Как тебе это удалось?
Но Инен в ответ лишь улыбнулся и приложил палец к губам. Потом он обнажил спину сестры и смочил чудесной жидкостью набухшие, кровоточащие рубцы, которые тут же пропали, не оставив следа.
– Что с моей кожей? – спросила Тии, не видевшая результатов исцеления, но сразу почувствовавшая, что боль прошла. – Шрамы остались?
– Ни единого.
Тии удовлетворенно кивнула и потянулась за одеждой и украшениями.
А Инен, глядя, как она одевается, нахмурился и сказал:
– Стоит ли золотить рассвет, сестренка? Ты прекрасна сама по себе – зачем же так наряжаться в столь ранний час?
Тии в ответ покачала головой.
– Фараон, – прошептала она. – Я непременно заполучу фараона. Он будет моим.
Инен нахмурился еще пуще.
– Но разве ты не помнишь, что сказала тебе великая царица? Законной супругой фараона может стать лишь девушка одной с ним крови.
– Я помню, но не верю. Разве может существовать столь нелепый обычай? Кем он установлен?
– Увы, сестра, этот обычай действительно существует. Он восходит к глубокой древности, установлен самим Амоном, а за ею неукоснительным исполнением следят жрецы.
Некоторое время Тии смотрела на брата, а потом покачала головой.
– И все-таки я тебе не верю! Не верю, и все тут!
– Прости меня, о сестра, но сие есть непреложная истина.
– Непреложная?
– С самого возникновения государства фараоны женились только на своих сестрах. Эта традиция никогда не нарушалась, и не нарушится.
– Поживем – увидим, – пробормотала Тии. Глядясь в ручное зеркальце, она поправила локон и подкрасила губки. – Нет таких обычаев и традиций, которые рано или поздно не нарушают.
Инен попытался что-то возразить, но сестра, не слушая его, повернулась и вышла из комнаты. Поднявшись на одну из плоских крыш женской половины дворца, она долго любовалась оттуда лежавшими в тени деревьев бывшего сада великой царицы львами.
И надо же было такому случиться, что именно в этот момент проходивший по одному из внутренних двориков Аменхотеп поднял глаза и увидел девушку. От нахлынувшего желания у него неистово забилось сердце: она нравилась ему и раньше, но сейчас показалась прекраснее не только всех женщин дворца, но и всего сущего на земле и в небесах.
Не в силах противиться охватившему его чувству, фараон взбежал наверх и заключил Тии в объятия. Та, однако, отстранялась и уворачивалась от его губ до тех пор, пока он не пообещал сделать ее великой царицей.
Как только эти слова были сказаны, она нежно поцеловала его, но тут же вырвалась и побежала вниз по ступенькам.
Царь Аменхотеп остался один.
На следующее утро, выйдя в тот же дворик, он поднял взгляд и вновь увидел Тии на том же самом месте. Обуреваемый страстью, фараон взбежал наверх и, как и накануне, попытался заключить Тии в объятия. Однако она отвела глаза и напомнила Аменхотепу о его обещании.
Дрожа от вожделения и нетерпения, царь заявил:
– Я повелитель Верхнего и Нижнего царств, владыка всего Египта! Все здесь принадлежит мне, и я могу сделать с тобой все, что мне будет угодно, ибо нет ничего, на что не распространялась бы моя власть.
– Ты властен лишь над живыми, – возразила Тии. – А я скорее спрыгну с этой крыши и погибну, чем стану простой наложницей. Делить с тобой ложе я согласна, но только как твоя законная жена.
– Но это невозможно!
– Почему?
– Жрецы храма Амона не позволят нарушить вековой обычай.
– Если я не ослышалась, ты только что называл себя повелителем Верхнего и Нижнего царств, владыкой всего Египта. Или настоящим фараоном является верховный жрец храма Амона?
Аменхотеп в ярости сжал кулаки.
– Нет в Египте властелина, кроме меня! Ты будешь царицей, и никакие жрецы не смогут этому воспрепятствовать!
– Но об этом должно быть объявлено во всеуслышание – и не только во дворце, но и по всей стране.
– Так и будет.
Тии обняла фараона, на миг припала к его губам и, как в прошлый раз, быстро сбежала вниз.
Всю ночь фараон не сомкнул глаз, а еще до рассвета поднялся на крышу, на любимое место Тии, и стал дожидаться девушку. Едва она появилась, царь снова подумал, что ни луна, ни солнце, ни звезды не сравнятся с нею красотой.
Тии улыбнулась ему, а потом кокетливо опустила глазки, и тогда он, разрываясь между любовью и яростью, закричал:
– Не смей насмехаться надо мной! Не смей кокетничать! О Тии!.. Тии!..
Фараон сам понимал, что с его уст срываются вовсе не те слова, которые нужны сейчас, однако он не умел говорить о любви, ибо, будучи избалованным всеобщей покорностью, до сих пор просто не представлял себе, что это такое. Осекшись, Аменхотеп смутился и умолк, а когда Тии звонко рассмеялась, схватил ее за тонкое запястье и попытался привлечь к себе.
Девушка, однако, ловко высвободилась, но не сбежала вниз, а, встретившись с ним взглядом, спросила:
– Сделал ли ты то, что обещал? Буду ли я твоей царицей?
Фараон Аменхотеп глубоко вздохнул.
– Буду ли я твоей царицей? – повторила Тии вопрос.
Царь вздохнул снова.
– Ты не понимаешь...
– Напротив. – Тии отступила. – Я все понимаю слишком хорошо.
– Нет. – Аменхотеп сделал беспомощный жест. – Я не могу совершить столь важный шаг, не получив знамение, свидетельствующее о благоволении богов.
Глаза Тии наполнились таким презрением, что щеки Аменхотепа запылали, словно их обожгло дыханием богини. Его охватила ярость, ибо он больше не мог мириться с тем, что Тии еще не тает в его объятиях.
– Все это не имеет значения! – выкрикнул он, прыгнув вперед и схватив ее за волосы. – Я фараон! И могу делать все, что мне угодно!
Девушка пронзительно закричала и попыталась вырваться, но Аменхотеп схватил ее за плечи и притянул к себе. Потом она ощутила, как рука царя тянется к ее бедрам, и упала назад. Теперь она находилась на самом краю плоской крыши – над садом, где у фонтана прогуливались львы. Один из них, лениво подняв глаза, вперился в нее взглядом. Во внутреннем дворе по другую сторону дворца собрались какие-то люди, видимо привлеченные ее криком.
Аменхотеп рванулся к девушке и схватил ее за лодыжку.
– Ты сделаешь меня великой царицей? – выкрикнула Тии.
Но фараон хрипло дышал, и его рука тянулась ей под подол. Она билась и выворачивалась, чувствуя под собой жесткую крышу...
А потом эта крыша куда-то пропала.
В первый миг Тии не поняла, что произошло: услышав удалявшийся, полный злобы и ужаса крик фараона, она даже улыбнулась, порадовавшись освобождению. Потом ноздри ее заполнились лиственным ароматом, и одновременно тело пронзила боль от сильного удара. Тии догадалась, что упала на крону дерева или за что-то зацепилась. Спружинившие ветви не прервали ее падение, но замедлили его, что и позволило девушке остаться в живых. Спустя долю мгновения она рухнула на влажную, пахнущую травой землю.
Как ни странно, острая вспышка боли не лишила Тии чувств. Хотя на ее теле, похоже, не осталось живого места, она не разбилась насмерть.
Эта мысль первой пришла ей в голову, едва только с глаз схлынула красная пелена. Такой исход казался невероятным, и тем не менее это было правдой.
Долгое время Тии даже не предпринимала попытки пошевелиться – она просто лежала, чувствуя на лице жар солнца, вдыхая запахи акации и тамариска и слушая пение сидевших на ветвях птиц. Глаз девушка не открывала и не имела ни малейшего представления о ходе времени. Однако, когда солнце перестало обжигать лицо, поняла, что настал вечер. Правда, холода она, как ни странно, не ощущала. Тии с удивлением поняла, что ее греет что-то большое и теплое.
Она села. Голову сжало тисками боли – сильной, но, впрочем, вполне терпимой. Ушибы она, конечно, получила, но, учитывая высоту падения, такой финал следовало считать удачей. Осторожно потрогав голову, Тии убедилась, что раны там нет. Тогда она открыла глаза и... обмерла: два льва лежали по обе стороны от нее, а третий свернулся клубком у ее ног. В первый миг ей захотелось горько рассмеяться: ну разве не нелепо – выжить, упав с крыши, чтобы быть съеденной дикими зверями? Однако, вместо того чтобы наброситься на нее и растерзать, львы принялись вылизывать ее раны, словно имели дело не с человеком, а со львицей из своего прайда. Их шершавые языки терли нежную кожу девушки как наждак, но боль уменьшалась и отступала. Наконец Тии ощутила в себе достаточно сил, чтобы подняться на ноги, а едва сделала это, львы, словно домашние коты, принялись игриво валяться и перекатываться на спинах. Тии пощекотала их за ушами, звери потерлись о ее ноги, а когда она направилась к воротам сада, последовали за ней, резвясь и играя, будто огромные котята. Она отодвинула засов и открыла ворота, так что львы были вольны убежать. Но они не отходили от нее ни на шаг. Миновав внутренний двор, отделявший женскую половину, Тии вступила в ту часть дворца, где прежде никогда не бывала. Однако она прекрасно знала расположение покоев фараона по рассказам Эйэ, а потому направилась туда, где его можно было найти с наибольшей вероятностью. Тии миновала одну арку, потом другую... Двое караульных попытались преградить ей дорогу, но, взглянув в ее лицо и увидев сопровождавших ее гривастых хищников, залепетали что-то невнятное и в ужасе расступились.
За аркой находился другой сад. На первый взгляд он показался девушке безлюдным, но потом она услышала отдаленные голоса: какие-то люди вели возбужденный разговор. Тии направилась туда, откуда доносились звуки, и остановилась возле высеребренного лунным светом пруда. Львы по-прежнему держались с нею рядом.
Прислушавшись снова, девушка узнала голос отца – тихий и напряженный от едва сдерживаемого гнева.
– А я говорю, этого не может быть. Она не может быть мертва. Это исключено. А потому, о фараон, я снова спрашиваю тебя: откуда она упала? Я должен найти ее.
– Она мертва, о Юаа! – Аменхотеп помолчал и повторил: – Мертва Я видел это собственными глазами. И вот что странно: весь день, до самого вечера, я так и не смог найти в себе силы, чтобы спуститься и взглянуть на ее лицо. – Он помолчал снова – А ведь не в моих правилах отворачиваться от лика смерти.
– Если ты взглянешь в ее лицо, о фараон, то – я тебе это обещаю – обнаружишь, что она жива Тии не может погибнуть так просто, ибо с самого рождения ее оберегает некая тайна.
Отец ее произнес это с такой уверенностью, что девушка поразилась, тем паче что она не имела ни малейшего представления о том, на чем сия уверенность основана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46