Софи тогда специально отбирала изделия с именными печатями, чтобы поскорее от них избавиться.
Дарган торопливо направился к тому месту, где оставил жену с лошадьми. Еще издали он различил не двух, а трех коней, и сообразил, что мысли его текли в правильном направлении.
– Софьюшка, иди сюда, – ласково позвал он.
– Месье, – как бы проверяясь, откликнулась та.
– Иди, иди, милая, больше бояться некого, – Дарган обнял за плечи поравнявшуюся с ним женщину, легко зашагал рядом. – Что я сейчас тебе покажу, вовек не угадаешь.
– О, д'Арган, аллюр труа кгреста, – подтягивая коней за уздечки, с юмором произнесла она.
– Где ты такого наслушалась? – коротко хохотнул он. – Ай да молодец, пока доберемся домой, глядишь, казачкой станешь.
– Ви, аллюр труа кгреста…
Костерок стал догорать, Дарган захватил хвороста из лежавшей сбоку охапки, подбросил его в угли. Пламя потянулось вверх, освещая место недавнего побоища, спутница зябко поежилась, но и вида не подала, что испугалась. Она присела на корточки, подставила ладони под искорки. Дарган взял сумку, вытряхнул содержимое, вместе с разбойничьими пожитками на землю выкатились два тряпичных узелка. Он подтащил еще две сумки, перевернул вверх дном, в них оказались такие же узелки, оттягивающие руки. Казак развязал концы тряпок, подтолкнул сокровища поближе к пламени, и от камней во все стороны принялись отскакивать разноцветные всполохи, подсвеченные сиянием золотых изделий. Женщина глядела на это чудо, и в глазах у нее заплясал завораживающий блеск, видно было, что она узнала драгоценности.
– Вот так, моя дорогая Софьюшка. Разбойники следили заодно и за хозяином гостиницы, – он кивнул на мертвых противников. – Думаю, толстяка они порешили, а после припустили в погоню за нами. Тут мы их и поймали.
– Ви, мон копии, – словно понимая, о чем говорит спутник, с сожалением поджала губы Софи. – Превенир месье… там, отель.
– Вот тебе и все разъяснение по поводу наших тревог, но это только цветочки, ягодки гонятся за нами по пятам. – Дарган поднялся, машинально тронул рукоятку шашки. – Я посмотрю, что там у разбойников в карманах, и пора пускаться в путь. А ты золото пока прибери, негоже ему на земле валяться.
Но в одежде убитых ничего ценного не оказалось, Дарган оттащил трупы к берегу реки, спустил их в воду, туда же бросил сумки с пожитками, затем присоединил к своим скакунам трех коней разбойников. Его спутница укладывала в мешки с подарками нежданно-негаданно вернувшиеся сокровища, она шуршала платьями, кофточками, обшитыми кружевами чепчиками, шелковыми панталонами, стараясь запихнуть узелки в середину. Вокруг были разбросаны пачки денег, выплаченные дядей за ценности, оставшиеся от покупки замка. Казак выдернул из торбы сверток с богатствами рода Скаргиных из вольного города Новгорода и тоже положил его перед женой. Ему показалось, что вряд ли можно сыскать более надежное место для сохранения русских драгоценностей, чем этот мешок с пышными нарядами, так отдающими духами и нюхательным табаком, спасающим ткань от моли, что даже лошади воротили морды. Когда с укладкой было покончено, он нагрузил мешки на спины животным, с гиком взлетел на кабардинца, спутница последовала его примеру. Впереди их ждал неблизкий путь.
Дарган заприметил контуры постоялого двора еще издали и подумал, что в этот раз лишних лошадей продавать не стоит. Случись что с этими, так в Германии, Польше да и на необозримых просторах Российской империи новых приобрести будет ой как трудно. Война повымела в этих местах хороших коней, реквизируемых представителями всех воюющих армий. Иногда за них платили хозяевам, иногда забирали и так. Да и спутница еще в первый раз намекнула, что расставаться с подаренным ей дончаком, которого он и так ни за что бы не продал, как и своего кабардинца, она бы не желала, хотя в тот момент повела себя странновато.
До сих пор в голове у Даргана вертелась мысль о том, почему жена так испугалась пропажи дончака, когда на руках были пачки денег, привезенные ею после продажи части драгоценностей в городке недалеко от Парижа. На них они имели возможность купить хоть табун. Не давал покоя и замеченный им в драгунской сумке сверток из кожи, показавшийся знакомым. Жаль, что он не нашел тогда силы обследовать содержимое той переметной сумы, на душе было бы спокойнее. И еще одно обстоятельство теребило душу Даргана, заставляя изредка бросать на спутницу недоверчивые взгляды. Из последней отлучки она вернулась не только с богатым приданым и деньгами, но и с какими-то бумагами с сургучными печатями. Сначала он подумал, что женских тряпок она накупила на деньги, вырученные от продажи золотых изделий, и отнесся к этому с пониманием, достойным мужчины, но когда увидел бумаги, то здорово насторожился. Казак, естественно, ничего не смыслил во французской письменности, но знал, что подобные грамоты выдавались писарями и на его родине, когда требовалось что-либо оформить в частную собственность или, наоборот, продать. Из этого следовало, что супружница проворачивает за его спиной какие-то дела.
Но жена качалась в седле рядом, она сама выбрала его, а этими непонятными пока бумагами и приданым имели полное право одарить женщину ее родственники, ведь она выросла в благородной семье. Недаром сам император Александр Первый вместе с королем Людовиком Восемнадцатым сошли с коней и поцеловали ей руку. При этом казак заметил, с каким презрением окинул его взглядом король в буклях из пакли, который держал себя так, словно впервые встретился с говорящим животным. Впрочем, этот похожий на бабу король и на других людей смотрел точно так же. Русский император тоже заметно удивился выбору девушки, ее необдуманному поступку, недаром со значением спросил, сколько ей лет, а потом покосился на Даргана и поджал губы.
Вот такие мысли занимали казака в пути, но теперь они вылетели из его головы и уступили место другим, более подходящим в данной ситуации. Дарган снова решил остановиться на отдых в гостинице. Он решил, что бояться теперь особо нечего, от большинства драгоценностей они избавились, а деньги вместе с остатком просыпавшегося на них золотого дождя жена запрятала между своими тряпками так, что пока кто-нибудь до них докопается, сто раз чихнет. Улик больше не существовало, а значит, и преступлений никаких не было.
Высокий забор вокруг строений загораживал видимость, но каким-то десятым чутьем Дарган догадался, что на дворе полно народа. Он уже решил было повернуть вспять, когда вдруг его внимание привлекла притулившаяся к стене фигура кубанского казака. Надвинув папаху с синим курпеем на ружейный ствол, тот отдыхал в тени, закинув за ухо длинный хохол на обритом наголо черепе. Черкеска была расстегнута до пояса, за которым рядом с кинжалом и походным ножом торчал причудливый пистоль с длинным дулом, скорее всего французский, сбоку концом в землю упиралась изогнутая турецкая сабля, к стене была прислонена деревянная пика с крашенным конским хвостом, прикрепленным возле наконечника. Лицо у служивого было широкое, с толстыми губами, ноздрястым носом, большая серебряная серьга в ухе качалась в такт мощном храпу. С первого взгляда стало понятно, что гостиницу занял отряд кубанских казаков, отправленный в тыл нести патрульную службу.
Поразмыслив, Дарган оглянулся на спутницу и тронул поводья. Он решил, что если им и не достанется комната, то будет возможность узнать последние новости. Глядишь, кто-то из кубанцев окажется в курсе, почему и за что ловят именно терского казака с женщиной.
– Здорово дневали, служивый, – подъехав поближе, как можно громче крикнул он.
Кубанец вздернул одну бровь вверх, не открывая заплывших глаз, и захрапел еще сильнее. Софи вдруг выехала вперед, потянулась за казацким копьем и пристукнула тупым его концом по красному сапогу бдительного часового. Она не раз восхищала возлюбленного смелыми поступками, заставляя прятать одобрительную улыбку. Проснувшийся казак распахнул сначала рот с вислыми усами, затем разодрал веки и, увидев, кто мешает ему отдыхать, рявкнул хриплым басом:
– А ну геть отсель, злякала, чертова баба.
– Протест контре, месье казак, – звонко выкрикнула она в ответ и еще разок, уже посильнее пристукнула копьем по сапогу с отворотом.
– Ты шо, бисова дивчина, прешь на чоловика? – взревел кубанец и, вскочив на ноги, вырвал пику из рук женщины. – Ото насажу на шампур, мабудь зразу мозги на мисто встануть.
Дарган оттеснил спутницу, спрыгнул с седла и повторил приветствие:
– Здорово дневал, казак.
– Кабы не твоя гарна дивчина, то подневали бы еще, – отставляя пику к стене, недовольно пробурчал тот. – Ну нету покоя, то война, то мать родна, а то калики перехожие.
– Ты скажи, брат казак, есть ли в доме пустая комната? Или нам дальше путь держать?
– А дальше граница, у немчуры свободных куреней полно, – пришел, наконец, в себя часовой, обвел глазами конников со свободными лошадьми, потом с прищуром осмотрел Даргана. – Вижу, с Терека, брат казак?
– Из Парижу возвращаюсь, отвоевался.
– Крестов нахватал немало. Мы тоже всю войну на передовой.
– Так отдохнуть здесь можно или нет?
– А то мусьев не ведаешь, они на насесте место предложат, – хохотнул кубанец. – Вон хозяин, под навесом ковыряется.
– Вместе с курами пусть сам отдыхает, – постучал нагайкой по голенищу сапога Дарган. – А вы далеко путь держите?
– Пока тут стоим, велено французских уланов с кирасирами ловить, они в бандюков обернулись. А скоро и по домам.
– Дома, конечно, лучше. Ну, бывай здоров, – Дарган собрался запрыгнуть в седло.
– Послухай, брат казак, а ты из своих никого не встречал? – снова окинув быстрым взглядом трех свободных лошадей, остановил его часовой.
– Никого, мы в пути несколько дней, а что?
– К нам приказ поступил, велено изловить банду терских казаков под водительством какой-то французской женщины. Говорят, тьму душ сгубили окаянные, а сокровищ у них немерено.
– А вы и поверили? – с усмешкой спросил Дарган. – Когда это было, чтобы терские казаки под бабами плясали?
– Сами в затылках скребли, да уж больно серьезный свидетель объявился.
– Из каких будет?
– Из французов, голова ихнего департамента.
– Если так, ловите ветра в поле, а скорее всего, француз вас обманул.
– Знамо дело, да и охота нам за ними гоняться, – усмехнулся в усы кубанец.
Дарган легко вскочил в седло, дернул за уздечку и шагом подался от стены дома, за ним тронулась Софи. По лицу мужа она определила, что разговором с часовым тот остался недоволен. Лишь отъехав на приличное расстояние, казак дал шпоры кабардинцу, заставив сорваться в галоп и плетущихся сзади лошадей. Жена молча отпустила поводья, она не задала ни одного вопроса, стремясь понимать любимого с одного взгляда, движения или звука. Да и вопросы, пусть их накопилось не один мешок, в свете событий последних дней казались глупыми.
Несколько часов бешеной гонки измотали коней, превратили их в измочаленных кляч, Дарган видел, что жена тоже устала, она еле держится в седле. Что за этим последует, он не знал, но предвидел, что если сбавить ход, то отряд кубанских казаков настигнет их. Его и жену арестуют и предъявят обвинения в убийствах и краже драгоценностей. Теперь хорунжий твердо был убежден в том, что вся эта кутерьма затеяна господином из особняка, во дворике которого он дожидался жену. Видимо, прийти к обоюдному согласию двое граждан свободной от диктатора Наполеона Франции так и не смогли. Впрочем, это стало понятно, как только спутница вышла из красивого здания.
Впереди показался небольшой населенный пункт, Дарган решил не объезжать его, а запастись продуктами для себя и зерном для лошадей, иначе на подножном корме ни они, ни животные долго не протянули бы. Когда до поселка оставалось меньше сотни маховых сажен, спутница громко воскликнула:
– Аллемания!
– Ты это о чем? – обернулся к ней Дарган.
– Там Аллемания, Германия, – Софи махнула рукой вперед, показала на верстовой столб с прибитыми к нему табличками – одной на французском, другой на немецком языках.
– Значит, скоро граница, Софьюшка, – рукавом черкески казак вытер серое от пыли лицо, задорно ухмыльнулся. – Переберемся через нее, и нам будет полегче, а в Польше начнется уже наша земля, почти расейская.
– Гасейкая, – медленно повторила жена, прислушиваясь к звукам, а потом произнесла по слогам: – Га-сей-кая.
– Расейская, поляков мы пока приструнили, но скоро их край станет нашей вотчиной, как татарский с той же угорской землей, – не стал обращать внимания на ее картавый выговор спутник. – Не впервой они безобразничали на русской земле и в этой войне грабили и поджигали Москву.
Несмотря на то, что селение было небольшим, по улицам его бродили солдаты, разъезжали конные патрули. Чтобы меньше привлекать внимания, Дарган подъехал сразу к продуктовой лавке, закупил колбасы, вина и других продуктов, так же не задержался он у торговца зерном, быстро набив овсом несколько торб. Он снял с кабардинца седло, перебросил его на свободного гнедого жеребца, затянул под брюхом подпругу, то же самое проделал с дончаком, заставив спутницу пересесть на свежую лошадь.
– Чем дальше мы отъедем от Парижа, тем лучше для нас, – объяснил он жене свои действия. – Выедем за окраину и снова пойдем в намет. Думаю, это кардинальские знаки отличия в погоню за нами припустились. Не зря ты тогда всполошилась.
– Кардиналь? – приподняла брови спутница.
– Цепь кардинальская, которая с медальоном, помнишь? – показал на шею Дарган. – Если бы не она, никто бы по нашим следам не шастал.
– Ви, кардиналь, – оглянувшись назад, задумчиво произнесла Софи, вспоминая и племянника богатого Ростиньяка, смышленого маленького Буало, и своего дядю, мэра городка, господина Месмезона. – Ви, месье д'Арган, лес кардиналь, – повторила она.
– И ты поняла, Софьюшка, но теперь той цепочки нет, а с казака взятки гладки.
Сразу за окраиной селения Дарган свернул с большака на проселочную дорогу и снова пустил коней в стремительный галоп. Он не знал, сколько верст осталось до пограничных столбов, но торопился пересечь разделительную черту поскорее. Рядом с рослым жеребцом разбойников бежали налегке кабардинец с дончаком, мыльная пена исполосовала их бока, сделав похожими на зебр – чудных зверей, завезенных из Африки и виденных казаком в парижском зоопарке. Чуть позади вела за собой еще одну лошадь Софи, на ходу утолявшая жажду виноградным вином из деревянной баклажки. Свою емкость Дарган успел опустошить.
Солнце клонилось к закату, его лучи теперь не так обжигали кожу, они уже не упирались в лоб, а потоками бежали вдоль линии горизонта, делая тени многократно длиннее. Казаку показалось вдруг, что одно из таких темных пятен легко скользит сбоку, держа курс на пересечение с проселком, по которому они скакали. Дарган приставил к папахе ладонь. В той стороне пролегала основная дорога, по которой и в самом деле наметом мчался отряд всадников. Натянув поводья, хорунжий пристально вгляделся в живой комок. Сердце его екнуло, он рассмотрел высокие головные уборы гусар и сверкающие над ними наконечники пик. В голове Даргана пронеслась мысль, что часовой у стены постоялого двора проспался-таки и успел доложить по инстанции об одиноком терском казаке с подружкой и запасными лошадьми. Сами кубанцы бросаться в погоню постеснялись, негоже казакам ловить казака, но передали это задание отряду доблестных гусар. Еще через мгновение эта мысль подтвердилась донесшимся издалека ружейным выстрелом, он прозвучал как предупреждение.
– A-a, господа гусары! – Дарган закружил гнедого жеребца на месте, выхватил из-за голенища нагайку. – Не успеем, вперехлест идут. Где эта граница с Германией?
– Там, – показала рукой вперед жена.
Видно было, что она собралась в единый комок нервов, готовый взорваться выплеском энергии.
– Там, месье д'Арган, – повторила Софи.
– За мной, Софьюшка, отцу и сыну!
Казалось, жеребец решил выпрыгнуть из седла, с таким остервенением рванулся он навстречу пространству, за ним сорвались остальные лошади. Кони понеслись по равнине, расстояние ложилось под копыта, словно они отбрасывали его назад.
Видневшаяся впереди стена деревьев рябила перед глазами, грозя преградить дорогу. Дарган рванул жеребца за уздечку, направляя его в узкую просеку, и тут же, вначале просеки, поднял на дыбы. Выхватив шашку, он срубил за успевшими проскочить животными несколько молодых тополей, отступив саженей двадцать, протянул поперек узкой тропы веревку, замотав ее концы у основания стволов, и вновь вырвался вперед, увлекая маленький отряд за собой. Они неслись по просеке до тех пор, пока сзади не раздались громкие крики вперемежку с ружейной пальбой и отчаянной руганью. Затор сделал свое дело, Дарган вздохнул, убавил бег коня и оглянулся на спутницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Дарган торопливо направился к тому месту, где оставил жену с лошадьми. Еще издали он различил не двух, а трех коней, и сообразил, что мысли его текли в правильном направлении.
– Софьюшка, иди сюда, – ласково позвал он.
– Месье, – как бы проверяясь, откликнулась та.
– Иди, иди, милая, больше бояться некого, – Дарган обнял за плечи поравнявшуюся с ним женщину, легко зашагал рядом. – Что я сейчас тебе покажу, вовек не угадаешь.
– О, д'Арган, аллюр труа кгреста, – подтягивая коней за уздечки, с юмором произнесла она.
– Где ты такого наслушалась? – коротко хохотнул он. – Ай да молодец, пока доберемся домой, глядишь, казачкой станешь.
– Ви, аллюр труа кгреста…
Костерок стал догорать, Дарган захватил хвороста из лежавшей сбоку охапки, подбросил его в угли. Пламя потянулось вверх, освещая место недавнего побоища, спутница зябко поежилась, но и вида не подала, что испугалась. Она присела на корточки, подставила ладони под искорки. Дарган взял сумку, вытряхнул содержимое, вместе с разбойничьими пожитками на землю выкатились два тряпичных узелка. Он подтащил еще две сумки, перевернул вверх дном, в них оказались такие же узелки, оттягивающие руки. Казак развязал концы тряпок, подтолкнул сокровища поближе к пламени, и от камней во все стороны принялись отскакивать разноцветные всполохи, подсвеченные сиянием золотых изделий. Женщина глядела на это чудо, и в глазах у нее заплясал завораживающий блеск, видно было, что она узнала драгоценности.
– Вот так, моя дорогая Софьюшка. Разбойники следили заодно и за хозяином гостиницы, – он кивнул на мертвых противников. – Думаю, толстяка они порешили, а после припустили в погоню за нами. Тут мы их и поймали.
– Ви, мон копии, – словно понимая, о чем говорит спутник, с сожалением поджала губы Софи. – Превенир месье… там, отель.
– Вот тебе и все разъяснение по поводу наших тревог, но это только цветочки, ягодки гонятся за нами по пятам. – Дарган поднялся, машинально тронул рукоятку шашки. – Я посмотрю, что там у разбойников в карманах, и пора пускаться в путь. А ты золото пока прибери, негоже ему на земле валяться.
Но в одежде убитых ничего ценного не оказалось, Дарган оттащил трупы к берегу реки, спустил их в воду, туда же бросил сумки с пожитками, затем присоединил к своим скакунам трех коней разбойников. Его спутница укладывала в мешки с подарками нежданно-негаданно вернувшиеся сокровища, она шуршала платьями, кофточками, обшитыми кружевами чепчиками, шелковыми панталонами, стараясь запихнуть узелки в середину. Вокруг были разбросаны пачки денег, выплаченные дядей за ценности, оставшиеся от покупки замка. Казак выдернул из торбы сверток с богатствами рода Скаргиных из вольного города Новгорода и тоже положил его перед женой. Ему показалось, что вряд ли можно сыскать более надежное место для сохранения русских драгоценностей, чем этот мешок с пышными нарядами, так отдающими духами и нюхательным табаком, спасающим ткань от моли, что даже лошади воротили морды. Когда с укладкой было покончено, он нагрузил мешки на спины животным, с гиком взлетел на кабардинца, спутница последовала его примеру. Впереди их ждал неблизкий путь.
Дарган заприметил контуры постоялого двора еще издали и подумал, что в этот раз лишних лошадей продавать не стоит. Случись что с этими, так в Германии, Польше да и на необозримых просторах Российской империи новых приобрести будет ой как трудно. Война повымела в этих местах хороших коней, реквизируемых представителями всех воюющих армий. Иногда за них платили хозяевам, иногда забирали и так. Да и спутница еще в первый раз намекнула, что расставаться с подаренным ей дончаком, которого он и так ни за что бы не продал, как и своего кабардинца, она бы не желала, хотя в тот момент повела себя странновато.
До сих пор в голове у Даргана вертелась мысль о том, почему жена так испугалась пропажи дончака, когда на руках были пачки денег, привезенные ею после продажи части драгоценностей в городке недалеко от Парижа. На них они имели возможность купить хоть табун. Не давал покоя и замеченный им в драгунской сумке сверток из кожи, показавшийся знакомым. Жаль, что он не нашел тогда силы обследовать содержимое той переметной сумы, на душе было бы спокойнее. И еще одно обстоятельство теребило душу Даргана, заставляя изредка бросать на спутницу недоверчивые взгляды. Из последней отлучки она вернулась не только с богатым приданым и деньгами, но и с какими-то бумагами с сургучными печатями. Сначала он подумал, что женских тряпок она накупила на деньги, вырученные от продажи золотых изделий, и отнесся к этому с пониманием, достойным мужчины, но когда увидел бумаги, то здорово насторожился. Казак, естественно, ничего не смыслил во французской письменности, но знал, что подобные грамоты выдавались писарями и на его родине, когда требовалось что-либо оформить в частную собственность или, наоборот, продать. Из этого следовало, что супружница проворачивает за его спиной какие-то дела.
Но жена качалась в седле рядом, она сама выбрала его, а этими непонятными пока бумагами и приданым имели полное право одарить женщину ее родственники, ведь она выросла в благородной семье. Недаром сам император Александр Первый вместе с королем Людовиком Восемнадцатым сошли с коней и поцеловали ей руку. При этом казак заметил, с каким презрением окинул его взглядом король в буклях из пакли, который держал себя так, словно впервые встретился с говорящим животным. Впрочем, этот похожий на бабу король и на других людей смотрел точно так же. Русский император тоже заметно удивился выбору девушки, ее необдуманному поступку, недаром со значением спросил, сколько ей лет, а потом покосился на Даргана и поджал губы.
Вот такие мысли занимали казака в пути, но теперь они вылетели из его головы и уступили место другим, более подходящим в данной ситуации. Дарган снова решил остановиться на отдых в гостинице. Он решил, что бояться теперь особо нечего, от большинства драгоценностей они избавились, а деньги вместе с остатком просыпавшегося на них золотого дождя жена запрятала между своими тряпками так, что пока кто-нибудь до них докопается, сто раз чихнет. Улик больше не существовало, а значит, и преступлений никаких не было.
Высокий забор вокруг строений загораживал видимость, но каким-то десятым чутьем Дарган догадался, что на дворе полно народа. Он уже решил было повернуть вспять, когда вдруг его внимание привлекла притулившаяся к стене фигура кубанского казака. Надвинув папаху с синим курпеем на ружейный ствол, тот отдыхал в тени, закинув за ухо длинный хохол на обритом наголо черепе. Черкеска была расстегнута до пояса, за которым рядом с кинжалом и походным ножом торчал причудливый пистоль с длинным дулом, скорее всего французский, сбоку концом в землю упиралась изогнутая турецкая сабля, к стене была прислонена деревянная пика с крашенным конским хвостом, прикрепленным возле наконечника. Лицо у служивого было широкое, с толстыми губами, ноздрястым носом, большая серебряная серьга в ухе качалась в такт мощном храпу. С первого взгляда стало понятно, что гостиницу занял отряд кубанских казаков, отправленный в тыл нести патрульную службу.
Поразмыслив, Дарган оглянулся на спутницу и тронул поводья. Он решил, что если им и не достанется комната, то будет возможность узнать последние новости. Глядишь, кто-то из кубанцев окажется в курсе, почему и за что ловят именно терского казака с женщиной.
– Здорово дневали, служивый, – подъехав поближе, как можно громче крикнул он.
Кубанец вздернул одну бровь вверх, не открывая заплывших глаз, и захрапел еще сильнее. Софи вдруг выехала вперед, потянулась за казацким копьем и пристукнула тупым его концом по красному сапогу бдительного часового. Она не раз восхищала возлюбленного смелыми поступками, заставляя прятать одобрительную улыбку. Проснувшийся казак распахнул сначала рот с вислыми усами, затем разодрал веки и, увидев, кто мешает ему отдыхать, рявкнул хриплым басом:
– А ну геть отсель, злякала, чертова баба.
– Протест контре, месье казак, – звонко выкрикнула она в ответ и еще разок, уже посильнее пристукнула копьем по сапогу с отворотом.
– Ты шо, бисова дивчина, прешь на чоловика? – взревел кубанец и, вскочив на ноги, вырвал пику из рук женщины. – Ото насажу на шампур, мабудь зразу мозги на мисто встануть.
Дарган оттеснил спутницу, спрыгнул с седла и повторил приветствие:
– Здорово дневал, казак.
– Кабы не твоя гарна дивчина, то подневали бы еще, – отставляя пику к стене, недовольно пробурчал тот. – Ну нету покоя, то война, то мать родна, а то калики перехожие.
– Ты скажи, брат казак, есть ли в доме пустая комната? Или нам дальше путь держать?
– А дальше граница, у немчуры свободных куреней полно, – пришел, наконец, в себя часовой, обвел глазами конников со свободными лошадьми, потом с прищуром осмотрел Даргана. – Вижу, с Терека, брат казак?
– Из Парижу возвращаюсь, отвоевался.
– Крестов нахватал немало. Мы тоже всю войну на передовой.
– Так отдохнуть здесь можно или нет?
– А то мусьев не ведаешь, они на насесте место предложат, – хохотнул кубанец. – Вон хозяин, под навесом ковыряется.
– Вместе с курами пусть сам отдыхает, – постучал нагайкой по голенищу сапога Дарган. – А вы далеко путь держите?
– Пока тут стоим, велено французских уланов с кирасирами ловить, они в бандюков обернулись. А скоро и по домам.
– Дома, конечно, лучше. Ну, бывай здоров, – Дарган собрался запрыгнуть в седло.
– Послухай, брат казак, а ты из своих никого не встречал? – снова окинув быстрым взглядом трех свободных лошадей, остановил его часовой.
– Никого, мы в пути несколько дней, а что?
– К нам приказ поступил, велено изловить банду терских казаков под водительством какой-то французской женщины. Говорят, тьму душ сгубили окаянные, а сокровищ у них немерено.
– А вы и поверили? – с усмешкой спросил Дарган. – Когда это было, чтобы терские казаки под бабами плясали?
– Сами в затылках скребли, да уж больно серьезный свидетель объявился.
– Из каких будет?
– Из французов, голова ихнего департамента.
– Если так, ловите ветра в поле, а скорее всего, француз вас обманул.
– Знамо дело, да и охота нам за ними гоняться, – усмехнулся в усы кубанец.
Дарган легко вскочил в седло, дернул за уздечку и шагом подался от стены дома, за ним тронулась Софи. По лицу мужа она определила, что разговором с часовым тот остался недоволен. Лишь отъехав на приличное расстояние, казак дал шпоры кабардинцу, заставив сорваться в галоп и плетущихся сзади лошадей. Жена молча отпустила поводья, она не задала ни одного вопроса, стремясь понимать любимого с одного взгляда, движения или звука. Да и вопросы, пусть их накопилось не один мешок, в свете событий последних дней казались глупыми.
Несколько часов бешеной гонки измотали коней, превратили их в измочаленных кляч, Дарган видел, что жена тоже устала, она еле держится в седле. Что за этим последует, он не знал, но предвидел, что если сбавить ход, то отряд кубанских казаков настигнет их. Его и жену арестуют и предъявят обвинения в убийствах и краже драгоценностей. Теперь хорунжий твердо был убежден в том, что вся эта кутерьма затеяна господином из особняка, во дворике которого он дожидался жену. Видимо, прийти к обоюдному согласию двое граждан свободной от диктатора Наполеона Франции так и не смогли. Впрочем, это стало понятно, как только спутница вышла из красивого здания.
Впереди показался небольшой населенный пункт, Дарган решил не объезжать его, а запастись продуктами для себя и зерном для лошадей, иначе на подножном корме ни они, ни животные долго не протянули бы. Когда до поселка оставалось меньше сотни маховых сажен, спутница громко воскликнула:
– Аллемания!
– Ты это о чем? – обернулся к ней Дарган.
– Там Аллемания, Германия, – Софи махнула рукой вперед, показала на верстовой столб с прибитыми к нему табличками – одной на французском, другой на немецком языках.
– Значит, скоро граница, Софьюшка, – рукавом черкески казак вытер серое от пыли лицо, задорно ухмыльнулся. – Переберемся через нее, и нам будет полегче, а в Польше начнется уже наша земля, почти расейская.
– Гасейкая, – медленно повторила жена, прислушиваясь к звукам, а потом произнесла по слогам: – Га-сей-кая.
– Расейская, поляков мы пока приструнили, но скоро их край станет нашей вотчиной, как татарский с той же угорской землей, – не стал обращать внимания на ее картавый выговор спутник. – Не впервой они безобразничали на русской земле и в этой войне грабили и поджигали Москву.
Несмотря на то, что селение было небольшим, по улицам его бродили солдаты, разъезжали конные патрули. Чтобы меньше привлекать внимания, Дарган подъехал сразу к продуктовой лавке, закупил колбасы, вина и других продуктов, так же не задержался он у торговца зерном, быстро набив овсом несколько торб. Он снял с кабардинца седло, перебросил его на свободного гнедого жеребца, затянул под брюхом подпругу, то же самое проделал с дончаком, заставив спутницу пересесть на свежую лошадь.
– Чем дальше мы отъедем от Парижа, тем лучше для нас, – объяснил он жене свои действия. – Выедем за окраину и снова пойдем в намет. Думаю, это кардинальские знаки отличия в погоню за нами припустились. Не зря ты тогда всполошилась.
– Кардиналь? – приподняла брови спутница.
– Цепь кардинальская, которая с медальоном, помнишь? – показал на шею Дарган. – Если бы не она, никто бы по нашим следам не шастал.
– Ви, кардиналь, – оглянувшись назад, задумчиво произнесла Софи, вспоминая и племянника богатого Ростиньяка, смышленого маленького Буало, и своего дядю, мэра городка, господина Месмезона. – Ви, месье д'Арган, лес кардиналь, – повторила она.
– И ты поняла, Софьюшка, но теперь той цепочки нет, а с казака взятки гладки.
Сразу за окраиной селения Дарган свернул с большака на проселочную дорогу и снова пустил коней в стремительный галоп. Он не знал, сколько верст осталось до пограничных столбов, но торопился пересечь разделительную черту поскорее. Рядом с рослым жеребцом разбойников бежали налегке кабардинец с дончаком, мыльная пена исполосовала их бока, сделав похожими на зебр – чудных зверей, завезенных из Африки и виденных казаком в парижском зоопарке. Чуть позади вела за собой еще одну лошадь Софи, на ходу утолявшая жажду виноградным вином из деревянной баклажки. Свою емкость Дарган успел опустошить.
Солнце клонилось к закату, его лучи теперь не так обжигали кожу, они уже не упирались в лоб, а потоками бежали вдоль линии горизонта, делая тени многократно длиннее. Казаку показалось вдруг, что одно из таких темных пятен легко скользит сбоку, держа курс на пересечение с проселком, по которому они скакали. Дарган приставил к папахе ладонь. В той стороне пролегала основная дорога, по которой и в самом деле наметом мчался отряд всадников. Натянув поводья, хорунжий пристально вгляделся в живой комок. Сердце его екнуло, он рассмотрел высокие головные уборы гусар и сверкающие над ними наконечники пик. В голове Даргана пронеслась мысль, что часовой у стены постоялого двора проспался-таки и успел доложить по инстанции об одиноком терском казаке с подружкой и запасными лошадьми. Сами кубанцы бросаться в погоню постеснялись, негоже казакам ловить казака, но передали это задание отряду доблестных гусар. Еще через мгновение эта мысль подтвердилась донесшимся издалека ружейным выстрелом, он прозвучал как предупреждение.
– A-a, господа гусары! – Дарган закружил гнедого жеребца на месте, выхватил из-за голенища нагайку. – Не успеем, вперехлест идут. Где эта граница с Германией?
– Там, – показала рукой вперед жена.
Видно было, что она собралась в единый комок нервов, готовый взорваться выплеском энергии.
– Там, месье д'Арган, – повторила Софи.
– За мной, Софьюшка, отцу и сыну!
Казалось, жеребец решил выпрыгнуть из седла, с таким остервенением рванулся он навстречу пространству, за ним сорвались остальные лошади. Кони понеслись по равнине, расстояние ложилось под копыта, словно они отбрасывали его назад.
Видневшаяся впереди стена деревьев рябила перед глазами, грозя преградить дорогу. Дарган рванул жеребца за уздечку, направляя его в узкую просеку, и тут же, вначале просеки, поднял на дыбы. Выхватив шашку, он срубил за успевшими проскочить животными несколько молодых тополей, отступив саженей двадцать, протянул поперек узкой тропы веревку, замотав ее концы у основания стволов, и вновь вырвался вперед, увлекая маленький отряд за собой. Они неслись по просеке до тех пор, пока сзади не раздались громкие крики вперемежку с ружейной пальбой и отчаянной руганью. Затор сделал свое дело, Дарган вздохнул, убавил бег коня и оглянулся на спутницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40