— Да перестаньте называть меня богиней! — вспылила Кора. — Это случайное совпадение.
— Слушаемся и подчиняемся, великая богиня, — на всякий случай согласился фавн.
— Мы сегодня увидим этого сгибателя? — спросила Кора.
— Нет, госпожа, — ответила Харикло. — Сегодня вечером мы достигнем нашего дома и я буду спать вместе с моим любимым мужем. — А оттуда еще далеко до Афин? — По берегу — три дня хода. Но ты богиня, если хочешь, сможешь долететь.
— Нет, — отрезала Кора. — Я оставила дома крылья.
Спутники поглядели на нее с уже привычным удивлением. Какие еще крылья? Что, богиня без крыльев долететь не может? Но опять же не стали с ней спорить. — Я пойду до Афин пешком. — Как тебе угодно, богиня, — сказала Харикло. — Тогда, если тебе не противно, прими наше гостеприимство и проведи ночь в нашем скромном доме.
— В нашей конюшне! — добавил фавн Никое и нагло расхохотался.
— Когда-нибудь я тебя убью, — разъярилась Харикло, но возница, смеясь, отбежал в сторону, отмахиваясь от хозяйки шляпой.
— Спасибо, добрая женщина, — сказала Кора. — Я с удовольствием и благодарностью воспользуюсь твоим приглашением.
Город Коринф, почему-то знакомый Коре из истории Древнего мира, хотя чем именно, она не смогла вспомнить, открылся неожиданно, как только дорога, петлявшая среди каменистых склонов, вырвалась на простор, к морю. Там, на границе бурой, зеленой, желтой, оранжевой осенней земли и лилового моря, лежал сам город: дома, домики и хижины, окруженные виноградниками, оливковыми рощами и огородами.
Искренняя радость охватила спутников Коры. — Вот мы и дома, — сказала госпожа Харикло. — И снова живые, — поддержал ее старый сатир. Мул, обрадовавшись тому, как близко его стойло, поспешил вниз, и остальным пришлось бежать по бокам повозки, стараясь удержать бурдюки с вином, — обидно же потерять товар в двух шагах от дома.
— Как-то там мой Хирон! — беспокоилась Харикло. — За неделю исхудал, наверное.
— Ну уж он-то нашел себе козочку, которая его и накормит, и согреет, — цинично заметил возница, но Харикло даже не обратила внимания на наглые слова — все ее устремления были впереди, дома, с семьей.
Повозка миновала ворота в городской стене, которая, видно, защищала город от соседских коз, и колеса ее застучали по неровной каменистой мостовой главной улицы. Прохожие издали узнавали госпожу Харикло и кланялись ей, приветствовали ее, с любопытством поглядывая на Кору.
— Как дела? — спрашивали торговцы на маленьком базарчике рядом с деревянным покосившимся храмом. — Живой добралась? Перифет тебя не тронул?
— Нет больше Перифета! — отвечал сатир. — Укокошили Перифета. — Не может быть! Но другой купец поддержал сатира. — Это точно. Только что пролетали две гарпии, вон там, над огородами. Жена спросила: «Чего летите?», а они отвечают: «Там Тесей разбойника Перифета убил. Спешим полакомиться, пока кто-нибудь его труп не украл».
— От гарпий иного не жди, — откликнулся кто-то. — Что будет, что будет! — закричала неизвестная женщина, торговавшая бусами из разноцветного стекла.
Торговцы принялись убирать товар, да и немногочисленные покупатели не возражали — спешили по домам, кто сообщить семье о событии, кто спрятаться и пересидеть очередную смуту. Ведь если есть разбойник и он всегда живет в лесу и машет своей дубиной, значит, так угодно богам. Лучше покориться и не трогать разбойника, пожилого человека, занятого неблагородным ремеслом, но все же ремеслом! А тут появляется семнадцатилетний мальчишка и убивает его до смерти! А ведь говорят, что после Перифета осталась безутешная наяда и прижитые от лесных тварей дети и внуки… А если боги разберутся и решат, что Тесей не прав, может пострадать и Коринф, хотя бы за то, что его когда-то выстроили слишком близко к месту боя.
Под взволнованные крики торговцев и топот местных жителей повозка госпожи Харикло подъехала к воротам в высокой стене, сложенной из каменных глыб.
Сатир постучал в ворота кнутовищем, но не успел он ударить второй раз, как ворота со скрипом раскрылись, за ними стояла служанка, снабженная копытами и рожками, — явно родственница сатира.
— Госпожа, с приездом! С приездом, отец! — радостно воскликнула она. — А мы вас не ждали. Думали, вы только в темноте приедете, когда Перифет ляжет спать.
— Нет больше Перифета! — сообщил сатир. Повозка въехала во двор. Обычный хозяйственный двор: направо — вход в дом, высокий, но одноэтажный, налево — обширная конюшня.
— Где мой муж? — спросила Харикло. Голос у нее был напряженным, словно она страшно беспокоилась за судьбу мужа. Наверное, муж у нее пожилой, может, старый, подумала Кора. Возможно, он болеет или даже парализован?
Молодая сатирочка поклонилась госпоже и почему-то тупо повторила:
— А мы думали, что вы в темноте приедете, к ужину, когда Перифет заснет.
— Разгружай товар, — приказала Харикло. И тут же обратилась к дочке сатира: — Где он?
Сатирочка страшно смутилась и, не говоря ни слова, показала пальцем в сторону конюшни.
— Простите! — сказала Харикло Коре. — Но вы знаете их нравы. Тут уж ничего не поделаешь.
Она вырвала у сатира кнут и решительно направилась к конюшне.
Остальные заинтересованно двинулись следом, никто их не останавливал. Кора, хоть и понимала, что нетактично вмешиваться в семейные разборки, последовала за ними.
В конюшне было светло — солнечные лучи, проникая сквозь узкие проемы под крышей, освещали стойла, копны сена, в лучах плавали золотистые пылинки.
Колоссального размера всадник что-то делал с коровой, попавшей ему между передних ног; мелькает свет, корова мычит, всадник кричит и хрипит, госпожа Харикло кинулась к нему и лупит плетью… И тут Кора чуть не лишилась чувств от изумления.
Она поняла, что смотрит на очень крупного бородатого рыжего с проседью кентавра — по пояс человека, который ручищами тянет к себе за рога корову, — а дальше виден лошадиный круп, лошадиные ноги, лошадиный хвост и это самое… тоже конское. Кора смотрела на то, как кентавр любит корову… или это называется иным словом… как кентавр покрывает корову?
Харикло носилась вокруг и хлестала кнутом кому попадет — корове, кентавру. А тот стонал и вопил в ответ:
— Да погоди, жена! Да погоди ты, дай кончу свое дело, выйду…
Но корова, которой, видимо, эта сцена была неприятна, рванулась вперед, лягнула кентавра и помчалась прочь из конюшни, получив напоследок плетью по спине от взбешенной Харикло, а кентавр заколотил передними копытами, тоже выражая недовольство. Он откидывал назад крупную, украшенную седой бородой голову, ржал и вопил: — Кто хозяин в доме? Всех разгоню! И был он так грозен, что все выбежали прочь из конюшни и оказались на залитом послеполуденным солнцем дворе.
Харикло кинула кнут на землю и быстро ушла в дом, забыв пригласить Кору; сатир Никое стал разнуздывать мула. Прочие слуги и рабы, сбежавшиеся было на шум, потихоньку разошлись по своим делам, а из дверей конюшни не спеша вышел кентавр. Хозяин дома выступал осторожно и притом величаво, он, правда, не успел расчесать бороду, и в ней золотились соломинки, торчали сучки, а в волосах, переходящих в гриву, запутались палочки и даже сено.
— Разрешите представиться, — произнес кентавр, чуть грассируя. — Я — многоопытный и мудрый кентавр Хирон, хозяин этого дома, законный супруг уважаемой госпожи Харикло. С кем, простите, имею честь?
Хирон протянул Коре руку, и взгляд его ярких блудливых глаз настолько нагло путешествовал по ее телу, что Коре захотелось напомнить Хирону, что она ему не корова.
— Кора, — сказала она, протягивая руку и пожимая теплую жесткую кисть кентавра.
— Как? — Кентавр был поражен, даже отшатнулся… но тут же взял себя в руки.
— Я не ослышался? — спросил он. — Мне приходилось встречаться с Корой, которую порой именуют в наших краях Персефоной, владычицей царства мертвых. Но она разительно отличалась от вас. Означает ли это, что вы сознательно приняли чужое обличье, или мы имеем дело с простым совпадением имен? Наконец-то цивилизованный человек! Кора с облегчением призналась: — Это совпадение. Но мне никто не верит. — Совпадений, — сообщил кентавр, запуская пальцы в бороду и выскребывая оттуда соломинки, — в греческой мифологии даже больше, чем необходимо. Каждый второй персонаж ее имеет двойника. Возьмем, к примеру… Ну кого нам взять? Например, Пар-фену. Не слыхали? Я знавал одну из них, очаровательную, тихую, скромную девушку. Не могу сказать, что она была красива, нет, она уступала многим развратным нимфам и наядам. Но какая стать, какие вишневые глаза под длинными ресницами! Какие нежность голоса и движения тонких рук… Несмотря на то, что отцом ее, без сомнения, был Стафил, все были убеждены, что Хрисотемида впустила на свое ложе Аполлона. Иначе почему он так любил эту девушку? Почему присылал ей цветы и конфеты ко всем праздникам? Хрисотемида поклялась при мне именем Зевса, что не имела никаких сношений с Аполлоном, что они дружили когда-то в ее детстве… Впрочем, я верю Хрисотемиде, и, если вам придется когда-нибудь с ней встретиться, вы сами сможете задать этот вопрос.
Борода была уже очищена, и кентавр запустил пальцы в гриву, для чего ему пришлось изогнуть шею. Он говорил громко, кося лошадиным глазом, несколько странным на человеческом лице, в сторону кухни, где гремела посудой Харикло.
— Что же случилось? — продолжил он свой рассказ. — Стафил, отличавшийся строгостью, послал Пар-фену с сестрой, не запомнил ее имени… Харикло, душечка, как звали сестру Парфены?
Никакого ответа.
— Стафил велел Парфене и ее сестре сторожить погреб, в который были сложены амфоры с молодым вином… Интересно, как этот идиот Никое сложил бурдюки?
— Отлично сложил, — отозвался старый сатир, который как раз в этот момент вышел из кухни, неся стопку круглых горячих хлебов, от которых исходил соблазнительный запах.
Кентавр несколько смутился и тут же продолжил рассказ о Парфене:
— Эти гадкие свиньи… не выношу свиней… забрались в погреб, когда девушки, по одной версии, спали…
— А по другой — баловались с Аполлоном! — крикнул с другого конца двора сатир. — Помолчи. То, что не доказано, не может считаться фактом истории, — оборвал его кентавр. — Главное то, что девушки, спохватившись, увидели, что погреб полон пьяных в стельку свиней, а все амфоры перебиты. В ужасе от наказания, которому их подвергнет отец, девушки побежали к морю. — Все было не так! — решительно заявил сатир. Никое, выходя на открытое место. — Они увидели, что вино погибло, и хотели об этом сказать отцу, но тот при виде разорения решил убить своих дочерей, и они подбежали от него к морю.
— Это бред! — заявила Харикло, появляясь в других дверях, держа в одной руке нож, в другой — луковицу. — Я знаю Стафила, это добрый человек, он души не чаял в своих дочерях.
— Но они же кинулись в море! — заревел Хирон. Никто ему не ответил. Сцена опустела. Кентавр смог закончить свой рассказ:
— Они кинулись в море, но Аполлон подхватил девушек у самой воды и унес их от жестокого отца в Херсонес. Там он их и поселил. Может, вы слышали, где расположен Херсонес? Это далеко на севере, на краю страны скифов и гипербореев, которая именуется Тавридой. Они там вышли замуж, а Аполлон навещал Парфену…
— Все вы, мужики, развратники! — крикнула Харикло из кухни.
— Не обращайте внимания, Персефона, — сказал Хирон. — Но я совершенно забыл, почему я рассказал вам историю о Парфене? Разве вы с ней знакомы?
— Нет, уважаемый господин Хирон, — ответила Кора, — вы говорили лишь о том, что одно имя давали разным людям.
— Правильно! Именно так! Ведь была другая Парфена. Родилась она у той же Хрисотемиды, за несколько лет до того, как родилась первая Парфена. Так вот, ее отцом был именно Аполлон. Вы понимаете?
Кора кивнула, чтобы старый кентавр не пускался вновь в объяснения. Она уже страшно устала и от переживаний, и от длинной дороги, и особенно от монотонного голоса Хирона.
— Вторая Парфена умерла в младенчестве или, скажем, в юности. Может быть, в молодости. Но умерла, не познавши мужчину. И знаете, что сделал Аполлон? Он превратил ее в созвездие Девы. Как будто наше небо и без того не набито созвездиями, как базарная площадь в праздничный день. Но была и третья Парфена, так звали Афину в ее девичьем воплощении. Если будете в Афинах, посмотрите на храм Парфенон. Его назвали так в честь девы Афины, то есть Парфены. Догадались, да? Слушайте: Пар-фен-на — дева! Пар-фе-нон — девичник! — Тут кентавр заржал, забавно переступая всеми четырьмя конскими ногами. Кора чуть отошла — взволновавшись, он мог и зашибить. Отхохотавшись, кентавр сделал серьезное лицо и завершил свою мысль: — Так что вполне возможно совпадение имени Кора с именем великой богини преисподней. И полагаю, что такое совпадение мешает вам жить! Я с трудом представляю себе мужчину, который решился бы жениться или хотя бы взойти на ложе с женщиной по имени Смерть.
— Хирон, перестань преувеличивать! Госпожа Кора — богиня-дева, дочка самого Зевса, — И Деметры! — Зевса и Деметры.
— И Аид утащил ее в подземное царство и заставил съесть зернышки граната, чтобы она всегда была ему верна. — Кентавр обернулся к Коре и быстро спросил: — Гранат был кислый?
— Не ловите меня так дешево, господин Хирон, — ответила Кора, которая, что ни говори, все же была агентом номер три ИнтерГпола, и на такую простую уловку поймать ее было нелегко. — Все равно я не та Кора, за которую меня принимают. Но если вы все будете сильно настаивать, чтобы я была именно той самой Корой, то я постараюсь в нее превратиться. Но вам же будет хуже!
Эти слова заставили кентавра задуматься, а простая умом госпожа Харикло произнесла: — Я же вас предупреждала, что это та самая Кора. Кора лишь мысленно махнула рукой, а Кентавр воспользовался паузой, чтобы наладить семейные отношения.
— Более того, — сказал он, — некоторые известные врем боги и титаны, а также другие существа, не менее опасные для нас, простых смертных, могут временно принимать иной облик. Когда Зевс возжелал Леду, он принял образ лебедя. Ну как могла несчастная Леда допустить, что под видом невинной птицы к ее ногам подкрадывается злобный мужчина? — Зачем ты это рассказываешь? — подозрительно спросила Харикло.
— А затем, что сегодня я стал невинной жертвой очередной проказы всемогущей, но подлой богини Геры. Ей почему-то пришло в голову временно принять облик нашей коровы Эос и заманить меня в хлев под предлогом получить из моих рук сено.
— Та-ак, — произнесла Харикло, словно в руке у нее была плеть, хотя она держала всего-навсего картофелину, которой не следовало быть в Древней Греции, и потому на глазах Коры картофелина превратилась в репу. — И что же произошло дальше, любитель кормить коров?
— Не помню, — ответил кентавр. — Хоть убей, не помню. Вроде бы я дал ей сена, а она попросила почесать ей за ухом…
— Корова? За ухом? — спросила Харикло, потрясенная наглостью мужа. Кора с трудом сдерживала смех. — Потом я очнулся, — продолжал кентавр, — от того, что ты лупишь меня кнутом, словно старого мерина. — Ты и есть мерин. Только развратный. — Подобные логические ошибки свойственны глупым женщинам, — сказал Хирон. — Мерин не может быть развратным. К тому же я должен пожаловаться нашей гостье, она, кстати, может быть, является Персефоной, что я стал жертвой интриги богини Геры, которая давно искала путей к моему сердцу и, конечно же, не могла найти ввиду моей преданности моей жене Харикло. Пылая дикой местью, Гера уже не столько хотела соблазнить меня, сколько отомстить мне за верность супруге — единственной настоящей женщине среди всех жен кентавров! И с какой дьявольской тонкостью она все обставила! Она подослала к разбойнику Перифету юного Тесея, открыв таким образом моей жене путь для раннего возвращения домой. Она затащила меня в сарай именно тогда, когда, по моему разумению, до возвращения Харикло домой оставалось еще два часа, и там… Да, я потерял бдительность! Да, я признаю свою вину! Но вина была не злонамеренная! Ты понимаешь, Харикло!
— Понимать-то я понимаю, — медленно и рассудительно ответила женщина. — Но при чем тут мое раннее возвращение?
Кентавр развел руками, чтобы весь мир видел, какая у него глупая жена. Если мир что и понял, то он промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51