В них жили казаки зажиточные, объединяли которых с остальными вольными людьми лишь вислые хохляцкие усы да длинные волосяные хвосты посередине обритых голов.
По шляхам разъезжали патрули, состоящие из нескольких всадников при кривых турецких саблях и при пиках, на въездах в населенные пункты стояли посты. Казалось бы, все опасности остались позади – это была не безликая Россия, контролируемая крепостным сермяжным усердием, имеющим привычку взрываться мужицкими бунтами, а населенный воинами край. Но как раз здесь тревог прибавилось, начало ощущаться дыхание непокорного Кавказа с не столь далекой азиатчиной.
Дарган стал избегать окольных дорог и остановок в степи, он торопился засветло добраться до постоялых дворов, чтобы успеть устроиться на ночлег. Но за Романовским хутором уберечься от стычки все же не удалось.
На подходе к Армавиру путники ощутили слежку, за ними неотрывно двигался одинокий всадник в сером бешмете и в круглой папахе. Поначалу Дарган подумал, что это один из жителей какой-то станицы, заселенной преимущественно кавказскими народами, он даже попытался определить национальность этого человека по головному убору. Такие папахи с круглым верхом носили адыги либо карачаевцы. Когда Дарган с женой останавливались в Романовском хуторе, всадник куда-то исчез, но утром снова пристроился в хвост.
Данный факт начал беспокоить казака, и он перевел лошадей на шаг, чтобы посмотреть на реакцию чужака. Тот остановил коня, занялся осмотром упряжи. Так в этих местах мог повести себя только человек с нехорошими мыслями, другой давно бы нагнал путников и затеял с ними разговор.
Позади остались густо заселенные кубанцами хутора и станицы, дорога вела на Армавир, за которым до самых Минеральных Вод лежала голая степь с зубцами горных вершин на горизонте. Дарган завернул кабардинца и помчался навстречу преследователю, ему надоел этот навязчивый конвой. Всадник вскочил в седло и поскакал в степь, скоро пыль, поднятая копытами его лошади, растворились в воздухе.
Путешественники продолжили движение, но ощущение опасности не покидало обоих.
– Что хотел тот человек? – решилась нарушить молчание Софи, которая снова почувствовала себя неуютно.
– Если бы я его догнал, то непременно бы спросил, – пробурчал Дарган. – В этих краях следует ожидать всего.
– Надо готовить пистолеты, это может быть бандит.
– Дельная мысль. У тебя заряды остались?
– Ви, месье д'Арган, я стреляла мало.
Софи заглянула в кошель на поясе, достала из переметной сумки оружие. Дарган принялся на ходу забивать в дуло своего пистолета пороховой заряд и свинцовый шарик с пыжами. Затем он зарядил ружье крупной дробью, снова перекинул ее через плечо, заодно проверил, хорошо ли сидит наконечник на пике, притороченной к седлу.
Они вовремя успели приготовиться к бою, от горизонта по седому ковылю к ним приближалась группа всадников. Вскоре можно было различить, что впереди на гнедом скакуне скакал горец с заросшими светлой щетиной щеками и с красной бородой. В левой руке он держал поводья, правую с нагайкой опустил вдоль туловища. На голове его возвышалась папаха из серебристого каракуля, не круглая, а с как бы расшлепанными краями. Эти отличия сказали Даргану о том, что перед ними абрек с правого берега Терека. Впрочем, во враждебных предгорьях с чеченскими и дагестанскими аулами мода была такая же. Рядом с вожаком подпрыгивал в седле их недавний преследователь, но теперь он вел себя более нагло.
Дарган подергал шашку в ножнах, подумал о том, что ряды терских казаков и правда поредели здорово, если бандиты сумели добраться аж до самой Кубани. Он мельком покосился на спутницу, та, накрыв пистолет снятой с плеч накидкой, с интересом и без всякого страха следила за ватагой кавказцев.
Гололобый абрек в синих штанах с крашеной хной бородой натянул уздечку, остальные члены банды числом около десяти остановились поодаль. Казак с удовлетворением отметил, что на всех у них было только одно ружье.
– Салям алейкум, уважаемый, – оскалил крепкие зубы чеченец. – Куда путь держим?
– Ва алейкум салям, уважаемый, возвращаюсь с войны домой, – ответил Дарган, который хорошо знал, что льстивым словам горца веры нет.
– А где твой дом, казак? – продолжал насмехаться всадник.
– На левом берегу Терека, в станице Стодеревской.
Дарган все еще надеялся на мирный исход встречи. Когда он уходил на войну, чеченцы старались не задирать ближайших соседей, разбойничая у них в тылу. Но расчеты не оправдались.
– Как раз напротив твоей станицы стоит мой аул. Было время, когда наши тейпы роднились с вашими семьями, – сказал вожак, который глазами и волосом был светлее окружавших его соплеменников. – По крови ты кто?
– Казак, – решил избежать опасной темы Дарган.
Он мог бы признаться в том, что в нем есть чеченская кровь, и этим сохранил бы жизнь, но позорную, которая хуже смерти.
– Лицо у тебя не совсем казацкое, – главарь абреков задумчиво огладил бороду, сверкнул глазами из-под надбровных дуг. – Может, где встречались?
– И вы к нам на праздник приходили, и мы к вам наведывались. Я больше на кордоне службу нес.
Абрек пристально всмотрелся в противника и непримиримо сдвинул брови, он понял, что разговора не получится. Даже если перед ним полукровка, все равно это гяур, враг.
– Ваши казаки приходили к нам с войной, – с угрозой сказал он.
– Наши к вам не пойдут, если только из пришлых, из царских полков.
– Какая разница, все равно русские.
– Разница большая, тем солдатам мы не указ.
– Знаем, сами под их балалайку пляшете, – оглянувшись на разбойников, гортанно засмеялся чеченец.
– Что тебе надо, джигит? – попытался оборвать веселье Дарган.
– Все, – еще громче заржал всадник и, резко захлопнув рот, просверлил путников злыми зрачками. – С войны казаки никогда не возвращались пустыми.
– Мы француза воевали, помогали русским войскам освобождать родину.
– Вы за зипунами ходили, у тебя мешки через седла, полные добра.
– Вам, что ли, подарить? – ощерился и казак.
– Зачем нам подарки, мы сами вышли на охоту.
– Ты знаешь, что с казака взятки гладки.
– Поэтому предлагаю сначала подумать о женщине, которая с тобой, – концом нагайки чеченец указал на Софи. – Отдай добро и останешься жить. Всем известно, что дорога вдвоем веселей, пусть и с пустыми руками.
– Если отдам женщину, что ты с нею сделаешь?
– У меня джигитов достаточно, – горец нагло ухмыльнулся. – Спроси у нее, захочет ли она сохранить тебе жизнь и сама пойти к нам в гости.
Дарган словно ожидал этих слов, он повернулся к спутнице и, будто советуясь с ней, негромко сказал:
– Софьюшка, как только я выстрелю, хоронись за холку коня и во весь дух скачи по дороге, я постараюсь их задержать.
– Так я не хочу, – решительно покачала головой жена. – Я буду здесь, с тобой.
– У них на всех одно ружье, значит, будем махаться на шашках, – стиснув зубы, продолжал уговаривать ее он. – А в этом деле за моей спиной целая война.
– А у меня курс фехтования на шпагах, – она постучала ладонью по клинку.
– Когда ты поймешь, что это не Париж?! В этих краях любая подлость за честь считается.
– Дуэль есть дуэль, – не согласилась она. – Кто атакует первым, тот станет героем.
– Ну как тебе объяснить… – Дарган чертыхнулся и махнул рукой. – Тогда после выстрела вместе падаем на гривы и сразу в намет, пока они не опомнились.
– Хорошо, мон шер.
Дарган подобрал уздечку, мысленно прикинул, все ли оружие под рукой, и обернулся к горцу. Тот продолжал насмешливо поигрывать нагайкой.
– Эй, казак, что сказала твоя женщина? – крикнул он. – Разве она не хочет сохранить мешки с барахлом и достаться настоящему воину?
– Для любой женщины муж и домашний уют превыше всего, – не стал поддерживать разговор Дарган. – Значит, разойтись мирно не получится?
– Кругом война, хорунжий, какой мир, когда твои москали, эти сип-сиповичи, снова пограбили мой аул, а ты на их стороне.
– Мы испокон веков за Россию, даже вера у нас православная, – сказанное чеченцем могло быть правдой, а могло оказаться и ложью, но рассуждать уже не имело смысла. – Отцу и сыну…
Дарган выхватил из-за пояса пистолет. Расстояние было не слишком большим, и он, не целясь, нажал на курок. Казак знал, что попасть в чеченца труднее, чем в кого бы то ни было, этот народ обладал поистине звериной интуицией, за доли мгновения успевая увернуться не только от шашки или пики, но даже от пули. Вот и сейчас он направлял оружие на главаря, а с лошади свалился недавний преследователь, тершийся позади него.
Холодок прокатился по телу казака, он не мешкая перекинул на грудь ружье. Дело принимало затяжной оборот.
Абрек, имевший единственное ружье, тоже сделал выстрел, но так неумело, что пуля даже не свистнула рядом. Меж тем светлый лицом вожак бросил коня в немыслимую карусель, вслед за ним, припав к косматым холкам, юлой завертелись остальные. Прозвучавший второй выстрел, который произвела Софи, выбил из круга еще одного разбойника, но рассыпать его не сумел.
Дарган понял, что вожак дожидался, пока путники разрядят оружие, чтобы атаковать наверняка. Он вскинул ружье, выбирая удобный момент, повел стволом по бандитам. Теперь все зависело от того, как ляжет дробь, если она скользнет по лошадиным головам, то толку не будет, чеченские кони привычны к стрельбе и к боли. А если найдет одного-двоих абреков, то станет полегче, хотя все равно придется потрудиться, чтобы остаться в живых. А вожак набирал обороты, он словно задался целью накалить обстановку, чтобы потом не щадить никого. От напряжения руки у Даргана начали подрагивать, прицел выделывал кренделя, чтобы встряхнуться, он положил ружье поперек седла, передернул плечами.
Из круга стрелой вылетел вороной иноходец и понесся на путников, пряча за высокой шеей седока, собравшегося в пружину. Кольцо рассыпалось на отдельных всадников, они заголосили визгливой разноголосицей. Снова не выбирая цели, Дарган пальнул туда, где абреков было побольше, мельком заметил, как отстала еще пара лошадей, но остальные продолжали рваться из уздечек. Он выхватил шашку, занес ее над собой, чеченская сабля молнией сверкнула перед глазами, врубилась в подставленное лезвие и пропала за спиной. Казак хотел обернуться, но следующий бандит уже готовился снести ему голову. Поднырнув под клинок, Дарган чиркнул шашкой по зубастому рту, не теряя времени, перехватил пику, наклонил ее вперед, встречая третьего разбойника. Выпад получился удачным, острие пробило предплечье и вылезло у абрека со спины. Остальные бандиты отскочили в стороны, кровавя морды коням злыми рывками уздечек.
Дарган развернулся в седле, посмотрел на то место, где должна была находиться жена, но там ее не оказалось. Он увидел спутницу далеко позади, она покачивала острием шпаги перед лицом главаря, тот пытался отбить гибкий клинок, яростно раскручивая турецкую саблю. Лицо горца перекашивала ненависть от мысли, что на его пути посмела встать женщина. Но смертельный прием, которым часто пользовался и Дарган, здесь оказался бесполезным. Софи легко обводила блескучую молнию вокруг своей руки, она словно наматывала ее, подтягивая противника ближе и ближе.
Казак пустился на помощь жене. Он давно уяснил, что если неприятеля обезглавить, то рядовые противники перестают представлять опасность. Требовалось ускорить гибель вожака, чтобы продолжать путь дальше. Но не успел он дать шпоры коню, как бандиты вновь окружили его, их все еще было много. Дарган вспомнил боевые уловки, которыми пользовался на фронте, кабардинец по-прежнему слушался команд беспрекословно. Бросив его как бы в одном направлении, сам он перевесился с седла на другой бок и полоснул потянувшегося к нему разбойника концом шашки. Не мешкая ни секунды, хорунжий направил скакуна в лобовую атаку на другого противника, а когда до него осталось десяток вершков, вдруг переключился на его соседа, не ожидавшего такого фортеля. Уже двое мертвых абреков сползали с седел, кровавя спины лошадям. Эта картина производила впечатление, внушая неподдельный ужас оставшимся в живых разбойникам. Их вожак находился рядом, но занимался он самым позорным для мужчины делом – отбивался от женщины, посмевшей взять в руки оружие.
Снова и снова разбойники наскакивали на казака, пытаясь застать его врасплох, но их усилия были тщетны, он встречал их во всеоружии. Если бы кто-то из них прошел настоящую войну, то Даргану бы не поздоровилось, но они представляли собой банду, привыкшую грабить беззащитных путников. Еще один чеченец уронил обритую голову под копыта своего коня, второй перехватил саблю в левую руку, когда правая повисла безжизненным придатком к телу. Улучив момент, Дарган довершил дело. В этот раз им руководило правило, тоже привитое войной: противника нужно добить. Впрочем, эта заповедь терскими казаками исповедовалась давно, со дня прихода их предков на Кавказ.
Грабителей осталось двое, они оказались не только острожными, но и самыми упорными. На губах у них пузырилась белая пена, глаза горели жаждой мести, из-под папах по горбоносым лицам бежали ручьи пота. Дарган и сам чувствовал усталость, в правой кисти появилась боль, он принудил кабардинца занять более удобную позицию и оглянулся на спутницу.
Сватка между нею и главарем банды была в самом разгаре. Перед лицом светлоглазого чеченца все так же вибрировало острие шпаги, по-прежнему он пытался выбить странное оружие из ее рук. До казака дошло, что спутница делала все, чтобы абрек занимался только ею, если бы он отвлекся хоть на мгновение, события развернулись бы по-другому, и неизвестно, кто сейчас диктовал бы условия боя. А противник ей попался достойный, диск, очерченный саблей, тончайшей вуалью дрожал перед Софи, оба испытывали адское напряжение от желания поймать друг друга на оплошности, снова и снова бросались вперед, чтобы через мгновение отскочить назад. Чеченец во что бы то ни стало должен был, но никак не мог разделаться с бабой в штанах, поднявшей на него руку. От осознания этого факта брови его взламывала ярость.
Вечно так продолжаться не могло, видно было, что силы женщины на исходе. Это обстоятельство заставляло хорунжего быстрее оценивать обстановку.
Между тем абрек в наброшенном поверх черкески сером башлыке, от ярости приплясывающий перед Дарганом, снова приготовился к нападению, его товарищ тоже понукал вороного иноходца. Казак понял, что если сейчас он не опередит противников с броском, то его песенка будет спета. Тонкий свист заставил лошадей запрядать ушами, Дарган с места направил кабардинца на бандита в башлыке, махнув шашкой над его головой, он галопом пронесся мимо. Пока разбойники приходили в себя, казак успел проскочить половину расстояния до поединщиков.
Вожак абреков заметил опасность слишком поздно, он рванул за уздечку лишь тогда, когда Дарган пролетал за его спиной. Горец взметнул саблю, и в этот миг Софи сделала выпад. Конец шпаги вошел в грудь горца, продырявив черкеску, а в спину ему, рядом с выпершимся острием тут же воткнулся кинжал казака. Чеченец задрал бороду, заваливаясь на круп лошади, с клекотом выплюнул сгусток крови. Софи выдернула шпагу из раны и тут же обратилась лицом к уцелевшим разбойникам. Но теперь силы были равными, такой расклад не устраивал оставшихся в живых бандитов, они круто завернули коней и умчались в степь.
Пыль, поднятая копытами коней, улеглась, вокруг снова дрожало прожаренное солнцем пустынное пространство с двумя людьми, измочаленными борьбой за жизнь. Дарган соскочил с седла, обтер шашку о полу черкески вожака бандитов, осмотрел труп, собрал оружие. Что-то знакомое мелькнуло в облике чеченца, но больше приглядываться к убитому казак не захотел. Так же поступил он и с другими разбойниками, затем принялся ловить разбежавшихся лошадей.
Софи спустилась к ногам дончака, бездумно уставилась вдаль, она впервые за время путешествия ощутила смертельную усталость. Не потому, что убила человека – к этому она привыкла, – а от мысли, что попала из огня да в полымя. Жизнь с возлюбленным представлялась ей совсем не такой, а спокойной и радостной, за стеной из цветущих садов на фоне красивых гор, о которых скупо, но с истинным вдохновением рассказывал избранник. Она закрыла лицо волосами и заплакала навзрыд.
Дарган вернулся и застал ее залитой слезами.
– Что с тобой, Софьюшка? – наклонился он к ней. – Ты не ранена?
– Нет, месье д'Арган, – она откинула волосы, попыталась улыбнуться. – У нас все будет хорошо?
– Как может быть плохо, когда мы едем домой? – вопросом на вопрос ответил он. Рукавом черкески провел по щекам девушки. – Ты расстроилась из-за разбойников? Вспомни, сколько их было на нашем пути. Но ведь они так и не смогли сделать нам ничего плохого.
– Любовь победить нельзя, – сморгнула она мокрыми ресницами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40