— Уберечь от ошибок. Как ты думаешь, для выпивки еще слишком рано?
Отец Тома поднял густые брови и скорчил гримасу, опустив вниз уголки рта. При мысли о выпивке у него явно поднялось настроение.
— Подумай о том, что я сказал, сынок. Не надо... — Виктор встал и решительной походкой направился к бару. — Что-нибудь помягче, я думаю, можно, — бормотал он, обращаясь уже не к Тому.
* * *
Том провел весь следующий день бродя по дому. Он не мог усидеть на месте больше получаса. Он прочел несколько страниц какого-то романа, но буквы расплывались у него перед глазами, и в мозгу все время всплывала одна и та же картина: полицейский в форме кладет его письмо перед Фултоном Бишопом, тот смотрит на него и медленно берет в руки... или не замечает, не обращает внимания.
Том вместе с книгой переместился в гостиную. С другой стороны лестницы, из комнаты отца, как всегда упавшего в кресло перед телевизором, слышались крики болельщиков — сегодня играли «Янки». Том посмотрел на окна дома фон Хайлица. Интересно, его отец когда-нибудь советовал ему задуматься об открытии собственного дела? Том вскочил на ноги, дважды обошел гостиную. Скорее бы кончился бейсбол — тогда он сможет наконец переключить телевизор на местный канал и послушать выпуск новостей. Конечно, там ничего не скажут — как всегда, будут говорить о продаже церковных просвирок, счете местных спортивных состязаний, о строительстве новой автостоянки, оборудованной по последнему слову техники Том поднялся в свою комнату, опустился на колени и заглянул под кровать. Оплетенный кожей альбом был там, где он его оставил. Он услышал, как хлопнула дверь спальни родителей, и быстро выпрямился, чувствуя себя немного виноватым. Глория стала спускаться по лестнице. Том пошел за ней.
Он нашел мать в кухне. Глория смотрела с несчастным видом на кучу тарелок в раковине и пустые банки из-под пива, оставленные Виктором на столе. Глория успела уложить волосы, на ней была ночная рубашка и пеньюар того же персикового цвета — компромисс между одеждой и нижним бельем.
— Я помою, мам, — сказал Том, вдруг подумав, что, несмотря на все сложности и загадки их жизни, родители иногда кажутся ему маленькими детьми, о которых он должен позаботиться.
Глория смотрела прямо перед собой, словно не зная, что ей делать дальше. Она неуверенно подошла к столу.
— С тобой все в порядке? — спросил Том.
— Да, — голос Глории был таким же невыразительным, как ее лицо.
Том подошел к раковине и включил горячую воду. Глория подошла за его спиной к плите и поставила чайник. Том слышал, как она гремит чашками, открывает коробку с чаем. Ему казалось, что Глория двигается очень медленно, наблюдая одновременно за тем, как Том возится с грязными тарелками. Он слышал, как мать налила в чашку кипяток и со вздохом опустилась на стул. Не в силах больше выносить напряженную тишину, он сказал:
— Вчера мистер Хэндли пригласил меня после школы к себе домой, чтобы показать мне редкие книги. Но я думаю, на самом деле он хотел поговорить со мной.
Глория издала какой-то невнятный звук.
— Я подумал, что это ты попросила его. Из-за моего альбома. — Он отвернулся от раковины. Глория сидела над дымящейся чашкой, опустив голову, волосы закрывали ее лицо подобно ширме. — Тебе не о чем беспокоиться, мам.
— И где он живет? — вопрос явно казался Глории скучным, и она задала его, только чтобы заполнить паузу в разговоре.
— Около Парка Гете, но мы не доехали до его дома.
Глория подняла с глаз волосы и вопросительно посмотрела на сына.
— Мне стало нехорошо — затошнило, — объяснил Том. — Не мог ехать дальше. И мистер Хэндли отвез меня домой.
— Так ты был на Калле Бурле.
Том кивнул.
— Ведь это там ты попал в аварию. Наверное, ты понимаешь... неприятные воспоминания.
Том вздрогнул и чуть не выронил тарелку. Мать смотрела на него с выражением хмурого удовлетворения на лице.
— Не думай, что такие вещи проходят бесследно. Не проходят — уж я-то знаю.
Глория снова вздохнула, и Тому показалось, что она немного дрожит. Она схватилась за чашку обеими руками и опустила голову, так что волосы снова упали ей на лицо. Том по-прежнему не мог перевести дыхание. Он был потрясен словами матери. Перед глазами вдруг всплыл образ старухи, орущей ему: «Уличный мальчишка!» Том знал, что действительно видел эту женщину в день аварии. Тогда мир открылся перед ним и позволил заглянуть в свои сокровенные глубины, но лишь затем, чтобы снова закрыться. Он видел тогда далеко внизу эту самую старуху, гневно размахивающую кулаками.
Прежде чем Том понял, что Глория плачет, он успел вновь ощутить острый и волнующий отдаленный аромат того дня. И тут он заметил, что плечи матери вздрагивают.
Том подошел к ней, на ходу вытирая пальцы о брюки. Глория плакала почти бесшумно, и, когда Том подошел к ней, она поднесла к глазам платок и приказала себе успокоиться.
Том колебался: ему очень хотелось обнять мать, но он не был уверен, что Глория позволит прикоснуться к себе. Наконец он нежно опустил руку ей на шею.
— Я так страдала, когда это случилось, — всхлипывала Глория. — Ты обвинял в этом меня?
— Тебя? — Том подвинул стул и уселся рядом с матерью. По телу его прошла дрожь, когда он подумал, что мать впервые в жизни разговаривает с ним, как с равным.
— Я всегда была не очень хорошей матерью. — Глория вытерла глаза и посмотрела на Тома — взгляд ее был полон такого смысла и такого отчаяния, что мальчику на секунду показалось, будто он видит перед собой другую женщину, ту, которую видел очень редко: когда его мать действительно присутствовала в своей телесной оболочке, которая видела его, потому что способна была видеть то, что происходит вокруг.
— Я никогда не хотела, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — сказала Глория. — Но не смогла защитить тебя, и тебя чуть не убили. — Она сжала платок в кулаке.
— В этом вовсе не было твоей вины, — заверил ее Том. — И вообще, это ведь было очень давно.
— Думаешь, это меняет дело? — Теперь Глория говорила немного раздраженно. Том почувствовал, что взгляд ее больше не фокусируется на нем — та, другая женщина, медленно угасала уступая место обычной Глории. Она попыталась сконцентрировать внимание. — Я помню, когда ты был маленьким, — Глория улыбнулась Тому самой настоящей улыбкой. Руки ее больше не дрожали. — Ты был такой хорошенький, что я могла растрогаться до слез, глядя на твое личико. Я все время смотрела на тебя, никак не могла оторваться, иногда мне казалось, что я прямо таю, глядя на тебя. Ты был само совершенство — ведь ты был моим ребенком. — Глория, словно стесняясь, коснулась руки Тома, но тут же быстро отдернула пальцы. — Быть твоей матерью казалось таким счастьем! У Тома было такое выражение лица, что Глории пришлось отвернуться и сделать глоток чаю, чтобы снова овладеть собой.
— О, мама, — хрипло произнес он.
— Не забывай того, что я сказала, — попросила Глория. — Потому что это — правда. Мне очень не нравится быть такой, какая я есть.
Том наклонился к матери — сейчас ему было просто необходимо, чтобы она обняла его или хотя бы коснулась. Но тело ее казалось жестким и несгибаемым, почти что злым, хотя Том знал, что сейчас она вовсе не злится.
— Мама?
Глория повернулась к сыну, и Том увидел ее напряженное лицо. К губам ее прилипла прядка волос. Она немного напоминала оракула, и Том замер, понимая, что сейчас мать скажет что-то очень важное.
Глория часто заморгала.
Хочешь знать кое-что еще? — спросила она.
Том молча смотрел на мать.
— Я очень рада, что ты не девочка, — сказала Глория. — Если бы у меня была дочь, я бы наверняка вырастила из нее маленькую сучку.
Том так резко вскочил на ноги, что чуть не опрокинул стул. Через несколько секунд его уже не было в комнате.
* * *
День близился к концу. Глория Пасмор провела большую часть времени в своей спальне, слушая любимые пластинки — Бенни Гудмана, Каунта Бейзи, Дюка Элингтона, Гленроя Брейкстоуна, «Таргетс». Она лежала на кровати с закрытыми глазами и курила одну сигарету за другой. Виктор Пасмор отошел от телевизора только один раз — чтобы сходить в ванную. Выйдя оттуда в четыре тридцать, он снова уселся в свое любимое кресло с откидывающейся спинкой и задремал, похрапывая, под аккомпанемент очередного бейсбольного матча. Том уселся на соседнее кресло и в течение получаса наблюдал, как люди, которых он совсем не знал, с зверским выражением лица пытаются изменить счет в пользу своей команды. Интересно, что делает сейчас Сара Спенс? И чем занят фон Хайлиц за зашторенными окнами своего странного дома?
В пять часов Том встал с кресла, чтобы переключить телевизор на программу местных новостей. Виктор рассеянно заморгал, поднес к губам стакан с желтоватой жидкостью, стоящий рядом с креслом, и спросил:
— А как же бейсбол?
— Давай посмотрим новости.
Виктор сделал глоток теплого виски с содовой, поморщился и снова закрыл глаза.
Заиграла громкая музыка, потом передали рекламу фирмы «Дипдейл истейтс», призывающую покупать коттеджи на озере Дипдейл, которое было «тем же Игл-лейк, только гораздо ближе и доступнее по цене».
Отец Тома снова тихо захрапел.
Мужчина с коротко стриженными белокурыми волосами и в очках с толстой оправой улыбнулся в объектив камеры и произнес:
— Приоткрыта завеса тайны над самым зверским убийством, которое помнят жители Милл Уолк, — смертью Мариты Хасслгард, единственной сестры министра финансов Фридриха Хасслгарда, имя которого также фигурирует в сегодняшних новостях.
— Хей! — Том выпрямился и буквально впился глазами в телевизор.
— Капитан полиции Фултон Бишоп сообщил сегодня, что анонимный источник снабдил полицию ценной информацией, ведущей к разгадке личности убийцы Мариты Хасслгард. Капитан Бишоп сообщил нашему корреспонденту, что предполагаемым убийцей является некий Фоксвелл Эдвардс, рецидивист, освобожденный из Лонг-Бей за день до убийства. — На экране появилась фотографии угрюмого широколицего человека с темными вьющимися волосами.
— Хей! — снова произнес Том, но на сей раз уже совершенно другим тоном.
— Что там такое? — пробормотал Виктор Пасмор.
— ...неоднократно судился за кражи со взломом, хулиганство и мелкие кражи. Последний раз Эдвардс был осужден за вооруженное ограбление. Предполагается, что он прячется в районе Уизел Холлоу. Полиция начала поиски. Водителям автомобилей и владельцам экипажей рекомендуется пользоваться для объезда Бигхэм-роуд, вплоть до поступления новых сведений. Все мы надеемся, что преступник будет пойман в ближайшее время, — диктор опустил глаза, перевернул страницу лежащего перед ним текста и снова посмотрел в камеру. — По сведениям информированных источников, убитый горем министр финансов Фридрих Хасслгард находится сейчас в штормовом море у западной оконечности острова. Около трех часов, узнав о том, что полиции удалось установить личность убийцы его сестры, министр сел на собственное судно под названием «Судьба Могром», чтобы обогнуть остров. Предполагают, что его настиг ураган, разбушевавшийся над районом Девилз-Пул. Радиосвязь с судном была нарушена вскоре после начала урагана, — диктор снова опустил глаза. — Через несколько секунд — обзор ситуации на дорогах, прогноз погоды Теда Везерхеда и новости спорта с Джо Раддлером.
— Вот и хорошо, — сказал Виктор. — Они добрались до него.
— Кто до кого добрался? — не понял Том.
Виктор начал поднимать спинку кресла.
— Ну того подонка, который пристрелил Мариту Хасслгард. А ты думал кого? Пора мне подумать об обеде — твоя мама не очень хорошо себя чувствует сегодня.
— А что ты думаешь о Хасслгарде?
— А чего о нем думать? Выскочки-туземцы вроде этого типа могут плавать где угодно, в любой шторм. Я помню, когда Хасслгард был зеленым юнцом, он мог проскочить на своей лодке в игольное ушко.
— Так ты знал его?
Если можно так выразиться. Он был одной из находок твоего дедушки. Глен вытащил его из Уизел Холлоу и помог начать карьеру. Давно, когда фирма застраивала западную часть острова, Глен помог таким образом нескольким туземным парнишкам, которые показались ему умными и способными, — они получили образование и нашли приличную работу.
Том проводил взглядом отца, направляющегося в кухню, затем повернулся к телевизору. Экран заполнила краснолицая физиономия Джо Раддлера.
— Здорово, болельщики! — агрессивность была визитной карточкой Джо. — Вот и весь спорт! — пророкотал он после пятиминутного сообщения. — Больше у меня ничего нет! И не просите напрасно! Раддлер прощается с вами до десяти часов! Продолжайте играть в свои игры!
Том переключил на другую программу.
— Продолжайте играть в свои игры! — повторил из кухни Виктор Пасмор. Он очень любил Джо Раддлера. Джо Раддлер был настоящим мужчиной. — У нас тут есть антрекоты, которые надо скушать, пока они не испортились. Ты хочешь антрекот?
Том был не голоден, но тем не менее сказал:
— Конечно.
Виктор вышел из кухни, вытирая руки о штаны.
— Слушай, а ты не приготовишь их? Просто положи в духовку. Там есть салат и еще всякая всячина — порежь все это. А я пойду проведаю твою маму. Может, ей надо приготовить коктейль или еще что-нибудь.
Спустя полчаса, когда Том накрывал на стол, Виктор спустился по лестнице, ведя под руку Глорию. В шелковом пеньюаре, с Распущенными волосами, она напоминала призрака с красными глазами. Она села перед тарелкой с антрекотом, отрезала от него кусочек не толще игральной карты и стала ковырять его вилкой.
Том спросил ее, все ли с ней в порядке.
— Завтра вечером мы идем в гости, так что увидишь — с ней все будет в порядке. Правда, Глор?
— Оставьте меня в покое, — произнесла мать. — Вы прекратите когда-нибудь приставать ко мне? — Она снова отрезала тоненький кусочек мяса и понесла вилку ко рту, но тут же снова уронила на тарелку.
— Может, вызвать доктора Милтона? — предложил Виктор. — Пусть даст тебе что-нибудь.
— Мне ничего не надо, — едва сдерживаясь, ответила Глория, — Кроме того... чтобы... меня... оставили... в покое. Почему бы тебе не позвать моего отца. Ведь он всегда решает все твои проблемы.
Они молча доели мясо. Глория с упреком посмотрела на сына. Глаза ее казались опухшими.
— Дедушка поможет и тебе. Ты можешь обосноваться, где захочешь.
— А почему никто не хочет, чтобы я остался на Милл Уолк? — Том вдруг понял, что его родители уже решили про себя принять предложение Гленденнинга Апшоу.
— А разве ты не хочешь уехать с Милл Уолк? — сердито спросила Глория. — Вот твой отец до сих пор мечтает оказаться подальше отсюда. Спроси его!
— Кажется, ты не голодна сегодня, — сказал Виктор. — Позволь мне проводить тебя наверх. Тебе надо отдохнуть перед завтрашним обедом у Лангенхаймов.
— Какая дрянь! Опять сальные шутки и липкие взгляды!
— Я позвоню доктору Милтону, — решительно произнес Виктор.
Глория качнулась на стуле, голова ее упала на грудь. Виктор быстро встал, подошел к стулу и, продев руки под мышки Глории, попытался поднять ее. Та сопротивлялась несколько секунд, а потом оттолкнула его руки и встала сама.
Виктор взял ее за руку и вывел из столовой. Как только за ними закрылась дверь спальни, Глория начала кричать. Том прошелся взад-вперед по столовой, отнес тарелки в кухню, сложил в целлофановые мешочки и положил в холодильник недоеденные антрекоты. Вымыв тарелки. Том вышел в прихожую и несколько секунд прислушивался к крикам матери, которые вдруг показались ему заученными, вовсе не связанными с настоящим гневом или болью. Он подошел к входной двери и, опустив голову, прислонился к ней лбом.
Примерно через полчаса перед домом остановился экипаж. Зазвенел звонок, и Том вышел из гостиной, чтобы открыть дверь доктору Милтону.
Виктор стоял на нижней ступеньке лестницы. На груди его красовалось пятно от красного вина, напоминавшее очертаниями штат Флорида. Доктор Милтон, по-прежнему носивший пиджак и полосатые штаны, точно такие, в каких был изображен на фотографии в альбоме Леймона фон Хайлица, улыбнулся Тому и стал подниматься по лестнице.
— Сейчас ей получше? — спросил он.
— Кажется, да, — ответил Виктор.
Круглая физиономия доктора повернулась в сторону Тома.
— Твоя мама немного перевозбудилась, — сказал он. — Но волноваться не о чем. — Он посмотрел на Тома с таким видом, словно хотел потрепать его по волосам. — Завтра она будет совсем другой.
Том пробормотал в ответ что-то невразумительное, и доктор, крепко сжимая в руках черный чемоданчик, стал подниматься вслед за Виктором Пасмором вверх по лестнице.
К десяти часам Том почувствовал себя так, словно находится в доме один. Доктор уехал несколько часов назад. Том включил телевизор, чтобы послушать вечерние новости, и присел на ручку кресла.
— Драматическая развязка погони за убийцей Мариты Хасслгард, — провещал на весь Милл Уолк благонадежного вида диктор в тяжелых очках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Отец Тома поднял густые брови и скорчил гримасу, опустив вниз уголки рта. При мысли о выпивке у него явно поднялось настроение.
— Подумай о том, что я сказал, сынок. Не надо... — Виктор встал и решительной походкой направился к бару. — Что-нибудь помягче, я думаю, можно, — бормотал он, обращаясь уже не к Тому.
* * *
Том провел весь следующий день бродя по дому. Он не мог усидеть на месте больше получаса. Он прочел несколько страниц какого-то романа, но буквы расплывались у него перед глазами, и в мозгу все время всплывала одна и та же картина: полицейский в форме кладет его письмо перед Фултоном Бишопом, тот смотрит на него и медленно берет в руки... или не замечает, не обращает внимания.
Том вместе с книгой переместился в гостиную. С другой стороны лестницы, из комнаты отца, как всегда упавшего в кресло перед телевизором, слышались крики болельщиков — сегодня играли «Янки». Том посмотрел на окна дома фон Хайлица. Интересно, его отец когда-нибудь советовал ему задуматься об открытии собственного дела? Том вскочил на ноги, дважды обошел гостиную. Скорее бы кончился бейсбол — тогда он сможет наконец переключить телевизор на местный канал и послушать выпуск новостей. Конечно, там ничего не скажут — как всегда, будут говорить о продаже церковных просвирок, счете местных спортивных состязаний, о строительстве новой автостоянки, оборудованной по последнему слову техники Том поднялся в свою комнату, опустился на колени и заглянул под кровать. Оплетенный кожей альбом был там, где он его оставил. Он услышал, как хлопнула дверь спальни родителей, и быстро выпрямился, чувствуя себя немного виноватым. Глория стала спускаться по лестнице. Том пошел за ней.
Он нашел мать в кухне. Глория смотрела с несчастным видом на кучу тарелок в раковине и пустые банки из-под пива, оставленные Виктором на столе. Глория успела уложить волосы, на ней была ночная рубашка и пеньюар того же персикового цвета — компромисс между одеждой и нижним бельем.
— Я помою, мам, — сказал Том, вдруг подумав, что, несмотря на все сложности и загадки их жизни, родители иногда кажутся ему маленькими детьми, о которых он должен позаботиться.
Глория смотрела прямо перед собой, словно не зная, что ей делать дальше. Она неуверенно подошла к столу.
— С тобой все в порядке? — спросил Том.
— Да, — голос Глории был таким же невыразительным, как ее лицо.
Том подошел к раковине и включил горячую воду. Глория подошла за его спиной к плите и поставила чайник. Том слышал, как она гремит чашками, открывает коробку с чаем. Ему казалось, что Глория двигается очень медленно, наблюдая одновременно за тем, как Том возится с грязными тарелками. Он слышал, как мать налила в чашку кипяток и со вздохом опустилась на стул. Не в силах больше выносить напряженную тишину, он сказал:
— Вчера мистер Хэндли пригласил меня после школы к себе домой, чтобы показать мне редкие книги. Но я думаю, на самом деле он хотел поговорить со мной.
Глория издала какой-то невнятный звук.
— Я подумал, что это ты попросила его. Из-за моего альбома. — Он отвернулся от раковины. Глория сидела над дымящейся чашкой, опустив голову, волосы закрывали ее лицо подобно ширме. — Тебе не о чем беспокоиться, мам.
— И где он живет? — вопрос явно казался Глории скучным, и она задала его, только чтобы заполнить паузу в разговоре.
— Около Парка Гете, но мы не доехали до его дома.
Глория подняла с глаз волосы и вопросительно посмотрела на сына.
— Мне стало нехорошо — затошнило, — объяснил Том. — Не мог ехать дальше. И мистер Хэндли отвез меня домой.
— Так ты был на Калле Бурле.
Том кивнул.
— Ведь это там ты попал в аварию. Наверное, ты понимаешь... неприятные воспоминания.
Том вздрогнул и чуть не выронил тарелку. Мать смотрела на него с выражением хмурого удовлетворения на лице.
— Не думай, что такие вещи проходят бесследно. Не проходят — уж я-то знаю.
Глория снова вздохнула, и Тому показалось, что она немного дрожит. Она схватилась за чашку обеими руками и опустила голову, так что волосы снова упали ей на лицо. Том по-прежнему не мог перевести дыхание. Он был потрясен словами матери. Перед глазами вдруг всплыл образ старухи, орущей ему: «Уличный мальчишка!» Том знал, что действительно видел эту женщину в день аварии. Тогда мир открылся перед ним и позволил заглянуть в свои сокровенные глубины, но лишь затем, чтобы снова закрыться. Он видел тогда далеко внизу эту самую старуху, гневно размахивающую кулаками.
Прежде чем Том понял, что Глория плачет, он успел вновь ощутить острый и волнующий отдаленный аромат того дня. И тут он заметил, что плечи матери вздрагивают.
Том подошел к ней, на ходу вытирая пальцы о брюки. Глория плакала почти бесшумно, и, когда Том подошел к ней, она поднесла к глазам платок и приказала себе успокоиться.
Том колебался: ему очень хотелось обнять мать, но он не был уверен, что Глория позволит прикоснуться к себе. Наконец он нежно опустил руку ей на шею.
— Я так страдала, когда это случилось, — всхлипывала Глория. — Ты обвинял в этом меня?
— Тебя? — Том подвинул стул и уселся рядом с матерью. По телу его прошла дрожь, когда он подумал, что мать впервые в жизни разговаривает с ним, как с равным.
— Я всегда была не очень хорошей матерью. — Глория вытерла глаза и посмотрела на Тома — взгляд ее был полон такого смысла и такого отчаяния, что мальчику на секунду показалось, будто он видит перед собой другую женщину, ту, которую видел очень редко: когда его мать действительно присутствовала в своей телесной оболочке, которая видела его, потому что способна была видеть то, что происходит вокруг.
— Я никогда не хотела, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — сказала Глория. — Но не смогла защитить тебя, и тебя чуть не убили. — Она сжала платок в кулаке.
— В этом вовсе не было твоей вины, — заверил ее Том. — И вообще, это ведь было очень давно.
— Думаешь, это меняет дело? — Теперь Глория говорила немного раздраженно. Том почувствовал, что взгляд ее больше не фокусируется на нем — та, другая женщина, медленно угасала уступая место обычной Глории. Она попыталась сконцентрировать внимание. — Я помню, когда ты был маленьким, — Глория улыбнулась Тому самой настоящей улыбкой. Руки ее больше не дрожали. — Ты был такой хорошенький, что я могла растрогаться до слез, глядя на твое личико. Я все время смотрела на тебя, никак не могла оторваться, иногда мне казалось, что я прямо таю, глядя на тебя. Ты был само совершенство — ведь ты был моим ребенком. — Глория, словно стесняясь, коснулась руки Тома, но тут же быстро отдернула пальцы. — Быть твоей матерью казалось таким счастьем! У Тома было такое выражение лица, что Глории пришлось отвернуться и сделать глоток чаю, чтобы снова овладеть собой.
— О, мама, — хрипло произнес он.
— Не забывай того, что я сказала, — попросила Глория. — Потому что это — правда. Мне очень не нравится быть такой, какая я есть.
Том наклонился к матери — сейчас ему было просто необходимо, чтобы она обняла его или хотя бы коснулась. Но тело ее казалось жестким и несгибаемым, почти что злым, хотя Том знал, что сейчас она вовсе не злится.
— Мама?
Глория повернулась к сыну, и Том увидел ее напряженное лицо. К губам ее прилипла прядка волос. Она немного напоминала оракула, и Том замер, понимая, что сейчас мать скажет что-то очень важное.
Глория часто заморгала.
Хочешь знать кое-что еще? — спросила она.
Том молча смотрел на мать.
— Я очень рада, что ты не девочка, — сказала Глория. — Если бы у меня была дочь, я бы наверняка вырастила из нее маленькую сучку.
Том так резко вскочил на ноги, что чуть не опрокинул стул. Через несколько секунд его уже не было в комнате.
* * *
День близился к концу. Глория Пасмор провела большую часть времени в своей спальне, слушая любимые пластинки — Бенни Гудмана, Каунта Бейзи, Дюка Элингтона, Гленроя Брейкстоуна, «Таргетс». Она лежала на кровати с закрытыми глазами и курила одну сигарету за другой. Виктор Пасмор отошел от телевизора только один раз — чтобы сходить в ванную. Выйдя оттуда в четыре тридцать, он снова уселся в свое любимое кресло с откидывающейся спинкой и задремал, похрапывая, под аккомпанемент очередного бейсбольного матча. Том уселся на соседнее кресло и в течение получаса наблюдал, как люди, которых он совсем не знал, с зверским выражением лица пытаются изменить счет в пользу своей команды. Интересно, что делает сейчас Сара Спенс? И чем занят фон Хайлиц за зашторенными окнами своего странного дома?
В пять часов Том встал с кресла, чтобы переключить телевизор на программу местных новостей. Виктор рассеянно заморгал, поднес к губам стакан с желтоватой жидкостью, стоящий рядом с креслом, и спросил:
— А как же бейсбол?
— Давай посмотрим новости.
Виктор сделал глоток теплого виски с содовой, поморщился и снова закрыл глаза.
Заиграла громкая музыка, потом передали рекламу фирмы «Дипдейл истейтс», призывающую покупать коттеджи на озере Дипдейл, которое было «тем же Игл-лейк, только гораздо ближе и доступнее по цене».
Отец Тома снова тихо захрапел.
Мужчина с коротко стриженными белокурыми волосами и в очках с толстой оправой улыбнулся в объектив камеры и произнес:
— Приоткрыта завеса тайны над самым зверским убийством, которое помнят жители Милл Уолк, — смертью Мариты Хасслгард, единственной сестры министра финансов Фридриха Хасслгарда, имя которого также фигурирует в сегодняшних новостях.
— Хей! — Том выпрямился и буквально впился глазами в телевизор.
— Капитан полиции Фултон Бишоп сообщил сегодня, что анонимный источник снабдил полицию ценной информацией, ведущей к разгадке личности убийцы Мариты Хасслгард. Капитан Бишоп сообщил нашему корреспонденту, что предполагаемым убийцей является некий Фоксвелл Эдвардс, рецидивист, освобожденный из Лонг-Бей за день до убийства. — На экране появилась фотографии угрюмого широколицего человека с темными вьющимися волосами.
— Хей! — снова произнес Том, но на сей раз уже совершенно другим тоном.
— Что там такое? — пробормотал Виктор Пасмор.
— ...неоднократно судился за кражи со взломом, хулиганство и мелкие кражи. Последний раз Эдвардс был осужден за вооруженное ограбление. Предполагается, что он прячется в районе Уизел Холлоу. Полиция начала поиски. Водителям автомобилей и владельцам экипажей рекомендуется пользоваться для объезда Бигхэм-роуд, вплоть до поступления новых сведений. Все мы надеемся, что преступник будет пойман в ближайшее время, — диктор опустил глаза, перевернул страницу лежащего перед ним текста и снова посмотрел в камеру. — По сведениям информированных источников, убитый горем министр финансов Фридрих Хасслгард находится сейчас в штормовом море у западной оконечности острова. Около трех часов, узнав о том, что полиции удалось установить личность убийцы его сестры, министр сел на собственное судно под названием «Судьба Могром», чтобы обогнуть остров. Предполагают, что его настиг ураган, разбушевавшийся над районом Девилз-Пул. Радиосвязь с судном была нарушена вскоре после начала урагана, — диктор снова опустил глаза. — Через несколько секунд — обзор ситуации на дорогах, прогноз погоды Теда Везерхеда и новости спорта с Джо Раддлером.
— Вот и хорошо, — сказал Виктор. — Они добрались до него.
— Кто до кого добрался? — не понял Том.
Виктор начал поднимать спинку кресла.
— Ну того подонка, который пристрелил Мариту Хасслгард. А ты думал кого? Пора мне подумать об обеде — твоя мама не очень хорошо себя чувствует сегодня.
— А что ты думаешь о Хасслгарде?
— А чего о нем думать? Выскочки-туземцы вроде этого типа могут плавать где угодно, в любой шторм. Я помню, когда Хасслгард был зеленым юнцом, он мог проскочить на своей лодке в игольное ушко.
— Так ты знал его?
Если можно так выразиться. Он был одной из находок твоего дедушки. Глен вытащил его из Уизел Холлоу и помог начать карьеру. Давно, когда фирма застраивала западную часть острова, Глен помог таким образом нескольким туземным парнишкам, которые показались ему умными и способными, — они получили образование и нашли приличную работу.
Том проводил взглядом отца, направляющегося в кухню, затем повернулся к телевизору. Экран заполнила краснолицая физиономия Джо Раддлера.
— Здорово, болельщики! — агрессивность была визитной карточкой Джо. — Вот и весь спорт! — пророкотал он после пятиминутного сообщения. — Больше у меня ничего нет! И не просите напрасно! Раддлер прощается с вами до десяти часов! Продолжайте играть в свои игры!
Том переключил на другую программу.
— Продолжайте играть в свои игры! — повторил из кухни Виктор Пасмор. Он очень любил Джо Раддлера. Джо Раддлер был настоящим мужчиной. — У нас тут есть антрекоты, которые надо скушать, пока они не испортились. Ты хочешь антрекот?
Том был не голоден, но тем не менее сказал:
— Конечно.
Виктор вышел из кухни, вытирая руки о штаны.
— Слушай, а ты не приготовишь их? Просто положи в духовку. Там есть салат и еще всякая всячина — порежь все это. А я пойду проведаю твою маму. Может, ей надо приготовить коктейль или еще что-нибудь.
Спустя полчаса, когда Том накрывал на стол, Виктор спустился по лестнице, ведя под руку Глорию. В шелковом пеньюаре, с Распущенными волосами, она напоминала призрака с красными глазами. Она села перед тарелкой с антрекотом, отрезала от него кусочек не толще игральной карты и стала ковырять его вилкой.
Том спросил ее, все ли с ней в порядке.
— Завтра вечером мы идем в гости, так что увидишь — с ней все будет в порядке. Правда, Глор?
— Оставьте меня в покое, — произнесла мать. — Вы прекратите когда-нибудь приставать ко мне? — Она снова отрезала тоненький кусочек мяса и понесла вилку ко рту, но тут же снова уронила на тарелку.
— Может, вызвать доктора Милтона? — предложил Виктор. — Пусть даст тебе что-нибудь.
— Мне ничего не надо, — едва сдерживаясь, ответила Глория, — Кроме того... чтобы... меня... оставили... в покое. Почему бы тебе не позвать моего отца. Ведь он всегда решает все твои проблемы.
Они молча доели мясо. Глория с упреком посмотрела на сына. Глаза ее казались опухшими.
— Дедушка поможет и тебе. Ты можешь обосноваться, где захочешь.
— А почему никто не хочет, чтобы я остался на Милл Уолк? — Том вдруг понял, что его родители уже решили про себя принять предложение Гленденнинга Апшоу.
— А разве ты не хочешь уехать с Милл Уолк? — сердито спросила Глория. — Вот твой отец до сих пор мечтает оказаться подальше отсюда. Спроси его!
— Кажется, ты не голодна сегодня, — сказал Виктор. — Позволь мне проводить тебя наверх. Тебе надо отдохнуть перед завтрашним обедом у Лангенхаймов.
— Какая дрянь! Опять сальные шутки и липкие взгляды!
— Я позвоню доктору Милтону, — решительно произнес Виктор.
Глория качнулась на стуле, голова ее упала на грудь. Виктор быстро встал, подошел к стулу и, продев руки под мышки Глории, попытался поднять ее. Та сопротивлялась несколько секунд, а потом оттолкнула его руки и встала сама.
Виктор взял ее за руку и вывел из столовой. Как только за ними закрылась дверь спальни, Глория начала кричать. Том прошелся взад-вперед по столовой, отнес тарелки в кухню, сложил в целлофановые мешочки и положил в холодильник недоеденные антрекоты. Вымыв тарелки. Том вышел в прихожую и несколько секунд прислушивался к крикам матери, которые вдруг показались ему заученными, вовсе не связанными с настоящим гневом или болью. Он подошел к входной двери и, опустив голову, прислонился к ней лбом.
Примерно через полчаса перед домом остановился экипаж. Зазвенел звонок, и Том вышел из гостиной, чтобы открыть дверь доктору Милтону.
Виктор стоял на нижней ступеньке лестницы. На груди его красовалось пятно от красного вина, напоминавшее очертаниями штат Флорида. Доктор Милтон, по-прежнему носивший пиджак и полосатые штаны, точно такие, в каких был изображен на фотографии в альбоме Леймона фон Хайлица, улыбнулся Тому и стал подниматься по лестнице.
— Сейчас ей получше? — спросил он.
— Кажется, да, — ответил Виктор.
Круглая физиономия доктора повернулась в сторону Тома.
— Твоя мама немного перевозбудилась, — сказал он. — Но волноваться не о чем. — Он посмотрел на Тома с таким видом, словно хотел потрепать его по волосам. — Завтра она будет совсем другой.
Том пробормотал в ответ что-то невразумительное, и доктор, крепко сжимая в руках черный чемоданчик, стал подниматься вслед за Виктором Пасмором вверх по лестнице.
К десяти часам Том почувствовал себя так, словно находится в доме один. Доктор уехал несколько часов назад. Том включил телевизор, чтобы послушать вечерние новости, и присел на ручку кресла.
— Драматическая развязка погони за убийцей Мариты Хасслгард, — провещал на весь Милл Уолк благонадежного вида диктор в тяжелых очках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59