— Точно, он самый.
— Наверное, поэтому они и не стали стрелять в вас. Адвокатов они не трогают.
— Значит, мне повезло.
— Ваш костюм пропал, мистер Саттер, — заметил следователь, открывая для меня дверцу машины.
— Ерунда, он все равно был старым. — А вот галстук я надел сегодня в первый раз.
* * *
Следующие несколько часов я провел в полицейском участке Южного Мидтауна в компании двух следователей, рассказывая им о событиях, которые произошли у выхода из ресторана и заняли в общей сложности не более десяти минут. Я отвечал на все вопросы, несмотря на то что в качестве адвоката, а тем более адвоката потерпевшего, я имел полное право в любой момент развернуться и уйти. Тем не менее, когда они попытались узнать мою точку зрения по поводу того, кто мог быть организатором преступления, я попросил их задавать вопросы только фактического плана. Однако один из следователей никак не унимался и время от времени продолжал расспрашивать меня о Салли Да-Да. Пришлось послать его к самому Салли Да-Да, чтобы он у него выведывал все, что ему нужно. Но мистер Да-Да, как выяснилось, в настоящий момент находился во Флориде. Ах, как кстати!
Мы вновь и вновь ходили по одному и тому же кругу вопросов, и тот из полицейских, который играл роль «плохого» следователя, спросил меня:
— Зачем вы спасли ему жизнь?
— Он был моим должником, — ответил я.
— Теперь он обязан вам своей спасенной жизнью, — заметил «добрый» следователь. — Так что сумма долга увеличивается.
— Как он сейчас? — поинтересовался я.
— Все еще жив, — ответил «добрый».
Я рассказал им анекдот о мафиозо, который очень хотел, чтобы полицейская машина взлетела в воздух. Но, видно, они были очень утомлены и среагировали довольно вяло. Я и сам уже весь иззевался, однако меня усердно поили кофе.
Полицейский участок Южного Мидтауна — необычный: это как бы штаб-квартира полиции, контролирующей эту часть Манхэттена. На втором этаже, где мы сидели, было полно следователей. Рядом находилась большая комната, в которой хранился архив с фотографиями, — здесь я провел целый час, просматривая одну за другой папки с надписью: «Нахалы». Забавное название.
За этот час я увидел больше итальянских рож, чем в своем Лэттингтоне за десять лет, но ни на одной из фотографий не опознал тех двух стрелков с дробовиками. Я вспомнил фразу, которую слышал в каком-то фильме про гангстеров, и произнес:
— Возможно, они использовали гастролеров. Вы сами знаете — из Чикаго приехать сюда ничего не стоит. Проверьте вокзалы.
— Вокзалы?
— Ну да. И еще аэропорты.
Потом мы перешли от фотографий в анфас и в профиль к слайдам. Скрытая камера сделала снимки нескольких дюжин мафиози в самых непринужденных позах.
— Этих людей никогда не арестовывали, поэтому у нас нет их фотографий из досье, но они тоже могли пойти на это убийство.
Я смотрел слайды до тех пор, пока глаза у меня не начали слезиться. Я опять стал зевать, у меня разболелась голова.
— Мы очень ценим вашу помощь следствию, — попытался ободрить меня следователь.
— Нет проблем, — сказал я. Но неужели я собирался указывать пальцем на снимки убийц, если бы мне показались знакомыми их лица? Неужели я намеревался быть свидетелем в суде на уголовном процессе? Нет, этого я не стал бы делать, а вот убийц на снимках опознал бы. Несмотря на все мои метания последних месяцев, я продолжал оставаться добропорядочным гражданином, и, доведись мне увидеть лица убийц, я без сомнения сказал бы: «Стоп! Вот один из них». — Но никто из изображенных на слайдах не показался мне знакомым.
Правда, в какой-то момент знакомые лица все же появились, и я даже заморгал от неожиданности. Очередная серия снимков явно была сделана из поместья Депоу: на заднем плане виднелась «Альгамбра». Съемка производилась в пасхальное воскресенье — на слайдах, отснятых с помощью телескопического объектива, множество важных людей вылезали из своих черных машин.
— Эй, а я помню этот день, — сообщил я.
Здесь был Салли Да-Да со своей женой, сестрой Анны, и Толстый Поли под руку с женщиной, которая лицом больше походила на его брата; здесь были лица, которые я помнил по ресторану «У Джулио», по отелю «Плаза», но ни одно из них не имело отношения к тем людям, которые целились в меня из дробовика.
Затем на экране появился ночной вид «Альгамбры», на ее фоне умник Джон Саттер махал рукой в камеру, рядом с ним Сюзанна в красном платье бросала на него нетерпеливый взгляд.
— Вот этот парень! — воскликнул я. — Я никогда не забуду его лица!
Оба детектива заржали.
— Вылитый убийца, — сказал один из них.
— А глаза-то, смотри, как поблескивают, — заметил другой.
Наконец просмотр слайдов завершился. Положа руку на сердце, могу честно сказать, что киллеров я на них не признал.
— Послушайте, — все же предложил я этим ребятам, — я согласен еще раз просмотреть все эти снимки, но только не сейчас.
— Их имеет смысл смотреть только сразу, пока лица не забылись, — сказал один из них.
— Но сейчас все это чересчур свежо в памяти. Я помню только четыре дула.
— Мы понимаем.
— Ладно. Тогда спокойной ночи.
Но оказалось, что меня вовсе не собираются отпускать. Мне предстояло еще несколько часов провести с женщиной-полицейским, художницей-моменталисткой.
Приятная женщина, это несколько скрасило тоску наших ночных занятий. У меня появилось искушение описать ей внешность Альфонса Феррагамо, но потом я понял, что полицейские слишком серьезно относятся к таким вещам. Да и я, признаться, тоже. Поэтому я все же попытался выразить в словах то впечатление, которое оставили у меня в памяти эти два типа. Трудное дело, есть учесть, что все происходило ночью, а половину их лиц закрывали массивные дробовики. Линда — так звали художницу — дала мне посмотреть зарисовки носов, глаз, ртов и так далее, это было забавно, что-то вроде составления паззла; мы долго трудились, сидя плечом к плечу над листом бумаги. Она пользовалась хорошими духами, по ее словам, это были «Обсешн». Что касается меня, то мой дезодорант уже давно перестал действовать, а ошметки мертвечины на моей одежде начали издавать неприятный запах.
Ей все же удалось составить два довольно удачных фоторобота, которые с небольшой натяжкой можно было признать портретами двух стрелков. Но к тому времени я уже буквально падал со стула, в глазах у меня все двоилось.
— Вы очень наблюдательны, — заметила Линда, — не каждый способен столько запомнить при таких обстоятельствах. Некоторые вообще ничего не могут сказать из-за шокового состояния. Не могут даже вспомнить был ли убийца негром или белым человеком.
— Спасибо за комплимент, Кстати, я не забыл упомянуть, что у одного из них на щеке был прыщ?
— Неужели? — улыбнулась она. Затем взяла новый лист бумаги и сказала: — Посидите минутку, не двигаясь. — После этого она набросала углем мой портрет. Для меня это, честно говоря, было большой неожиданностью. Она передала этот набросок мне. Должно быть, эта женщина так набила руку на портретах преступников, что я на ее рисунке тоже получился этаким пижоном-уголовником.
— Безумно хочется спать, — пожаловался я.
За окном уже светало, но моим надеждам на отдых вновь не суждено было сбыться. В полицейский участок Южного Мидтауна явился не кто иной, как мистер Феликс Манкузо из Федерального Бюро Расследований.
— Решили посетить трущобы? — пошутил я.
Но ему, очевидно, было не до шуток. Да и мне, по правде сказать, тоже.
— Как дела у моего клиента? — поинтересовался я.
— Он жив, но состояние тяжелое. Очень большая потеря крови — врачи опасаются, что это могло отразиться на деятельности мозга.
Я промолчал.
Мистер Манкузо и я поговорили с глазу на глаз минут десять-пятнадцать, я был с ним откровенен. Он, видимо, поверил моим утверждениям о том, что следователям я сказал все, что знал, и большего от меня добиваться просто бесполезно, бессмысленно также ждать от меня, что я узнаю кого-нибудь по фотографиям или слайдам. Я, однако, высказал предположение, что в заговоре принимал участие Ленни Патрелли.
— Нам уже известно об этом, — сказал он. — Мы обнаружили этот лимузин на автостоянке у аэропорта Ньюарка. Труп Ленни Патрелли лежал в багажнике.
— Какой ужас.
— Вас тоже могли убить, вы в курсе? — спросил Манкузо.
— Да, я знаю.
— Они и теперь могут решить убрать вас.
— Точно, могут.
— Ну и как, вы считаете их отличными ребятами за то, что они оставили вас в живых? Вы им благодарны?
— Да, был благодарен. Но теперь эта благодарность улетучивается.
— Как вы смотрите на то, чтобы вашей безопасностью занялись федеральные службы?
— Нет, у меня и без того хватает проблем. Я не думаю, что нахожусь в списках приговоренных.
— Вас там не было, но вы можете в них появиться. Вы же видели эти рожи?
— Да, видел, но ведь этот наш разговор не для прессы, не так ли?
— Нет, конечно, но убийцы понимают, что вы видели их с близкого расстояния, мистер Саттер. Скорее всего, они не ожидали, что вы окажетесь на месте преступления, они также не могли знать, кто вы такой. Киллеры не убивают людей, чье убийство им не заказано и не оплачено. По всей вероятности, они приняли вас за полицейского или за священника в гражданской одежде. Поэтому решили, что лучше оставить вас в живых и не иметь потом неприятностей с теми людьми, которые заказывали это убийство. Но сейчас ситуация изменилась. — Он пристально поглядел на меня.
— Меня на самом деле все это совершенно не волнует, — сказал я. — Эти люди, как вы сами сказали, киллеры-профессионалы, к тому же явно приезжие. Они сейчас наверняка уже далеко-далеко отсюда, мистер Манкузо, и я не удивлюсь, если через какое-то время их тела обнаружат где-нибудь в багажнике автомашины.
— Да вы и впрямь смелый человек, мистер Саттер.
— Скорее, я просто реально смотрю на вещи, мистер Манкузо. Не пытайтесь запугать меня. Я и так достаточно запуган.
— О'кей, — кивнул он. Затем вновь впился в меня своим цепким взглядом и сказал: — Но я ведь предупреждал вас, не так ли? Я же предупреждал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Я говорил вам. Верно?
— Верно. А я говорил вам, мистер Манкузо, что к этому покушению имеет кое-какое отношение мистер Феррагамо. Так? Поэтому, если вы хотите побеседовать с соучастником этого умышленного злодеяния, то можете обратиться прямо к нему.
Бедный мистер Манкузо, он выглядел очень измотанным, усталым и раздосадованным.
— Не нравится мне все это. Эта бойня, — сказал он.
Я признался Святому Феликсу, что мне эти игры тоже не по душе. Касательно бойни я также сообщил ему следующее:
— Боюсь, что эта кровь и мозги на моем костюме начинают смердеть. Будет лучше, если я отправлюсь домой.
— Хорошо. Я подброшу вас. Куда вы собирались ехать?
— В отель «Плаза», — подумав, ответил я.
— Нет, по-моему, вы собирались к себе домой.
Возможно, он был прав.
— О'кей. Вы не против?
— Нет.
После некоторых формальностей, в частности моего обещания не уезжать пока из города, мы покинули полицейский участок Южного Мидтауна и сели в служебную машину мистера Манкузо. Направляясь на восток к автостраде, мы помчались через туннель Мидтаун. Всходило солнце, наступало чудесное ясное утро.
Должно быть, ему и мне одновременно в голову пришла одна и та же мысль.
— Наверное, вы счастливы, оттого что остались живы? — спросил меня Манкузо.
— Точно, счастлив.
— Рад это слышать.
Я тоже был рад.
— Как дела у миссис Белларозы? — поинтересовался я.
— Когда я видел ее несколько часов назад, она была в порядке. А как миссис Саттер? Как она пережила все это?
— Когда я в последний раз видел ее, она держалась молодцом.
— Учтите, что в таких случаях шок может наступить спустя некоторое время. Так что приглядывайте за ней.
Мне следовало приглядывать за ней еще с апреля. Вероятно, Манкузо намекал именно на это.
— Она сильная женщина, — сказал я.
— Ну и хорошо, — закончил он разговор на эту тему.
Мы еще немного поболтали о том о сем, двигаясь навстречу восходящему солнцу. Надо отдать ему должное, он не пытался, пользуясь случаем, выудить из меня нужную ему информацию. В благодарность за это я не стал донимать его разговорами о Феррагамо.
Вероятно, темы, на которые мы говорили, были не слишком занимательные: я не заметил, как уснул, и проснулся только тогда, когда мы подъехали к воротам Стенхоп Холла и Манкузо ткнул меня в бок. Сюзанна оставила ворота открытыми. Манкузо подвез меня к дому — я вылез из машины и промямлил ему свою благодарность за помощь.
— Наши люди будут присматривать за вашим участком, — пообещал Манкузо. — Мы же все равно здесь работаем.
— Прекрасно.
— Рисунок заберете? Похоже, это ваш портрет.
— Оставьте его себе. — Шатаясь, я побрел к двери, открыл ее и ввалился в дом. На лестнице, ведущей на второй этаж, я начал сбрасывать с себя свои окровавленные одежды, оставляя их прямо на ступеньках: пусть теперь с ними разбирается леди Стенхоп. В ванную комнату я вошел уже совершенно голым (если не считать кольца Йельского университета). Сразу залез в ванну и включил душ. Мадонна, ну и паршивая же выдалась ночь.
Затем я доплелся до своей комнатушки и упал на кровать. Я неподвижно лежал, уставившись в потолок, а в это время утреннее солнце заливало комнату золотистым светом. Внизу раздались шаги Сюзанны, я услышал, как она поднимается по лестнице. Судя по звукам, она подбирала мои разбросанные вещи.
Через несколько минут в дверь постучали.
— Войдите, — произнес я.
На пороге появилась Сюзанна — в руках у нее был стакан апельсинового сока.
— Выпей, — предложила она, подойдя ко мне.
Я взял у нее сок и выпил его, хотя меня и так мучила изжога от кофе.
— Полицейский, который подвозил меня до дому, сказал, что ты счастливчик, — поделилась Сюзанна.
— Просто я попал в полосу везения. Завтра займусь затяжными прыжками с парашютом.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. — Она покачала головой и добавила: — Мне тоже повезло: ты вернулся домой.
Я ничего не ответил. Сюзанна продолжала молча стоять рядом со мной.
— Он умер? — наконец спросила она.
— Нет. Но состояние критическое.
Она кивнула.
— Как тебе все это нравится? — поинтересовался я.
— Не знаю, — ответила она. — Возможно, ты поступил правильно.
— Время покажет, — вздохнул я. — Я страшно устал.
— Конечно, тебе надо поспать. Ты больше ничего не хочешь?
— Нет, спасибо.
— Отдохни хорошенько. — Она вышла и закрыла за собой дверь.
Пока я лежал, глядя в потолок, меня неотвязно преследовала мысль о том, что поступил-то я, может, и правильно, но уж очень невпопад. Разумеется, человек должен по возможности спасать жизнь умирающего. Но мой разум твердил, что мир облегченно вздохнул бы, избавившись от Фрэнка Белларозы. Особенно та его часть, где жил я сам.
Но я все-таки спас ему жизнь и пытался убедить себя, что сделал это сознательно, потому что так было надо. Однако на самом деле, я сделал это для того, чтобы он познал страдание, я жаждал видеть его униженным, убедившимся, что в него стреляли его собственные люди. Я хотел, чтобы он предстал перед судом общества, а не пал жертвой суда всякого сброда, который не имеет никакого законного и морального права лишать жизни кого бы то ни было, в том числе и кого-то из своих рядов.
Кроме того, он действительно был моим должником.
Но, проговаривая самому себе всю эту правду, я все-таки не мог не признать, что по-прежнему люблю этого человека. Мы же с ним понравились друг другу с самой первой встречи. И, если в эти минуты Фрэнк Беллароза находился в сознании, он наверняка думал о том, что ему повезло: с ним рядом оказался отличный мужик, который спас его от смерти. Mamma mia, по этому поводу надо обязательно устроить праздник и заказать на дом большую пиццу.
Хочу сказать, что попытки одновременно очистить свою голову от мыслей и в то же время помириться со своей совестью очень изматывают. Поэтому я переключился на фантазии, связанные с Линдой — художницей из полиции, и на этом заснул.
Глава 35
Этот крепкий сукин сын выжил, конечно же, в первую очередь благодаря моим навыкам первой медицинской помощи, которые я усвоил, будучи скаутом и в армии. Пресса много шумела по поводу моей роли в спасении жизни Фрэнка Белларозы — один из этих наглых фоторепортеров даже поместил мой снимок с надписью во всю страницу: «А ВЫ БЫ СТАЛИ СПАСАТЬ ЖИЗНЬ УМИРАЮЩЕГО ГЛАВАРЯ МАФИИ?» Опрос дал следующие результаты. Все шесть человек, ответы которых были помещены в газете, заявили, что «да», они бы сделали это, исходя из гуманности, христианских принципов и так далее. Вероятно, Салли Да-Да, если бы ему задали подобный вопрос, ответил бы несколько иначе. Я подозреваю, что после этого случая он был очень зол на меня.
Наступила середина октября, если точнее, был День Колумба, и, вероятно, это каким-то образом повлияло на мое решение навестить мистера Фрэнка Белларозу, который уже две недели как выписался из больницы и теперь долечивался у себя дома, в «Альгамбре».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74