А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вместе с тем, озираясь по сторонам в этом подобном аду царстве раскаленного песка и камней, где не было ни малейшей тени, способной укрыть и спасти от палящего зноя, я ощущал иную тень – гнетущую и грозную, сопровождающую меня неотступно, ибо знал, что прибыл туда, где обитает и владычествует сама Смерть. Но потом мне вспомнилось, что безраздельно лишь владычество Аллаха, держащего судьбы наши в своей деснице, и я вознес молитву, дабы он уберег меня от тени крыльев Смерти.
Но положиться на Аллаха не значит бездействовать самому, и потому я первым делом приказал жителям деревни войти в открытые гробницы, надеясь, что мы настигнем нечистых гулов в их логовище. Так и оказалось, ибо во многих подземных помещениях среди нагроможденных, а порой просто сваленных в кучу иссохших тел нам удалось обнаружить злонамеренных ночных убийц. Вид этих тел поразил меня, ибо я сразу вспомнил, где видел нечто подобное. То было в городе Лилат-ах, в святилище, где стоял идол демонической богини.
Изумленный, я на долгое время впал в оцепенение, но, к счастью, со мной были другие, да и гулы были застигнуты врасплох неожиданным появлением в их темных укрытиях стольких людей и ослеплены ярким светом фонарей и факелов. Размахивая несуразно тонкими конечностями, они натыкались на горящие головни, как летящие на огонь ночные мошки.
В такой ситуации справиться с этими отвратительными и злобными, но ослабленными светом тварями оказалось не так трудно, как можно было ожидать, хотя, разумеется, деяние сие все равно было ужасно. Нам приходилось действовать во мраке подземелий, задыхаясь в пыли среди завернутых в пелены иссохших тел, – и все это, вместе взятое, воздействовало даже на самые храбрые сердца. Хуже того, с течением времени, по мере того как близился вечер, сила нечистых гулов и ярость их сопротивления возрастали, поэтому я приказал большей части дравшихся рядом со мной крестьян покинуть долину и перебраться за Нил до наступления сумерек, пока солнце стояло еще достаточно высоко.
Сам же я вместе с несколькими самыми смелыми и крепкими мужчинами задержался, ибо вознамерился до наступления темноты осмотреть ту самую гробницу, в которой, если верить рассказу старейшины, находился погребенный, но не умерший царь. Чтобы вступить в это прибежище самого мрачного чародейства, мне пришлось бороться с собственным страхом, но гробница оказалась заброшенной и почти пустой. Лишь на полу – как мне и рассказывали – валялись брошенные в спешке предметы погребальной утвари. Находился там и придвинутый к стене саркофаг с хорошо сохранившимся, окутанным пеленами телом. Вид мумии отнюдь не наводил на мысль, что при жизни усопший был демоном, однако на гробе было помещено изображение точно такого же существа, какое я убил прошлой ночью, спасая старейшину. Однако времени на то, чтобы размышлять над загадками и разгадывать их, у меня не было, и я приказал стереть гнусное лицо на саркофаге, а также магические знаки, заключенные в овальные рамки и, по моему убеждению, представлявшие собой гнусные языческие заклинания. Находилось там и некое заполнявшее половину помещения сооружение, с виду походившее на гигантский шатер, но выстроенное из покрытого позолотой дерева. Это строение я велел разобрать на доски и отгородить ими коридор. Пока мои помощники занимались этой работой, я достал из кармана талисман, найденный Мохаммедом Гиригаром и после долгих просьб и увещеваний полученный мною от его праправнука. Спрятав это изделие язычников так, чтобы никто не смог найти его и снова вынести на свет, я вывел людей наружу и велел опечатать вход в гробницу. Так, о повелитель правоверных, я надеялся сокрыть древние чары от людей.
Уповаю на то, что мне удалось добиться цели. Ибо воистину есть тайны, каковых лучше не касаться, а оставить их погребенными навеки.
Тем временем уже смеркалось: заходящее солнце окрасило небосклон за горами на западном горизонте в полдюжины оттенков – от розового и зеленого до золотистого. Нехотя я приказал покинуть долину: в тенях уже начали появляться странные фигуры, а когда мы приблизились к теснине, по которой вилась тропа, они уже кишели над валунами словно муравьи, вылезающие из растревоженного брошенным камнем муравейника. Весь мой маленький отряд ехал верхом, быстрой рысью, однако когда нечисть с горящими глазами и дергающимися конечностями преградила нам путь, стало ясно, что мы слишком замешкались.
– Быстрее! – закричал я. – Милостью Аллаха мы прорвемся!
Наши кони устремились прямо на врагов, в самую их гущу. Я чувствовал, как тонкие длинные пальцы хватаются за одежду, чтобы стащить меня с лошади, но мой сверкающий острый меч разил без пощады. Мне было известно, что все сраженные мною гулы скоро воспрянут, ибо, как я уже неоднократно говорил, убить их можно было, лишь пронзив сердце. Но сейчас моя задача сводилась к одному: пробиться сквозь орду нечисти и вырваться из ущелья. Мне и большинству моих спутников это удалось, но, оглянувшись назад, я увидел, как жуткие порождения мрака толпой навалились на двоих отставших. Громко ржавшие от страха лошади несчастных вскинулись на дыбы, а потом раздался истошный вопль: одного беднягу мерзостные враги стащили на землю и всем скопом навалились на него сверху. Приказав прорвавшимся вместе со мной спутникам мчаться, не оглядываясь, к Нилу, я повернул коня и ринулся назад, к горловине ущелья. Теперь там было черным-черно от мерзостных гулов, и сердце мое сжалось, ибо мне показалось, что сейчас они неумолимой лавиной выплеснутся из расщелины и захлестнут меня, как только что на моих глазах захлестнули второго из отставших. Солнце уже скрывалось за горами, но, как ни странно, стоило последнему алому лучу исчезнуть за горизонтом, исчадия ада замерли. Напрягая взгляд в сгустившихся сумерках, я увидел, что они повернулись навстречу кому-то – или чему-то – приближавшемуся из долины. Возможности рассмотреть, что это такое, у меня не было, да и особого желания тоже. Развернув коня, я пустил его вскачь и мчался во весь опор до самого берега Нила.
Мы перебрались без помех, однако, вглядываясь во тьму, я страшился того, что могла принести жителям деревни грядущая ночь. Они воздвигли между колоннами завалы, рассчитывая, что они защитят их от напасти, но, после того как моему взору предстала заполнявшая ущелье темная лавина, надежность таких укреплений стала казаться более чем сомнительной. Для пущей верности я приказал собрать все дерево, какое только попадется в округе, и сложить его перед нововозведенными стенами, а когда это было исполнено, удалился в полуразрушенную мечеть. Увы, складывалось впечатление, будто мои мольбы не возносились ввысь, а тяжко падали наземь, не достигая небесного престола и слуха Аллаха.
Наконец, так не обретя утешения, испуганный и огорченный, я встал с коленей и удалился в окутанный мраком лабиринт каменных колонн. Чем дольше бродил я по храму, тем сильнее становилось холодящее чувство узнавания. Я начал присматриваться к тому, что меня окружало, и холодок сменился леденящим ужасом, ибо, хотя сейчас меня окружали развалины, подозрение превратилось в уверенность. Теперь мне удалось уловить форму переходов, ритм интервалов между колоннами и убедиться, что передо мной тот самый предназначенный для прохождения процессии путь, который много лет назад мне довелось пройти с мечом в руке.
Спотыкаясь, я заковылял по песку и каменным обломкам к тому месту, которого здесь не могло не быть. Туда, где за частоколом колонн, за тесным коридором располагаюсь тесное помещение – святая святых язычников, вместилище идола Лилат. Однако когда эта точка была найдена, там, к величайшему моему облегчению, не оказалось никаких языческих истуканов, ничего, кроме песка и щебня. Это тем не менее не могло унять нараставшего во мне беспокойства, и я снова пал на колени, стараясь укрепить свое сердце молитвой. Но надо же такому случиться! В тот самый момент над песками разнеслось завывание шакалов, и я почувствовал, как мысли мои путаются и сознание затуманивается. Храм словно бы восстал из руин, обретя утраченную целостность, но вместе с тем казался не сложенным из камня, но сотканным из невесомого дыма – или тумана.
– Чудо великое! – вскричал я. – О Аллах, спаси меня и помилуй!
Страх заставил меня зажмуриться, а когда я снова открыл и протер глаза, развалины обрели прежний вид. Однако теперь у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что храм проклят.
Поднявшись на ноги, я отыскал христианского купца и попросил его показать мне то место, где он, повинуясь предначертанию ниспосланного ему вещего сна, нашел красавицу, ставшую впоследствии моей женой.
Тот бросил на меня странный взгляд, но согласился исполнить просьбу и через залы и коридоры отвел меня к тому самому месту, где я только что стоял на коленях, вспоминая низвергнутого мною идола Лилат.
– Здесь, – молвил купец, указывая на запыленную каменную нишу. – Я нашел ее здесь.
И тут мне стало ясно, что всем нам, видимо, не суждено пережить сегодняшнюю ночь, ибо не осталось никаких сомнении в злокозненной сущности этого храма, не убежища от векового зла, но его вместилища Лицо мое омрачилось, и как раз в этот миг мы с купцом услышали предостерегающие крики дозорных и поняли, что нечистые гулы переправляются через Нил. Мне не оставалось ничего другого, кроме как поспешить к баррикадам и завалам, хотя навстречу мне попалось немалое число деревенских жителей, в страхе покинувших ненадежные стены. Их можно было понять: прибыв к укреплениям, я убедился, что перед ними толпится бессчетное множество порождений мрака, для которых Нил, вопреки моим надеждам, не стал преградой. Повернувшись к крестьянам, я приказал тем, кто не мог сражаться, отступить подальше от ограждения, тогда как остальные вручили свои судьбы Аллаху и приготовились сложить головы во славу его, защищая своих близких.
И вот сонмища демонов заколыхались и, как могучая приливная волна, ринулись к нашим стенам. Первый приступ был нами отбит, но демоны, чьи глаза сверкали во тьме, готовы были возобновить штурм. Со стен казалось, будто нас окружило море теней, и чем дальше от стен, тем гуще и непроглядней тьма Защитники баррикад встретили вторую волну ударами мечей, но уродливые фигуры то здесь то там уже прорывались на завалы. Наступил тот момент, которого я ждал и в то же время страшился. Крики и вопли ужаса подтолкнули меня к немедленным действиям.
– Огня! – закричал я. – Дайте мне огня!
Кто-то вложил в мою руку пылающий факел, и я спрыгнул со стены вниз – туда, где на песке была выложена линия из сухих дров и охапок хвороста, готовых вспыхнуть от первой же искры. Хвала Аллаху, так и произошло. Гулы, испуганные огнем и светом, отпрянули, и я велел людям рубить их и гнать долой как можно дальше.
Пламя и свет лишили демонов их бесноватого мужества, а потому, сброшенные защитниками с завалов, они устремились прочь. Огонь между тем полыхал вовсю, и я заметил, как его языки пятнает жирная черная сажа, в которую превращались трупы наших врагов. Казалось, что багровые отблески устроенного нами пожара отражались даже на бледной поверхности луны. Сквозь дым мне удалось разглядеть, как шеренги нечистых демонов заколебались и расступились.
– Аллах акбар! – вскричал я, стоя на стене и указывая мечом на кровавую луну. – Велик Аллах!
Ответом мне была гробовая тишина.
Неожиданно я ощутил дрожь в напряженном, тяжелом воздухе – словно расстилавшиеся передо мной пески стали трепещущей от страха живой плотью. Исида рядом со мной запрокинула голову и завыла. Я огляделся по сторонам. Мои люди, только что ликовавшие, радовавшиеся одержанной победе, замерли, объятые ужасом, а потом – сначала один, два, а потом и многие, – бросив оружие, устремились в бегство. Не скрою, мне хотелось присоединиться к ним, и меч едва не выпал из моей неожиданно ослабевшей руки, но усилием воли я заставил себя остаться на стене и обернуться навстречу новой напасти.
Полчища гулов расступились, образовав проход, по которому к нам приближался всадник на очень светлом, почти белом, коне. Лицо всадника, впрочем, было еще белее – его заливала поистине смертельная бледность. Одеяния странного верхового, тоже белые, были расшиты сверкающим золотом, а чело венчала двойная, наполовину белая, наполовину красная, корона. Изображения таких головных уборов сохранились в гробницах царей и на стенах высившегося у меня за спиной храма, однако, если сей всадник и был некогда фараоном Египта, ныне в нем не сохранилось ничего человеческого. Он казался более уродливым, нежели безобразнейший из демонов, и более древним, чем сами пыль и песок, по которым ступали копыта его коня. Мне трудно было понять, кто он – ифрит, джинн, гул или призрак, – однако чувствовалось, что мощь его превосходит пределы воображения смертного. Смертоносный лед в его взгляде можно было ощутить даже с высоты стены – он проникал в самую душу, пронизывая ее замогильным ужасом.
Бледный всадник придержал коня, повернулся и потянул на себя веревку, точнее, как я увидел, аркан, накинутый на шею одного из жителей деревни, несомненно попавшего в плен к гулам на том берегу реки. Несчастный был еще жив и, когда царь наклонился, чтобы схватить его за горло, попытался вырваться, громогласно вознося молитвы.
Однако дарованная самим адом сила древнего царя была неодолима. Горло хрустнуло в безжалостной хватке, и несчастный – да упокоит Аллах душу его с миром – замертво упал наземь.
Но этим дело не кончилось. Подняв тело одной рукой и держа его на весу, другой рукой бледный демон ночи принялся рвать его в клочья.
– Нет! – в ужасе вскричал я. – Нет!!!
Увы, у меня не было ни малейшей возможности помешать происходящему. На моих глазах тело убиенного было жестоко растерзано, причем демон на коне с головы до ног покрылся кровью жертвы. Потом он бросил останки на песок и, воздев руки к небу, издал дикий, ужасный крик – крик, какого я, да будет на то воля Аллаха, надеюсь никогда более не услышать. Мне почудилось, будто при этом звуке даже сама луна оцепенела от ужаса и свет ее пуще прежнего напитался кровавым, злобным багрянцем.
Однако смотреть на луну мне долго не пришлось – царь тронул повод и поскакал вперед.
Я поспешно спрыгнул со стены и ударился в бегство.

* * *

Но в этот момент Гарун заметил приближение утра и оборвал свое повествование.
– О повелитель правоверных, – сказал он аль-Хакиму, – ныне я намерен отдохнуть, но, если ты соблаговолишь вернуться сюда перед закатом, непременно поведаю тебе обо всем, что произошло в храме песков.
И халиф, вняв словам аль-Вакиля, поступил так, как тот просил: отправился во дворец, а к вечеру вернулся на минарет, дабы выслушать продолжение рассказа.
И Гарун аль-Вакиль сказал...

* * *

Я устремился прочь, о владыка, спотыкаясь о камни на занесенном песком полу храма, ибо боялся, что пришел мой последний час. Линия нашей обороны была прорвана, в стене проделана брешь, и не осталось ничего, чем мы могли бы попытаться сдержать атакующую нас нечисть.
Сквозь треск пламени до моего слуха доносились жуткие, нечеловеческие крики и топот бесчисленного множества ног, но все это заглушал звук, более всех прочих наводивший ужас: стук копыт коня, на котором восседал царь. С внутренним содроганием прислушиваясь к этому звуку, я внезапно ощутил странную слабость, такую же, как когда после крика шакала мне привиделось, будто монолитные колонны храма утратили свою плотность.
Это побудило меня обернуться, и с уст моих сорвался испуганный крик: «Помилуй меня, Аллах!» Камень вновь обратился в дым, а рельефные очертания высеченных на стенах и колоннах царских ликов и магических талисманов наполнились внутренним огнем, разгоравшимся тем сильнее, чем ближе я находился к сердцу храма. Однако топот и крики при этом стихли и свет луны, утратив зловещий кровавый оттенок, снова стал серебристым.
Произошедшее было воспринято мною как чудо и великая тайна, ибо казалось, будто в огромном пространстве храма не осталось никого, кроме меня, не считая только по-прежнему всегда державшейся рядом верной Исиды.
Вместе с ней мы продолжили путь по залам, внутренним дворам и переходам, засыпанным песком и загроможденным каменными обломками, пока за обвалившимися колоннами не открылось то самое место, где, если храм и вправду полностью соответствовал тому, что стоял в Городе Проклятых, надлежало находиться идолу Лилат. Ноги сами привели меня туда, и я замер в изумлении и испуге, когда понял, что явился на то самое место, где купец-христианин впервые встретил женщину, ставшую впоследствии моей женой.
Совладав с робостью, я медленно двинулся вперед. Вокруг по-прежнему царила мертвая тишина:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46