У нее было приятное круглое личико и очень светлые брови, сливавшиеся по цвету с кожей. – Вы здоровы?.– Да, Альма.Не дав себе труда исправить картину, Бренна вымыла кисти и сложила тряпки. На сегодня довольно, решила она. Может, у нее станет легче на душе, если она прогуляется по солнцу.– Вы несчастливы.– Нет, не несчастлива. Только…Какая-то оцепеневшая. Такая же, как та мертвая женщина, которую брат положил на ее кровать в башне. Такая же мертвая, как ее картины.– Но ведь у вас здесь есть все – краски, холсты и…– Вымой, пожалуйста, это, Альма, – оборвала девушку Бренна, указывая на баночки из-под краски.Послушница смущенно присела:– Да, синьора.Накинув шаль, Бренна вышла из студии и направилась в монастырский виноградник. Она извинится за свою резкость потом. Сейчас ей хотелось остаться одной.Тяжелые грозди висели, на лозах. Пели птицы, и жужжали пчелы; Но ей все казалось серым и однообразным. Даже яркое солнце Италии не могло разогнать тоску, растопить ее заледеневшее сердце.Она скучала по Джеймсу. Ее хотелось лежать рядом и чувствовать, как ее обнимают его мускулистые руки. Чувствовать его внутри себя. Она погладила живот. Месячные задерживались, и ей казалось, что живот немного увеличился. Она никому ничего не говорила, но ощущала, как что-то внутри ее меняется.От мысли о беременности она холодела. Однако пока ей удавалось подавлять в себе эти ощущения, равно как и растущее беспокойство.Она попыталась направить свои мысли в другое русло.Где он? Скучает ли по ней?Занятая своими невеселыми мыслями, она шла между рядами кустов виноградника, пока тропинка не вывела ее за пределы монастыря. Она решила, что прогуляется до ближайшей деревушки, и это, возможно, позволит ей избавиться от мыслей о Джеймсе. Монастырь находился в уединенном месте, так что дорога была безопасна даже для одинокой женщины. Потом она вернется и снова сядет за мольберт.Альма выскользнула вслед за Бренной и сейчас положила ей руку на плечо.Нахальная девчонка!Бренна обернулась, чтобы отчитать девушку и приказать ей немедленно возвращаться в студию, чтобы вымыть кисти, пока они не затвердели от краски.Но это была не Альма.Перед ней стоял ее отец. Поверх доспехов была наброшена великолепная накидка. Он загорел, солнце Италии высветлило его волосы. Если бы не сердитое выражение лица, он был бы даже красивым.– Натан сказал мне, что ты укрылась здесь, непослушная девчонка, – зло выпалил он.Почему отец ее так ненавидит, что любой разговор с ним неизменно приводит к ссоре?– Я знаю, что ты никогда не хотел, чтобы я стала монахиней, – тихо ответила она.– Тебе не понравится в монастыре. Тебе здесь будет плохо.Он выпрямился во весь рост, его глаза сверкнули дьявольским блеском.Бренна опять потрогала свой живот. Ее постоянно грызла мысль о возможной беременности.– Но тебе нельзя отсюда уезжать, – продолжал он. – Я приехал сообщить тебе, что твой муж сбежал из тюрьмы, и ты можешь оказаться в опасности.– Из тюрьмы? – у нее на мгновение остановилось сердце, а потом забилось так быстро, что ей стало трудно дышать.– Да, – отец сжал кулак и торжествующе помахал им в знак победы. – Я слышал, что его пытали, сломали ему кости, а его хорошенькое личико теперь не узнать.Виноградник поплыл у Бренны перед глазами.– Монтгомери не в тюрьме.Блеск в глазах отца стал еще заметнее. Он сорвал лист винограда и разорвал его на куски.– Глупая девчонка.Она схватила отца за руку. Этого не может быть!– О чем ты говоришь? Мой муж в замке Уиндроуз.Отец расхохотался.– Твой муж? – он произнес это слово так, будто это было ругательство. – Твой муж оказался предателем. Натану вернули наши земли.У нее подогнулись колени, и ей пришлось схватиться за ствол виноградного куста, чтобы не упасть.– Как это?– Монтгомери обвинили в том, что он написал целую серию вызывающих отвращение миниатюр под названием «Любовницы короля».Чувство вины захлестнуло Бренну.– Нет!Отец злобно ухмыльнулся.– Гвинет выкрала миниатюры из твоей комнаты и отправила их королю за вознаграждение. Было очень легко заставить короля заподозрить Монтгомери, – не без злорадства отец предупредил ее. – Не вздумай уезжать отсюда. Это для тебя верная смерть. Монтгомери наверняка будет тебя разыскивать.– Он думает, что я мертва, – с трудом выговорила Бренна.– Возможно. Но такую уродину, как ты, не так-то легко забыть. Тебя могут узнать по шраму. Поползут слухи.Она наконец выпрямилась и посмотрела отцу прямо в лицо. Старая боль снова овладела ее сердцем.– Зачем ты приехал предупредить меня, если ты меня так сильно ненавидишь?Она могла бы поклясться, что малице отца промелькнула тень невероятного страдания, но его тут же затмила обычная для него жестокость.– Потому что ты заслужила эту участь. Так же, как твоя мать.Он повернулся и пошел прочь. Глава 24 Бренна смотрела отцу вслед, раздираемая противоречивыми желаниями узнать от него более подробную информацию и ударить по голове первым подвернувшимся под руку тяжелым предметом. Как это отвратительно, что она вообще когда-то пыталась завоевать его любовь и согласилась принять участие в его планах против Монтгомери!Сердце у ее отца было чернее, чем у дьявола. Он шел не оборачиваясь, и под его тяжелыми сапогами трещали сучки, и приминалась трава. Его собственная ярость довела его до безумия. Если у нее когда-то и были сомнения на этот счет, сейчас их уже не осталось.Ей вдруг стало стыдно и больно, что она предпочла свою семью Джеймсу. Семью, которая, не задумываясь, сожгла все ее картины.Каждое общение с отцом кончалось для нее унижением. Он растаптывал ее так же, как сейчас траву, по которой шел. Почему среди всех своих отпрысков он выбрал для своей ненависти именно ее?«Забудь о нем. Просто забудь. Займись живописью, и боль утихнет», – уверяла она себя.Но живопись, к сожалению, больше не доставляла ей удовольствия. Искусство не могло заменить тех, кого она потеряла. Когда она подносила кисть к холсту, она не чувствовала ничего, кроме опустошения. Боль завладела ее сердцем, и отрицать это было бессмысленно.Ее мысли вновь обратились к Монтгомери. Отец сказал, что его заклеймили как предателя и бросили в темницу. Почему ей об этом никто не сказал? Или они считают ее глупой девчонкой?Она крепко зажмурилась, чтобы не дать слезам пролиться. Сейчас она пойдет прямо к матери Изабелле и спросит, знает ли она обо всем этом. Может быть, она прольет свет на случившееся. Аббатиса всегда была приветлива и великодушна к тем, кто нуждался в сочувствии и утешении. В те первые недели, когда Бренна только появилась в монастыре, аббатиса была так к ней добра, проявила так много любви, что Бренна подумала, что это поможет ей вылечиться от чувства потери. Но… что, если мать Изабелла участвует в обмане?Не обращая внимания на красоту ухоженного монастырского двора, Бренна направилась к аббатисе.Она уже была у двери ее комнаты и хотела постучать, но услышала голоса. Кто-то разговаривал с матерью Изабеллой. Мужской голос принадлежал ее отцу.Нахмурившись, она приникла ухом к двери.– Монтгомери скрывается, – говорил отец. – Нам нужен ребенок, чтобы выманить его.Ребенок?Холод пробежал по спине Бренны. В аббатстве не было детей, кроме… она посмотрела на свой живот. Так вот какой ему нужен ребенок!Только сейчас она осознала всю важность своей беременности.Она пыталась не замечать ощущений, появившихся у нее в животе. Но ее грудь стала более чувствительной, живот немного увеличился. Однако всякий раз, когда ее это начинало беспокоить, она бежала в студию и хваталась за кисть, чтобы заглушить свои мысли и переключиться на картину, которую в данный момент писала.Однако игнорировать все эти очевидные проявления было неразумно. У нее не было месячных с тех пор, как она вышла замуж.Она иногда испытывала тошноту, но не по утрам, как это обычно бывает у беременных, и она ошибочно приписывала недомогание своей тоске по Монтгомери.Значит, так. Она носит ребенка. Ребенка Монтгомери.Теперь стало понятно, что на самом деле делает в монастыре ее отец. Она ломала голову над тем, что же ей делать.С одной стороны, она хотела найти своего мужа и отдаться на его милость. С другой стороны, ей, наверное, лучше куда-нибудь сбежать – подальше и от отца, и от Монтгомери.– Я не могу отдать тебе ребенка, – сказала аббатиса.Отец презрительно фыркнул, и Бренна могла представить себе ухмылку на его лице так ясно, словно между ними не было закрытой двери.– Можешь и ты это сделаешь. Когда ты отдавала мне Бренну, ты не колебалась. Ты думала лишь о том, чтобы сохранить свою репутацию и свое место.Из груди Бренны чуть было не вырвался крик. Ей пришлось сунуть в рот палец и прикусить его, чтобы этого не произошло. Она приникла к щели между дверью и косяком. Ей стали видны торс и ноги отца и часть облачения аббатисы.– Прошу тебя, – взмолилась мать Изабелла. – Я была молода. Слишком молода.Ужас вдруг овладел Бренной. Мир стал каким-то странным, нереальным, словное злые духи в одно мгновение похитили все, что ей казалось реальным.– Ха! Сначала ты отшвырнула меня, как кусок падали, а потом, когда узнала, что беременна, прибежала обратно за помощью. Бренна всегда была не чем иным, как обузой, но я воспитал ее, как и обещал.У Бренны подкосились ноги. У нее так колотилось сердце, что ей хотелось прижать к ушам ладони, чтобы не слышать, что еще скажет отец. Но отойти от двери она не могла.– Ты не получишь ребенка, – настаивала мать Изабелла. – Я не отдам еще одного.Мир для Бренны перевернулся. Тошнота подступила к горлу. Ее отец и аббатиса? Это невозможно. Этого не может быть! Ее мать умерла. Умерла от истощения, потому что ей пришлось в одиночку тащить на себе и детей, и все домашнее хозяйство, а не жить здесь, в Италии, и быть настоятельницей монастыря.Но это объясняет странную враждебность, которую испытывает отец только к ней.В щель она увидела, как отец взял со стола вазу. Голубую вазу. Он обхватил ее своими огромными руками и с силой швырнул в камин.Звук разбитого стекла прозвучал будто выстрел. Острая боль пронзила щеку Бренны в том месте, где был шрам. Она непроизвольно дотронулась до него рукой. Крови не было, но лицо горело.Непрошеное воспоминание всплыло в голове Бренны. Отец. Изуродованное лицо. Шрам на щеке.Проклятие!Много лет назад ее отец и аббатиса так же ругались. И он бросил вазу.Вряд ли было возможно, чтобы она запомнила этот спор. Она тогда, наверное, была совсем маленькой, даже еще не умела ходить, а только ползала.У нее просто разыгралось воображение.Но откуда тогда появились эти разбитые вазы на ее картинах?В глубине сердца она знала – но не понимала, откуда она это знает, – то, что она изображает на своих картинах, – это воспоминания о ее прошлом. Шрам на щеке пульсировал так, будто он был свидетелем того, что все это было правдой.Она закрыла глаза. Ей хотелось убежать в свою келью и все забыть. Пот градом катился по ее лицу.– Я не позволю тебе причинить вред ребенку Бренны, – резко заявила аббатиса.Бренна схватилась за живот. Она будет растить и любить своего ребенка так, как никогда не любили ее.Она дрожала, у нее стучали зубы. Что ей делать? Открыть дверь? Дать им понять, что она все слышала? Убежать?– В таком случае, – сказал отец, – настало время рассказать обо всем высшему духовенству. Неужели ты думаешь, что они позволят тебе оставаться настоятельницей монастыря, после того как узнают, что у тебя была связь с мужчиной, что ты забеременела, родила ребенка, а потом уклонилась от ответственности за него? Не думаешь ли ты, что тебе будет позволено скрывать Бренну в монастыре, если узнают, что это она тот незаконнорожденный ребенок, а король Англии желает обезглавить ее за мерзкие картины?Колени Бренны дрожали, в голове помутилось. Она попыталась глубоко вдохнуть, но не смогла втянуть воздух в легкие.Надо придумать, что делать. Между тем отец продолжал:– Не будь дурой! Отдай мне ребенка. Я выманю Монтгомери из того места, где он прячется после побега из тюрьмы, а потом продам ребенка в богатую семью, у которой не может быть детей.Продать ее ребенка? Бренна схватилась за дверь, чтобы не упасть. Он хочет продать ее ребенка? Она никогда ему этого не позволит. Детей надо любить. Заботиться о них. Лелеять.Горячие слезы прихлынули к глазам, но она их смахнула. Ей надо подумать, а не поддаваться эмоциям.Внезапно она вспомнила слова Джеймса, сказанные спокойным, уверенным тоном: «У тебя все будет хорошо. Но сейчас мы должны работать, а не стоять и глазеть».– Я свяжусь с тобой, когда ребенок родится, – прошептала аббатиса. Она явно была сломлена.Нет. Ни за что. Бренна глубоко вздохнула. В голове прояснилось. Что бы ни случилось, она не отдаст своего ребенка.Приподняв юбки, Бренна поспешила в свою студию. В голове уже созрел план.Она должна бежать! Немедленно! Пока живот еще не очень большой. Пока ее не завлекли в эту паутину, в этот преступный план. Когда-то она хотела стать частью планов отца. Теперь она такой ошибки не совершит.Она металась по комнате, собирая те немногие вещи, которые могут ей понадобиться. Задумалась, брать ли ей кисти – живопись была ее страстью, – но поняла, что без Монтгомери ее жизнь пуста. Она по нему скучала. По его идеальному телу и красивому лицу.Но отец сказал, что его красивое лицо изуродовано, а тело – в ссадинах и кровоподтеках. Все эмоции сегодняшнего дня нахлынули на нее с такой силой, что она пошатнулась и ей пришлось прислониться к стене, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Долой эмоции! Надо сосредоточиться на плане.Ей нужны деньги. Нужно определить место, куда она поедет. Надо обезопасить своего ребенка и каким-то образом убедить короля, что доброе имя Джеймса должно быть восстановлено. Если аббатиса и ее отец узнают, что она хочет сбежать, они наверняка будут держать ее в монастыре заложницей. Если Джеймс найдет ее до того, как ей удастся встретиться с королем, ее судьба будет не лучше, а может, даже хуже.Закрыв глаза, она стала молить Бога, чтобы он ее направил. Но станет ли Бог слушать ее молитвы? Станет. Хотя бы ради ребенка, который растет в ее животе. Он услышит ее.«Пожалуйста, Господи. Прошу тебя».Годрик. Мейриона. Эти имена первыми пришли ей на ум, вселив надежду.Она попросит у них убежища. И они помогут ей уломать своенравного короля.Возблагодарив Бога, она оглядела комнату. Ее картины можно продать или обменять на проезд по морю. Она дождется ночи, вынет картины из рам, скатает их и положит в свой деревянный футляр. На тот случай, если она сможет работать во время поездки, она возьмет кое-какие принадлежности.Она все делает правильно, убеждала себя Бренна, и почувствовала прилив сил. Прошло оцепенение, которое сковывало ее столько недель. Теперь у нее была цель, и это придавало сил.Ее вдруг охватило давно забытое чувство непокорности, и она почувствовала непреодолимое желание сесть за мольберт. Это было первое настоящее желание за три месяца. Жизнь в монастыре была монотонной, его окрестности – ничем не примечательными, а бесконечные сцены жития святых, которые ей приходилось писать, иссушали мозги.Когда наступила ночь, она при свече собрала свои вещи, прихватив из кухни нож, сыр и хлеб.Потом она села на кровать и стала ждать, когда наступит рассвет, и еще раз продумала свой план. Пока ей не удастся найти кого-либо, кто согласился бы ее сопровождать, она будет передвигаться только днем.Местность, где располагался монастырь, была спокойной и мирной, но когда она доберется до побережья и до большого города, она не посмеет путешествовать одна. Она найдет безопасную, чистую, хорошо освещенную таверну и попросит порекомендовать ей компаньонку для путешествия.Если ей повезет, она найдет семью, которая едет в том же направлении, и станет как бы ее членом. А по дороге в город ей наверняка попадутся деревни, и она украдет с бельевой веревки одежду мальчишки.Когда восходящее солнце начало окрашивать горизонт в розовый цвет, она встала и в последний раз оглядела свою крошечную келью. Здесь была безопасность. За ее пределами – почти неминуемая смерть.Когда она доберется до короля, она уже практически поплатится своей жизнью, но она должна восстановить доброе имя своего мужа до того, как даст жизнь и надежный кров своему ребенку и умрет. Какими бы ни были чувства Монтгомери к ней – даже если он ее ненавидит, – он человек чести и не возненавидит своего ребенка и позаботится о нем.Передвигаясь неслышно, словно тень, она добралась до внешней стены монастыря. Ворота были перекрыты тяжелым железным засовом. Она нашла какие-то ящики и соорудила из них подобие лестницы. Когда она заглянула через край стены на свое неизвестное будущее, ее сердце защемило, но она собралась с духом, перелезла через стену и мягко приземлилась на ноги. Потом вздохнула и огляделась.Ей повезло: всего в нескольких шагах на бельевой веревке висели рубашка и штаны – как раз такие, какие ей были нужны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27