Та дама, которая присматривала за этим домом, очень любила, чтобы все было покрашено. Она говорила, что такой стиль очень нравился тем, кто устраивал здесь шоу.
— В этом доме проводились конкурсы дизайнеров, — сообщил я.
— Все комнаты выглядели так, словно здесь жил сумасшедший художник.
Я огляделся кругом. Да, это была именно та библиотека, о которой однажды мне рассказывала Сюзанна, — ее перевезли сюда из одного английского особняка в 20-х годах. Шкафы из темного дуба были доверху заполнены книгами, но, видимо, уже из более позднего собрания. У одной из стен виднелся камин, у другой — двойная застекленная дверь вела на балкон, именно свет из этой двери я видел, когда совершал верховую прогулку в апреле. В центре большой комнаты стоял дубовый стол с крышкой, покрытой зеленым сукном. В нише одной из стен было устроено что-то вроде места для секретера, там стояли компьютер, телекс, факс и копировальная машина. Мафия шла в ногу с научно-техническим прогрессом.
— Удаление краски со стен и пола обошлось мне в пять тысяч. Еще пять пришлось потратить на книги. Книги сейчас идут по десять баксов за фут.
— Прости, не понял.
— Здесь пятьсот футов книжных полок. Книги стоят по десять долларов за фут. В итоге мы имеем пять тысяч. — Он помолчал. — Но здесь есть и несколько моих книг.
Я понял, что в этом доме разговоры о деньгах в порядке вещей. Поэтому заметил:
— В результате ты сэкономил несколько баксов.
— Да. Я привез сюда книги, которые читал в колледже.
— Макиавелли.
— Да. И еще Данте. Святой Августин. Ты читал его?
— Да. А святого Иеронима ты читал?
— Конечно. Его избранное. Я же говорил тебе, эти братья-христиане привили мне вкус к этим авторам. — Он легко поднялся со своего кресла, подошел к шкафу, нашел нужную книгу. — Вот он, святой Иероним. Мне очень нравится. Послушай. — Он процитировал: — «Моя страна стонет под натиском варварства, ее жители молятся только о том, чтобы набить свое брюхо, они живут лишь сегодняшним днем». — Он захлопнул книгу. — Так что же изменилось? Ничего. Верно? Люди не меняются. Если бы этот человек не был священником, он бы сказал: «Молятся только о том, чтобы набить свое брюхо и удовлетворить свою похоть». Мужчины бегут туда, где есть жратва и бабы. Голова им ни к чему, они думают низом живота. А думать надо головой. И задумываться о последствиях, прежде чем засунешь свой член туда, куда не следует:
— Легко сказать.
Беллароза засмеялся.
— Да уж. — Он оглядел книжные шкафы. — Иногда я сижу здесь вечером и читаю свои книги. Порой мне даже кажется, что мне следовало стать священником. Вот только... знаешь... похоть проклятая. — Он добавил: — Эти бабы, они меня с ума сводят.
Я кивнул в знак солидарности.
— Так ты, значит, не настоящий епископ?
Он снова рассмеялся и положил книгу на место.
— Нет. Мой дядя называл меня епископом, так как у меня голова была полностью забита тем, чему меня учили в Ла Сале. Он обычно так представлял меня своим друзьям: «Это мой племянник, епископ». И потом заставлял процитировать что-нибудь по-латыни.
— Ты знаешь латынь?
— Нет. Только то, что мы когда-то зазубрили наизусть. — Он подошел к сервировочному столику, взял с него бутылку и две рюмки, потом снова сел и разлил жидкость по рюмкам.
— Это граппа. Пробовал когда-нибудь?
— Нет.
— Похоже на бренди, но покрепче. — Он поднял свою рюмку.
Я поднял свою, мы чокнулись, и я опрокинул жидкость в рот. Мне следовало прислушаться к предупреждениям Белларозы. Я могу пить все, что угодно, но это было нечто особенное. Я почувствовал, как мне обожгло глотку, потом скрутило желудок, и я едва не опорожнил его на столик с сигарами. Сквозь туман в глазах я заметил, как Беллароза следит за мной поверх своей рюмки. Я закашлялся.
— Mamma mia...
— Вот-вот. Это нужно пить медленно. — Он уже прикончил свою рюмку и налил себе еще. Затем протянул бутылку мне.
— Нет, спасибо. — Я попытался отдышаться, но в комнате было полно дыма от сигар. Я положил сигару и вышел на балкон.
Беллароза последовал за мной, прихватив сигару и свою рюмку.
— Прекрасный вид, верно? — заметил он.
Я кивнул в знак согласия. Свежий воздух пошел мне на пользу. Живот отпустило.
Беллароза указал своей сигарой вдаль.
— Что там такое? Сейчас плохо видно. Мне это напоминает поле для игры в гольф.
— Так оно и есть, это поле для гольфа клуба «Крик».
— Какого клуба?
— "Крик". Это местный клуб.
— Да? Они играют в гольф?
— Конечно. На поле для гольфа.
— Ты тоже играешь?
— Немного.
— Я плохо представляю себе эту игру. Это интересно?
— Наверное, когда-то было интересно, — ответил я и добавил: — В этом клубе также увлекаются стрельбой. Ты умеешь стрелять?
Он засмеялся.
Я посчитал, что пора предстать перед Фрэнком в образе настоящего мужчины.
— Я неплохо стреляю из ружья.
— Да? Я стрелял из ружья всего один раз.
— По тарелочкам или по птицам?
Он помолчал.
— По птицам. Это были утки. Ружье — это не мое оружие.
— Как насчет винтовки? — поинтересовался я.
— Это уже лучше. В Нью-Йорке я был членом «винтовочного» клуба. «Итальянский винтовочный клуб». Ты, наверное, о нем слышал?
Я в самом деле слышал. Это любопытное заведение в Маленькой Италии, большинство членов которого никогда не держали в руках охотничьей винтовки. Зато они считают, что винтовочный тир в подвале прекрасно подходит для стрельбы из пистолета.
— Какая у тебя была винтовка? — поинтересовался я.
— Не помню.
Я попытался вспомнить, с помощью какого оружия убили колумбийского наркобарона. Вероятно, из пистолета. Да, точно, пять пуль в голову с близкого расстояния.
— Как, теперь полегче? — спросил он меня.
— Да.
— Хорошо. — Беллароза продолжал потягивать из рюмки свою граппу, курить свою контрабандную сигару и обозревать свое поместье. Он снова показал куда-то вдаль сигарой. — Вон в том направлении я обнаружил фонтан со статуей Нептуна. Как раз там бедную Анну до смерти перепугал этот псих. Ты видел это место?
— Да, я все здесь объездил верхом.
— Ах да, я и забыл. Так вот, я отремонтировал весь этот уголок парка. Бассейн, фонтан, статую. Я также поставил там статую Богоматери и попросил знакомого священника освятить это место.
— Как, священник освятил статую Нептуна?
— Конечно. А что тут такого? Кстати, там еще есть эти римские руины. Сломанные колонны и все такое. Мой архитектор сказал, что это место так и строили — в виде руин. Это правда?
— Да.
— Зачем?
— Тогда была мода на руины.
— С чего это?
Я пожал плечами.
— Возможно, это было напоминанием людям о том, что ничто не вечно.
— То есть: Sic transit gloria mundi.
Я взглянул на него.
— Да. Именно так.
Он задумчиво кивнул и принялся жевать свою сигару.
Я обозревал окрестности «Альгамбры». В ясном небе висела половинка луны, с моря дул свежий ветерок, несший с собой дыхание моря и аромат майских цветов. Что за ночь!
Беллароза, казалось, тоже был заворожен этой красотой.
— А им все Бруклин подавай. К черту Бруклин! Когда мне надо развеяться, я еду в Италию. У меня есть там одно местечко, недалеко от Сорренто.
— Я бывал в Сорренто. Где там у тебя дом?
— Не скажу. Понял, что я имею в виду? Это то место, куда я когда-нибудь удалюсь на покой. Только пять человек знают, где находится этот дом. Я, моя жена и мои дети.
— Мудро.
— Да. Надо думать о будущем. Но пока мне нравится жить здесь. С Бруклином покончено.
С Золотым Берегом также было покончено, только Фрэнк Беллароза был не в курсе.
— В Бруклине у нас был прекрасный дом, — поведал мне Беллароза. — Старой постройки. Пять этажей. Великолепный. Но к нему вплотную примыкали другие дома, да и двор был совсем крошечный. А я всегда мечтал о большом участке земли. Мои предки были крестьянами. Я купил ферму, которая им когда-то принадлежала. Но землю я оставил им, пусть пользуются бесплатно. За мной остался только дом. Он тоже такой же белый, оштукатуренный, как этот. С красной черепичной крышей. Только гораздо меньше по размерам.
Мы помолчали, потом он снова заговорил:
— У вас тут, оказывается, есть даже храм. Мне Доминик рассказал. И в храме статуя Венеры.
— Точно.
— Так вы что, язычники? — Он рассмеялся.
— Время от времени.
— Понятно. Я был бы не прочь взглянуть на этот храм.
— Почему бы и нет?
— И еще я бы осмотрел большой дом.
— Хочешь купить?
— Возможно.
— Полмиллиона.
— Я знаю. — Он посмотрел на меня в упор. — Мог бы и побольше запросить.
— Нет, не мог, цена-то полмиллиона. Она включает в себя десять акров земли.
— Да? А сколько стоит все поместье?
— Около двадцати миллионов.
— Мадонна! У вас что здесь, месторождение нефти?
— Нет, кроме грязи, ничего нет. Да и той не так уж много. Зачем тебе покупать еще одно поместье?
— Не знаю... Возможно, построю здесь дома. Как ты думаешь, это будет выгодно?
— Пожалуй. Прибыль может составить от пяти до шести миллионов.
— А какие проблемы?
— Придется добиваться разрешения на раздел участка на более мелкие части.
— Да? От кого?
— От службы кадастра. На даже при их согласии твои соседи и борцы за чистоту окружающей среды затаскают тебя по судам.
Он задумался. Вероятно, прикидывал, кому дать взятку, кому сделать выгодное предложение, а кого просто запугать.
— Кстати, — добавил я, — это поместье принадлежит родителям моей жены. Ты знаешь об этом?
— Да.
— Поместье не включает в себя мой дом и дом сторожа, он может жить здесь до самой смерти. Зато храм продается вместе с поместьем. А там у Венеры такая грудь!
Он засмеялся.
— Я наслышан. Придется подумать.
— Отлично. — Я представил себе Уильяма Стенхопа, сидящего рядом с главарем мафии во время заключения контракта, и решил, что не буду требовать гонорара за подготовку такого великолепного зрелища. Только вряд ли эта сделка состоится. Уильям Стенхоп и Шарлотта периодически приезжают сюда навестить своих друзей, их приглашают на похороны, свадьбы. Они сохранили членство в клубе «Крик» и останавливаются в коттеджах клуба, когда приезжают сюда. Если же Фрэнк Беллароза купит поместье, они здесь больше не появятся. Несмотря на мою нелюбовь к мафиози и агентам ФБР, следящим за ними, меня такая перспектива вполне устраивала.
— А каким образом ты нашел «Альгамбру»? — спросил я.
— Однажды я заблудился. — Он усмехнулся. — Я ехал по скоростной трассе, собирался пообедать в ресторане в Глен-Ков. У меня была назначена встреча с моим другом. Мой дурак-шофер свернул не там, где надо, и мы стали кружить по здешним дорогам. По пути я заметил большие дома, и, сказать по правде, они произвели на меня впечатление. Я попросил шофера сбросить скорость у ваших ворот и вскоре увидел вот этот дом. Он напомнил мне итальянские дома как раз в тех местах, которые я люблю, около Сорренто. Понимаешь? Я увидел, что в доме никто не живет, так что после обеда направился прямо в фирму по торговле недвижимостью. Я даже не знал точного адреса, просто объяснил, как выглядит дом. Понимаешь? Она потратила на поиски целую неделю, эта дура из фирмы. Прислала мне фото. «Этот дом?» — «Этот». Я звоню ей. «Сколько?» Она говорит мне. Оказывается, дом принадлежит банку, но к нему уже присматриваются люди из налогового управления. Я так понял. Словом, банк хочет побыстрей сбагрить этот дом. Поэтому я плачу банку, плачу налоги, да еще какой-то тип по фамилии Баррет берет с меня определенную сумму. В итоге выходит десять «лимонов». Мадонна! Но что поделаешь, мне понравились здешние тополя. Я показал дом моей жене, он ей не понравился. Боже...
— Ты хочешь сказать, что купил дом, не посоветовавшись с женой?
— Ну да. Я ей сказал: «Мне этот дом нравится, так что сделай так, чтобы он понравился тебе». Она начала ныть: «О, Фрэнк, это развалина, это хлев». Эти чертовы женщины даже не могут представить себе, как будет выглядеть вещь после ремонта. Понимаешь? Поэтому я нанимаю работяг, они не разгибаются здесь целую зиму. Весной я везу сюда Анну, всю дорогу она плачет. Я думал, она перестанет ныть, когда увидит, во что превратился дом. Ан нет! Он, видите ли, слишком далеко расположен от того места, где живет ее безумная мать и ее истерички-сестры. «Здесь нет магазинов, Фрэнк. Здесь не с кем общаться!» И пошло, и пошло. Да к черту твои магазины, к черту твое общение. Верно? — Он посмотрел на меня. — Верно?
— Верно. К черту.
— Ну вот. — Он допил свою граппу и снова принялся за сигару. — Мадонна, с ними с ума сойдешь! Ей, видите ли, надо посещать церковь. Она привыкла ходить в церковь три-четыре раза в неделю и разговаривать со священниками. Они тоже итальянцы. Некоторые совсем недавно сюда перебрались. А церковь и здесь, кстати, неплохая. Я был там несколько раз. Это собор Святой Марии. Ты знаешь это место? Но священники здесь — или американцы, или поляки, а с ними она разговаривать не может. Представляешь? Но священник, он же всегда священник, верно?
— Ну...
— Так вот, я хочу, чтобы Сюзанна помогла Анне освоиться здесь. Понимаешь? Пусть повозит ее с собой, познакомит с людьми. Может, и ты покажешь мне свой клуб. Этот «Крик». Если мне там понравится, я вступлю.
Мне опять стало не по себе.
— Ну...
— Да-да, я понимаю, не все сразу. Так ты поговори с Сюзанной.
Мне пришла в голову неплохая мысль.
— Сюзанна является членом клуба любительниц бельведеров. Она может взять Анну с собой на следующее заседание.
— А что это за богадельня?
«Хороший вопрос, Фрэнк». Я попытался объяснить ему про викторианские наряды и пикники.
— Не понимаю.
— Я тоже. Пусть Сюзанна сама все объяснит Анне.
— Ладно. Ну-ка, взгляни туда. — Он показал вниз.
Я слегка нагнулся и увидел роскошный испанский внутренний дворик, освещенный мягким светом фонарей.
— Видишь? Рядом с жаровней. Это специальная плита для пиццы. Это я ее установил. Могу теперь сам готовить пиццу, могу жаркое. Нравится?
— Очень практично.
— Да.
Я покосился на Белларозу. Он поставил рюмку на поручень, бросил сигару. Скрестив руки на груди, он стоял и обозревал свой дворик размером с небольшую площадь. Беллароза почувствовал, что я наблюдаю за ним, и рассмеялся.
— Да-да. Похож? — Он выпрямил спину и надул живот, подражая Муссолини. Оглянулся на меня. — Ты об этом подумал? Думал, Фрэнк Беллароза изображает из себя дуче? Признавайся.
— Воздержусь от комментариев.
Он засунул руки в карманы.
— Знаешь, все итальянцы хотят быть похожими на дуче, на Цезаря, на босса. Никто не хочет быть подчиненным. Вот почему Италию так ненавидят, вот почему людям вроде меня приходится нанимать людей, подобных Энтони. Дело в том, что всякая мразь с ружьем и амбициями на пятьдесят центов спит и видит, как бы кокнуть босса. Capisce?
— Ты доверяешь Энтони?
— Не-е-т. Я не доверяю никому, кроме своей семьи. Я не доверяю моим «солдатам». Возможно, тебе я буду доверять.
— А по ночам ты хорошо спишь?
— Сном младенца. Я же говорил тебе, у нас не убивают в кругу семьи.
— Но ты же носишь здесь оружие.
Он кивнул.
— Ну да. — Беллароза помолчал, затем добавил: — Видишь ли, недавно у меня появились некоторые проблемы, приходится принимать меры предосторожности. Пришлось даже усилить охрану.
— Но ты же сказал, что дом неприкосновенен.
— Да. Но теперь здесь орудуют испанцы, ребята с Ямайки, те же азиаты. Они играют не по правилам. Они не знают, что если живешь в Риме, то надо жить по римским законам. Кто это сказал? Святой Августин?
— Святой Амвросий.
Он посмотрел на меня, и наши глаза встретились. Кажется, у этого человека серьезные проблемы, внезапно осенило меня.
— Давай вернемся в дом. — Беллароза первым прошел в библиотеку и устроился в кресле. Налил себе граппы. Я сел напротив.
Мой взгляд упал на книги из колледжа, о которых он только что говорил. Я не мог разглядеть фамилии авторов, но почти не сомневался, что на этих полках можно было найти очень многих великих мыслителей, философов и теологов, и сам Фрэнк Беллароза на самом деле внимательно изучил их работы. Однако при чтении он упустил в них главную мысль, мысль о Боге, человечности и милосердии. Или, что еще хуже, он прекрасно понял эту главную мысль, но сознательно отказался от нее, предпочтя ей жизнь во зле, так же как это сделал его сын. Как это страшно.
— Ну что же, спасибо за угощение. — Я посмотрел на часы.
Беллароза как будто не услышал моих слов и остался все так же сидеть в своем кресле с рюмкой граппы в руках. Затем он заговорил:
— Ты, возможно, читал в газетах о том, что меня обвиняют в убийстве одного человека. Колумбийского наркобарона.
Это уже выходило за рамки обычной светской беседы за рюмкой бренди и сигарой. Я не знал, что отвечать. Затем после паузы отозвался:
— Да, читал. Газеты сделали из тебя героя.
Он улыбнулся.
— Вот до чего вас всех запугали. Им, видите ли, нужен герой, этим газетчикам. Вот и сделали им меня. Понимаешь? Я-то прекрасно вижу, в чем дело.
Он действительно все понимал. Я был поражен.
Он продолжал:
— Эту страну до смерти запугали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— В этом доме проводились конкурсы дизайнеров, — сообщил я.
— Все комнаты выглядели так, словно здесь жил сумасшедший художник.
Я огляделся кругом. Да, это была именно та библиотека, о которой однажды мне рассказывала Сюзанна, — ее перевезли сюда из одного английского особняка в 20-х годах. Шкафы из темного дуба были доверху заполнены книгами, но, видимо, уже из более позднего собрания. У одной из стен виднелся камин, у другой — двойная застекленная дверь вела на балкон, именно свет из этой двери я видел, когда совершал верховую прогулку в апреле. В центре большой комнаты стоял дубовый стол с крышкой, покрытой зеленым сукном. В нише одной из стен было устроено что-то вроде места для секретера, там стояли компьютер, телекс, факс и копировальная машина. Мафия шла в ногу с научно-техническим прогрессом.
— Удаление краски со стен и пола обошлось мне в пять тысяч. Еще пять пришлось потратить на книги. Книги сейчас идут по десять баксов за фут.
— Прости, не понял.
— Здесь пятьсот футов книжных полок. Книги стоят по десять долларов за фут. В итоге мы имеем пять тысяч. — Он помолчал. — Но здесь есть и несколько моих книг.
Я понял, что в этом доме разговоры о деньгах в порядке вещей. Поэтому заметил:
— В результате ты сэкономил несколько баксов.
— Да. Я привез сюда книги, которые читал в колледже.
— Макиавелли.
— Да. И еще Данте. Святой Августин. Ты читал его?
— Да. А святого Иеронима ты читал?
— Конечно. Его избранное. Я же говорил тебе, эти братья-христиане привили мне вкус к этим авторам. — Он легко поднялся со своего кресла, подошел к шкафу, нашел нужную книгу. — Вот он, святой Иероним. Мне очень нравится. Послушай. — Он процитировал: — «Моя страна стонет под натиском варварства, ее жители молятся только о том, чтобы набить свое брюхо, они живут лишь сегодняшним днем». — Он захлопнул книгу. — Так что же изменилось? Ничего. Верно? Люди не меняются. Если бы этот человек не был священником, он бы сказал: «Молятся только о том, чтобы набить свое брюхо и удовлетворить свою похоть». Мужчины бегут туда, где есть жратва и бабы. Голова им ни к чему, они думают низом живота. А думать надо головой. И задумываться о последствиях, прежде чем засунешь свой член туда, куда не следует:
— Легко сказать.
Беллароза засмеялся.
— Да уж. — Он оглядел книжные шкафы. — Иногда я сижу здесь вечером и читаю свои книги. Порой мне даже кажется, что мне следовало стать священником. Вот только... знаешь... похоть проклятая. — Он добавил: — Эти бабы, они меня с ума сводят.
Я кивнул в знак солидарности.
— Так ты, значит, не настоящий епископ?
Он снова рассмеялся и положил книгу на место.
— Нет. Мой дядя называл меня епископом, так как у меня голова была полностью забита тем, чему меня учили в Ла Сале. Он обычно так представлял меня своим друзьям: «Это мой племянник, епископ». И потом заставлял процитировать что-нибудь по-латыни.
— Ты знаешь латынь?
— Нет. Только то, что мы когда-то зазубрили наизусть. — Он подошел к сервировочному столику, взял с него бутылку и две рюмки, потом снова сел и разлил жидкость по рюмкам.
— Это граппа. Пробовал когда-нибудь?
— Нет.
— Похоже на бренди, но покрепче. — Он поднял свою рюмку.
Я поднял свою, мы чокнулись, и я опрокинул жидкость в рот. Мне следовало прислушаться к предупреждениям Белларозы. Я могу пить все, что угодно, но это было нечто особенное. Я почувствовал, как мне обожгло глотку, потом скрутило желудок, и я едва не опорожнил его на столик с сигарами. Сквозь туман в глазах я заметил, как Беллароза следит за мной поверх своей рюмки. Я закашлялся.
— Mamma mia...
— Вот-вот. Это нужно пить медленно. — Он уже прикончил свою рюмку и налил себе еще. Затем протянул бутылку мне.
— Нет, спасибо. — Я попытался отдышаться, но в комнате было полно дыма от сигар. Я положил сигару и вышел на балкон.
Беллароза последовал за мной, прихватив сигару и свою рюмку.
— Прекрасный вид, верно? — заметил он.
Я кивнул в знак согласия. Свежий воздух пошел мне на пользу. Живот отпустило.
Беллароза указал своей сигарой вдаль.
— Что там такое? Сейчас плохо видно. Мне это напоминает поле для игры в гольф.
— Так оно и есть, это поле для гольфа клуба «Крик».
— Какого клуба?
— "Крик". Это местный клуб.
— Да? Они играют в гольф?
— Конечно. На поле для гольфа.
— Ты тоже играешь?
— Немного.
— Я плохо представляю себе эту игру. Это интересно?
— Наверное, когда-то было интересно, — ответил я и добавил: — В этом клубе также увлекаются стрельбой. Ты умеешь стрелять?
Он засмеялся.
Я посчитал, что пора предстать перед Фрэнком в образе настоящего мужчины.
— Я неплохо стреляю из ружья.
— Да? Я стрелял из ружья всего один раз.
— По тарелочкам или по птицам?
Он помолчал.
— По птицам. Это были утки. Ружье — это не мое оружие.
— Как насчет винтовки? — поинтересовался я.
— Это уже лучше. В Нью-Йорке я был членом «винтовочного» клуба. «Итальянский винтовочный клуб». Ты, наверное, о нем слышал?
Я в самом деле слышал. Это любопытное заведение в Маленькой Италии, большинство членов которого никогда не держали в руках охотничьей винтовки. Зато они считают, что винтовочный тир в подвале прекрасно подходит для стрельбы из пистолета.
— Какая у тебя была винтовка? — поинтересовался я.
— Не помню.
Я попытался вспомнить, с помощью какого оружия убили колумбийского наркобарона. Вероятно, из пистолета. Да, точно, пять пуль в голову с близкого расстояния.
— Как, теперь полегче? — спросил он меня.
— Да.
— Хорошо. — Беллароза продолжал потягивать из рюмки свою граппу, курить свою контрабандную сигару и обозревать свое поместье. Он снова показал куда-то вдаль сигарой. — Вон в том направлении я обнаружил фонтан со статуей Нептуна. Как раз там бедную Анну до смерти перепугал этот псих. Ты видел это место?
— Да, я все здесь объездил верхом.
— Ах да, я и забыл. Так вот, я отремонтировал весь этот уголок парка. Бассейн, фонтан, статую. Я также поставил там статую Богоматери и попросил знакомого священника освятить это место.
— Как, священник освятил статую Нептуна?
— Конечно. А что тут такого? Кстати, там еще есть эти римские руины. Сломанные колонны и все такое. Мой архитектор сказал, что это место так и строили — в виде руин. Это правда?
— Да.
— Зачем?
— Тогда была мода на руины.
— С чего это?
Я пожал плечами.
— Возможно, это было напоминанием людям о том, что ничто не вечно.
— То есть: Sic transit gloria mundi.
Я взглянул на него.
— Да. Именно так.
Он задумчиво кивнул и принялся жевать свою сигару.
Я обозревал окрестности «Альгамбры». В ясном небе висела половинка луны, с моря дул свежий ветерок, несший с собой дыхание моря и аромат майских цветов. Что за ночь!
Беллароза, казалось, тоже был заворожен этой красотой.
— А им все Бруклин подавай. К черту Бруклин! Когда мне надо развеяться, я еду в Италию. У меня есть там одно местечко, недалеко от Сорренто.
— Я бывал в Сорренто. Где там у тебя дом?
— Не скажу. Понял, что я имею в виду? Это то место, куда я когда-нибудь удалюсь на покой. Только пять человек знают, где находится этот дом. Я, моя жена и мои дети.
— Мудро.
— Да. Надо думать о будущем. Но пока мне нравится жить здесь. С Бруклином покончено.
С Золотым Берегом также было покончено, только Фрэнк Беллароза был не в курсе.
— В Бруклине у нас был прекрасный дом, — поведал мне Беллароза. — Старой постройки. Пять этажей. Великолепный. Но к нему вплотную примыкали другие дома, да и двор был совсем крошечный. А я всегда мечтал о большом участке земли. Мои предки были крестьянами. Я купил ферму, которая им когда-то принадлежала. Но землю я оставил им, пусть пользуются бесплатно. За мной остался только дом. Он тоже такой же белый, оштукатуренный, как этот. С красной черепичной крышей. Только гораздо меньше по размерам.
Мы помолчали, потом он снова заговорил:
— У вас тут, оказывается, есть даже храм. Мне Доминик рассказал. И в храме статуя Венеры.
— Точно.
— Так вы что, язычники? — Он рассмеялся.
— Время от времени.
— Понятно. Я был бы не прочь взглянуть на этот храм.
— Почему бы и нет?
— И еще я бы осмотрел большой дом.
— Хочешь купить?
— Возможно.
— Полмиллиона.
— Я знаю. — Он посмотрел на меня в упор. — Мог бы и побольше запросить.
— Нет, не мог, цена-то полмиллиона. Она включает в себя десять акров земли.
— Да? А сколько стоит все поместье?
— Около двадцати миллионов.
— Мадонна! У вас что здесь, месторождение нефти?
— Нет, кроме грязи, ничего нет. Да и той не так уж много. Зачем тебе покупать еще одно поместье?
— Не знаю... Возможно, построю здесь дома. Как ты думаешь, это будет выгодно?
— Пожалуй. Прибыль может составить от пяти до шести миллионов.
— А какие проблемы?
— Придется добиваться разрешения на раздел участка на более мелкие части.
— Да? От кого?
— От службы кадастра. На даже при их согласии твои соседи и борцы за чистоту окружающей среды затаскают тебя по судам.
Он задумался. Вероятно, прикидывал, кому дать взятку, кому сделать выгодное предложение, а кого просто запугать.
— Кстати, — добавил я, — это поместье принадлежит родителям моей жены. Ты знаешь об этом?
— Да.
— Поместье не включает в себя мой дом и дом сторожа, он может жить здесь до самой смерти. Зато храм продается вместе с поместьем. А там у Венеры такая грудь!
Он засмеялся.
— Я наслышан. Придется подумать.
— Отлично. — Я представил себе Уильяма Стенхопа, сидящего рядом с главарем мафии во время заключения контракта, и решил, что не буду требовать гонорара за подготовку такого великолепного зрелища. Только вряд ли эта сделка состоится. Уильям Стенхоп и Шарлотта периодически приезжают сюда навестить своих друзей, их приглашают на похороны, свадьбы. Они сохранили членство в клубе «Крик» и останавливаются в коттеджах клуба, когда приезжают сюда. Если же Фрэнк Беллароза купит поместье, они здесь больше не появятся. Несмотря на мою нелюбовь к мафиози и агентам ФБР, следящим за ними, меня такая перспектива вполне устраивала.
— А каким образом ты нашел «Альгамбру»? — спросил я.
— Однажды я заблудился. — Он усмехнулся. — Я ехал по скоростной трассе, собирался пообедать в ресторане в Глен-Ков. У меня была назначена встреча с моим другом. Мой дурак-шофер свернул не там, где надо, и мы стали кружить по здешним дорогам. По пути я заметил большие дома, и, сказать по правде, они произвели на меня впечатление. Я попросил шофера сбросить скорость у ваших ворот и вскоре увидел вот этот дом. Он напомнил мне итальянские дома как раз в тех местах, которые я люблю, около Сорренто. Понимаешь? Я увидел, что в доме никто не живет, так что после обеда направился прямо в фирму по торговле недвижимостью. Я даже не знал точного адреса, просто объяснил, как выглядит дом. Понимаешь? Она потратила на поиски целую неделю, эта дура из фирмы. Прислала мне фото. «Этот дом?» — «Этот». Я звоню ей. «Сколько?» Она говорит мне. Оказывается, дом принадлежит банку, но к нему уже присматриваются люди из налогового управления. Я так понял. Словом, банк хочет побыстрей сбагрить этот дом. Поэтому я плачу банку, плачу налоги, да еще какой-то тип по фамилии Баррет берет с меня определенную сумму. В итоге выходит десять «лимонов». Мадонна! Но что поделаешь, мне понравились здешние тополя. Я показал дом моей жене, он ей не понравился. Боже...
— Ты хочешь сказать, что купил дом, не посоветовавшись с женой?
— Ну да. Я ей сказал: «Мне этот дом нравится, так что сделай так, чтобы он понравился тебе». Она начала ныть: «О, Фрэнк, это развалина, это хлев». Эти чертовы женщины даже не могут представить себе, как будет выглядеть вещь после ремонта. Понимаешь? Поэтому я нанимаю работяг, они не разгибаются здесь целую зиму. Весной я везу сюда Анну, всю дорогу она плачет. Я думал, она перестанет ныть, когда увидит, во что превратился дом. Ан нет! Он, видите ли, слишком далеко расположен от того места, где живет ее безумная мать и ее истерички-сестры. «Здесь нет магазинов, Фрэнк. Здесь не с кем общаться!» И пошло, и пошло. Да к черту твои магазины, к черту твое общение. Верно? — Он посмотрел на меня. — Верно?
— Верно. К черту.
— Ну вот. — Он допил свою граппу и снова принялся за сигару. — Мадонна, с ними с ума сойдешь! Ей, видите ли, надо посещать церковь. Она привыкла ходить в церковь три-четыре раза в неделю и разговаривать со священниками. Они тоже итальянцы. Некоторые совсем недавно сюда перебрались. А церковь и здесь, кстати, неплохая. Я был там несколько раз. Это собор Святой Марии. Ты знаешь это место? Но священники здесь — или американцы, или поляки, а с ними она разговаривать не может. Представляешь? Но священник, он же всегда священник, верно?
— Ну...
— Так вот, я хочу, чтобы Сюзанна помогла Анне освоиться здесь. Понимаешь? Пусть повозит ее с собой, познакомит с людьми. Может, и ты покажешь мне свой клуб. Этот «Крик». Если мне там понравится, я вступлю.
Мне опять стало не по себе.
— Ну...
— Да-да, я понимаю, не все сразу. Так ты поговори с Сюзанной.
Мне пришла в голову неплохая мысль.
— Сюзанна является членом клуба любительниц бельведеров. Она может взять Анну с собой на следующее заседание.
— А что это за богадельня?
«Хороший вопрос, Фрэнк». Я попытался объяснить ему про викторианские наряды и пикники.
— Не понимаю.
— Я тоже. Пусть Сюзанна сама все объяснит Анне.
— Ладно. Ну-ка, взгляни туда. — Он показал вниз.
Я слегка нагнулся и увидел роскошный испанский внутренний дворик, освещенный мягким светом фонарей.
— Видишь? Рядом с жаровней. Это специальная плита для пиццы. Это я ее установил. Могу теперь сам готовить пиццу, могу жаркое. Нравится?
— Очень практично.
— Да.
Я покосился на Белларозу. Он поставил рюмку на поручень, бросил сигару. Скрестив руки на груди, он стоял и обозревал свой дворик размером с небольшую площадь. Беллароза почувствовал, что я наблюдаю за ним, и рассмеялся.
— Да-да. Похож? — Он выпрямил спину и надул живот, подражая Муссолини. Оглянулся на меня. — Ты об этом подумал? Думал, Фрэнк Беллароза изображает из себя дуче? Признавайся.
— Воздержусь от комментариев.
Он засунул руки в карманы.
— Знаешь, все итальянцы хотят быть похожими на дуче, на Цезаря, на босса. Никто не хочет быть подчиненным. Вот почему Италию так ненавидят, вот почему людям вроде меня приходится нанимать людей, подобных Энтони. Дело в том, что всякая мразь с ружьем и амбициями на пятьдесят центов спит и видит, как бы кокнуть босса. Capisce?
— Ты доверяешь Энтони?
— Не-е-т. Я не доверяю никому, кроме своей семьи. Я не доверяю моим «солдатам». Возможно, тебе я буду доверять.
— А по ночам ты хорошо спишь?
— Сном младенца. Я же говорил тебе, у нас не убивают в кругу семьи.
— Но ты же носишь здесь оружие.
Он кивнул.
— Ну да. — Беллароза помолчал, затем добавил: — Видишь ли, недавно у меня появились некоторые проблемы, приходится принимать меры предосторожности. Пришлось даже усилить охрану.
— Но ты же сказал, что дом неприкосновенен.
— Да. Но теперь здесь орудуют испанцы, ребята с Ямайки, те же азиаты. Они играют не по правилам. Они не знают, что если живешь в Риме, то надо жить по римским законам. Кто это сказал? Святой Августин?
— Святой Амвросий.
Он посмотрел на меня, и наши глаза встретились. Кажется, у этого человека серьезные проблемы, внезапно осенило меня.
— Давай вернемся в дом. — Беллароза первым прошел в библиотеку и устроился в кресле. Налил себе граппы. Я сел напротив.
Мой взгляд упал на книги из колледжа, о которых он только что говорил. Я не мог разглядеть фамилии авторов, но почти не сомневался, что на этих полках можно было найти очень многих великих мыслителей, философов и теологов, и сам Фрэнк Беллароза на самом деле внимательно изучил их работы. Однако при чтении он упустил в них главную мысль, мысль о Боге, человечности и милосердии. Или, что еще хуже, он прекрасно понял эту главную мысль, но сознательно отказался от нее, предпочтя ей жизнь во зле, так же как это сделал его сын. Как это страшно.
— Ну что же, спасибо за угощение. — Я посмотрел на часы.
Беллароза как будто не услышал моих слов и остался все так же сидеть в своем кресле с рюмкой граппы в руках. Затем он заговорил:
— Ты, возможно, читал в газетах о том, что меня обвиняют в убийстве одного человека. Колумбийского наркобарона.
Это уже выходило за рамки обычной светской беседы за рюмкой бренди и сигарой. Я не знал, что отвечать. Затем после паузы отозвался:
— Да, читал. Газеты сделали из тебя героя.
Он улыбнулся.
— Вот до чего вас всех запугали. Им, видите ли, нужен герой, этим газетчикам. Вот и сделали им меня. Понимаешь? Я-то прекрасно вижу, в чем дело.
Он действительно все понимал. Я был поражен.
Он продолжал:
— Эту страну до смерти запугали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74