— Поосторожнее, Дедал, — заметил кентавр Фол. — Нас она пока терпит.
— Недолго это будет продолжаться, — сказал Дедал. — Вы же с Хироном — исключение, а как правило — кентавры, грубые скоты, мечтающие лишь о том, как кого-нибудь изнасиловать, а потом напиться допьяна.
Фол и Хирон не стали спорить. Помолчали. Видно, в словах Дедала заключалась неприятная правда.
— До последнего момента Пасифая надеялась, что все обойдется и у нее родится человеческий младенец. Но боги у нас любят пошутить, — продолжал Дедал. — Когда Минос пришел в ужас, она поклялась ему, что белый бык напал на нее в поле 'и надругался над ней. Но она испугалась сразу признаться мужу, потому что берегла его чувства. Неизвестно, поверил ли Минос этой лжи, но все же велел казнить всех акушерок, служанок и повивальных бабок, которые присутствовали при родах, приказал назвать чудище Минотавром, а затем велел мне построить такой каменный дворец, в который можно войти, но выхода не найдешь. Заблудившись, обязательно попадешь в самый его центр, где таится Минотавр. Для меня это была инженерная задача, и я ее выполнил. Дорогу внутрь Лабиринта не знала даже Пасифая. Лишь однажды она попросила меня провести ее внутрь, чтобы показать, хорошо ли устроен малыш, удобно ли ему. Я подчинился царице. Она равнодушно поглядела на Минотавра, и я понял, что она не чувствует себя его матерью. Потом она спросила меня, нельзя ли заменить кормилиц коровами. И мы сделали так… А потом он их съел.
— Кого съел? Кормилиц? — удивился Фол. — Нет, коров.
— А чем его теперь кормят? — спросила Кора и по неловкому молчанию окружающих поняла, что вопрос оказался бестактным.
— В этом и проблема, — сказал наконец кентавр Хирон. — Поэтому мы и пригласили мастера Дедала. — Я догадываюсь, — сказал маленький гений. — Каждый год семь самых красивых девушек и семь самых сильных юношей отправляются на Крит на корабле Дедала, чтобы стать жертвами отвратительного кровожадного Минотавра.
— Какой ужас! — воскликнула Кора. — Нельзя ли его кормить чем-нибудь попроще? Кроликами, например?
— Это дело принципа, — заметил Дедал. — Я сам не раз спрашивал Миноса: «Зачем тебе эти варварские обычаи?» Мы живем в гуманном государстве в гуманную просвещенную эпоху. А он в ответ: «Мой сын погиб в Афинах и потому афинские дети будут погибать на Крите».
— Может, выпустить Минотавра, пускай живет на воле, может, женится на какой-нибудь корове, — спросила Кора.
— Какая наивность! — воскликнул Фол. — Минотавр — чудовище. Так постановила судьба. Как же он может стать обыкновенным быком и жениться на корове? Нет, пока его кто-нибудь не убьет, все это будет продолжаться!
— Вот именно поэтому, — сказал Хирон. — Ты, Дедал, должен нам помочь.
— Всегда рад! — В голосе Дедала прозвучала бравада, будто он заранее знал, что они скажут, и заранее отметал это, как пустяк.
— Завтра ты поднимаешь паруса и отбываешь на Крит? — Да.
— На борту у тебя будут четырнадцать жертв — лучших сынов и дочерей Афин, предназначенных для того, чтобы их сожрало чудовище. Ты считаешь это правильно? — Меня никто не спрашивает. — Скажи, а если бы ты изобрел, к примеру, бомбу, которая может испепелить половину мира, ты бы отдал ее своему царю? — спросил Фол.
— Боги решают такие проблемы. Боги, а не мы, смертные.
— Ты не ответил на мой вопрос! — закричал Фол, стуча копытом.
— Я не мерзавец. Я честный гений. Я лучший в мире изобретатель. Не смей оскорблять меня, мерин паршивый!
— Подождите, подождите, — прервал его Хирон, — в таких спорах не бывает победителя, потому что никто не согласится считать себя неправым. Дедал, у нас к тебе очень простая просьба. У тебя самого есть любимый сын Икар, тебе знакомы отцовские чувства. Поэтому от имени всех отцов города Афины я прошу тебя об одном — дай мне план Лабиринта. — Зачем вам план Лабиринта? — Чтобы можно было войти в него, пройти безопасными ходами и выйти оттуда. — Ни в коем случае! — Но почему?
— Это слишком опасно. В моих интересах, чтобы с Минотавром было все в порядке. Чтобы он был сыт, чтобы все жертвы попадали к нему в желудок… Как только случится что-то неладное, на меня сразу же падет подозрение, что я подстроил встречи Пасифаи и белого быка. Минос — страшный человек, тиран, деспот. А у меня любимый сын Икар. Я должен его беречь. — Тебе ничем не грозит…
— Кто, кроме меня, знает этот план? Никто. Отдать вам план — значит подставить шею палачу! Нет, никогда! — Уезжай с Крита, если тебе там плохо. Живи в Афинах.
— Ни в коем случае! Для меня этот деспот создал идеальные условия работы. У меня лаборатория, мастерские, тысячи рабов для опытов. Меня любит жена царя Пасифая… нет, с Крита я не уеду. — Значит, пускай умирают юноши и девушки? — Им все равно суждено умереть, — ответил Дедал с искренней печалью. — Мы с вами умные люди, цвет человечества, мы понимаем, что жизнь человека быстротечна, как жизнь бабочки-однодневки. Все его метания лишь три взмаха крыльев.
— Значит, и твоя жизнь такова? — спросил Хирон. — Нет, господа кентавры. Я бессмертен! Я заработаю бессмертие величием своего разума. Боги не посмеют убить меня, потому что второго Дедала на свете нет. А теперь я должен откланяться, потому что моих деревянных людей каждые два часа надо заводить бронзовым ключом, чтобы не останавливались. Спасибо за угощение. Надеюсь, что нам еще не раз удастся посидеть за чашей вина в более мирной и дружеской атмосфере. К сожалению, нас, умных людей, осталось так мало… Не представляю, чем все это кончится? — Дедал поднялся.
— Судьба накажет вас так, как вы наказываете других родителей, — сказала Кора.
Дедал не стал прощаться. Он зло вскинул яйцо головы, окинул Кору презрительным черным взором и быстро вышел из дома. Подошвы его подкованных медными шипами башмаков долго еще отсчитывали плитки мостовой.
Кора знала продолжение этой истории, по крайней мере ее ближайшее продолжение. И понимала, что в ВР-круизе путешествие Тесея на Крит и его бой с Минотавром должны стать центральным эпизодом. Ясно было, что враги принца Густава скорее всего воспользуются боем с Минотавром для того, чтобы размозжить голову ее подопечному. Ну что ж, раз нам не дали плана Лабиринта, будем проникать туда без плана. Там ведь была нитка, нить, чтобы вернуться обратно? Кто ее даст Тесею? Какая-то девушка… Спросить не у кого. — Скажи, Хирон, как зовут дочерей Миноса? — Кажется, Федра и Ариадна, — ответил старый кентавр. Он был задумчив и расстроен. Его огорчила не столько неудача с попыткой добыть план Лабиринта, сколько разочарование в Дедале. В этом он был сродни Коре, она ведь читала в книжках, что великие ученые — средоточие благородства. А когда дело касается твоего старого приятеля…
— Вы давно с ним знакомы? — спросила Кора. — Много лет, — ответил Хирон. — Он тоже когда-то был моим учеником. Я встретил его, когда он был простым кузнецом, правда, очень способным кузнецом. Но за пределами кузнечного дела Дедал был совершенно необразован, даже не знал элементарной математики. Кентавр Фол ухмыльнулся:
— Я помню, как Хирон в первый день спросил его: «Сколько будет один и один?» — «Если один и один, — ответил он, — то не знаю, а если один и одна, то получаются трое».
— Этому анекдоту тысяча лет, — отмахнулся Хирон и обратился к Коре: — На твоем месте я пошел бы во дворец. Там сейчас наверняка разворачиваются основные события. Я бы и сам пошел, но Эгей не жалует кентавров, говорит, что от нас пахнет псиной.
— Обидно, — вздохнул Фол, — от кентавров — и псиной!
о дворце и на самом деле кипел великий скандал.
Как только было объявлено, что Афины должны заплатить очередную дань юношами и девушками, Тесей отправился к своему новоприобретенному отцу и заявил, что он станет одним из семи юношей.
Сначала, когда слух об этом заявлении и о том, что старый Эгей по этой причине находится в сердечном приступе, распространился по Афинам и по всей Аттике, никто ему не поверил. В Древней Греции, как и во многих иных цивилизациях, не было принято, чтобы царские дети жертвовали собой вместо совершенно безымянных и даже не обязательно знатных сверстников.
Все забыли, что настоящим царским отпрыском Тесей является лишь второй день, а до этого он был весьма сомнительным бастардом, которого дедушка из политических амбиций называл сыном Посейдона. А назвать так человека — это все равно что объявить его подзаборным сиротой.
Тесей вырос в местечке, где ходил рыбачить с такими же, как он, мальчишками и даже пас коз на крутых склонах. Он имел великого дядю Геракла, которому старался подражать, но будучи сам человеком неординарным и благородным, не умел просто подражать — он должен был шагнуть вперед, чтобы стать достойным сравнения с кумиром детства.
Геракл не стал бы предлагать себя в жертву вместо неких юношей. Другие герои сочли бы ниже своего достоинства стать возможными жертвами полоумного быка. Тесей обладал странным для тех времен и мест качеством — чувством справедливости. Ведь это он первым из древних героев придумал способ борьбы с разбойниками: «Я буду делать с ними лишь то, что они делают с невинными прохожими». И таким способом очистил побережье от бандитов. Это он сказал сам себе: «Я не могу оставаться во дворце отца и праздновать здесь, пить и веселиться, если другие отцы оплакивают своих детей, потому что государь, долг которого защищать народ, не смог этого долга выполнить». Примерно так Тесей заявил отцу. — Он тебя растерзает! — раздавался по всему дворцу крик Эгея.
— Никто меня не растерзает, — откликался Тесей, и жители Афин, которые прислушивались к этой перепалке, радостно приветствовали слова юного героя.
Кора не присутствовала при последней беседе Эгея с Тесеем, но на этот разговор был приглашен посол Ми-носа Дедал, который за чаркой подробно пересказал все старику Хирону. А Хирон, конечно же, ничего не скрыл от своей любимицы Коры.
Оказывается, Тесей уломал отца, показав себя патриотом Афин и весьма зрелым для своего возраста политиком. Помирившись, Эгей и наследник престола предложили царю Миносу следующие условия.
Вместе с девушками и юношами, предназначенными в жертву Минотавру, на Крит отправляется и Тесей. Минос впускает его в Лабиринт вооруженного лишь одним мечом, и там Тесей сражается с человеком-быком. Если победит Минотавр, то юноши и девушки, как и договорено, безоружными и связанными предоставляются Минотавру на растерзание. Но если победит Тесей, то Афины навечно освобождаются от позорной дани, и их отношения с Критом отныне будут совершенно равноправными…
Афины замерли в ожидании ответа царя Миноса. Весть к Миносу Дедал послал почтовым голубем, и другой голубь возвратился на следующее утро.
В ответе царь Минос высказывал радость по поводу того, что царь Эгей жертвует своим наследником. В то же время он выразил искреннее сочувствие Эгею, ибо Минотавра победить невозможно, он соединяет в себе силу быка и ловкость атлета, шкура его непробиваема, а рога заточены как стрелы. Но, если царь Эгей настаивает на том, чтобы потерять своего сына, царь Минос не может отказать ему в такой просьбе. И он согласен на условия Афин. Только пускай на этот раз девицы будут помоложе да покраше, чем в прошлом году, — царю Миносу хотелось насладиться ими прежде, чем передать их юному Минотавру.
Письмо, конечно же, было наглым, но Тесея оно устраивало, потому что после него Эгей уже не мог оставить его дома — была задета честь державы и самого Эгея.
Еще об одном Тесей договорился прямо с Дедалом, — и это было естественно. Тесей поплывет на собственном корабле, не к лицу наследнику афинского престола плыть на каком-то суденышке с черной трубой, из которой валит дым. Опоздание на несколько дней роли не играет. Минотавр немного попостится. Впрочем, ему порой подкидывали пленника или приговоренного к смерти раба.
Дедал тут же отплыл, а в городе между тем шли печальные приготовления.
Конечно же, родители пытались доказать царю и старейшинам, что именно их дети никуда не годятся и известны уродством. Правда, из этого ничего не выходило, ведь в таком небольшом по нашим масштабам городе, как Афины, каждая красавица была на виду, а юноши нередко состязались в гимнасиях, так что лучшие из них были известны.
Тесей собрал отъезжающих в одном из небольших залов дворца. Они расселись на складных табуретках у стен. Сбоку, на скамьях, сидели их отцы. Сам царь велел принести себе небольшое кресло и сидел в стороне, не более как наблюдатель.
Тесей остановился перед строем табуреток — милые юные лица глядели на него с напряженным ожиданием, словно на учителя, который намерен был их экзаменовать. И никому из четырнадцати молодых людей не приходило в голову, что наследник престола — их сверстник, а то и уступает возрастом некоторым из них. Да и выглядел он куда старше своих семнадцати лет.
— То, о чем мы сейчас будем говорить, — произнес Тесей, — должно остаться строго между нами. Возможно, от сохранения тайны зависит наша жизнь… Честно говоря, я даже думал, не отравить ли всех голубей в Афинах, чтобы какой-нибудь доносчик критян не послал весть об этом Миносу. Так что, если здесь есть хоть один шпион, мы погибли.
Присутствующие возмущенно зашумели, и неясно было, то ли были обижены подозрениями Тесея, то ли испугались за своих голубей — голубей многие разводили, хорошая голубятня мало чем уступала ценностью конюшне.
— Ладно, — улыбнулся Тесей, поднимая ладонь и призывая к молчанию. — Предателей здесь нет. А разговор пойдет не о том, как убить Минотавра, это я беру на себя, и вы можете быть уверены в моем успехе.
Тут все захлопали в ладоши, и более других радовался царь Эгей.
— Но меня беспокоит другая проблема, — продолжал Тесей, расхаживая вдоль ряда своих спутников. — Проблема возвращения домой. Я убежден, что Минос не захочет выпустить нас живыми с Крита. Значит, мы должны его перехитрить.
— Молодец! — воскликнул Эгей. — Мой сын! — Слушайте, что я придумал! — воскликнул Тесей, чтобы перекрыть радостный шум в зале. — Мы оставляем дома двух девиц… Тебя и тебя. — Тесей показал на двух девушек и пояснил: — Вы повыше ростом и пошире в плечах, чем остальные. Встаньте, встаньте. Разве вы не поняли?
— Что? — спросила одна из девушек, которых Тесей попросил встать. Она ничего не поняла.
Тесею пришлось взять обеих девушек под локти и отвести их к рыдающим от счастья отцам.
— Вместо девушек я повезу с собой двух молодых солдат из отряда царских лазутчиков.
Тесей хлопнул три раза в ладоши, и в зал, робея от того, что они попали в такое изысканное общество, вошли две девушки, повыше остальных, короче остриженные, но хорошенькие, только, пожалуй, слишком ярко накрашенные —с черными бровями, румянами на щеках, помадой на губах и даже накрашенными ногтями. Правда, хитоны на них были длинные, застегнутые брошками на плечах и закрывающие руки.
— Ты сказал о солдатах из моего отряда лазутчиков? — спросил Эгей.
— Именно о них, — согласился Тесей. — Ведь они славятся тем, что могут незаметно проникнуть во вражеский лагерь, даже в неприступную крепость противника, умеют обращаться с кинжалом и знают тайные приемы борьбы. Как зовут тебя, милая девушка? Вопрос относился к девушке в синей хламиде. — Мое имя — Парфена, — ответила та хрипловатым голосом.
— Парфена, — попросил Тесей, — мне кажется, что на тот столб села муха. Убей ее!
В мгновение ока, незаметно для окружающих, девушка выхватила тонкий кинжал и метнула его через весь зал в столб. И все увидели, как конец кинжала вонзился в спину комнатной мухи, которая наблюдала за этой сценой с деревянного столба.
— Спасибо, моя девочка, — сказал, загадочно улыбаясь, Тесей. — Садись.— И он указал Парфене на освободившуюся табуретку. — Теперь ты, красавица, — обратился Тесей ко второму созданию— весьма пышноволосой, с густыми усиками над верхней губой, чернобровой девице с большими руками. Глаза ее были обведены черной полосой, губы — как кровь. — Можешь ли ты попасть ножом вон в ту трещинку в потолке? — Слушаюсь, Тесей, — ответила брюнетка басом.
И тут обман Тесея был разоблачен. Все, кто собрался в зале, догадались, что видят перед собой загримированного мужчину.
— Нет! — крикнул Тесей. — Так не годится! Какая жалость! Я подобрал из отряда лазутчиков двух воинов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51