В обычной ситуации они были бы так заняты, готовясь к приему гостей, что у них не оставалось бы времени ссориться или слишком много думать друг о друге. Элинор присматривала бы за тем, как доставляют всю необходимую провизию, а за ее использованием следила бы дочь. Джеффри бы выезжал на охоту, но не ради удовольствия, а ради мяса для стола. Элинор, конечно, надоела бы обоим своими постоянными советами, их страх и неуверенность перешли бы в злость из-за ее чрезмерных требований…
Единственным утешением для леди были грустные воспоминания о ее первом замужестве и радостные мысли о втором.
И вот наконец наступил первый день декабря. Джоанна из-за суеверия и признательности к матушке выбрала для своего бракосочетания день свадьбы Элинор. Холодным зимним утром она лежала на кровати, наблюдая за тем, как мало-помалу наступает рассвет. Тогда, шесть лет назад, этот День был неописуемо радостным, а матушка удивительно красива. Джоанна надеялась, что долгая бессонная ночь не лишит ее глаза блеска, а щек румянца. Королева проявила исключительную щедрость, подарив ей чудесное свадебное одеяние. Конечно, Изабелла сделала прекрасный выбор, соответствующий и внешности, и фигуре Джоанны. Но роскошная голубая туника и позолоченная накидка придадут ей сходство с трупом, если она выдаст лицом свои чувства.
Начало дня рассеяло опасения Джоанны. Во-первых, придворные дамы были гораздо веселее, чем обычно, находя удовольствие в том, чтобы надеть свои лучшие наряды. А во-вторых, Джоанна воспряла духом, заметив, что ее матушка и леди Эла явно довольны развитием событий. Если бы Джеффри скверно воспринял историю, которую ему должна была поведать леди Эла, она, естественно, не вела себя так. Свадебный подарок Джеффри также пробудил надежду. Когда открыли присланную им шкатулку, из нее выплеснулись искристые каскады чистейшей голубоватой воды. Лунные камни!
Должно быть, Джеффри не меньше года собирал их, такие они необычные. Большинство людей предпочитают яркие тона изумрудов, рубинов или сапфиров. Но лунные камни, того же цвета, что и ее, Джоанны, глаза, прекрасно ей подходят!
Девушка разглядывала прекрасное ожерелье, браслеты, обруч для апостольника. Слабая улыбка тронула ее губы. Таких драгоценностей не будет ни у кого! Здесь, должно быть, все лунные камни Англии, а возможно, и Европы!
Король не мог присутствовать на свадьбе, поскольку был отлучен от церкви и его участие сделало бы церемонию недействительной. Ею руководил Питер де Роше, епископ Винчестерский, к счастью, оказавшийся крепким человеком с прекрасным голосом. Хлипкий прелат не смог бы прокричать всю службу, чтобы его слышала вся толпа придворных, теснившихся в церковных галереях и заполонивших площадь. «Одному Богу известно, — подумала Джоанна с обычным для нее юмором, — не отменят ли завтра эту свадьбу, которая, бесспорно, лучше всех прежних бракосочетаний».
Джеффри заметил легкую улыбку на ее лице, и его сердце затрепетало от радости. Возможно, Джоанна уже радуется, хотя все еще не уверена в себе. Быть может, ее печаль и страх были порождены грязью, которой их пытались очернить при дворе. Или это только нежелание девушки изменить свою жизнь? Ни у кого нет такого снисходительного отца, как Иэн, или такого счастливого дома, как дом леди Элинор. Нелегко покинуть его и доверить свою жизнь другому…
Когда епископ закончил благословение и предложил Джеффри поцеловать свою жену, все уже посинели от холода. Джеффри просто жаждал поцеловать Джоанну и увидеть, что его ждет взамен, но он боялся реакции как ее, так и глазеющей толпы. Лучше предаться надежде, нежели рисковать здесь, чтобы стать постоянным объектом насмешек в будущем.
Джеффри едва коснулся губ Джоанны. Она ответила на его поцелуй с тем же очевидным равнодушием. Холод снова пронзил исстрадавшееся сердце Джоанны. Оно вдруг забилось сильнее в груди, когда Джеффри взял ее руку. Она не станет плакать! Нет, не станет!
Спокойствие не изменило Джоанне, даже когда леди Элинор крепко обняла ее и прошептала срывающимся голосом:
— Дитя мое, дитя, ты всегда будешь моей, моим ребенком!
Джоанна не успела уловить страх в этом стенании любви, ибо ее перехватила леди Эла. Та рыдала, по ее миловидному лицу ручьем текли слезы, глаза покраснели.
— Будь добра к нему, — тихо сказала леди Эла. — Поскольку ты мне как дочь, Джоанна, возмести ему все несчастья, причиненные мной.
Непоколебимое спокойствие Джоанны удалось нарушить лишь Иэну. Глаза его предательски блестели, он ничего не говорил, лишь прижал ее к себе, как прижимал тысячу Раз, когда она прибегала к нему за утешением после каких-нибудь неурядиц или наказания. Джоанна прильнула к Иэну, заменившему ей отца, и разрыдалась.
— Не плачь, любовь моя! — утешал девушку Иэн. — Джеффри — прекрасный человек, и я люблю его. Тебе нечего бояться. Если он обидит тебя, я убью его!
Джоанна перестала плакать так же быстро, как и начала.
— Нет, только не это! — в испуге прошептала она, уже Вообразив своего мужа погибшим от могучей руки отчима: Джеффри никогда не стал бы защищаться от него. — О Боже! Избавьте меня от этого гнетущего страха! Что бы ни случилось между мной и Джеффри, он всегда будет любить вас, а вы — его…
Тут Элинор силой оттащила Иэна от Джоанны и прошипела ему на ухо:
— Идиот! Не видишь, что она и так расстроена?! Тебе нужен очередной скандал?! Будь она еще мягкосердечнее, то уже умоляла бы избавить ее от брака, о котором так мечтала. Объясняю: она любит его, а он — ее! Им нужен только покой вдали от этого сумасшедшего дома, и все будет хорошо.
Многие желали молодоженам всего наилучшего, одни — вполне искренне, иные — с дурными надеждами, которые полностью противоречили их словам. И те, и другие считали, что их ожидания сбудутся. Жених и невеста, совсем сбитые с толку, посматривали друг на друга украдкой, полагая, что этого никто не замечает. Одни видели здесь страсть и любовь, а те, что желали новобрачным зла, — страх и подозрительность в их поведении. Истина заключалась в том, что обе эти группы были отчасти правы в своих толкованиях увиденного.
Хаос мыслей, теснившихся в голове Джоанны, имел одну положительную сторону. Обескураживающий факт, что Джон будет ее соседом и собеседником по застолью, дошел до девушки, лишь когда Джеффри подвел ее к столу и отодвинул скамью, чтобы она не задела кресло короля. Джоанна машинально присела в реверансе и скромно опустила глаза.
Теперь она не сомневается: этот день проклят! По одну руку от нее сидит Джон, его она ужасно боится и не любит, а по другую — Джеффри, которого боится теперь даже больше, чем его дядю!
Джоанна не находила слов для разговора ни с одним из них. Она не могла не только говорить, но и есть, ибо от нервного напряжения ей ничто не лезло в горло.
— Эй, Джоанна, взгляни-ка на меня! — послышался радостный шепот за ее спиной.
— Адам! — Джоанна почувствовала, что к ней пришло избавление.
— Видела щеголя? — с намеренной вульгарностью спросил он. Затем весело ударил сестру по спине, чуть н, пригнув ее к столу, и воскликнул: — Счастливая девчонка!
— Адам! — возмутилась Джоанна, хватаясь за ближайшую доступную ей опору, которой оказалось плечо Джеффри.
— Полегче! — прошептал тот. — Ты грубо обращаешься с моей собственностью.
— Простите! — с сокрушенным видом извинился Адам. — Я совсем позабыл, что продолжаю расти, а вы остаетесь маленькими. Но зато я вспомнил, как вы чуть ли не силой выгнали меня из комнаты однажды. — Жестом руки он показал, что не хочет больше говорить о прошлом. — О, я рад, что вы решились на придворную свадьбу! Это дало мне возможность заиметь полный сундук новой одежды и — посмотрите на меня! — прислуживать на величайшем пиру в королевском замке.
— Ты не протянешь долго, если не прекратишь болтать и не примешься за свои обязанности, — пробурчал Джеффри недовольно, хотя глаза его смеялись.
Слева от Джоанны раздался хохот. Девушка и Джеффри оцепенели, а Адам низко и изящно поклонился с предупредительной улыбкой на лице.
— Твой брат — отличный образец мужчины и совсем не испытывает страха перед членами королевской фамилии, — обратился Джон к испуганной не на шутку таким весельем Джоанне.
Опущенные до сих пор глаза девушки при взгляде на короля сверкнули. Ее губки сжались, а узкие ноздри расширились. Ни одна дикая лисица не выглядела бы более свирепо, защищая своих детенышей. Король, сам того не замечая, часто задышал. Только что он снова увидел лицо своего врага, который давно уже покоится в земле, — Саймона Ле-маня, каким оно бывало перед сражением. Но Джоанна уже поняла: нет нужды защищать Адама без всякой на то причины. В замечании Джона не было коварной угрозы, ничего, кроме доброжелательности, хотя на его лице и читалось удивление. Джоанна успокоилась. Сейчас ее занимали только собственные проблемы. К тому же она неоднократно слышала от Иэна, насколько изменился король в лучшую сторону. Хорошие отношения вкупе с осмотрительностью все же лучше открытой вражды.
— О, милорд, я думаю, что он — сущий дьявол, — спокойно ответила Джоанна. — Если где-то рядом озорничают, можете быть уверены, что либо он принимает в этих проказах участие, хотя и стоит в сторонке с самым невинным выражением лица, либо он и есть зачинщик.
Парочка смешных эпизодов из детства Адама оказалась как раз кстати. В глубине души Джоанна уже благодарила брата за вмешательство, ибо он помог ей непринужденно заговорить с королем. Она видела, как Адам что-то сказал Джеффри, слышала одобрение своего мужа и его замечание юноше, что тому следовало бы держать себя более подобающим случаю образом. Король принял за шутку то, что и было лишь шуткой. Тем не менее продолжение подобной игры могло оскорбить Джона, который, хотя и выглядит добрым, совсем не хочет быть таковым…
В словах Джеффри прозвучали такие здравомыслие и доброта, что Джоанна уже порицала себя за то, что предположила в нем дурные намерения, абсолютно чуждые его натуре. К счастью, ничто не нарушило уже внутреннее спокойствие Джоанны, хотя ей пришлось поддерживать разговор с Джоном и Джеффри в течение почти шести часов. Слуги Изабеллы оказывали Джоанне всяческие почести.
Пир предполагал четыре смены блюд, по десяти в каждой. Сначала подали заливного пескаря, за которым последовало запеченное брюшко лосося. Потом тушеные угри и вареную морскую свинью с горохом. За деликатесами внесли пряные блюда в виде запеченной в черном сахаре сельди с гарниром из зелени. Затем подали жаренную на вертелах щуку, жаркое из миног, палтуса и морской свиньи. Завершал первую смену блюд изумительный торт в виде высокой скульптуры из теста и желе, изображающей молодую девушку и молодого мужчину, держащихся за руки.
Музыканты, естественно, играли на протяжении всей трапезы, но, когда торт поставили на высоком столе, а менее значительные сладости разложили на других столах в порядке их важности, они завели еще более веселую мелодию. Отлично зная свои обязанности, Джеффри встал, подал руку Джоанне и вывел ее на свободное пространство посреди зала. Желающие потанцевать тут же последовали их примеру и почти полчаса отрабатывали поглощенные блюда и вина. Когда танцующие вспотели и запыхались совсем, слуги уже стояли наготове у дверей. Все вернулись на свои места. Глаза Джоанны горели от удовольствия, а лоб Джеффри был влажным от пота.
Теперь гостей развлекали акробаты, демонстрировавшие ловкие трюки. Шуты отпускали разные непристойности. Джоанна уже почти забыла, что находится на своей свадьбе, что приятный молодой человек по одну руку от нее приходится ей мужем, а тучный мужчина по другую — сам король. Она была оживленной и веселой, глаза ее светились так же, как и роскошные лунные камни, украшавшие ее грудь, руки и апостольник.
Какими бы чудесами ни радовали присутствующих артисты, глаза Джеффри почти неотрывно смотрели на его возлюбленную. Глаза короля оставались безучастными, чего нельзя было сказать о его мыслях. Он сожалел, что не может отпить из чаши Джоанны, как только ее наполнил Джеффри. Джон видел сейчас в Джоанне старого сэра Саймона и знал, что страхом рта ей не закрыть. Несомненно, весь этот дым, что зовется ее целомудрием, идет из того же очага. Дайте ему только удержать в руках эту землю, пока он обманом не заставит папу перейти на его сторону, думал Джон. Тогда он купит Джоанну — такие женщины всегда продаются — прямо под носом у своего брата.
Пока не внесли следующую смену блюд, осталось время и для танцев. На этот раз Джоанну вел король, а Джеффри, как того требовали правила приличий, сопровождал Изабеллу.
Джоанну немало удивило, насколько легко двигался Джон, и она сказала ему об этом. Король был польщен и тут же уверил себя, что найдет способ удовлетворить свою похоть. «Такую и не надо брать силой», — подумал он, хотя и не без сожаления. Гораздо приятнее было бы приручить дикую лисичку…
Джеффри меньше радовался своей партнерше. Но она танцевала очень грациозно и не сказала ничего, что могло бы оскорбить его. Королева была настолько любезна, что Джеффри чувствовал только легкий холодок внутри. Как же он ненавидит Изабеллу!
Второй танец новобрачных был более благородным, не требовавшим быстрого темпа, как первый. По обычаю, после третьей смены блюд всегда следовали медленные танцы, поскбльку к этому времени многие гости не только пресыщались пищей, но и пребывали в состоянии легкого опьянения.
Когда подали четвертую смену блюд — сладости, в зале раздались громкие, гневные возгласы, которые заглушили даже невероятный шум, производимый несколькими сотнями чавкающих, пьющих и болтающих людей. Король, жадно изучавший блюдо с засахаренными фруктами, намереваясь выбрать самый большой и лакомый кусочек, вскинул голову. Джоанна почувствовала, как замер справа от нее Джеффри с куском яблока во рту. Иэн и граф Солсбери уже было поднялись со скамеек, но ссора стихла, так как более трезвые мужчины водворили мир среди перепивших. Обычная проблема любого большого пиршества: некоторые мужи, поддавшись действию вина, начинают слишком открыто выражать свое мнение и частенько хватаются за ножи или мечи. В данном случае необычна была не сама ссора, а та быстрота, с какой она утихла.
К удивлению Джоанны абсолютно пьяных оказалось немного. Она почувствовала внутри себя холодок, с которым вернулись и ее тревоги.
Бесспорно, Джон, Иэн, граф Солсбери и Джеффри, которые любят приложиться к вину при удобном случае, трезвы. Очевидно, у Джеффри есть основания не пить слишком много: ему еще надо исполнить свой «супружеский долг»…
Джоанна вздрогнула, но тотчас же выбросила эту мысль из головы. Если не все позволяют себе отпраздновать событие так, как приличествует случаю, это уже плохой признак, очень плохой. Лишь немногие гости осмелились дойти до того состояния, когда сначала говорят, а потом думают…
Когда Джоанна пробежала глазами стол, ее опасения лишь усилились. Она увидела лица матушки и леди Элы. Естественно, они разнились.
Леди Элинор выглядела настороженной, чующей опасность, ее светло-коричневые глаза горели огнем, а тело напряглось от нетерпения. Джоанна едва сдержала улыбку. Ее матушка не выносит ожидания беды, несчастья. Возможно, в эти дни у нее не было особого повода расстраиваться, но когда она чувствует приближение беды, то хочет встретиться с ней немедленно.
Леди Эла, казалось, вот-вот расплачется от волнения. Она ухватилась за стол, чтобы скрыть дрожь в руках, но не переставала причитать о том, как ужасно выходить замуж, какими грубыми и опрометчивыми бывают мужья, то есть делала все возможное, чтобы отвлечь внимание присутствующих от реальной опасности. При всей своей трусости и плаксивости леди Эла оставалась надежной опорой своему супругу и погибла бы с ним, сожалея лишь о том, что не смогла спасти его.
Зато Изабелла как будто и не заметила никакого беспокойства, того, как быстро навели порядок и что, собственно говоря, произошло. Она походила сейчас на холеную, самодовольную кошку, которая только что опорожнила кувшин со сливками. Безразличие королевы к проблемам своего мужа несколько удивляло Джоанну. На этом красивом лице не было, как всегда, и тени беспокойства. На все вопросы у Изабеллы были свои ответы. Ее не волновало, что происходит с Джоном. Она была уверена, что с ней ничего не случится, а остальное не имеет никакого значения. Джоанна вспомнила разговоры о Фиц-Вальтере и королеве. Вполне вероятно, Фиц-Вальтер пообещал Изабелле, что вместо Джона будет править ее сын, Генри, а ее положение останется неизменным. Не в этом ли причина ее спокойствия? Джоанну даже передернуло от отвращения. А быть может, она и сама хочет быть такой же невозмутимой и безразличной ко всему?
Джоанна мельком взглянула на мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Единственным утешением для леди были грустные воспоминания о ее первом замужестве и радостные мысли о втором.
И вот наконец наступил первый день декабря. Джоанна из-за суеверия и признательности к матушке выбрала для своего бракосочетания день свадьбы Элинор. Холодным зимним утром она лежала на кровати, наблюдая за тем, как мало-помалу наступает рассвет. Тогда, шесть лет назад, этот День был неописуемо радостным, а матушка удивительно красива. Джоанна надеялась, что долгая бессонная ночь не лишит ее глаза блеска, а щек румянца. Королева проявила исключительную щедрость, подарив ей чудесное свадебное одеяние. Конечно, Изабелла сделала прекрасный выбор, соответствующий и внешности, и фигуре Джоанны. Но роскошная голубая туника и позолоченная накидка придадут ей сходство с трупом, если она выдаст лицом свои чувства.
Начало дня рассеяло опасения Джоанны. Во-первых, придворные дамы были гораздо веселее, чем обычно, находя удовольствие в том, чтобы надеть свои лучшие наряды. А во-вторых, Джоанна воспряла духом, заметив, что ее матушка и леди Эла явно довольны развитием событий. Если бы Джеффри скверно воспринял историю, которую ему должна была поведать леди Эла, она, естественно, не вела себя так. Свадебный подарок Джеффри также пробудил надежду. Когда открыли присланную им шкатулку, из нее выплеснулись искристые каскады чистейшей голубоватой воды. Лунные камни!
Должно быть, Джеффри не меньше года собирал их, такие они необычные. Большинство людей предпочитают яркие тона изумрудов, рубинов или сапфиров. Но лунные камни, того же цвета, что и ее, Джоанны, глаза, прекрасно ей подходят!
Девушка разглядывала прекрасное ожерелье, браслеты, обруч для апостольника. Слабая улыбка тронула ее губы. Таких драгоценностей не будет ни у кого! Здесь, должно быть, все лунные камни Англии, а возможно, и Европы!
Король не мог присутствовать на свадьбе, поскольку был отлучен от церкви и его участие сделало бы церемонию недействительной. Ею руководил Питер де Роше, епископ Винчестерский, к счастью, оказавшийся крепким человеком с прекрасным голосом. Хлипкий прелат не смог бы прокричать всю службу, чтобы его слышала вся толпа придворных, теснившихся в церковных галереях и заполонивших площадь. «Одному Богу известно, — подумала Джоанна с обычным для нее юмором, — не отменят ли завтра эту свадьбу, которая, бесспорно, лучше всех прежних бракосочетаний».
Джеффри заметил легкую улыбку на ее лице, и его сердце затрепетало от радости. Возможно, Джоанна уже радуется, хотя все еще не уверена в себе. Быть может, ее печаль и страх были порождены грязью, которой их пытались очернить при дворе. Или это только нежелание девушки изменить свою жизнь? Ни у кого нет такого снисходительного отца, как Иэн, или такого счастливого дома, как дом леди Элинор. Нелегко покинуть его и доверить свою жизнь другому…
Когда епископ закончил благословение и предложил Джеффри поцеловать свою жену, все уже посинели от холода. Джеффри просто жаждал поцеловать Джоанну и увидеть, что его ждет взамен, но он боялся реакции как ее, так и глазеющей толпы. Лучше предаться надежде, нежели рисковать здесь, чтобы стать постоянным объектом насмешек в будущем.
Джеффри едва коснулся губ Джоанны. Она ответила на его поцелуй с тем же очевидным равнодушием. Холод снова пронзил исстрадавшееся сердце Джоанны. Оно вдруг забилось сильнее в груди, когда Джеффри взял ее руку. Она не станет плакать! Нет, не станет!
Спокойствие не изменило Джоанне, даже когда леди Элинор крепко обняла ее и прошептала срывающимся голосом:
— Дитя мое, дитя, ты всегда будешь моей, моим ребенком!
Джоанна не успела уловить страх в этом стенании любви, ибо ее перехватила леди Эла. Та рыдала, по ее миловидному лицу ручьем текли слезы, глаза покраснели.
— Будь добра к нему, — тихо сказала леди Эла. — Поскольку ты мне как дочь, Джоанна, возмести ему все несчастья, причиненные мной.
Непоколебимое спокойствие Джоанны удалось нарушить лишь Иэну. Глаза его предательски блестели, он ничего не говорил, лишь прижал ее к себе, как прижимал тысячу Раз, когда она прибегала к нему за утешением после каких-нибудь неурядиц или наказания. Джоанна прильнула к Иэну, заменившему ей отца, и разрыдалась.
— Не плачь, любовь моя! — утешал девушку Иэн. — Джеффри — прекрасный человек, и я люблю его. Тебе нечего бояться. Если он обидит тебя, я убью его!
Джоанна перестала плакать так же быстро, как и начала.
— Нет, только не это! — в испуге прошептала она, уже Вообразив своего мужа погибшим от могучей руки отчима: Джеффри никогда не стал бы защищаться от него. — О Боже! Избавьте меня от этого гнетущего страха! Что бы ни случилось между мной и Джеффри, он всегда будет любить вас, а вы — его…
Тут Элинор силой оттащила Иэна от Джоанны и прошипела ему на ухо:
— Идиот! Не видишь, что она и так расстроена?! Тебе нужен очередной скандал?! Будь она еще мягкосердечнее, то уже умоляла бы избавить ее от брака, о котором так мечтала. Объясняю: она любит его, а он — ее! Им нужен только покой вдали от этого сумасшедшего дома, и все будет хорошо.
Многие желали молодоженам всего наилучшего, одни — вполне искренне, иные — с дурными надеждами, которые полностью противоречили их словам. И те, и другие считали, что их ожидания сбудутся. Жених и невеста, совсем сбитые с толку, посматривали друг на друга украдкой, полагая, что этого никто не замечает. Одни видели здесь страсть и любовь, а те, что желали новобрачным зла, — страх и подозрительность в их поведении. Истина заключалась в том, что обе эти группы были отчасти правы в своих толкованиях увиденного.
Хаос мыслей, теснившихся в голове Джоанны, имел одну положительную сторону. Обескураживающий факт, что Джон будет ее соседом и собеседником по застолью, дошел до девушки, лишь когда Джеффри подвел ее к столу и отодвинул скамью, чтобы она не задела кресло короля. Джоанна машинально присела в реверансе и скромно опустила глаза.
Теперь она не сомневается: этот день проклят! По одну руку от нее сидит Джон, его она ужасно боится и не любит, а по другую — Джеффри, которого боится теперь даже больше, чем его дядю!
Джоанна не находила слов для разговора ни с одним из них. Она не могла не только говорить, но и есть, ибо от нервного напряжения ей ничто не лезло в горло.
— Эй, Джоанна, взгляни-ка на меня! — послышался радостный шепот за ее спиной.
— Адам! — Джоанна почувствовала, что к ней пришло избавление.
— Видела щеголя? — с намеренной вульгарностью спросил он. Затем весело ударил сестру по спине, чуть н, пригнув ее к столу, и воскликнул: — Счастливая девчонка!
— Адам! — возмутилась Джоанна, хватаясь за ближайшую доступную ей опору, которой оказалось плечо Джеффри.
— Полегче! — прошептал тот. — Ты грубо обращаешься с моей собственностью.
— Простите! — с сокрушенным видом извинился Адам. — Я совсем позабыл, что продолжаю расти, а вы остаетесь маленькими. Но зато я вспомнил, как вы чуть ли не силой выгнали меня из комнаты однажды. — Жестом руки он показал, что не хочет больше говорить о прошлом. — О, я рад, что вы решились на придворную свадьбу! Это дало мне возможность заиметь полный сундук новой одежды и — посмотрите на меня! — прислуживать на величайшем пиру в королевском замке.
— Ты не протянешь долго, если не прекратишь болтать и не примешься за свои обязанности, — пробурчал Джеффри недовольно, хотя глаза его смеялись.
Слева от Джоанны раздался хохот. Девушка и Джеффри оцепенели, а Адам низко и изящно поклонился с предупредительной улыбкой на лице.
— Твой брат — отличный образец мужчины и совсем не испытывает страха перед членами королевской фамилии, — обратился Джон к испуганной не на шутку таким весельем Джоанне.
Опущенные до сих пор глаза девушки при взгляде на короля сверкнули. Ее губки сжались, а узкие ноздри расширились. Ни одна дикая лисица не выглядела бы более свирепо, защищая своих детенышей. Король, сам того не замечая, часто задышал. Только что он снова увидел лицо своего врага, который давно уже покоится в земле, — Саймона Ле-маня, каким оно бывало перед сражением. Но Джоанна уже поняла: нет нужды защищать Адама без всякой на то причины. В замечании Джона не было коварной угрозы, ничего, кроме доброжелательности, хотя на его лице и читалось удивление. Джоанна успокоилась. Сейчас ее занимали только собственные проблемы. К тому же она неоднократно слышала от Иэна, насколько изменился король в лучшую сторону. Хорошие отношения вкупе с осмотрительностью все же лучше открытой вражды.
— О, милорд, я думаю, что он — сущий дьявол, — спокойно ответила Джоанна. — Если где-то рядом озорничают, можете быть уверены, что либо он принимает в этих проказах участие, хотя и стоит в сторонке с самым невинным выражением лица, либо он и есть зачинщик.
Парочка смешных эпизодов из детства Адама оказалась как раз кстати. В глубине души Джоанна уже благодарила брата за вмешательство, ибо он помог ей непринужденно заговорить с королем. Она видела, как Адам что-то сказал Джеффри, слышала одобрение своего мужа и его замечание юноше, что тому следовало бы держать себя более подобающим случаю образом. Король принял за шутку то, что и было лишь шуткой. Тем не менее продолжение подобной игры могло оскорбить Джона, который, хотя и выглядит добрым, совсем не хочет быть таковым…
В словах Джеффри прозвучали такие здравомыслие и доброта, что Джоанна уже порицала себя за то, что предположила в нем дурные намерения, абсолютно чуждые его натуре. К счастью, ничто не нарушило уже внутреннее спокойствие Джоанны, хотя ей пришлось поддерживать разговор с Джоном и Джеффри в течение почти шести часов. Слуги Изабеллы оказывали Джоанне всяческие почести.
Пир предполагал четыре смены блюд, по десяти в каждой. Сначала подали заливного пескаря, за которым последовало запеченное брюшко лосося. Потом тушеные угри и вареную морскую свинью с горохом. За деликатесами внесли пряные блюда в виде запеченной в черном сахаре сельди с гарниром из зелени. Затем подали жаренную на вертелах щуку, жаркое из миног, палтуса и морской свиньи. Завершал первую смену блюд изумительный торт в виде высокой скульптуры из теста и желе, изображающей молодую девушку и молодого мужчину, держащихся за руки.
Музыканты, естественно, играли на протяжении всей трапезы, но, когда торт поставили на высоком столе, а менее значительные сладости разложили на других столах в порядке их важности, они завели еще более веселую мелодию. Отлично зная свои обязанности, Джеффри встал, подал руку Джоанне и вывел ее на свободное пространство посреди зала. Желающие потанцевать тут же последовали их примеру и почти полчаса отрабатывали поглощенные блюда и вина. Когда танцующие вспотели и запыхались совсем, слуги уже стояли наготове у дверей. Все вернулись на свои места. Глаза Джоанны горели от удовольствия, а лоб Джеффри был влажным от пота.
Теперь гостей развлекали акробаты, демонстрировавшие ловкие трюки. Шуты отпускали разные непристойности. Джоанна уже почти забыла, что находится на своей свадьбе, что приятный молодой человек по одну руку от нее приходится ей мужем, а тучный мужчина по другую — сам король. Она была оживленной и веселой, глаза ее светились так же, как и роскошные лунные камни, украшавшие ее грудь, руки и апостольник.
Какими бы чудесами ни радовали присутствующих артисты, глаза Джеффри почти неотрывно смотрели на его возлюбленную. Глаза короля оставались безучастными, чего нельзя было сказать о его мыслях. Он сожалел, что не может отпить из чаши Джоанны, как только ее наполнил Джеффри. Джон видел сейчас в Джоанне старого сэра Саймона и знал, что страхом рта ей не закрыть. Несомненно, весь этот дым, что зовется ее целомудрием, идет из того же очага. Дайте ему только удержать в руках эту землю, пока он обманом не заставит папу перейти на его сторону, думал Джон. Тогда он купит Джоанну — такие женщины всегда продаются — прямо под носом у своего брата.
Пока не внесли следующую смену блюд, осталось время и для танцев. На этот раз Джоанну вел король, а Джеффри, как того требовали правила приличий, сопровождал Изабеллу.
Джоанну немало удивило, насколько легко двигался Джон, и она сказала ему об этом. Король был польщен и тут же уверил себя, что найдет способ удовлетворить свою похоть. «Такую и не надо брать силой», — подумал он, хотя и не без сожаления. Гораздо приятнее было бы приручить дикую лисичку…
Джеффри меньше радовался своей партнерше. Но она танцевала очень грациозно и не сказала ничего, что могло бы оскорбить его. Королева была настолько любезна, что Джеффри чувствовал только легкий холодок внутри. Как же он ненавидит Изабеллу!
Второй танец новобрачных был более благородным, не требовавшим быстрого темпа, как первый. По обычаю, после третьей смены блюд всегда следовали медленные танцы, поскбльку к этому времени многие гости не только пресыщались пищей, но и пребывали в состоянии легкого опьянения.
Когда подали четвертую смену блюд — сладости, в зале раздались громкие, гневные возгласы, которые заглушили даже невероятный шум, производимый несколькими сотнями чавкающих, пьющих и болтающих людей. Король, жадно изучавший блюдо с засахаренными фруктами, намереваясь выбрать самый большой и лакомый кусочек, вскинул голову. Джоанна почувствовала, как замер справа от нее Джеффри с куском яблока во рту. Иэн и граф Солсбери уже было поднялись со скамеек, но ссора стихла, так как более трезвые мужчины водворили мир среди перепивших. Обычная проблема любого большого пиршества: некоторые мужи, поддавшись действию вина, начинают слишком открыто выражать свое мнение и частенько хватаются за ножи или мечи. В данном случае необычна была не сама ссора, а та быстрота, с какой она утихла.
К удивлению Джоанны абсолютно пьяных оказалось немного. Она почувствовала внутри себя холодок, с которым вернулись и ее тревоги.
Бесспорно, Джон, Иэн, граф Солсбери и Джеффри, которые любят приложиться к вину при удобном случае, трезвы. Очевидно, у Джеффри есть основания не пить слишком много: ему еще надо исполнить свой «супружеский долг»…
Джоанна вздрогнула, но тотчас же выбросила эту мысль из головы. Если не все позволяют себе отпраздновать событие так, как приличествует случаю, это уже плохой признак, очень плохой. Лишь немногие гости осмелились дойти до того состояния, когда сначала говорят, а потом думают…
Когда Джоанна пробежала глазами стол, ее опасения лишь усилились. Она увидела лица матушки и леди Элы. Естественно, они разнились.
Леди Элинор выглядела настороженной, чующей опасность, ее светло-коричневые глаза горели огнем, а тело напряглось от нетерпения. Джоанна едва сдержала улыбку. Ее матушка не выносит ожидания беды, несчастья. Возможно, в эти дни у нее не было особого повода расстраиваться, но когда она чувствует приближение беды, то хочет встретиться с ней немедленно.
Леди Эла, казалось, вот-вот расплачется от волнения. Она ухватилась за стол, чтобы скрыть дрожь в руках, но не переставала причитать о том, как ужасно выходить замуж, какими грубыми и опрометчивыми бывают мужья, то есть делала все возможное, чтобы отвлечь внимание присутствующих от реальной опасности. При всей своей трусости и плаксивости леди Эла оставалась надежной опорой своему супругу и погибла бы с ним, сожалея лишь о том, что не смогла спасти его.
Зато Изабелла как будто и не заметила никакого беспокойства, того, как быстро навели порядок и что, собственно говоря, произошло. Она походила сейчас на холеную, самодовольную кошку, которая только что опорожнила кувшин со сливками. Безразличие королевы к проблемам своего мужа несколько удивляло Джоанну. На этом красивом лице не было, как всегда, и тени беспокойства. На все вопросы у Изабеллы были свои ответы. Ее не волновало, что происходит с Джоном. Она была уверена, что с ней ничего не случится, а остальное не имеет никакого значения. Джоанна вспомнила разговоры о Фиц-Вальтере и королеве. Вполне вероятно, Фиц-Вальтер пообещал Изабелле, что вместо Джона будет править ее сын, Генри, а ее положение останется неизменным. Не в этом ли причина ее спокойствия? Джоанну даже передернуло от отвращения. А быть может, она и сама хочет быть такой же невозмутимой и безразличной ко всему?
Джоанна мельком взглянула на мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55