Понятное дело, Имоджин в очередной раз принялась за сватовство.
Положение спас Лестер — да воздастся ему!
— Торчащие зубы при закрытом рте? — сказал он с неподдельным интересом. — Миледи, как это возможно? Вы имеете в виду, наподобие клыков? Калли, у кого есть клыки? У львов? Тигров? О Боже, это змеи! Калли, ее светлость опять смеется! Ведь это шутка, не правда ли?
Виконтесса театрально закатила глаза и, переглянувшись с девушкой, любовно посмотрела на Лестера. Она протянула руку к своему огромному бюсту, извлекла из-под лифа носовой платок с кружевом и начала легонько прижимать к вискам. Ее благоволение к Лестеру было столь же очевидно, сколь и понятно. Их объединяло родство душ, по крайней мере в отношении гастрономических пристрастий. Она даже подарила ему еще один новый костюм, в благодарность за Скарлет.
— Лестер, дорогой, не ломайте себе голову, — ласково посоветовала ему Имоджин, продолжая обмахивать свое пылающее лицо. — От таких глубоких мыслей один только вред. Подумайте лучше о нашей предстоящей битве с моим соседом. Вы ведь видели, что я выигрывала три вечера подряд. Теперь ваша очередь попытать удачу. Либо это, либо время выбирать новую игру. Я так люблю карты!
Упоминание о картах заставило Калли вспомнить о Ноэле Кинси, все еще отсутствующем прохвосте, и ее планах, исполнение которых откладывалось слишком долго.
— Имоджин, мистер Пинэйбл возвращается завтра? — спросила она, памятуя о приближении бала и еще не разученном вальсе. Правда, все равно ей не придется танцевать, пока она не получит разрешение патронессы. Но время пролетит быстро. Сегодня днем пришла бумага из «Олмэкса». Несмотря на трудности, виконтесса каким-то образом добилась своего и не скрывала ликования. Она не умолкала целый час и едва не задохнулась от восторга.
Да и как она могла дышать, если продолжала носить свои корсеты и без конца ела? Калли кусала нижнюю губу, глядя на виконтессу, сидевшую очень прямо в своем кресле, так как согнуться ей не позволял зашитый в корсет китовый ус. К тому же Кэтлин слишком туго затянула шнурки.
Виконтесса на секунду задержала сливовое пирожное на полпути от губ и уставилась на него с таким видом, будто оттуда выползали черви. Она вдруг сильно побледнела. Теперь ее румяна резко выделялись на пепельно-серых щеках, а на коже лба и вдоль верхней губы начала проступать легкая испарина.
— Имоджин, что с вами? — встревожилась Калли, вполне уверенная в фатальной неизбежности происходящего. Она сделала знак Лестеру, чтобы он приблизился к дивану и сел рядом с пожилой леди. Вероятно, это было ее второе пирожное. Видит Бог, после того количества пищи, которое они только что поглотили, нормальному человеку больше уже ничего не требовалось. — Как вы себя чувствуете?
— Теплее и теплее, — пропела виконтесса, подмигивая и улыбаясь. — И все прекрасные цвета… — Она не договорила и с гаснущей улыбкой на лице закатила глаза.
Калли тотчас выскочила из своего кресла.
— Лестер, держи ее! — скомандовала она и, подобрав юбки, выбежала в коридор. В эти минуты Саймон вместе с друзьями как раз поднимался к матери. — Саймон… Имоджин плохо! — крикнула она и помчалась обратно. В гостиной она увидела Лестера, зажатого, как в тисках, между высокой боковиной дивана и потерявшей сознание леди.
— Расшнуруйте ее корсеты, — приказал виконт, вбегая в комнату. Он понял все с одного взгляда, но не желал сам устранять причину, коль скоро здесь присутствовала женщина, которая могла выполнить за него эту обыденную работу.
— При вас? — резко сказала Калли, сердито глядя на него. — Воображаю, как бы ей это понравилось! Саймон, ради Бога, освободите Лестера и уведите всех отсюда. И пусть кто-нибудь сходит за Кэтлин.
Дальше все развивалось очень быстро. Имоджин была переведена своим любящим сыном в сидячее положение. Арман с Бартоломью тем временем вызволили Лестера, задыхавшегося под внушительной тяжестью виконтессы, и они втроем покинули комнату. Или сбежали. Смотря на чей взгляд, подумала девушка. Саймон, присев на корточки, привалил к себе грузное тело матери, чтобы Калли могла подобраться к ее спине и расстегнуть пуговицы.
— Два обморока за два дня, — посетовал Саймон. — Вчера, я слышал, ей стало плохо у вас в комнате. — О Боже! — недовольно заворчал он, когда перо, украшавшее голову его матери, чуть не выкололо ему глаз. — Зачем ей эти дурацкие ухищрения…
— Мы оба знаем зачем! — прервала его Калли, распускавшая шнуры и тихо роптавшая, когда попадались неуступчивые узлы. Понимая, что ей никак нельзя выдавать Имоджин, она замялась. Не могла же она раскрывать довольно низменные причины ее приверженности к корсетам. Не объяснять же Саймону, что его мать жаждет делить ложе с мужчиной! Калли быстро нашла выход из положения, решив сказать лишь часть правды. — Имоджин не хочет быть вдовствующей виконтессой и стремится выглядеть молодой и очаровательной, чтобы заполучить себе мужа. Она полагала, что примирится со своим титулом, если вы женитесь на мне. Вы ведь знаете, что я ей нравлюсь. Она надеялась, что я не сошлю ее во вдовий домик, и поэтому оставила на время корсеты. Но сейчас они вернулись и, как видите, с возмездием. — Калли умолкла на секунду, сердито сверкнув глазами. — Саймон, вы не можете держать ее устойчивее? Я и так едва справляюсь с этими шнурками.
— Можем поменяться местами, — сказал он сквозь зубы, когда внушительное тело виконтессы в ярко-желтом атласном халате сложилось пополам, как яичница, и нависло у него над головой. — Так вы говорите, она все еще мечтает нас поженить? Я не придаю этому большого значения.
— Я тоже, — подхватила Калли, снова берясь за работу. — Но Имоджин по-прежнему думает, будто все предначертано, и, кажется, мне не удастся ее разубедить. Однако, — продолжала она, помня, что ее задача — выручить виконтессу и заморочить голову Саймону, — оказывается, мы с вами настолько нелогичны, что не поняли самых очевидных вещей. Ваша матушка заявляет, что снова займется… чем бы вы думали? Не чем иным, как устройством собственной жизни. Таким образом она хочет избегнуть участи одинокой старухи. Не то чтобы я верю этому — нет, конечно. Мне кажется, она хочет просто пристыдить нас и заставить пожениться. Она думает, это поможет ей сохраниться — не даст клевать носом за пудингом или потерять сознание во время прогулки в парке.
— До чего же скользкий халат, — сказал Саймон, прилагая все усилия, чтобы не дать матери сползти на пол. — Сам дьявол не справится с этим атласом. Как вам удается одновременно рассказывать и делать дело? — дружелюбно спросил он.
— Так вот и удается, — ответила Калли, подсовывая указательный палец под очередную тугую тесемку и чувствуя, как внутри вскипает неподвластное разуму раздражение. Два дня не разговаривали, а теперь он будет обсуждать с ней Имоджин? Да как он смеет?! О мужчины! Совершенно бесчувственные существа! — К тому же я уже почти закончила и то и другое, — сказала она. — Но если все ее глупости, о которых я уже упоминала, — продолжала она, тяжело дыша и ослабляя один за другим длинный ряд шнуров, — то есть ее волосы… корсеты… эти нелепые перья… и «скользкие» халаты вполне объяснимы, то менее всего понятно, как можно поглощать такое неимоверное количество пищи. И форель… и устричный паштет… и молодая гусятина… и засахаренные фрукты и целые горы шоколадных пирожных от Скарлет… Есть! Теперь все расшнуровано! Попробуйте уложить ее обратно.
Калли, почти бездыханная, устало привалилась к спинке дивана с декоративной резной планкой и, распластав на ней руки, посмотрела вниз на виконтессу, обложенную подушками. На щеках пожилой женщины обозначился чуть заметный румянец. Она начала медленно приходить в себя, поворачивая голову из стороны в сторону и тихо постанывая. Вскоре веки ее затрепетали, и наконец она открыла глаза.
— Саймон… — Имоджин улыбнулась сыну, по-прежнему сидевшему возле нее на корточках. Она протянула унизанные кольцами пальцы и потрогала темный локон, упавший ему на лоб или потревоженный одним из ее перьев. — Ну чем не прелесть? Ты сам это знаешь, Саймон. Ты просто восхитителен! Всегда…
Калли непроизвольно хихикнула и быстро заставила себя умолкнуть. Однако ее смешок привлек внимание виконтессы. Она встрепенулась и поднесла руку к голове, еще больше растрепав свой плюмаж.
— О, привет, Калли! Что вы здесь делаете? — И вдруг, нахмурясь, посмотрела в потолок. — И что здесь делаю я? Где я?
— На пути в бедлам, мама, — сухо сказал Саймон, медленно поднимаясь на ноги. — Если так пойдет дальше, санитары препроводят тебя в загородную лечебницу. Ты упала в обморок, и уже не в первый раз.
— Я? О, родной мой! Видимо, это так.
— Да, Имоджин, — с укором сказала Калли, приводя в порядок ее прическу. Но получилось только хуже, потому что Саймон как раз наклонился поцеловать мать в щеку, и в глаз ему ткнулось другое перо. Калли притворилась, что не слышит, как он тихо чертыхнулся. — Имоджин, дорогая, вы должны оставить свою затею. Вы меня слышите? Во-первых, вы слишком часто падаете в обморок. Во-вторых, это выглядит довольно глупо. Вы похожи на солидного датского дога, пытающегося изображать из себя нервную комнатную собачку, простите меня за такое сравнение. И потом, вы своей тяжестью задавили Лестера. В этот раз он чуть не задохнулся. Неужели вы собираетесь ловить себе супруга, падая вот таким образом? Так вы никогда его не поймаете.
Виконтесса скорчила гримасу и принялась хохотать. От громкого рокота, исходящего изнутри ее чрева, у нее сотрясались плечи.
— Вы правы, Калли. Датский дог! Или огромное объемистое дерево, пытающееся казаться изящным розовым кустом! Мне больше нравится второе сравнение, хотя я вас понимаю. Выходите замуж за Саймона — и я перестану. Правда перестану. Даже соглашусь быть не только вдовой, но и бабушкой, я полагаю. Возможно, даже начну заниматься чем-нибудь вроде разведения цветов и оставлю всякие мысли найти себе прекрасного…
— Имоджин! — тотчас прервала ее Калли, опасаясь, что, еще не оправившись после обморока, она может сказать примерно то же, чем заставляла краснеть Лестера и обращала его в бегство.
— Мама… — вслед за ней повторил Саймон, не понимая причин ее беспокойства. Калли была в этом уверена, считая, что он просто пытается избежать еще одной лекции на темы брака.
— Нет? — Имоджин пожала плечами. — Ты не хочешь сделать для меня такую малость? Тогда корсеты останутся. — Виконтесса снова пожала плечами, подмигивая Калли и как бы говоря, что ей уже лучше и она снова владеет собой. Она позволила Саймону посадить себя, а Калли накинула ей на плечи шаль, чтобы соблюсти благопристойность. — Я услышала, что в город приехал граф Митчем, — продолжала Имоджин, — и пригласила его на ваш бал, Калли. Мы с Фредди знакомы целую вечность, хотя давно не встречались. Его жена умерла два года назад, но он никогда ее не любил. Он женился на деньгах, а не на девушке. У меня много денег, целые горы денег. Может, он пожелает меня сейчас. Правда, он еще не видел меня располневшей. А Фредди такой красивый! И худощавый. Не сказать, чтобы он так уж мне нравился, но нужда, естественно, заставляет.
.Виконтесса снова посмотрела на сына. Ее лицо выражало твердую решимость.
— Ты меня слышишь? Корсеты остаются. Вот так!
Саймон выбросил руки вверх, подтверждая свою капитуляцию, как в прямом, так и переносном смысле.
— Ну хорошо, хорошо. Делай как знаешь, мама. Я только попрошу Робертса повсюду следовать за тобой с креслом, чтобы ты могла упасть в него, когда почувствуешь, что близка к обмороку. Прекрасная будет картина для первого бала Калли.
— Он снова называет вас по имени, — заметила виконтесса, улыбаясь девушке, когда Саймон, громко топая, вышел из комнаты, несомненно, глубоко возмущенный. И обрадованный, что избавился от пустой трескотни, недобро подумала Калли. Она слышала, как он заговорил со своими друзьями, видимо, собираясь отправиться куда-нибудь играть до рассвета. Во всяком случае, так ей раньше говорил Робертс. — По-моему, мы кое-чего добились, Калли. Еще несколько таких обмороков — и он у нас в руках, вы не думаете?
— Боюсь, что вы заблуждаетесь, — сказала Калли, обойдя диван и садясь рядом с пожилой леди. — Прошу вас, Имоджин, если вы хоть сколько-нибудь любите меня, оставьте эти нелепые разговоры насчет нас с Саймоном, потому что из этого просто ничего не получится. Иногда я не уверена даже, нравится ли мне ваш сын.
— Мисс Джонстон! — властно сказал Саймон, появляясь в дверях одновременно с взволнованной Кэтлин, прибежавшей помочь своей хозяйке. — Прежде чем отбыть до конца вечера, я вернулся и заверяю вас, что моя мать в надежных руках. Теперь, когда она, кажется, полностью пришла в себя, предлагаю вам продолжить собственное обучение перед предстоящим дебютом. Ибо в том, что касается правил хорошего тона, среди прочих ваших недостатков я усматриваю один существенный пробел. Когда вы что-то говорите, нужно иметь в виду присутствие некоторого числа зрителей. Учтите это на будущее.
После такого назидания, сделанного с чувством собственного превосходства, Саймон Роксбери, довольный собой, повернулся и снова покинул комнату.
— Имоджин, я беру свои слова обратно, — сказала Калли, в бессилии откидываясь на подушки. — Я четко знаю, что мне не нравится ваш сын. Ни капельки!
Глава 12
Так случаем любовь дарится нам;
Не лук Амура ранит, а обман!
Уильям Шекспир
Когда с Имоджин случился обморок, они с Калли наговорили друг другу резкостей и весь следующий день провели врозь. Саймон надеялся, что за это время ее обиды поутихли и он может предложить ей провести второй урок танцев. Ведь для того, чтобы выйти в свет и начать соблазнять Ноэля Кинси, она должна научиться танцевать.
В конце концов, она не знала, что план уничтожения Филтона был приведен в действие в тот же самый вечер, когда в доме произошли бурные события. Не знала она и того, что в результате вчерашней игры в «Уайтсе» граф уже ощутил значительную убыль в кармане и что Саймон дал своему противнику сутки на передышку, в расчете, что за двадцать четыре часа он возжаждет вернуть проигрыш и, закусив удила, помчится отыгрываться.
Таким образом, этот вечер виконту предстояло провести дома. Это был хороший план. Безопасный и реалистичный.
Калли, до боли очаровательная в платье цвета мяты, появилась за час до обеда. Весь этот час, а также во время самой трапезы она непринужденно болтала с друзьями Саймона, но не с ним. Выясняла мнение каждого, исключая его самого. Улыбалась всем, кроме него.
Ничего страшного, говорил он себе. Он вполне мог простить эти дамские штучки. В конце концов, джентльмен должен быть великодушен. Но как хотелось вскочить и, осторожно прошагав по столу, чтобы не наступить на огромную серебряную солонку и не зацепить головой за канделябр, придушить эту дерзкую девчонку!
После обеда Имоджин отправилась наверх, где они с Кэтлин надежно забаррикадировались в спальне и занялись горшочками с краской. Бартоломью в музыкальной гостиной по слуху подбирал мелодии. Арман взял на себя роль Одо Пинэйбла и с изяществом исполнил для Калли несколько па из кадрили. Затем показал ей несколько контрдансов, которых она не знала, и приступил к разучиванию вальса.
Саймон, не надеясь на себя — чего доброго, еще не удержится и встряхнет ее или поцелует, — старался не подходить к ней ближе чем на десять шагов. Он стоял в стороне, пытаясь казаться равнодушным. Арман взял Калли за руку, слегка касаясь правой ладонью ее хрупкого запястья, и посмотрел на нее оценивающим взглядом. Саймон ощутил некоторое беспокойство. Наблюдать, как она приноравливается к шагам Армана, определенно стоило нервов.
Калли приподняла подбородок, так как во время разговора ей нужно было смотреть партнеру в лицо. Когда они выполняли поворот, Саймону показалось, что вместо оценивающего выражения взгляд Армана приобрел непривычный юношеский блеск. На его красивом лице играла широкая улыбка.
Заинтригованный Саймон покинул свое место и сделал несколько шагов вперед, стараясь не мешать танцорам, но желая слышать, о чем они говорят. Он считал свой интерес вполне оправданным. В конце концов, перед Калли была поставлена задача освоить правила хорошего тона, а не только танцы. Поэтому нужно проверить, выучилась ли она чему-нибудь, может ли вести безобидный вежливый разговор, который не раздражал бы собеседника.
— Мистер Готье, вам приходилось когда-нибудь заставлять человека сходить за борт по доске?
Услышав вопрос Калли, Саймон невольно улыбнулся и прикрыл рот рукой. Совершенно очевидно, что в искусстве ведения учтивой беседы она не упражнялась. Она практиковалась во флирте. И, судя по выражению лица Армана, получила высшую оценку за усердный труд.
Проказница. Ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Положение спас Лестер — да воздастся ему!
— Торчащие зубы при закрытом рте? — сказал он с неподдельным интересом. — Миледи, как это возможно? Вы имеете в виду, наподобие клыков? Калли, у кого есть клыки? У львов? Тигров? О Боже, это змеи! Калли, ее светлость опять смеется! Ведь это шутка, не правда ли?
Виконтесса театрально закатила глаза и, переглянувшись с девушкой, любовно посмотрела на Лестера. Она протянула руку к своему огромному бюсту, извлекла из-под лифа носовой платок с кружевом и начала легонько прижимать к вискам. Ее благоволение к Лестеру было столь же очевидно, сколь и понятно. Их объединяло родство душ, по крайней мере в отношении гастрономических пристрастий. Она даже подарила ему еще один новый костюм, в благодарность за Скарлет.
— Лестер, дорогой, не ломайте себе голову, — ласково посоветовала ему Имоджин, продолжая обмахивать свое пылающее лицо. — От таких глубоких мыслей один только вред. Подумайте лучше о нашей предстоящей битве с моим соседом. Вы ведь видели, что я выигрывала три вечера подряд. Теперь ваша очередь попытать удачу. Либо это, либо время выбирать новую игру. Я так люблю карты!
Упоминание о картах заставило Калли вспомнить о Ноэле Кинси, все еще отсутствующем прохвосте, и ее планах, исполнение которых откладывалось слишком долго.
— Имоджин, мистер Пинэйбл возвращается завтра? — спросила она, памятуя о приближении бала и еще не разученном вальсе. Правда, все равно ей не придется танцевать, пока она не получит разрешение патронессы. Но время пролетит быстро. Сегодня днем пришла бумага из «Олмэкса». Несмотря на трудности, виконтесса каким-то образом добилась своего и не скрывала ликования. Она не умолкала целый час и едва не задохнулась от восторга.
Да и как она могла дышать, если продолжала носить свои корсеты и без конца ела? Калли кусала нижнюю губу, глядя на виконтессу, сидевшую очень прямо в своем кресле, так как согнуться ей не позволял зашитый в корсет китовый ус. К тому же Кэтлин слишком туго затянула шнурки.
Виконтесса на секунду задержала сливовое пирожное на полпути от губ и уставилась на него с таким видом, будто оттуда выползали черви. Она вдруг сильно побледнела. Теперь ее румяна резко выделялись на пепельно-серых щеках, а на коже лба и вдоль верхней губы начала проступать легкая испарина.
— Имоджин, что с вами? — встревожилась Калли, вполне уверенная в фатальной неизбежности происходящего. Она сделала знак Лестеру, чтобы он приблизился к дивану и сел рядом с пожилой леди. Вероятно, это было ее второе пирожное. Видит Бог, после того количества пищи, которое они только что поглотили, нормальному человеку больше уже ничего не требовалось. — Как вы себя чувствуете?
— Теплее и теплее, — пропела виконтесса, подмигивая и улыбаясь. — И все прекрасные цвета… — Она не договорила и с гаснущей улыбкой на лице закатила глаза.
Калли тотчас выскочила из своего кресла.
— Лестер, держи ее! — скомандовала она и, подобрав юбки, выбежала в коридор. В эти минуты Саймон вместе с друзьями как раз поднимался к матери. — Саймон… Имоджин плохо! — крикнула она и помчалась обратно. В гостиной она увидела Лестера, зажатого, как в тисках, между высокой боковиной дивана и потерявшей сознание леди.
— Расшнуруйте ее корсеты, — приказал виконт, вбегая в комнату. Он понял все с одного взгляда, но не желал сам устранять причину, коль скоро здесь присутствовала женщина, которая могла выполнить за него эту обыденную работу.
— При вас? — резко сказала Калли, сердито глядя на него. — Воображаю, как бы ей это понравилось! Саймон, ради Бога, освободите Лестера и уведите всех отсюда. И пусть кто-нибудь сходит за Кэтлин.
Дальше все развивалось очень быстро. Имоджин была переведена своим любящим сыном в сидячее положение. Арман с Бартоломью тем временем вызволили Лестера, задыхавшегося под внушительной тяжестью виконтессы, и они втроем покинули комнату. Или сбежали. Смотря на чей взгляд, подумала девушка. Саймон, присев на корточки, привалил к себе грузное тело матери, чтобы Калли могла подобраться к ее спине и расстегнуть пуговицы.
— Два обморока за два дня, — посетовал Саймон. — Вчера, я слышал, ей стало плохо у вас в комнате. — О Боже! — недовольно заворчал он, когда перо, украшавшее голову его матери, чуть не выкололо ему глаз. — Зачем ей эти дурацкие ухищрения…
— Мы оба знаем зачем! — прервала его Калли, распускавшая шнуры и тихо роптавшая, когда попадались неуступчивые узлы. Понимая, что ей никак нельзя выдавать Имоджин, она замялась. Не могла же она раскрывать довольно низменные причины ее приверженности к корсетам. Не объяснять же Саймону, что его мать жаждет делить ложе с мужчиной! Калли быстро нашла выход из положения, решив сказать лишь часть правды. — Имоджин не хочет быть вдовствующей виконтессой и стремится выглядеть молодой и очаровательной, чтобы заполучить себе мужа. Она полагала, что примирится со своим титулом, если вы женитесь на мне. Вы ведь знаете, что я ей нравлюсь. Она надеялась, что я не сошлю ее во вдовий домик, и поэтому оставила на время корсеты. Но сейчас они вернулись и, как видите, с возмездием. — Калли умолкла на секунду, сердито сверкнув глазами. — Саймон, вы не можете держать ее устойчивее? Я и так едва справляюсь с этими шнурками.
— Можем поменяться местами, — сказал он сквозь зубы, когда внушительное тело виконтессы в ярко-желтом атласном халате сложилось пополам, как яичница, и нависло у него над головой. — Так вы говорите, она все еще мечтает нас поженить? Я не придаю этому большого значения.
— Я тоже, — подхватила Калли, снова берясь за работу. — Но Имоджин по-прежнему думает, будто все предначертано, и, кажется, мне не удастся ее разубедить. Однако, — продолжала она, помня, что ее задача — выручить виконтессу и заморочить голову Саймону, — оказывается, мы с вами настолько нелогичны, что не поняли самых очевидных вещей. Ваша матушка заявляет, что снова займется… чем бы вы думали? Не чем иным, как устройством собственной жизни. Таким образом она хочет избегнуть участи одинокой старухи. Не то чтобы я верю этому — нет, конечно. Мне кажется, она хочет просто пристыдить нас и заставить пожениться. Она думает, это поможет ей сохраниться — не даст клевать носом за пудингом или потерять сознание во время прогулки в парке.
— До чего же скользкий халат, — сказал Саймон, прилагая все усилия, чтобы не дать матери сползти на пол. — Сам дьявол не справится с этим атласом. Как вам удается одновременно рассказывать и делать дело? — дружелюбно спросил он.
— Так вот и удается, — ответила Калли, подсовывая указательный палец под очередную тугую тесемку и чувствуя, как внутри вскипает неподвластное разуму раздражение. Два дня не разговаривали, а теперь он будет обсуждать с ней Имоджин? Да как он смеет?! О мужчины! Совершенно бесчувственные существа! — К тому же я уже почти закончила и то и другое, — сказала она. — Но если все ее глупости, о которых я уже упоминала, — продолжала она, тяжело дыша и ослабляя один за другим длинный ряд шнуров, — то есть ее волосы… корсеты… эти нелепые перья… и «скользкие» халаты вполне объяснимы, то менее всего понятно, как можно поглощать такое неимоверное количество пищи. И форель… и устричный паштет… и молодая гусятина… и засахаренные фрукты и целые горы шоколадных пирожных от Скарлет… Есть! Теперь все расшнуровано! Попробуйте уложить ее обратно.
Калли, почти бездыханная, устало привалилась к спинке дивана с декоративной резной планкой и, распластав на ней руки, посмотрела вниз на виконтессу, обложенную подушками. На щеках пожилой женщины обозначился чуть заметный румянец. Она начала медленно приходить в себя, поворачивая голову из стороны в сторону и тихо постанывая. Вскоре веки ее затрепетали, и наконец она открыла глаза.
— Саймон… — Имоджин улыбнулась сыну, по-прежнему сидевшему возле нее на корточках. Она протянула унизанные кольцами пальцы и потрогала темный локон, упавший ему на лоб или потревоженный одним из ее перьев. — Ну чем не прелесть? Ты сам это знаешь, Саймон. Ты просто восхитителен! Всегда…
Калли непроизвольно хихикнула и быстро заставила себя умолкнуть. Однако ее смешок привлек внимание виконтессы. Она встрепенулась и поднесла руку к голове, еще больше растрепав свой плюмаж.
— О, привет, Калли! Что вы здесь делаете? — И вдруг, нахмурясь, посмотрела в потолок. — И что здесь делаю я? Где я?
— На пути в бедлам, мама, — сухо сказал Саймон, медленно поднимаясь на ноги. — Если так пойдет дальше, санитары препроводят тебя в загородную лечебницу. Ты упала в обморок, и уже не в первый раз.
— Я? О, родной мой! Видимо, это так.
— Да, Имоджин, — с укором сказала Калли, приводя в порядок ее прическу. Но получилось только хуже, потому что Саймон как раз наклонился поцеловать мать в щеку, и в глаз ему ткнулось другое перо. Калли притворилась, что не слышит, как он тихо чертыхнулся. — Имоджин, дорогая, вы должны оставить свою затею. Вы меня слышите? Во-первых, вы слишком часто падаете в обморок. Во-вторых, это выглядит довольно глупо. Вы похожи на солидного датского дога, пытающегося изображать из себя нервную комнатную собачку, простите меня за такое сравнение. И потом, вы своей тяжестью задавили Лестера. В этот раз он чуть не задохнулся. Неужели вы собираетесь ловить себе супруга, падая вот таким образом? Так вы никогда его не поймаете.
Виконтесса скорчила гримасу и принялась хохотать. От громкого рокота, исходящего изнутри ее чрева, у нее сотрясались плечи.
— Вы правы, Калли. Датский дог! Или огромное объемистое дерево, пытающееся казаться изящным розовым кустом! Мне больше нравится второе сравнение, хотя я вас понимаю. Выходите замуж за Саймона — и я перестану. Правда перестану. Даже соглашусь быть не только вдовой, но и бабушкой, я полагаю. Возможно, даже начну заниматься чем-нибудь вроде разведения цветов и оставлю всякие мысли найти себе прекрасного…
— Имоджин! — тотчас прервала ее Калли, опасаясь, что, еще не оправившись после обморока, она может сказать примерно то же, чем заставляла краснеть Лестера и обращала его в бегство.
— Мама… — вслед за ней повторил Саймон, не понимая причин ее беспокойства. Калли была в этом уверена, считая, что он просто пытается избежать еще одной лекции на темы брака.
— Нет? — Имоджин пожала плечами. — Ты не хочешь сделать для меня такую малость? Тогда корсеты останутся. — Виконтесса снова пожала плечами, подмигивая Калли и как бы говоря, что ей уже лучше и она снова владеет собой. Она позволила Саймону посадить себя, а Калли накинула ей на плечи шаль, чтобы соблюсти благопристойность. — Я услышала, что в город приехал граф Митчем, — продолжала Имоджин, — и пригласила его на ваш бал, Калли. Мы с Фредди знакомы целую вечность, хотя давно не встречались. Его жена умерла два года назад, но он никогда ее не любил. Он женился на деньгах, а не на девушке. У меня много денег, целые горы денег. Может, он пожелает меня сейчас. Правда, он еще не видел меня располневшей. А Фредди такой красивый! И худощавый. Не сказать, чтобы он так уж мне нравился, но нужда, естественно, заставляет.
.Виконтесса снова посмотрела на сына. Ее лицо выражало твердую решимость.
— Ты меня слышишь? Корсеты остаются. Вот так!
Саймон выбросил руки вверх, подтверждая свою капитуляцию, как в прямом, так и переносном смысле.
— Ну хорошо, хорошо. Делай как знаешь, мама. Я только попрошу Робертса повсюду следовать за тобой с креслом, чтобы ты могла упасть в него, когда почувствуешь, что близка к обмороку. Прекрасная будет картина для первого бала Калли.
— Он снова называет вас по имени, — заметила виконтесса, улыбаясь девушке, когда Саймон, громко топая, вышел из комнаты, несомненно, глубоко возмущенный. И обрадованный, что избавился от пустой трескотни, недобро подумала Калли. Она слышала, как он заговорил со своими друзьями, видимо, собираясь отправиться куда-нибудь играть до рассвета. Во всяком случае, так ей раньше говорил Робертс. — По-моему, мы кое-чего добились, Калли. Еще несколько таких обмороков — и он у нас в руках, вы не думаете?
— Боюсь, что вы заблуждаетесь, — сказала Калли, обойдя диван и садясь рядом с пожилой леди. — Прошу вас, Имоджин, если вы хоть сколько-нибудь любите меня, оставьте эти нелепые разговоры насчет нас с Саймоном, потому что из этого просто ничего не получится. Иногда я не уверена даже, нравится ли мне ваш сын.
— Мисс Джонстон! — властно сказал Саймон, появляясь в дверях одновременно с взволнованной Кэтлин, прибежавшей помочь своей хозяйке. — Прежде чем отбыть до конца вечера, я вернулся и заверяю вас, что моя мать в надежных руках. Теперь, когда она, кажется, полностью пришла в себя, предлагаю вам продолжить собственное обучение перед предстоящим дебютом. Ибо в том, что касается правил хорошего тона, среди прочих ваших недостатков я усматриваю один существенный пробел. Когда вы что-то говорите, нужно иметь в виду присутствие некоторого числа зрителей. Учтите это на будущее.
После такого назидания, сделанного с чувством собственного превосходства, Саймон Роксбери, довольный собой, повернулся и снова покинул комнату.
— Имоджин, я беру свои слова обратно, — сказала Калли, в бессилии откидываясь на подушки. — Я четко знаю, что мне не нравится ваш сын. Ни капельки!
Глава 12
Так случаем любовь дарится нам;
Не лук Амура ранит, а обман!
Уильям Шекспир
Когда с Имоджин случился обморок, они с Калли наговорили друг другу резкостей и весь следующий день провели врозь. Саймон надеялся, что за это время ее обиды поутихли и он может предложить ей провести второй урок танцев. Ведь для того, чтобы выйти в свет и начать соблазнять Ноэля Кинси, она должна научиться танцевать.
В конце концов, она не знала, что план уничтожения Филтона был приведен в действие в тот же самый вечер, когда в доме произошли бурные события. Не знала она и того, что в результате вчерашней игры в «Уайтсе» граф уже ощутил значительную убыль в кармане и что Саймон дал своему противнику сутки на передышку, в расчете, что за двадцать четыре часа он возжаждет вернуть проигрыш и, закусив удила, помчится отыгрываться.
Таким образом, этот вечер виконту предстояло провести дома. Это был хороший план. Безопасный и реалистичный.
Калли, до боли очаровательная в платье цвета мяты, появилась за час до обеда. Весь этот час, а также во время самой трапезы она непринужденно болтала с друзьями Саймона, но не с ним. Выясняла мнение каждого, исключая его самого. Улыбалась всем, кроме него.
Ничего страшного, говорил он себе. Он вполне мог простить эти дамские штучки. В конце концов, джентльмен должен быть великодушен. Но как хотелось вскочить и, осторожно прошагав по столу, чтобы не наступить на огромную серебряную солонку и не зацепить головой за канделябр, придушить эту дерзкую девчонку!
После обеда Имоджин отправилась наверх, где они с Кэтлин надежно забаррикадировались в спальне и занялись горшочками с краской. Бартоломью в музыкальной гостиной по слуху подбирал мелодии. Арман взял на себя роль Одо Пинэйбла и с изяществом исполнил для Калли несколько па из кадрили. Затем показал ей несколько контрдансов, которых она не знала, и приступил к разучиванию вальса.
Саймон, не надеясь на себя — чего доброго, еще не удержится и встряхнет ее или поцелует, — старался не подходить к ней ближе чем на десять шагов. Он стоял в стороне, пытаясь казаться равнодушным. Арман взял Калли за руку, слегка касаясь правой ладонью ее хрупкого запястья, и посмотрел на нее оценивающим взглядом. Саймон ощутил некоторое беспокойство. Наблюдать, как она приноравливается к шагам Армана, определенно стоило нервов.
Калли приподняла подбородок, так как во время разговора ей нужно было смотреть партнеру в лицо. Когда они выполняли поворот, Саймону показалось, что вместо оценивающего выражения взгляд Армана приобрел непривычный юношеский блеск. На его красивом лице играла широкая улыбка.
Заинтригованный Саймон покинул свое место и сделал несколько шагов вперед, стараясь не мешать танцорам, но желая слышать, о чем они говорят. Он считал свой интерес вполне оправданным. В конце концов, перед Калли была поставлена задача освоить правила хорошего тона, а не только танцы. Поэтому нужно проверить, выучилась ли она чему-нибудь, может ли вести безобидный вежливый разговор, который не раздражал бы собеседника.
— Мистер Готье, вам приходилось когда-нибудь заставлять человека сходить за борт по доске?
Услышав вопрос Калли, Саймон невольно улыбнулся и прикрыл рот рукой. Совершенно очевидно, что в искусстве ведения учтивой беседы она не упражнялась. Она практиковалась во флирте. И, судя по выражению лица Армана, получила высшую оценку за усердный труд.
Проказница. Ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33