— Может, заедем, поужинаешь?
В его руке появилась обернутая в бумагу бутылка, он поднес ее к губам, большим пальцем открутив крышку.
Сэл слышал, как отец заглатывает виски. Джо поморщился, рыгнул и протянул бутылку Сэлу.
— Хочешь тяпнуть, сынок?
Сэл смотрел на отца и уже в который раз думал: "Как меня угораздило быть твоим сыном? Как меня угораздило? Я унаследовал все твои плохие привычки, потому что хороших у тебя не было. Я такой же коротышка, как и ты. Я такой же игрок. Такой же неудачник. А в детстве ты болтался с Джонни Венезия. Был у него на побегушках, таскал ему бутерброды, открывал пиво. Только потому он и не гнал тебя. Кролик, живущий с волками. Ягненок на убой. Совсем как я сейчас.
— Тяпни немного, сынок. — Джо потряс бутылку, и виски забулькало. — Согреешься.
Джо был невысокого роста, седой, в грязной кепке и дешевой какой-то невообразимой одежде. Человек никчемный, которому на роду написано водить такси в пьяном виде. Не самый лучший пример для подражания сыну.
— Давай, — сказал Сэл хрипло, взял бутылку, откинулся на сиденье и глубоко вздохнул.
— Правильно, сынок, — подбодрил его Джо. — Надо же согреться.
«Какая же ты сволочь, — думал Сэл, — сволочь и неудачник. Я весь в тебя».
Сэл запрокинул голову и влил в рот дешевого виски. Горло обожгло, глаза затуманились. Алкоголь пробежал по кончикам нервов и словно кувалдой ударил по мозгам. Сэл вдруг увидел себя висящим на электрическом проводе под потолком своей маленькой убогой квартирки. Это был выход из положения. Из любого положения. Во всяком случае, им всегда можно было воспользоваться.
— Твоя тетка Лилиан беспокоится о тебе, — говорил Джо, — заглянул бы к ней. Ты же знаешь, Лилиан всегда о ком-нибудь беспокоится. — Он обернулся и взял у Сэла бутылку, отпил немного и поставил бутылку в специальное углубление между сиденьями. — Эта Лилиан, — сообщил он, вытирая ладонью губы, — собирается свести меня с Френсиз Дюпре, вдовой с Мьюзи-стрит. Знаешь ее? Они вместе ходят на мессу в храм Святого Антония. Помнишь, ее мужа удар хватил, когда по дороге на работу он наехал на кучу народа на автобусной остановке перед кладбищем? Наделал делов. Двое погибли. Одна из них — беременная девчонка. Помнишь, в газетах писали? — Сэл не отвечал, словно загипнотизированный бессмысленной болтовней отца. Казалось, он сейчас ничего не воспринимал. — Ох, она симпатичная, сынок. Глаза голубые, сама ладненькая, следит за собой, ты меня понимаешь? Среди итальяшек я, пожалуй, единственный люблю худеньких. — С этими словами Джо достал из-за пластмассовой Богородицы фотографию покойной жены, поднес к губам и громко чмокнул. Затем торжественно поставил на место.
Сэл смотрел через плечо отца на дорогу. Дождь продолжал моросить, даже не дождь, а какая-то жидкая изморось. Они уже были на Кэнал-стрит и двигались по Французскому кварталу в противоположную от реки сторону.
— Что ты об этом думаешь, сынок? — продолжал Джо. — Я сказал Лилиан, что слишком стар для этого. И знаешь, что ответила твоя тетя Лилиан? Твоя тетя Лилиан сказала: Джо, ты самый молодой из всех, кого я знаю. — Он гордо улыбнулся. — И в это воскресенье Лилиан устроит большой обед со спагетти, и она, и Джорджи, и я, и Френсиз — все сядем, будем есть, потом поедем в Шалметт и пойдем в кино. Я в кино не был лет пятнадцать. А на свидании — сто пятьдесят. Свидание, к чертям собачьим! Ну, что скажешь? — Сэл смотрел на отражение его сияющего лица.
— Я хотел тебя спросить, сынок, — Джо продолжал улыбаться. — Хотел спросить, нет ли у тебя немного деньжат для меня на пару недель. Свидание с Френсиз и все такое, а тут еще миссис Чуккиа требует плату за квартиру. Я, кажется, проиграл деньги за квартиру, когда поставил на лошадь Фронт и Сентер, а та лошадка, как она бежала, надо было видеть, сынок. Всего на пару недель.
Джо пересек две полосы движения и остановился у вращающихся дверей отеля «Кинг Луи». Швейцар под огромным разноцветным зонтом хотел было открыть дверцу такси, но, узнав Сэла, отошел, нахмурившись.
Джо обернулся и посмотрел сыну в глаза.
— Всего на пару недель. Пока на ноги не встану. Та лошадка совсем меня из колеи выбила.
«Я весь в тебя, — думал Сэл, — такой же неудачник».
— Да, кажется, что-то есть. — Сэл вытащил из пачки, которую ему дал Санто, пять сотенных купюр, сложил вдвое и незаметно вложил отцу в руку, хотя прятаться было не от кого.
— Ого! — воскликнул Джо, держа деньги веером, как карты, — вы только посмотрите. Что, крупный выигрыш, сынок?
— Да вроде того, папа.
При слове «папа» глаза старика подобрели. «Совсем как маленький».
Он перегнулся через спинку сиденья и взял Сэла за руку.
— Ты хороший мальчик, Сальваторе. Твоя мама всегда это говорила, и это чистая правда. — Старый пьяница чуть не плакал. — Я их тебе верну, сынок. Через пару недель встану на ноги и обязательно отдам.
«Конечно, отдашь, — подумал Сэл, — так же, как я отдам свой долг Джонни Венезия».
— Ты такой хороший мальчик, Сальваторе. Твоя мама всегда это говорила.
Пора уходить, сказал себе Сэл. Он посмотрел в окно на ярко освещенный вход «Кинг Луи». В холле за огромной стеклянной дверью прохаживались люди. «Я проработал здесь три месяца по шесть раз в неделю, — думал Сэл, — а ощущение такое, будто я здесь впервые. Словно с луны свалился».
— Я только на ноги встану...
Пора уходить.
— Послушай, папа, — перебил его Сэл, открывая дверцу, — мне пора на концерт, я опаздываю.
Джо взглянул на часы.
— Эй! Да ты уже опоздал. Беги скорее, сынок.
Сэл вышел на красную ковровую дорожку и захлопнул за собой дверцу. Поколебавшись мгновение, наклонился к отцу.
— Послушай, папа. Береги себя. Если мне вдруг придется уехать или еще что-нибудь случится. Береги себя, слышишь?
Глаза Джо блеснули.
— Тебя что, приглашают в Лас-Вегас или еще куда-то в этом роде?
Сэл через силу улыбнулся.
— Как знать, папа. Как знать.
Джо Д'Аморе просиял от гордости.
— Ах, Сальваторе, я всегда знал — тебе улыбнется счастье. Что я тебе говорил? Ты слишком талантлив, чтобы торчать здесь.
— Прошу тебя, папа, береги себя. Хорошо?
Джо высунулся из окна и нежно потрепал сына по шее.
— Ты хороший мальчик, Сэл. Я люблю тебя, сынок. Я очень тебя люблю.
Он с ожиданием смотрел на своего единственного сына.
«Скажи! — думал Сэл. — Ну скажи ему! Что тебе стоит. Скажи ему то, что он хочет ус...»
— Мне пора, папа. — Сэл резко выпрямился. — Береги себя.
— Я люблю тебя, Сальваторе, — повторил Джо, печально улыбаясь.
«Боже. — Сэл повернулся лицом к отелю. — Я не хочу туда». Он обернулся к отцу. Тот показал ему поднятый большой палец.
— До свидания, Джо, — пробормотал себе под нос Сэл. — Мне пора.
Он поднялся по ступенькам, покрытым ковровой дорожкой, подошел к вращающимся дверям и толкнул их.
В холле отеля яблоку было негде упасть. Сезон парада «Марди Грас». Скверная погода всего лишь загнала любителей развлечений, под крышу, но ни на минуту не отменила всеобщего веселья. Туристы бродили по отелю, проталкиваясь то к одному, то к другому бару. На одном лишь первом этаже «Кинг Луи» их было четыре. В одном баре играл диксиленд, звуки разносились по всему зданию. В нескольких шагах от Сэла громко переругивались мужчина и женщина. Никто не обращал на них внимания. Другая пара на мягком плюшевом диване предавалась страсти, на какую способны только двое одетых людей. На них тоже никто не обращал внимания. "Чертов «Марди Грас», — подумал Сэл.
Портье, осаждаемый толпой толкающихся, требовательных постояльцев, все же заметил Сэла и бросил осуждающий взгляд на его джинсы, фланелевую рубашку и плохо сидящую куртку.
«Зачем я здесь? — спрашивал себя Сэл. — Чего доброго, опоздаю на самолет. Надо сматываться».
Он обернулся и сквозь шумную толпу увидел своего отца в блестевшей от дождя машине, со своей дурацкой улыбкой и большим пальцем, поднятым так, словно он собирался воткнуть его Богу в задницу.
«Боже мой, зачем я здесь? Который час? Зачем я вышел из отцовской машины? Здесь мне нельзя оставаться. Почему я не попросил его отвезти меня в аэропорт? Надо скорее сматываться. Черт! Еще не поздно. Еще можно выйти на улицу, вскочить в машину, и через пятнадцать минут я буду в аэропорту. Нет, — решил он. — Не надо. Не впутывай старика. Постарайся не впутывать. Пойду возьму свой смокинг. Со смокингом и пианино я где угодно проживу. Но под каким именем мне выступать? Ладно, сейчас не до этого. Пойду возьму свой смокинг, а потом Джо уедет, и я смогу убраться отсюда. Это уже что-то вроде плана, — говорил он себе. — Не теряй чувство юмора. Действуй только по плану. Прежде всего нужен смокинг. Просто забрать этот чертов смокинг, и все».
Сэл стал проталкиваться сквозь толпу, работая локтями, наступая на ноги, не обращая внимания на злобные взгляды. Он поднялся в мезонин, прыгая через две ступеньки, — там гораздо легче дождаться лифта. Пробившись сквозь толпу туристов, первым вошел в лифт, нажал кнопку и смотрел прямо перед собой, а за его спиной веселились ребята из Далласа, провозглашая тосты и поднимая бокалы, которые держали в руках.
«Святая Мария, — думал Сэл, — за свободу. За то, чтобы не бояться будущего. За будущее!»
Техасцы вышли на четырнадцатом этаже, похваляясь своими победами над женщинами и в драках. На верхний этаж Сэл поднимался один.
«Я обязательно переживу этот день, — пообещал он себе. — Я его переживу, а потом напьюсь и буду пить всю неделю».
Двери лифта открылись, и взору Сэла предстал банкетный зал для торжественных случаев, отсюда открывалась круговая панорама города. За стеклянными затуманенными стенами мост через реку блестел как детская игрушка. При неярком свете велись важные переговоры, поблескивало столовое серебро. Здесь явно не хватало тихих звуков пианино. Сэл вышел из лифта и сразу оказался под лазерными лучами глаз Альберта Селестине, метрдотеля.
— Ты опоздал, малыш.
Альберт Селестине, изящный мужчина с кожей оттенка кофе с молоком, был владельцем домов, построенных на разных уровнях в Поншартрианском парке. Одна его дочь училась в медицинском институте в Бостоне, вторая жила в Калифорнии и была замужем за белым. Альберт Селестине презирал всех цветных американцев, не добившихся в жизни того, чего добился он сам.
— Ты опоздал и выглядишь голодранцем. Живо переодеваться.
— Альберт...
— Слушать ничего не желаю, понял? Переоденься и за пианино.
— Нет, Альберт, сегодня не могу. Я зашел за своими вещами.
Альберт Селестине насквозь пронзил своими желтыми глазами Сэла.
— О чем ты? Не морочь мне голову.
— Альберт...
— Ты подписал контракт с профсоюзом музыкантов на работу в этом отеле, — прошипел Альберт. — Об уходе надо предупреждать за две недели. Если нарушишь условия контракта, никогда больше не получишь работу в профсоюзе. Уж об этом я позабочусь.
«Нечего заботиться, — смеялся про себя Сэл, собрав остатки своего юмора. — Я и так не собираюсь здесь работать».
— Ты не можешь уйти, по крайней мере сегодня. Здесь мистер Росс, — сказал Альберт.
Мистер Росс, владелец отеля, обычно проводил зиму в Гонолулу, тоже в собственном отеле. Должно быть, он приехал на карнавал. Сэл заглянул за сверкающую стеклянную колонну и увидел в отдельном кабинете толстого мистера Росса, обнимающего сразу двух пышнотелых блондинок. Альберт наклонился к Сэлу и прошептал на ухо:
— Малыш, тебе сегодня нельзя уйти. Этот жирный еврей с меня шкуру спустит.
— Послушай, Альберт...
— Нет, это ты послушай, — продолжал он зло. — Сколько раз я тебя выгораживал, когда ты являлся с опозданием или набравшись? — Он внимательно посмотрел на напряженное лицо Сэла. — Да что с тобой? Заболел, что ли?
— Альберт, мне надо идти. Я не могу...
— Ты мне по гроб жизни должен. Сколько раз я за тебя хлопотал? Сколько раз платил тебе вперед, чтобы эти итальяшки не переломали тебе ноги? А сегодня мистер Росс сидит здесь и спрашивает, где пианист. Ты что, забыл все, что я для тебя сделал?
— Пойми. Не могу я сегодня.
— Всего полчаса...
— Не могу.
— ...к тому времени эта жирная сволочь будет в своем номере с обеими девками. Только полчаса.
— Альберт, не надо...
— Послушай, я что, жизнь твою прошу?
Сэл мгновение смотрел на высокого стройного Альберта с каким-то необъяснимым, даже неуместным гневом. Чего стоит жизнь? Какая разница? Какая, к черту, разница?
— Да! — яростно закричал он. — Именно!
Оттолкнув Альберта, он прошел в свою гримерку за кухней.
— Поторопись, малыш, — прошипел вслед ему Селестине.
В неприбранной гримерке Сэл сорвал с себя одежду и сдернул с вешалки смокинг. «Это безумие, — думал он. — Это полное сумасшествие. Это самоубийство. — Он принялся натягивать рубашку. Она была свежепостиранная, хрустящая и прохладная. — Как саван, — подумал он. — Я одеваюсь для похорон. Для своих собственных похорон». Сам того не сознавая, в порыве бессильной злобы он начал что-то напевать себе под нос.
Закончив, посмотрелся в большое зеркало. Глаза впали, двухдневная щетина на щеках. Покойник. Труп. Труп бродяги и неудачника, проигравшего жизнь. Завязывая галстук, он продолжал напевать. Расчесал влажные волосы и отступил на шаг, чтобы получше разглядеть себя. «Мистер Росс, — мелькнуло в голове, — вдруг он захочет взять меня с собой на Гавайи? Вдруг захочет вложить деньги...»
— Что же это я делаю? — спросил Сэл свое отражение. — Надо бежать отсюда.
Он схватил кожаную куртку Кэт и выскользнул из гримерки. Пробежал сквозь яркую, полную людей кухню и принялся что есть силы давить на кнопку лифта. Занятые своим делом официанты и повара не обращали на него никакого внимания.
— Ну давай же! — он проклинал лифт, которого все не было.
— Ты куда собрался, малыш? — Альберт Селестине неожиданно обнял его за плечи. — Да еще в смокинге.
Сэл с ужасом смотрел на элегантного Альберта.
— Пойми, ради всего святого, — умолял он, — мне нужно уйти.
Метрдотель уже развернул Сэла лицом к залу и тащил к пианино. Пятнадцать лет проработал Альберт Селестине в ночных клубах, ресторанах и отелях и столько за это время перевидал музыкантов, алкоголиков и наркоманов, что утратил чувство жалости, некогда испытываемое к ним, а теперь просто пытался вывести их из того кризиса, в котором они постоянно находились, по крайней мере, до конца своей смены. А потом оставалось лишь надеяться, что на следующий день эти музыканты снова объявятся на работе.
— Слушай меня. — Костлявые пальцы Альберта сжимали плечо Сэла, пока он вел его назад в зал. — У тебя работа.
— Я не могу...
— Можешь. — Он подтолкнул Сэла к бару и подвел к официантам.
— Привет, Сэл, — с улыбкой сказала одна из официанток бара, проходя мимо них с подносом, заставленным стаканами.
— Эрл, — Альберт сделал знак бармену, — налей мальчику выпить. Ты что пьешь, малыш, — обернулся он к Сэлу, — «Джек Дэниелз»?
— Альберт, мне не выпивка нужна, — пожаловался Сэл.
— Ну, героина я тебе дать не могу, по крайней мере, сию минуту. Давай, тяпни немного и сыграй пару песенок, те, что мистер Росс любит. — Он подал Сэлу стакан, вернее, вложил его ему в руку.
— Альберт, мне надо срочно уехать из города.
Вместо ответа Альберт помог ему поднести руку со стаканом к губам.
— Ты же ничего не понимаешь, Альберт.
— Нет, малыш, — метрдотель был неумолим, — это ты не понимаешь. Мистер Росс уже выписал чек, шлюха справа уже минут десять лапает его под столом, они заканчивают выпивку. От тебя нужно только одно: чтобы ты появился и спел песенки, которые ему нравятся. После этого он умчится со своими девками к себе в номер. Поиграешь немного, споешь пару песенок.
— Альберт, — умолял Сэл, — не могу. Честное слово, не могу...
— Ты можешь. Я в тебя верю. — Поддерживая стакан в руке Сэла, он почти опрокинул его ему в, горло, затем поставил стакан на стойку и сказал: — Сейчас тебе станет легче.
Сэл весь дрожал, тройная доза виски растекалась по подбородку.
Альберт взял его за руку и повел через бар и танцплощадку к пианино.
— Поприветствуем, — выкрикнул метрдотель, обращаясь к переполненному залу, — поприветствуем короля пианино у нас в «Кинг Луи» Сэла Д'Аморе! — Он усадил Сэла за фортепиано и зааплодировал. — Давайте послушаем. Ему пришлось побороться с ненастьем, чтобы добраться до нас, и вот он здесь. Покажем, как мы его ценим!
Все еще аплодируя, Альберт Селестине прошел на танцплощадку и исчез.
Сэл сидел за инструментом, уставившись на бесконечный ряд сверкающих клавиш. «Не могу». Высокие стулья в баре перед сценой были пусты, и Сэл видел весь зал.
И его тоже все видели.
«Не могу. Ни за что».
Эрл в баре включил прожектор, и Сэл подскочил, когда на него упал белый луч света.
Кто-то нервно, рассмеялся. Кто-то заговорил, и на него тотчас зашикали. Единственное лицо, которое Сэл мог различить сквозь свет прожектора, было лицо Альберта Селестине. Он внимательно следил за пианистом.
«Безумие, полнейшее безумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
В его руке появилась обернутая в бумагу бутылка, он поднес ее к губам, большим пальцем открутив крышку.
Сэл слышал, как отец заглатывает виски. Джо поморщился, рыгнул и протянул бутылку Сэлу.
— Хочешь тяпнуть, сынок?
Сэл смотрел на отца и уже в который раз думал: "Как меня угораздило быть твоим сыном? Как меня угораздило? Я унаследовал все твои плохие привычки, потому что хороших у тебя не было. Я такой же коротышка, как и ты. Я такой же игрок. Такой же неудачник. А в детстве ты болтался с Джонни Венезия. Был у него на побегушках, таскал ему бутерброды, открывал пиво. Только потому он и не гнал тебя. Кролик, живущий с волками. Ягненок на убой. Совсем как я сейчас.
— Тяпни немного, сынок. — Джо потряс бутылку, и виски забулькало. — Согреешься.
Джо был невысокого роста, седой, в грязной кепке и дешевой какой-то невообразимой одежде. Человек никчемный, которому на роду написано водить такси в пьяном виде. Не самый лучший пример для подражания сыну.
— Давай, — сказал Сэл хрипло, взял бутылку, откинулся на сиденье и глубоко вздохнул.
— Правильно, сынок, — подбодрил его Джо. — Надо же согреться.
«Какая же ты сволочь, — думал Сэл, — сволочь и неудачник. Я весь в тебя».
Сэл запрокинул голову и влил в рот дешевого виски. Горло обожгло, глаза затуманились. Алкоголь пробежал по кончикам нервов и словно кувалдой ударил по мозгам. Сэл вдруг увидел себя висящим на электрическом проводе под потолком своей маленькой убогой квартирки. Это был выход из положения. Из любого положения. Во всяком случае, им всегда можно было воспользоваться.
— Твоя тетка Лилиан беспокоится о тебе, — говорил Джо, — заглянул бы к ней. Ты же знаешь, Лилиан всегда о ком-нибудь беспокоится. — Он обернулся и взял у Сэла бутылку, отпил немного и поставил бутылку в специальное углубление между сиденьями. — Эта Лилиан, — сообщил он, вытирая ладонью губы, — собирается свести меня с Френсиз Дюпре, вдовой с Мьюзи-стрит. Знаешь ее? Они вместе ходят на мессу в храм Святого Антония. Помнишь, ее мужа удар хватил, когда по дороге на работу он наехал на кучу народа на автобусной остановке перед кладбищем? Наделал делов. Двое погибли. Одна из них — беременная девчонка. Помнишь, в газетах писали? — Сэл не отвечал, словно загипнотизированный бессмысленной болтовней отца. Казалось, он сейчас ничего не воспринимал. — Ох, она симпатичная, сынок. Глаза голубые, сама ладненькая, следит за собой, ты меня понимаешь? Среди итальяшек я, пожалуй, единственный люблю худеньких. — С этими словами Джо достал из-за пластмассовой Богородицы фотографию покойной жены, поднес к губам и громко чмокнул. Затем торжественно поставил на место.
Сэл смотрел через плечо отца на дорогу. Дождь продолжал моросить, даже не дождь, а какая-то жидкая изморось. Они уже были на Кэнал-стрит и двигались по Французскому кварталу в противоположную от реки сторону.
— Что ты об этом думаешь, сынок? — продолжал Джо. — Я сказал Лилиан, что слишком стар для этого. И знаешь, что ответила твоя тетя Лилиан? Твоя тетя Лилиан сказала: Джо, ты самый молодой из всех, кого я знаю. — Он гордо улыбнулся. — И в это воскресенье Лилиан устроит большой обед со спагетти, и она, и Джорджи, и я, и Френсиз — все сядем, будем есть, потом поедем в Шалметт и пойдем в кино. Я в кино не был лет пятнадцать. А на свидании — сто пятьдесят. Свидание, к чертям собачьим! Ну, что скажешь? — Сэл смотрел на отражение его сияющего лица.
— Я хотел тебя спросить, сынок, — Джо продолжал улыбаться. — Хотел спросить, нет ли у тебя немного деньжат для меня на пару недель. Свидание с Френсиз и все такое, а тут еще миссис Чуккиа требует плату за квартиру. Я, кажется, проиграл деньги за квартиру, когда поставил на лошадь Фронт и Сентер, а та лошадка, как она бежала, надо было видеть, сынок. Всего на пару недель.
Джо пересек две полосы движения и остановился у вращающихся дверей отеля «Кинг Луи». Швейцар под огромным разноцветным зонтом хотел было открыть дверцу такси, но, узнав Сэла, отошел, нахмурившись.
Джо обернулся и посмотрел сыну в глаза.
— Всего на пару недель. Пока на ноги не встану. Та лошадка совсем меня из колеи выбила.
«Я весь в тебя, — думал Сэл, — такой же неудачник».
— Да, кажется, что-то есть. — Сэл вытащил из пачки, которую ему дал Санто, пять сотенных купюр, сложил вдвое и незаметно вложил отцу в руку, хотя прятаться было не от кого.
— Ого! — воскликнул Джо, держа деньги веером, как карты, — вы только посмотрите. Что, крупный выигрыш, сынок?
— Да вроде того, папа.
При слове «папа» глаза старика подобрели. «Совсем как маленький».
Он перегнулся через спинку сиденья и взял Сэла за руку.
— Ты хороший мальчик, Сальваторе. Твоя мама всегда это говорила, и это чистая правда. — Старый пьяница чуть не плакал. — Я их тебе верну, сынок. Через пару недель встану на ноги и обязательно отдам.
«Конечно, отдашь, — подумал Сэл, — так же, как я отдам свой долг Джонни Венезия».
— Ты такой хороший мальчик, Сальваторе. Твоя мама всегда это говорила.
Пора уходить, сказал себе Сэл. Он посмотрел в окно на ярко освещенный вход «Кинг Луи». В холле за огромной стеклянной дверью прохаживались люди. «Я проработал здесь три месяца по шесть раз в неделю, — думал Сэл, — а ощущение такое, будто я здесь впервые. Словно с луны свалился».
— Я только на ноги встану...
Пора уходить.
— Послушай, папа, — перебил его Сэл, открывая дверцу, — мне пора на концерт, я опаздываю.
Джо взглянул на часы.
— Эй! Да ты уже опоздал. Беги скорее, сынок.
Сэл вышел на красную ковровую дорожку и захлопнул за собой дверцу. Поколебавшись мгновение, наклонился к отцу.
— Послушай, папа. Береги себя. Если мне вдруг придется уехать или еще что-нибудь случится. Береги себя, слышишь?
Глаза Джо блеснули.
— Тебя что, приглашают в Лас-Вегас или еще куда-то в этом роде?
Сэл через силу улыбнулся.
— Как знать, папа. Как знать.
Джо Д'Аморе просиял от гордости.
— Ах, Сальваторе, я всегда знал — тебе улыбнется счастье. Что я тебе говорил? Ты слишком талантлив, чтобы торчать здесь.
— Прошу тебя, папа, береги себя. Хорошо?
Джо высунулся из окна и нежно потрепал сына по шее.
— Ты хороший мальчик, Сэл. Я люблю тебя, сынок. Я очень тебя люблю.
Он с ожиданием смотрел на своего единственного сына.
«Скажи! — думал Сэл. — Ну скажи ему! Что тебе стоит. Скажи ему то, что он хочет ус...»
— Мне пора, папа. — Сэл резко выпрямился. — Береги себя.
— Я люблю тебя, Сальваторе, — повторил Джо, печально улыбаясь.
«Боже. — Сэл повернулся лицом к отелю. — Я не хочу туда». Он обернулся к отцу. Тот показал ему поднятый большой палец.
— До свидания, Джо, — пробормотал себе под нос Сэл. — Мне пора.
Он поднялся по ступенькам, покрытым ковровой дорожкой, подошел к вращающимся дверям и толкнул их.
В холле отеля яблоку было негде упасть. Сезон парада «Марди Грас». Скверная погода всего лишь загнала любителей развлечений, под крышу, но ни на минуту не отменила всеобщего веселья. Туристы бродили по отелю, проталкиваясь то к одному, то к другому бару. На одном лишь первом этаже «Кинг Луи» их было четыре. В одном баре играл диксиленд, звуки разносились по всему зданию. В нескольких шагах от Сэла громко переругивались мужчина и женщина. Никто не обращал на них внимания. Другая пара на мягком плюшевом диване предавалась страсти, на какую способны только двое одетых людей. На них тоже никто не обращал внимания. "Чертов «Марди Грас», — подумал Сэл.
Портье, осаждаемый толпой толкающихся, требовательных постояльцев, все же заметил Сэла и бросил осуждающий взгляд на его джинсы, фланелевую рубашку и плохо сидящую куртку.
«Зачем я здесь? — спрашивал себя Сэл. — Чего доброго, опоздаю на самолет. Надо сматываться».
Он обернулся и сквозь шумную толпу увидел своего отца в блестевшей от дождя машине, со своей дурацкой улыбкой и большим пальцем, поднятым так, словно он собирался воткнуть его Богу в задницу.
«Боже мой, зачем я здесь? Который час? Зачем я вышел из отцовской машины? Здесь мне нельзя оставаться. Почему я не попросил его отвезти меня в аэропорт? Надо скорее сматываться. Черт! Еще не поздно. Еще можно выйти на улицу, вскочить в машину, и через пятнадцать минут я буду в аэропорту. Нет, — решил он. — Не надо. Не впутывай старика. Постарайся не впутывать. Пойду возьму свой смокинг. Со смокингом и пианино я где угодно проживу. Но под каким именем мне выступать? Ладно, сейчас не до этого. Пойду возьму свой смокинг, а потом Джо уедет, и я смогу убраться отсюда. Это уже что-то вроде плана, — говорил он себе. — Не теряй чувство юмора. Действуй только по плану. Прежде всего нужен смокинг. Просто забрать этот чертов смокинг, и все».
Сэл стал проталкиваться сквозь толпу, работая локтями, наступая на ноги, не обращая внимания на злобные взгляды. Он поднялся в мезонин, прыгая через две ступеньки, — там гораздо легче дождаться лифта. Пробившись сквозь толпу туристов, первым вошел в лифт, нажал кнопку и смотрел прямо перед собой, а за его спиной веселились ребята из Далласа, провозглашая тосты и поднимая бокалы, которые держали в руках.
«Святая Мария, — думал Сэл, — за свободу. За то, чтобы не бояться будущего. За будущее!»
Техасцы вышли на четырнадцатом этаже, похваляясь своими победами над женщинами и в драках. На верхний этаж Сэл поднимался один.
«Я обязательно переживу этот день, — пообещал он себе. — Я его переживу, а потом напьюсь и буду пить всю неделю».
Двери лифта открылись, и взору Сэла предстал банкетный зал для торжественных случаев, отсюда открывалась круговая панорама города. За стеклянными затуманенными стенами мост через реку блестел как детская игрушка. При неярком свете велись важные переговоры, поблескивало столовое серебро. Здесь явно не хватало тихих звуков пианино. Сэл вышел из лифта и сразу оказался под лазерными лучами глаз Альберта Селестине, метрдотеля.
— Ты опоздал, малыш.
Альберт Селестине, изящный мужчина с кожей оттенка кофе с молоком, был владельцем домов, построенных на разных уровнях в Поншартрианском парке. Одна его дочь училась в медицинском институте в Бостоне, вторая жила в Калифорнии и была замужем за белым. Альберт Селестине презирал всех цветных американцев, не добившихся в жизни того, чего добился он сам.
— Ты опоздал и выглядишь голодранцем. Живо переодеваться.
— Альберт...
— Слушать ничего не желаю, понял? Переоденься и за пианино.
— Нет, Альберт, сегодня не могу. Я зашел за своими вещами.
Альберт Селестине насквозь пронзил своими желтыми глазами Сэла.
— О чем ты? Не морочь мне голову.
— Альберт...
— Ты подписал контракт с профсоюзом музыкантов на работу в этом отеле, — прошипел Альберт. — Об уходе надо предупреждать за две недели. Если нарушишь условия контракта, никогда больше не получишь работу в профсоюзе. Уж об этом я позабочусь.
«Нечего заботиться, — смеялся про себя Сэл, собрав остатки своего юмора. — Я и так не собираюсь здесь работать».
— Ты не можешь уйти, по крайней мере сегодня. Здесь мистер Росс, — сказал Альберт.
Мистер Росс, владелец отеля, обычно проводил зиму в Гонолулу, тоже в собственном отеле. Должно быть, он приехал на карнавал. Сэл заглянул за сверкающую стеклянную колонну и увидел в отдельном кабинете толстого мистера Росса, обнимающего сразу двух пышнотелых блондинок. Альберт наклонился к Сэлу и прошептал на ухо:
— Малыш, тебе сегодня нельзя уйти. Этот жирный еврей с меня шкуру спустит.
— Послушай, Альберт...
— Нет, это ты послушай, — продолжал он зло. — Сколько раз я тебя выгораживал, когда ты являлся с опозданием или набравшись? — Он внимательно посмотрел на напряженное лицо Сэла. — Да что с тобой? Заболел, что ли?
— Альберт, мне надо идти. Я не могу...
— Ты мне по гроб жизни должен. Сколько раз я за тебя хлопотал? Сколько раз платил тебе вперед, чтобы эти итальяшки не переломали тебе ноги? А сегодня мистер Росс сидит здесь и спрашивает, где пианист. Ты что, забыл все, что я для тебя сделал?
— Пойми. Не могу я сегодня.
— Всего полчаса...
— Не могу.
— ...к тому времени эта жирная сволочь будет в своем номере с обеими девками. Только полчаса.
— Альберт, не надо...
— Послушай, я что, жизнь твою прошу?
Сэл мгновение смотрел на высокого стройного Альберта с каким-то необъяснимым, даже неуместным гневом. Чего стоит жизнь? Какая разница? Какая, к черту, разница?
— Да! — яростно закричал он. — Именно!
Оттолкнув Альберта, он прошел в свою гримерку за кухней.
— Поторопись, малыш, — прошипел вслед ему Селестине.
В неприбранной гримерке Сэл сорвал с себя одежду и сдернул с вешалки смокинг. «Это безумие, — думал он. — Это полное сумасшествие. Это самоубийство. — Он принялся натягивать рубашку. Она была свежепостиранная, хрустящая и прохладная. — Как саван, — подумал он. — Я одеваюсь для похорон. Для своих собственных похорон». Сам того не сознавая, в порыве бессильной злобы он начал что-то напевать себе под нос.
Закончив, посмотрелся в большое зеркало. Глаза впали, двухдневная щетина на щеках. Покойник. Труп. Труп бродяги и неудачника, проигравшего жизнь. Завязывая галстук, он продолжал напевать. Расчесал влажные волосы и отступил на шаг, чтобы получше разглядеть себя. «Мистер Росс, — мелькнуло в голове, — вдруг он захочет взять меня с собой на Гавайи? Вдруг захочет вложить деньги...»
— Что же это я делаю? — спросил Сэл свое отражение. — Надо бежать отсюда.
Он схватил кожаную куртку Кэт и выскользнул из гримерки. Пробежал сквозь яркую, полную людей кухню и принялся что есть силы давить на кнопку лифта. Занятые своим делом официанты и повара не обращали на него никакого внимания.
— Ну давай же! — он проклинал лифт, которого все не было.
— Ты куда собрался, малыш? — Альберт Селестине неожиданно обнял его за плечи. — Да еще в смокинге.
Сэл с ужасом смотрел на элегантного Альберта.
— Пойми, ради всего святого, — умолял он, — мне нужно уйти.
Метрдотель уже развернул Сэла лицом к залу и тащил к пианино. Пятнадцать лет проработал Альберт Селестине в ночных клубах, ресторанах и отелях и столько за это время перевидал музыкантов, алкоголиков и наркоманов, что утратил чувство жалости, некогда испытываемое к ним, а теперь просто пытался вывести их из того кризиса, в котором они постоянно находились, по крайней мере, до конца своей смены. А потом оставалось лишь надеяться, что на следующий день эти музыканты снова объявятся на работе.
— Слушай меня. — Костлявые пальцы Альберта сжимали плечо Сэла, пока он вел его назад в зал. — У тебя работа.
— Я не могу...
— Можешь. — Он подтолкнул Сэла к бару и подвел к официантам.
— Привет, Сэл, — с улыбкой сказала одна из официанток бара, проходя мимо них с подносом, заставленным стаканами.
— Эрл, — Альберт сделал знак бармену, — налей мальчику выпить. Ты что пьешь, малыш, — обернулся он к Сэлу, — «Джек Дэниелз»?
— Альберт, мне не выпивка нужна, — пожаловался Сэл.
— Ну, героина я тебе дать не могу, по крайней мере, сию минуту. Давай, тяпни немного и сыграй пару песенок, те, что мистер Росс любит. — Он подал Сэлу стакан, вернее, вложил его ему в руку.
— Альберт, мне надо срочно уехать из города.
Вместо ответа Альберт помог ему поднести руку со стаканом к губам.
— Ты же ничего не понимаешь, Альберт.
— Нет, малыш, — метрдотель был неумолим, — это ты не понимаешь. Мистер Росс уже выписал чек, шлюха справа уже минут десять лапает его под столом, они заканчивают выпивку. От тебя нужно только одно: чтобы ты появился и спел песенки, которые ему нравятся. После этого он умчится со своими девками к себе в номер. Поиграешь немного, споешь пару песенок.
— Альберт, — умолял Сэл, — не могу. Честное слово, не могу...
— Ты можешь. Я в тебя верю. — Поддерживая стакан в руке Сэла, он почти опрокинул его ему в, горло, затем поставил стакан на стойку и сказал: — Сейчас тебе станет легче.
Сэл весь дрожал, тройная доза виски растекалась по подбородку.
Альберт взял его за руку и повел через бар и танцплощадку к пианино.
— Поприветствуем, — выкрикнул метрдотель, обращаясь к переполненному залу, — поприветствуем короля пианино у нас в «Кинг Луи» Сэла Д'Аморе! — Он усадил Сэла за фортепиано и зааплодировал. — Давайте послушаем. Ему пришлось побороться с ненастьем, чтобы добраться до нас, и вот он здесь. Покажем, как мы его ценим!
Все еще аплодируя, Альберт Селестине прошел на танцплощадку и исчез.
Сэл сидел за инструментом, уставившись на бесконечный ряд сверкающих клавиш. «Не могу». Высокие стулья в баре перед сценой были пусты, и Сэл видел весь зал.
И его тоже все видели.
«Не могу. Ни за что».
Эрл в баре включил прожектор, и Сэл подскочил, когда на него упал белый луч света.
Кто-то нервно, рассмеялся. Кто-то заговорил, и на него тотчас зашикали. Единственное лицо, которое Сэл мог различить сквозь свет прожектора, было лицо Альберта Селестине. Он внимательно следил за пианистом.
«Безумие, полнейшее безумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52