Однако воспоминание о Ральфе Редвинге и его сигаре явно приободрило его.
В кабинете зазвонил телефон.
— Возьми трубку, — сказал отец, — и, если это меня, — скажи, что я перезвоню через пять минут.
С этими словами Виктор вышел из столовой. Том прошел в кабинет и поднял трубку.
— Что это так орет — телевизор? — раздался на другом конце голос дедушки. — Убавь громкость — мне надо сказать тебе кое-что.
Том выключил телевизор.
— Нам надо обсудить предстоящую поездку на Игл-лейк, — сказал Глен Апшоу. — Кстати, что ты делал в больнице сегодня утром?
— Хотел выяснить, что случилось с Нэнси Ветивер.
— Разве я не звонил тебе по этому поводу?
— Ты, наверное, забыл.
— Она приступит к работе через день-два. Твоя Нэнси несколько дней приходила на работу в странном состоянии. Доктор Милтон навел справки и выяснил, что она поздно ложится спать, возможно, пьет каждый день. Доктор отчитал ее, а Нэнси попыталась что-то ответить, но не смогла связать двух слов. Вот Милтон и отстранил ее ненадолго от работы. Надо было показать остальным, что не стоит так себя вести. Конечно, все девицы, которые там работают, понятия не имеют, что такое воспитание — в этом все дело. — Глен громко закашлял, и Том представил, как он сидит у телефона с трубкой в одной руке и сигаретой в другой.
— Нэнси Ветивер не смогла связать двух слов? — переспросил Том.
— Она попыталась что-то соврать. Сейчас не хватает медсестер, и даже в Шейди-Маунт берут на работу кого попало. Я думаю, теперь этот вопрос закрыт, — сказал Глен после паузы.
— Да, закрыт, — подтвердил Том. — Абсолютно и навсегда.
— Рад, что ты не разучился прислушиваться к доводам рассудка. Теперь к делу — у меня есть предложение, касающееся твоей поездки на Игл-лейк. — Том молчал. — Ты еще здесь? — крикнул в трубку Глен.
— Здесь, — слышно было, как наверху мать запустила чем-то в отца. — Здесь, только здесь и ни в каком другом месте.
— С тобой что-то не в порядке?
— Даже не знаю, что ответить. Я только что поругался с отцом.
— Дай ему время успокоиться, или извинись, или придумай что-нибудь еще. — Наверху снова закричала Глория. — Что это было?
— Телевизор.
Глен Апшоу вздохнул.
— Так вот, слушай, — сказал он. — В прежние времена, чтобы добраться до Игл-лейк, мы плыли до Майами, ехали на поезде до Чикаго, потом пересаживались в другой поезд — на Харли. Дорога занимала четыре дня. Но ты можешь добраться туда за один день, если только готов будешь выехать послезавтра. — Том кивнул головой, но ничего не сказал. — Ральф Редвинг использует иногда частный самолет, чтобы доставить на север своих друзей. Послезавтра как раз прилетят за Спенсами. Ральф согласился оказать мне услугу и позволить тебе лететь с ними. Так что собирай вещи и будь на летном поле в пятницу в восемь утра.
— Хорошо, спасибо, — сказал Том.
— Дыши там свежим воздухом, гуляй по лесу, плавай. Можешь воспользоваться тем, что я — член клуба. Не волнуйся о том, как доберешься обратно. Я позабочусь об этом, когда придет время. — Том никогда еще не слышал, чтобы голос его деда звучал так дружелюбно. — Тебе там очень понравится. Мы с Глорией иногда вспоминаем Игл-лейк и те счастливые времена, когда проводили там лето. Она очень любила это место. Могла часами сидеть на балконе и смотреть на лес.
— И на озеро? — сказал Том.
— Нет. В некоторых охотничьих домиках есть балконы, которые выходят прямо на озеро, но наш находится с другой стороны и смотрит в лес. Но ты можешь сидеть на пирсе и любоваться озером сколько угодно.
— А с балкона видны другие пирсы?
— А кому нужно смотреть на чужие пирсы? Мы с Глорией отправлялись туда, чтобы спрятаться от людей. Вообще-то, пока не появился ты — пока Глория не вышла замуж и не появился ты, — я подумывал иногда о том, чтобы удалиться на покой и поселиться вместе с ней на Игл-лейк. Но тогда мне не приходило в голову, что когда подойдет время, я вовсе не захочу удаляться на покой.
— Может, ей захочется поехать вместе со мной?
— Глория не может там находиться. Мы попробовали однажды — через год после того, как умерла ее мать. Но ничего не получилось. Она не могла с собой справиться. Наконец я сдался и уехал раньше, чем рассчитывал, — отправился по делам в Майами. Работал на благо своего будущего.
— На благо своего будущего? — испуганно переспросил Том.
— Мы построили там больницу в рекордно короткий срок. — Поняв, что Том спросил его совсем не об этом, Глен сказал. — Я договорился, чтобы в Майами Глорию осмотрел врач, которого считали в те дни ведущим психиатром. Но он оказался обыкновенным шарлатаном. Психиатры почти все такие. Он сказал, что мне надо ходить на его сеансы, а я ответил ему, что я гораздо нормальнее его самого. Я положил конец всем этим визитам. Глория была маленькой девочкой, которая за год до этого потеряла мать, — вот и все.
Том вспомнил, как мать отчаянно сжимала обеими руками стакан с мартини, сидя на террасе в доме своего отца.
— А ты не можешь вспомнить ничего другого, что расстроило ее тем летом? — спросил Том.
— Нет. Если не считать болезни Глории, это было замечательное лето. Один из младших Редвингов, Джонатан, женился на очень симпатичной девочке из Атланты. Свадьбы Редвингов — это всегда целое событие. Нас ожидало замечательное лето с множеством вечеринок в клубе.
— Но оно не было таким, — сказал Том.
— Тебе повезет больше, чем нам. Только не опоздай на самолет.
Том пообещал, что не опоздает, дедушка повесил трубку, не ожидая, пока его поблагодарят еще раз.
Том не помнил, как вышел из кабинета и оказался возле лестницы. Со второго этажа слышались крики и визгливые проклятия. Том заглянул в пустую гостиную, и ему вдруг пришло в голову, что все в этой комнате мертвое. Стулья, столы, длинный диван — вся мебель была мертвой.
— Так значит, она не могла связать двух слов, — произнес вслух Том. — Попыталась что-то соврать. — Сверху послышались крики отца. — Нас ожидало замечательное лето.
Сверху что-то с грохотом упало. Ноги словно сами принесли Тома обратно в кабинет. Он присел на ручку кресла отца и несколько секунд глядел в мертвый экран, прежде чем сообразил, что телевизор выключен. Ноги подвели его к телевизору, а рука сама нажала на кнопку. Джо Раддлер отчаянно кривлялся, сидя за столом в обществе нескольких мужчин в спортивных пиджаках. Большие буквы внизу экрана сообщали, что через несколько минут зрителей ждут «последние новости острова». Джо Раддлер исчез, и стали показывать рекламу блеска для полировки машин. Том выключил звук, опустился на старый продавленный стул и стал ждать.
— Надеюсь, ты сказал им, что я перезвоню, — повернувшись, Том увидел на пороге Виктора.
— Звонили не тебе, а мне. Это был дедушка.
Виктор мгновенно побледнел.
— Мы говорили очень долго. Я, кажется, никогда еще не говорил с ним так долго — я имею в виду, один на один.
Том заметил, что у Виктора появились мешки под глазами.
— Ральф Редвинг предложил деду отвезти меня на Игл-лейк на собственном самолете. Я лечу послезавтра. Дедушка был очень доволен собой.
Мешки под глазами напоминали синяки — нет, пожалуй, дело было скорее не в мешках, а в выражении глаз.
— Я ничего не рассказал ему о знаменательном визите Ральфа и сигарах по пять долларов за штуку. Да и как бы я мог? Ведь я не существую.
Виктор оперся о дверной косяк и заглянул в комнату. Ко лбу его прилип клок черных волос, и он по-прежнему выглядел побитым.
— Я займусь тобой потом, — сказал он и отошел от двери.
Из телевизора послышалась быстрая, скачущая мелодия, затем звучный голос объявил:
— Настало время «Последних новостей острова».
Джо Раддлер еще несколько секунд кривлялся на экране, пытаясь что-то произнести, затем его сменил блондин приятной наружности с тревожным выражением лица.
— Трагическая смерть героя острова — подробности через несколько минут, — произнес он, и исчез, уступив место рекламе шампуня.
Через несколько минут блондин снова появился на экране и, серьезно взглянув прямо на Тома, произнес:
— Сегодня Милл Уолк потерял одного из своих героев. Патрульный Роман Клинк, один из двух полицейских, пострадавших в перестрелке в туземном квартале при попытке взять живым предполагаемого убийцу Мариты Хасслгард Фоксвелла Эдвардса, получил несколько ранений, повлекших за собой смерть, пытаясь предотвратить вооруженное ограбление в районе пивной «Малруни». Когда патрульный Клинк, дежуривший в пивной, достал револьвер и попытался помешать ограблению, один из бандитов выстрелил ему в голову. Клинк скончался на месте. Свидетели видели трех человек, убегающих с места преступления, и хотя никто не смог дать четких примет убегавших, их арест неизбежен.
На экране появилась расплывчатая черно-белая фотография широколицего парня в полицейской форме, взятая, судя по всему, из личного дела в полицейской академии.
— Патрульный Роман Клинк умер в возрасте сорока двух лет, прослужив пятнадцать лет в полиции острова. Он оставил вдову и сына, — блондин опустил глаза на текст, потом снова взглянул в камеру. — Напарник офицера Клинка, патрульный Майкл Менденхолл, скончался сегодня утром в больнице Шейди-Маунт от ран, подученных в ходе той же попытки захвата Фоксвелла Эдвардса — самой кровавой операции в истории полиции Милл Уолк. Все это время Менденхолл находился в коме. Оба полицейских будут похоронены со всеми почестями на кладбище Кристчерч после службы в соборе Святой Хильды. Капитан Фултон Бишоп объявил, что полиция будет благодарна всем желающим сделать пожертвования в фонд помощи семьям полицейских. — Блондин повернулся к камере в профиль и сказал: — А теперь грустный комментарий Джо Раддлера.
На экране появилась физиономия Джо Раддлера. Казалось, он вот-вот выскочит из синей рубахи, застегнутой на все пуговицы.
— Ужасно! — заорал Джо. — Невообразимо! Знаете, что я думаю? Я скажу вам, что я думаю! Некоторые люди считают, что публичные казни...
Том встал и выключил телевизор.
— Эй, это ведь был Джо Раддлер, — обернувшись, Том увидел, что отец снова стоит в дверях, засунув руки в карманы. — Я люблю Джо Раддлера.
Все тело Тома сжалось, словно в кулак. Он нагнулся к телевизору и нажал на кнопку.
— ...Жалкие, подлые трусы, которые не могут принять... — голосил с экрана Джо.
Том выключил звук.
— Сегодня убили полицейского, — сказал он.
— Копы знают, что их работа связана с риском. Можешь мне поверить, они к этому готовы. — Виктор вошел в комнату. Вид у него был немного пристыженный. — Знаешь, Том... ну, я наговорил тут тебе грубостей. — Он покачал головой. — Я не хочу, чтобы ты думал...
— Никто не хочет, чтобы я думал, — перебил его Том.
— Да, да, ммм, хорошо, что ты ничего не сказал Глену о... ты ведь не сказал, да?
— Я заметил одну интересную вещь, — сказал Том. — Дедушка очень любит рассказывать мне всякие интересные вещи, но совершенно не любит слушать их сам.
— Хорошо, хорошо, — забормотал Виктор. — Не хочешь подняться наверх и взглянуть на свою маму. Только сначала прибавь, пожалуйста, звук.
Том повернул ручку громкости, и комната наполнилась воплями:
— Тогда стреляйте в меня! Вот что я думаю!
Отец быстро взглянул на Тома и уставился в телевизор. Том вышел из комнаты и поднялся на второй этаж.
Глория лежала на кровати в измятой мужской пижаме, положив под спину подушку. Кругом валялись поверх покрывала разные журналы. На туалетном столике горела покрытая шарфом лампа. Окна были закрыты ставнями. Еще одна лампа, стоявшая обычно рядом с кроватью, лежала теперь рядом с ней, разломанная на две части. Рядом с тем местом, где раньше была лампа, стояла на полу коричневая пластиковая бутылочка с отпечатанной на машинке этикеткой. На полу блестело разбитое стекло. Том начал подбирать с ковра осколки.
— Ты ведь порежешься, мама, — укоризненно произнес он.
— Я весь день чувствовала себя такой усталой, что не могла подняться с постели, а потом услышала, как вы с Виктором кричали друг на друга внизу.
Том посмотрел на мать. Глория закрыла лицо руками. Он ухватил как можно больше осколков и положил их в корзину для мусора поверх валявшихся там в несметном количестве использованных белых салфеток. Потом он сел рядом с матерью.
— Мы поссорились, но теперь уже помирились, — сказал Том. Он обнял мать. Тело ее казалось почти бесплотным и одновременно каким-то напряженным. — Вот и все, ничего особенного.
Глория на секунду положила голову на плечо сына, но тут же вздрогнула и отстранилась.
— Не прикасайся ко мне. Я не люблю этого, — сказала она. Том тут же разжал руки. Глория посмотрела на него туманным взглядом и запахнула поплотнее пижамную куртку.
— Ты хочешь, чтобы я ушел? — спросил Том.
— Вообще-то нет. Просто я не люблю ссоры. Я так пугаюсь, когда люди ссорятся.
— А я не люблю слышать, как ты кричишь. Я так ужасно себя чувствую, когда слышу эти крики. Я понимаю, что ничего не могу для тебя сделать.
— Думаешь, мне это нравится? Это случается как-то само по себе. Что-то щелкает внутри, и я перестаю понимать, где нахожусь. Раньше мне казалось, что настоящая Глория ушла куда-то, а мне приходится прятаться внутри ее тела, пока она не вернется. А потом я поняла, что это полумертвое тело и есть настоящая я.
— Но ты ведь не всегда такая, — сказал Том.
— Ты не мог бы выключить проигрыватель. Пожалуйста.
Только сейчас Том заметил, что на портативном проигрывателе, поставленном на туалетный столик, вращается какая-то пластинка. Обернувшись, Том нажал на кнопку, пластинка постепенно остановилась, и тогда он смог прочесть, что на ней написано. Это была та самая «Голубая роза» Глена Брейкстоуна и группы «Таргетс». Том снял пластинку с проигрывателя и поискал среди груды пластинок, лежащих на полу возле кровати, конверт, в котором она лежала. Наконец он обнаружил его почти уже под кроватью. В нескольких местах конверт был порван и подклеен прозрачной пленкой. Том засунул в него пластинку.
— Что он сейчас делает? Смотрит телевизор? — спросила мать, имея в виду Виктора.
Том кивнул.
— И как это он всегда умудряется дать мне понять, что он выше меня, потому что я лежу здесь и слушаю музыку, а он смотрит внизу этот дурацкий телевизор и накачивается виски?
— Тебе ведь сегодня лучше, — напомнил ей Том.
— Если бы мне стало по-настоящему лучше, я бы, наверное, не знала, как себя вести. Глория села повыше и вытянула ноги под покрывалом. При этом несколько журналов слетели на пол. Глория натянула покрывало повыше и откинулась на подушку.
Том вдруг подумал, что спальня Глории напоминает комнату молодой девушки — проигрыватель на туалетном столике, куча журналов, мужская пижама, полутьма, односпальная кровать. Не хватало только плакатов и вымпелов на стенах.
— Ты хочешь, чтобы я ушел? — снова спросил он.
— Можешь посидеть еще немного. — Глория закрыла глаза. — Ему было стыдно за свое поведение, да?
— Думаю, да, — ответил Том.
Он отошел от кровати и сел на кресло перед туалетным столиком, все еще держа в руках конверт с пластинкой.
— Только что звонил дедушка.
Глория открыла глаза и выпрямилась. Затем она протянула руку к бутылочке с пилюлями и вытрясла две таблетки себе на ладонь.
— Правда? — переспросила Глория, разламывая таблетки пополам и проглатывая одну за другой две половинки.
— Он хочет, чтобы я уехал на Игл-лейк послезавтра. Я могу полететь вместе со Спенсами на самолете Редвингов.
— Спенсы летят на север на самолете Редвинга? — После небольшой паузы Глория спросила. — И ты полетишь вместе с ними?
— Хочешь, чтобы я остался дома? — спросил Том. — Я ведь вовсе не обязан туда ехать.
— Пожалуй, нет. Наверное, тебе лучше вырваться ненадолго из этого дома. На севере тебе будет веселее.
— Ты ведь тоже ездила туда на лето, — сказал Том.
— Я много куда ездила. Я вела совсем другую жизнь, но это продолжалось недолго.
— А ты помнишь ваш дом на озере?
— Это был очень большой дом. Деревянный. Там все дома деревянные. Я знала, кто где живет. Я даже знала, где живет Леймон фон Хайлиц. В тот день, когда мы ездили в Клуб основателей — помнишь, за ленчем? — твой дедушка не хотел, чтобы я говорила о нем. Но я всегда считала его потрясающим человеком.
«Интересно, почему?» — подумал Том.
— Он был очень знаменит, — продолжала Глория.
— И еще я дружила там с одной леди по имени Джанин. Но это еще одна ужасная история. Одна ужасная история за другой — такова вся моя жизнь.
— Ты знала Джанин Тилман?
— Мне о многом запрещают говорить. Вот я и молчу.
— А почему тебе запрещают говорить о Джанин Тилман? — спросил Том.
— О, это не имеет больше никакого значения, — голос Глории звучал сейчас более осмысленно, чем в начале разговора. — Я могла делиться с ней своими секретами.
— Сколько тебе было лет, когда умерла твоя мать? — спросил Том.
— Четыре. Я долго не понимала, что с ней случилось — думала, что она просто уехала далеко-далеко, чтобы сделать мне больно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59