И
тем приятнее, когда у правила бывают исключения. Я, как всегда при таком зв
онке, подобрался, отринул сиюминутное, мобилизовал память, внимание, реа
кцию. Я Ц чиновник.
Ц Семираев слушает.
По первым звукам голоса я понял, что звонит Иван Матвеевич Ц и начальств
о, и друг, если только на горных вершинах административного успеха есть д
ружба. Но если ее нет, она удачно заменяется солидарностью сходного отно
шения к жизни, к ремеслу, к жизненным благам, к приемам профессиональной д
еятельности. Людям, одинаково понимающим эти проблемы, нет надобности ра
сшифровывать их, подавать друг другу опознавательные знаки, какими-то о
собыми действиями выявлять свое отношение друг к другу. Мы, как птицы, узн
аем друг друга по полету, по неуловимым признакам, не по словам. Слова Ц э
то лишь слова, жизнь соскучилась по поступкам. Важны не поздравления к пр
азднику, а суть, отношение к человеческому делу. Иван Матвеевич не только
мое художественное начальство, но и человек, верящий в меня, в мое искусст
во. Часто, когда я вижу, как глубоко и заинтересованно он разглядывает мои
картины, я думаю: а может быть, я излишне строг к себе? Может быть…
О это сладостное "быть может"!
Ц Семираев слушает!..
Но начальство все же начальство. Любовь любовью, однако она возникает ли
шь тогда, когда есть исполнительность, рвение с твоей стороны и уверенно
сть в тебе, а лучше твердое знание, что ты не подведешь, Ц с той. Здесь надо
уметь слушать и горькие истины.
Ц Слушай, Семираев, Ц как всегда, Иван Матвеевич берет проблему за рога,
Ц здесь мы подумали, посоветовались, и, в общем, есть мнение…
Я боялся об этом и подумать. Неужели мне?.. Ведь это неправда, что выживают в
о времени только шедевры. Иногда даже среднее произведение, случайно про
дравшись через века, прицепившись, как ракушка к кораблю, к старым развал
инам или новым дворцам, выплывает в сегодняшний день. В конце концов, моза
ики Помпеи Ц лишь остатки массовой художественной культуры римлян, а фа
юмские портреты Ц лишь инвентарная "фотография" покойника. Все ругают И
саакиевский собор за тяжеловесность, но Монферан-то принадлежит будуще
му, и сколько еще веков экскурсоводы будут поминать его фамилию, а также т
ех живописцев и скульпторов, кто помогал украшать здание. Как важно прим
кнуть к большому делу… А дело сделано Ц пусть потом разбираются. Значит,
Иван Матвеевич будет предлагать э т о мне.
Ц …В общем, Ц продолжает Иван Матвеевич, немножко потягивая новость, о
которой я уже догадался, Ц есть мнение, чтобы фреску в Русском зале Инсти
тута языка в Париже поручить тебе. Заказана тема "Русские реалисты"…
Друг другом, но с Иваном Матвеевичем я знаю, как говорить. Говорить надо
выдержанно .
Ц Понятие "русские реалисты", Ц осторожно перебиваю я Ивана Матвеевича,
Ц видимо, надо трактовать широко. Я бы включил сюда и Шевченко, и Абая, и Н
изами. Можно и еще подумать.
Ц Правильно рассуждаешь, Семираев. Подкованно. Не зря мы тебя сделали ди
ректором музея. Когда подготовишь списочек, подъезжай, потолкуем. У нас т
оже будут предложения. Рад?
Ц Рад, Иван Матвеевич. Но у меня есть один вопрос.
Радость Ц вещь пустая. Мне некогда предаваться разнообразным эмоциям. П
ока идет разговор Ц я считаю.
Что там счетная машина "Минск" в третьем поколении. В своем деле, свое, мною
запрограммированное, я считаю быстрее. Я уже вижу эту фреску, вижу лица, ви
жу композицию. Выхожу на европейский класс! Вот он, мой корабль, который ун
есет меня и сотни моих картин в будущее. И я сделаю это. Я же мастер, и я об эт
ом знаю, и все знают об этом. Я сделаю как мастер.
А надо как гений. И здесь одному мне не справиться. Здесь нужен
Славка с его чертовщиной, преувеличениями. Мне нужно это Славкино «чуть-
чуть». Две трети он всегда городит лишнего, но я его поправлю, перепишу. По
правлю так, что он и сам не узнает себя. Но все сразу станет живо. Такая площ
адка для меня великовата. А у него длинное дыхание. В свое время мотив кару
сели к моей знаменитой фреске «Рабочая окраина» дал он.
Я ведь не жадный, не мздоимец. Когда пять лет назад мне предложили расписа
ть целую стену в новом московском клубе, я объявил тему у себя в институтс
кой мастерской. Честно и искренне рассказал о трудностях этой своей ново
й работы студентам и предложил: в качестве курсовой контрольной работы к
аждый делает по эскизу. Все было скучно, традиционно. Только у Славика на п
ереднем плане в воздухе плыли качели, и на них стояли во весь рост девушка
в высоких башмаках (наверняка с Маши по памяти рисовал) и ухватистый лихо
й гармонист с цветком в петлице. А для профессионала от этих качелей до ка
русели, плывущей над рабочей слободкой, было совсем рядом. Когда уже гото
вую, на стене, работу смотрел весь курс, что-то шевельнулось в глазах у Сла
вы и Маши, но тут все ахнули, потому что на фреске был вроде тот же самый пар
ень с гармошкой, хороший, ладный, ухватистый, но парень этот был с лицом Сл
авы. Прямое признание. Я так силен, что мне нечего скрывать. Ай да мастер, ай
да молодец, ай да хитрец!
И в этой работе без Славы мне не обойтись. Значит, не зря, как чувствовал,
законсервировал я его в реставрационной мастерской. Ревност
ь? Интуиция?
Ц Ну что там у тебя за вопросик, Семираев?
Ц Ведь работа большая, ответственная. Мог бы я взять с собой за границу п
омощника?
Ц Ты только, Семираев, не размахивайся. Но одного-двух помощников себе п
одбери. Не больше. Командировка валютная. Пробьем.
Я повесил трубку и сразу посмотрел на музу, венчающую своего грека. Как, кр
асавица, хватит ли в твоем магазине лаврушки? Придется быть порасторопне
е. Пора, касаточка, выписывать на зелень наряд и требование. Особенно за ко
личеством не гонись, но по всем правилам: венок, лента, овации, пресса, стат
ья в энциклопедии. До основного издания дело пока не дойдет, я согласен и н
а статью в "Ежегоднике". И хватит шутковать. Отпущенное для вас, миледи, вре
мя истекло.
Сейчас Ц Славик. Режим наибольшего благоприятствия. Он мой ученик, жени
х моей дочери. А родственникам надо помогать.
Славик вошел в кабинет со своим плоским чемоданчиком, который называют п
очему-то "дипломат". Значит, не заходил в реставрационную и не считает нуж
ным скрывать, что сегодня опоздал. Пока он шел к столу, я заметил, что он бле
днее обычного. И еще совсем уже дурацкая мысль пришла мне в голову. Как все
гда, Славик весь был чистенький, вымытый, ботинки блестели, на брюках стре
лки, рубашка отменной свежести. Когда же он успевает так утюжиться? Кто ст
ирает ему рубашки и пришивает пуговицы?
Но расслабляться на этих легких бытовых соображениях я не стал. Крепкие
широкие скулы на лице моего ученика каменели более обычного, а далеко по
ставленные глаза суховато блестели. Как трудно с этими непредсказуемым
и личностями. Что задумал этот крепыш? Решил сдать мать в больницу для хро
ников и уезжает на Северный полюс? Сделал гениальные иллюстрации к "Маст
еру и Маргарите" и бросает работу? Пришел меня убить? Просить денег? Мирить
ся? Но при всех условиях Ц спокойствие. Выигрывает не тот, кто сбивает одн
у за другой пешки противника, а кто ставит мат королю. Как хорошо, что Иван
Матвеевич вовремя позвонил: один ход в запасе у меня уже есть.
Ц Юрий Алексеевич, я пришел вам сказать… Ц начал Слава.
Ц Бог с тобой, Слава. А где здравствуйте?
Инициатива уже в моих руках.
Ц Здравствуйте, Юрий Алексеевич.
Ц Как мама, Слава?
Не наградил Бог меня большим умом, не дал то, что называется большим талан
том. Я середняк. Но именно поэтому мне пришлось работать, защищаться. Мои с
верстники были талантливы, но ленивы. Гениальны, но пили вино и без разбор
а любили женщин. Я люблю только свое будущее. Им не надо было доказыв
ать , что они художники божьей милостью. А мне пришлось имитировать
ум Ц и я взял начитанностью, талант я взял работоспособностью, точным ра
счетом, терпением. Их всегда любили окружающие потому, что они таки
е . А я заставлял себя уважать и любить. Я должен был знать людей. Высч
итывать каждую их реплику и движение, аккуратно подыгрывать и, якобы спо
ря, соглашаться. Они говорили, витийствовали, дискутировали во время наш
их студенческих застолий, а я молчал. Я открывал рот только в том случае, е
сли за вечер собирал фразу, которая, будучи выкинута на стол, производила
впечатление козырного туза. А теперь даже я говорю про себя: интуиция. А ин
туиция Ц это лишь опыт, знания, железное терпение и чугунный зад.
Интуиция меня не подвела.
Ц О маме я и пришел с вами поговорить.
Я замолчал. Не надо помогать человеку у тебя просить. Иначе наполовину ты
сам становишься просителем.
Ц Врач сказал, что… Ц Боже мой, какой белый стал Слава!
Ты можешь не договаривать, мой мальчик. Ведь человеческое не чуждо и мне. Х
отя, конечно, мама Ц это единственное в мире существо, которое поймет и пр
остит. Только мать и могла простить меня. И сейчас тоже на том свете Ц есл
и есть тот иной свет Ц она молит за меня. Ну, так что сказал врач?
Ц Врач сказал, что все з а к о н ч и т с я в течение одной-двух недель. Я бы хот
ел, Юрий Алексеевич, чтобы на работе…
Ц Все ясно, Слава. С сегодняшнего дня ты на работе находишься столько, ск
олько сочтешь нужным. Мы тебе будем отмечать табель. Если тебе нужны день
ги, обращайся ко мне. У меня сейчас есть. Если не будет Ц найду. Не благодар
и. Экономь силы. Помни: я на тебя рассчитываю. Ты же давно хотел посмотреть
Париж? Летом на два-три месяца мы с тобой туда поедем: мне предложили там р
аботу. А кого же брать в помощники, как не собственного ученика? Иди, Слава,
быстро. Каждую минуту ты должен быть с мамой. Закрой рот, не благодари. Быс
тро. Чтобы через минуту тебя в музее не было. Быстро! Быстро!
Здесь я на него почти кричал.
Он никогда не слышал, чтобы я кричал. Я не умею кричать. Это последнее оруж
ие, и я знаю, что на окружающих, привыкших к моему тихому, выработанному мн
оголетней привычкой сдерживаться, интеллигентному, мягкому голосу, это
действует оглушительно. Здесь тоже есть свой механизм. Я начинаю т о к о в
а т ь, внутри оставаясь совершенно холодным, развязываю одну за другой на
крепко завязанные узелки на тайничках души и природной психики: глубоко
дышу, сжимаю кулаки, физически напрягаюсь Ц и вдруг рождается крик. Я пре
дставляю, что у меня краснеет лицо, меняется выражение глаз. Но внутри я сп
окоен и могу остановить себя в любой момент. Где-то я читал, как Сальвини с
семнадцатилетней Яблочкиной играл "Отелло" в Малом театре. В финальной с
цене, когда в ужасе замер зал, этот ужас перед диким Мавром, с пеной на губа
х стискивающим ей горло, передался и актрисе. И уже неподдельный, неактер
ский, а животный, человеческий страх прочел Сальвини в глазах юной партн
ерши. Тогда великий трагик неслышно для зала по-французски шепнул ей: "Не
бойтесь, дитя мое". Кажется, по современной актерской терминологии это на
зывается школой представления. Как называется, бог с ним, важно, чтобы шко
ла действовала.
Я смотрел на солдатски крепкую спину Славки, когда он покидал мой кабине
т, и думал, а шейку-то ты, сынок, держишь уже не так прямо. Благодарность Ц э
то, милый, то, что тебе не дано перешагнуть. Слабачок ты в этом. Не дано. Тепе
рь и будешь долго бежать за мною, вывозя меня к славе, к венцу жизни.
Мои последние слова Ц в приемной тихая паника, секретарша изо всех сил л
упит по машинке, чтобы заглушить несущийся из кабинета крик, Ц мои после
дние слова еще не затихли под фривольной лепниной графской спальни, а гл
аза уже смеялись, я улыбался, я ликовал.
Слава закрыл дверь. И я мысленно увидел его, белого, сломленного, стоящего
прямо под табличкой "Директор музея Ю.А.Семираев".
ГЛАВА II
Жизнь всегда вяжет крепкие узлы. Полного счастья нет. Пока доберешься до
сладкого ядрышка, обломаешь зубы о каменную скорлупу. И главное: все чере
з полосочку, одно к одному. Да это кто же позволит Сусанне, когда я того гля
ди махну в Париж, лихим виражом выходя на пик своей жизни, кто же позволит
ей выкидывать фокусы, подрывать мой авторитет, наводить сиюминутную тен
ь на личность профессора Семираева? Это что у профессорской жены за подо
зрительные родственники в Канаде? Что за престарелая тетка? Она что, рань
ше не могла возникнуть или Сусанна не может еще годик потерпеть? Нет, и кан
адской дуре приспичило наконец-то объявиться, и московской приспичило в
гости. Подозрительно. Хорошо, живем в либеральное время, и все же…
Какого ей, Сусанне, надо рожна в Канаде? Барахлом и здесь вся осыпана, не зн
ает, что надеть, а что и продавать пора. Почти у каждой армянки какая-нибуд
ь тетка сидит за рубежом уже сто лет и помирает от ностальгии. А если все н
ачнут разъезжать, то в век энергетических трудностей горючего не напасе
шься. Может, ей, Сусанне, тоже мировой славы захотелось? Да там, за рубежом, э
тих телепаток и волховательниц, этих сомнительных лекариц навалом, хоть
бочками грузи.
Реализоваться надо здесь, на родине! Не баклуши бить, не бегать по премьер
ам, приемчикам и примеркам, а из-за письменного стола задницы не поднимат
ь. Счастье и фортуна в науке, да и в жизни тоже, даются лишь тому, у кого пьед
естал чугунный.
Нет, Сусаннушка, хоть и в один день нам с тобой подфартило, хоть чуть ли не в
один и тот же час известия пришли тебе от ветхозаветной тетушки, а мне из и
нстанций от будущей славы, но тебе придется погодить. С зарубежной тетко
й, голубушка, тебе рано, для общего сведения, открываться. Вот вернется дом
ой в блеске и триумфах, в лаврах на челе и с зарубежными чемоданами муж, по
клонившись Елисейским полям, наглядевшись на ненавистные сокровища Лу
вра, вот тогда и твоя очередь вояжировать. Лети в любую точку света. Но тол
ько мы тебя, ласточка наша, слишком хорошо знаем, изучили досконально тво
й неукротимый норов Ц "Я близ Кавказа рождена!", Ц поэтому торопиться не
будем, мнения своего пока не обнародуем, полсловечка упрека не промолвим
, мы изобретем что-нибудь эдакое инфернальное, что тебе самой не захочетс
я из Москвы, из теплой квартиры куда-то за тридевять земель, к черту на кул
ички.
Думай, профессор, думай!
Почему из дорогой столицы не захочется уезжать нашей подруге? Что произо
йдет? Что случится? А может быть, проще? Ничего не случится, а так, общая слаб
ость, женщине под сорок, неможется…
Ах, Сусанна, дни наши с тобой золотые… Что я без тебя, что без меня ты? Но я ве
дь хитроумный и так все совершу, что даже Ивану Матвеевичу, давнему твоем
у дружку, пожаловаться на меня не сможешь. А ведь он все поймет. Наш с тобою
сват, наш Гименей. Соединитель рук и душ. К обоюдной пользе и радости.
Кем я был до этой женитьбы? Всего лишь м о д н ы й художник. Начинающий модны
й художник. Ну, зарабатывал прилично. Но уже тогда хотел большего. Ни музея
, ни звания еще не светило. Квартира, правда, уже имелась.
Я люблю свой дом в центре города, свою квартиру. Я строил ее долго и упорно,
как муравей, потому что понимал: это не только моя крепость, не только спас
ательный плот на случай непредвиденных крушений Ц картины, мебель, икон
ы, Ц но это и моя визитная карточка, броская реклама для иностранцев, для
заказчиков, для сильных мира сего, это как бы овеществленная вывеска мои
х художественных привязанностей, широты культуры, терпимости в искусст
ве. Здесь все имеет свой смысл и свой подтекст, рассчитанный на посторонн
ее восприятие.
Я долго бился за эту квартиру. Пришлось написать не одну начальственную
даму и не одну даму, муж которой имел хоть касательное отношение к живите
льному роднику распределения жилищных площадей. И я таки вырвал верхний
этаж старого московского особняка Ц и уже дело техники, смазанной неким
и суммами, было перестроить чердак под огромную светлую мастерскую.
О молодость, пора дерзаний! Разве смог бы я сейчас с тем же стоизмом выдерж
ать наглых шабашников, казуистику добывания стройматериалов и санобор
удования через чиновников з о д ч е с т в а б л а г о п о л у ч и я всех рангов! Скл
оку с ГлавАПУ Ц Главным архитектурно-планировочным управлением? После
днее пало жертвой шабашников, рожденных предприимчивостью. Целая брига
да мастеров в пятницу вечером сняла с дома все чердачные перекрытия, а в п
онедельник вместо ржавой крыши уже стояли стеклянные, на металлических
рамах, изготовленных заранее, фонари, дающие свет в мастерскую, и новеньк
ая, вздыбленная на полтора метра выше, чем раньше, кровля, отливающая дефи
цитным цинком. Сколько здесь было скандалов, нервов, крика, писем в газеты
. "Вы что, разве не видели: на доме мемориальная доска?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
тем приятнее, когда у правила бывают исключения. Я, как всегда при таком зв
онке, подобрался, отринул сиюминутное, мобилизовал память, внимание, реа
кцию. Я Ц чиновник.
Ц Семираев слушает.
По первым звукам голоса я понял, что звонит Иван Матвеевич Ц и начальств
о, и друг, если только на горных вершинах административного успеха есть д
ружба. Но если ее нет, она удачно заменяется солидарностью сходного отно
шения к жизни, к ремеслу, к жизненным благам, к приемам профессиональной д
еятельности. Людям, одинаково понимающим эти проблемы, нет надобности ра
сшифровывать их, подавать друг другу опознавательные знаки, какими-то о
собыми действиями выявлять свое отношение друг к другу. Мы, как птицы, узн
аем друг друга по полету, по неуловимым признакам, не по словам. Слова Ц э
то лишь слова, жизнь соскучилась по поступкам. Важны не поздравления к пр
азднику, а суть, отношение к человеческому делу. Иван Матвеевич не только
мое художественное начальство, но и человек, верящий в меня, в мое искусст
во. Часто, когда я вижу, как глубоко и заинтересованно он разглядывает мои
картины, я думаю: а может быть, я излишне строг к себе? Может быть…
О это сладостное "быть может"!
Ц Семираев слушает!..
Но начальство все же начальство. Любовь любовью, однако она возникает ли
шь тогда, когда есть исполнительность, рвение с твоей стороны и уверенно
сть в тебе, а лучше твердое знание, что ты не подведешь, Ц с той. Здесь надо
уметь слушать и горькие истины.
Ц Слушай, Семираев, Ц как всегда, Иван Матвеевич берет проблему за рога,
Ц здесь мы подумали, посоветовались, и, в общем, есть мнение…
Я боялся об этом и подумать. Неужели мне?.. Ведь это неправда, что выживают в
о времени только шедевры. Иногда даже среднее произведение, случайно про
дравшись через века, прицепившись, как ракушка к кораблю, к старым развал
инам или новым дворцам, выплывает в сегодняшний день. В конце концов, моза
ики Помпеи Ц лишь остатки массовой художественной культуры римлян, а фа
юмские портреты Ц лишь инвентарная "фотография" покойника. Все ругают И
саакиевский собор за тяжеловесность, но Монферан-то принадлежит будуще
му, и сколько еще веков экскурсоводы будут поминать его фамилию, а также т
ех живописцев и скульпторов, кто помогал украшать здание. Как важно прим
кнуть к большому делу… А дело сделано Ц пусть потом разбираются. Значит,
Иван Матвеевич будет предлагать э т о мне.
Ц …В общем, Ц продолжает Иван Матвеевич, немножко потягивая новость, о
которой я уже догадался, Ц есть мнение, чтобы фреску в Русском зале Инсти
тута языка в Париже поручить тебе. Заказана тема "Русские реалисты"…
Друг другом, но с Иваном Матвеевичем я знаю, как говорить. Говорить надо
выдержанно .
Ц Понятие "русские реалисты", Ц осторожно перебиваю я Ивана Матвеевича,
Ц видимо, надо трактовать широко. Я бы включил сюда и Шевченко, и Абая, и Н
изами. Можно и еще подумать.
Ц Правильно рассуждаешь, Семираев. Подкованно. Не зря мы тебя сделали ди
ректором музея. Когда подготовишь списочек, подъезжай, потолкуем. У нас т
оже будут предложения. Рад?
Ц Рад, Иван Матвеевич. Но у меня есть один вопрос.
Радость Ц вещь пустая. Мне некогда предаваться разнообразным эмоциям. П
ока идет разговор Ц я считаю.
Что там счетная машина "Минск" в третьем поколении. В своем деле, свое, мною
запрограммированное, я считаю быстрее. Я уже вижу эту фреску, вижу лица, ви
жу композицию. Выхожу на европейский класс! Вот он, мой корабль, который ун
есет меня и сотни моих картин в будущее. И я сделаю это. Я же мастер, и я об эт
ом знаю, и все знают об этом. Я сделаю как мастер.
А надо как гений. И здесь одному мне не справиться. Здесь нужен
Славка с его чертовщиной, преувеличениями. Мне нужно это Славкино «чуть-
чуть». Две трети он всегда городит лишнего, но я его поправлю, перепишу. По
правлю так, что он и сам не узнает себя. Но все сразу станет живо. Такая площ
адка для меня великовата. А у него длинное дыхание. В свое время мотив кару
сели к моей знаменитой фреске «Рабочая окраина» дал он.
Я ведь не жадный, не мздоимец. Когда пять лет назад мне предложили расписа
ть целую стену в новом московском клубе, я объявил тему у себя в институтс
кой мастерской. Честно и искренне рассказал о трудностях этой своей ново
й работы студентам и предложил: в качестве курсовой контрольной работы к
аждый делает по эскизу. Все было скучно, традиционно. Только у Славика на п
ереднем плане в воздухе плыли качели, и на них стояли во весь рост девушка
в высоких башмаках (наверняка с Маши по памяти рисовал) и ухватистый лихо
й гармонист с цветком в петлице. А для профессионала от этих качелей до ка
русели, плывущей над рабочей слободкой, было совсем рядом. Когда уже гото
вую, на стене, работу смотрел весь курс, что-то шевельнулось в глазах у Сла
вы и Маши, но тут все ахнули, потому что на фреске был вроде тот же самый пар
ень с гармошкой, хороший, ладный, ухватистый, но парень этот был с лицом Сл
авы. Прямое признание. Я так силен, что мне нечего скрывать. Ай да мастер, ай
да молодец, ай да хитрец!
И в этой работе без Славы мне не обойтись. Значит, не зря, как чувствовал,
законсервировал я его в реставрационной мастерской. Ревност
ь? Интуиция?
Ц Ну что там у тебя за вопросик, Семираев?
Ц Ведь работа большая, ответственная. Мог бы я взять с собой за границу п
омощника?
Ц Ты только, Семираев, не размахивайся. Но одного-двух помощников себе п
одбери. Не больше. Командировка валютная. Пробьем.
Я повесил трубку и сразу посмотрел на музу, венчающую своего грека. Как, кр
асавица, хватит ли в твоем магазине лаврушки? Придется быть порасторопне
е. Пора, касаточка, выписывать на зелень наряд и требование. Особенно за ко
личеством не гонись, но по всем правилам: венок, лента, овации, пресса, стат
ья в энциклопедии. До основного издания дело пока не дойдет, я согласен и н
а статью в "Ежегоднике". И хватит шутковать. Отпущенное для вас, миледи, вре
мя истекло.
Сейчас Ц Славик. Режим наибольшего благоприятствия. Он мой ученик, жени
х моей дочери. А родственникам надо помогать.
Славик вошел в кабинет со своим плоским чемоданчиком, который называют п
очему-то "дипломат". Значит, не заходил в реставрационную и не считает нуж
ным скрывать, что сегодня опоздал. Пока он шел к столу, я заметил, что он бле
днее обычного. И еще совсем уже дурацкая мысль пришла мне в голову. Как все
гда, Славик весь был чистенький, вымытый, ботинки блестели, на брюках стре
лки, рубашка отменной свежести. Когда же он успевает так утюжиться? Кто ст
ирает ему рубашки и пришивает пуговицы?
Но расслабляться на этих легких бытовых соображениях я не стал. Крепкие
широкие скулы на лице моего ученика каменели более обычного, а далеко по
ставленные глаза суховато блестели. Как трудно с этими непредсказуемым
и личностями. Что задумал этот крепыш? Решил сдать мать в больницу для хро
ников и уезжает на Северный полюс? Сделал гениальные иллюстрации к "Маст
еру и Маргарите" и бросает работу? Пришел меня убить? Просить денег? Мирить
ся? Но при всех условиях Ц спокойствие. Выигрывает не тот, кто сбивает одн
у за другой пешки противника, а кто ставит мат королю. Как хорошо, что Иван
Матвеевич вовремя позвонил: один ход в запасе у меня уже есть.
Ц Юрий Алексеевич, я пришел вам сказать… Ц начал Слава.
Ц Бог с тобой, Слава. А где здравствуйте?
Инициатива уже в моих руках.
Ц Здравствуйте, Юрий Алексеевич.
Ц Как мама, Слава?
Не наградил Бог меня большим умом, не дал то, что называется большим талан
том. Я середняк. Но именно поэтому мне пришлось работать, защищаться. Мои с
верстники были талантливы, но ленивы. Гениальны, но пили вино и без разбор
а любили женщин. Я люблю только свое будущее. Им не надо было доказыв
ать , что они художники божьей милостью. А мне пришлось имитировать
ум Ц и я взял начитанностью, талант я взял работоспособностью, точным ра
счетом, терпением. Их всегда любили окружающие потому, что они таки
е . А я заставлял себя уважать и любить. Я должен был знать людей. Высч
итывать каждую их реплику и движение, аккуратно подыгрывать и, якобы спо
ря, соглашаться. Они говорили, витийствовали, дискутировали во время наш
их студенческих застолий, а я молчал. Я открывал рот только в том случае, е
сли за вечер собирал фразу, которая, будучи выкинута на стол, производила
впечатление козырного туза. А теперь даже я говорю про себя: интуиция. А ин
туиция Ц это лишь опыт, знания, железное терпение и чугунный зад.
Интуиция меня не подвела.
Ц О маме я и пришел с вами поговорить.
Я замолчал. Не надо помогать человеку у тебя просить. Иначе наполовину ты
сам становишься просителем.
Ц Врач сказал, что… Ц Боже мой, какой белый стал Слава!
Ты можешь не договаривать, мой мальчик. Ведь человеческое не чуждо и мне. Х
отя, конечно, мама Ц это единственное в мире существо, которое поймет и пр
остит. Только мать и могла простить меня. И сейчас тоже на том свете Ц есл
и есть тот иной свет Ц она молит за меня. Ну, так что сказал врач?
Ц Врач сказал, что все з а к о н ч и т с я в течение одной-двух недель. Я бы хот
ел, Юрий Алексеевич, чтобы на работе…
Ц Все ясно, Слава. С сегодняшнего дня ты на работе находишься столько, ск
олько сочтешь нужным. Мы тебе будем отмечать табель. Если тебе нужны день
ги, обращайся ко мне. У меня сейчас есть. Если не будет Ц найду. Не благодар
и. Экономь силы. Помни: я на тебя рассчитываю. Ты же давно хотел посмотреть
Париж? Летом на два-три месяца мы с тобой туда поедем: мне предложили там р
аботу. А кого же брать в помощники, как не собственного ученика? Иди, Слава,
быстро. Каждую минуту ты должен быть с мамой. Закрой рот, не благодари. Быс
тро. Чтобы через минуту тебя в музее не было. Быстро! Быстро!
Здесь я на него почти кричал.
Он никогда не слышал, чтобы я кричал. Я не умею кричать. Это последнее оруж
ие, и я знаю, что на окружающих, привыкших к моему тихому, выработанному мн
оголетней привычкой сдерживаться, интеллигентному, мягкому голосу, это
действует оглушительно. Здесь тоже есть свой механизм. Я начинаю т о к о в
а т ь, внутри оставаясь совершенно холодным, развязываю одну за другой на
крепко завязанные узелки на тайничках души и природной психики: глубоко
дышу, сжимаю кулаки, физически напрягаюсь Ц и вдруг рождается крик. Я пре
дставляю, что у меня краснеет лицо, меняется выражение глаз. Но внутри я сп
окоен и могу остановить себя в любой момент. Где-то я читал, как Сальвини с
семнадцатилетней Яблочкиной играл "Отелло" в Малом театре. В финальной с
цене, когда в ужасе замер зал, этот ужас перед диким Мавром, с пеной на губа
х стискивающим ей горло, передался и актрисе. И уже неподдельный, неактер
ский, а животный, человеческий страх прочел Сальвини в глазах юной партн
ерши. Тогда великий трагик неслышно для зала по-французски шепнул ей: "Не
бойтесь, дитя мое". Кажется, по современной актерской терминологии это на
зывается школой представления. Как называется, бог с ним, важно, чтобы шко
ла действовала.
Я смотрел на солдатски крепкую спину Славки, когда он покидал мой кабине
т, и думал, а шейку-то ты, сынок, держишь уже не так прямо. Благодарность Ц э
то, милый, то, что тебе не дано перешагнуть. Слабачок ты в этом. Не дано. Тепе
рь и будешь долго бежать за мною, вывозя меня к славе, к венцу жизни.
Мои последние слова Ц в приемной тихая паника, секретарша изо всех сил л
упит по машинке, чтобы заглушить несущийся из кабинета крик, Ц мои после
дние слова еще не затихли под фривольной лепниной графской спальни, а гл
аза уже смеялись, я улыбался, я ликовал.
Слава закрыл дверь. И я мысленно увидел его, белого, сломленного, стоящего
прямо под табличкой "Директор музея Ю.А.Семираев".
ГЛАВА II
Жизнь всегда вяжет крепкие узлы. Полного счастья нет. Пока доберешься до
сладкого ядрышка, обломаешь зубы о каменную скорлупу. И главное: все чере
з полосочку, одно к одному. Да это кто же позволит Сусанне, когда я того гля
ди махну в Париж, лихим виражом выходя на пик своей жизни, кто же позволит
ей выкидывать фокусы, подрывать мой авторитет, наводить сиюминутную тен
ь на личность профессора Семираева? Это что у профессорской жены за подо
зрительные родственники в Канаде? Что за престарелая тетка? Она что, рань
ше не могла возникнуть или Сусанна не может еще годик потерпеть? Нет, и кан
адской дуре приспичило наконец-то объявиться, и московской приспичило в
гости. Подозрительно. Хорошо, живем в либеральное время, и все же…
Какого ей, Сусанне, надо рожна в Канаде? Барахлом и здесь вся осыпана, не зн
ает, что надеть, а что и продавать пора. Почти у каждой армянки какая-нибуд
ь тетка сидит за рубежом уже сто лет и помирает от ностальгии. А если все н
ачнут разъезжать, то в век энергетических трудностей горючего не напасе
шься. Может, ей, Сусанне, тоже мировой славы захотелось? Да там, за рубежом, э
тих телепаток и волховательниц, этих сомнительных лекариц навалом, хоть
бочками грузи.
Реализоваться надо здесь, на родине! Не баклуши бить, не бегать по премьер
ам, приемчикам и примеркам, а из-за письменного стола задницы не поднимат
ь. Счастье и фортуна в науке, да и в жизни тоже, даются лишь тому, у кого пьед
естал чугунный.
Нет, Сусаннушка, хоть и в один день нам с тобой подфартило, хоть чуть ли не в
один и тот же час известия пришли тебе от ветхозаветной тетушки, а мне из и
нстанций от будущей славы, но тебе придется погодить. С зарубежной тетко
й, голубушка, тебе рано, для общего сведения, открываться. Вот вернется дом
ой в блеске и триумфах, в лаврах на челе и с зарубежными чемоданами муж, по
клонившись Елисейским полям, наглядевшись на ненавистные сокровища Лу
вра, вот тогда и твоя очередь вояжировать. Лети в любую точку света. Но тол
ько мы тебя, ласточка наша, слишком хорошо знаем, изучили досконально тво
й неукротимый норов Ц "Я близ Кавказа рождена!", Ц поэтому торопиться не
будем, мнения своего пока не обнародуем, полсловечка упрека не промолвим
, мы изобретем что-нибудь эдакое инфернальное, что тебе самой не захочетс
я из Москвы, из теплой квартиры куда-то за тридевять земель, к черту на кул
ички.
Думай, профессор, думай!
Почему из дорогой столицы не захочется уезжать нашей подруге? Что произо
йдет? Что случится? А может быть, проще? Ничего не случится, а так, общая слаб
ость, женщине под сорок, неможется…
Ах, Сусанна, дни наши с тобой золотые… Что я без тебя, что без меня ты? Но я ве
дь хитроумный и так все совершу, что даже Ивану Матвеевичу, давнему твоем
у дружку, пожаловаться на меня не сможешь. А ведь он все поймет. Наш с тобою
сват, наш Гименей. Соединитель рук и душ. К обоюдной пользе и радости.
Кем я был до этой женитьбы? Всего лишь м о д н ы й художник. Начинающий модны
й художник. Ну, зарабатывал прилично. Но уже тогда хотел большего. Ни музея
, ни звания еще не светило. Квартира, правда, уже имелась.
Я люблю свой дом в центре города, свою квартиру. Я строил ее долго и упорно,
как муравей, потому что понимал: это не только моя крепость, не только спас
ательный плот на случай непредвиденных крушений Ц картины, мебель, икон
ы, Ц но это и моя визитная карточка, броская реклама для иностранцев, для
заказчиков, для сильных мира сего, это как бы овеществленная вывеска мои
х художественных привязанностей, широты культуры, терпимости в искусст
ве. Здесь все имеет свой смысл и свой подтекст, рассчитанный на посторонн
ее восприятие.
Я долго бился за эту квартиру. Пришлось написать не одну начальственную
даму и не одну даму, муж которой имел хоть касательное отношение к живите
льному роднику распределения жилищных площадей. И я таки вырвал верхний
этаж старого московского особняка Ц и уже дело техники, смазанной неким
и суммами, было перестроить чердак под огромную светлую мастерскую.
О молодость, пора дерзаний! Разве смог бы я сейчас с тем же стоизмом выдерж
ать наглых шабашников, казуистику добывания стройматериалов и санобор
удования через чиновников з о д ч е с т в а б л а г о п о л у ч и я всех рангов! Скл
оку с ГлавАПУ Ц Главным архитектурно-планировочным управлением? После
днее пало жертвой шабашников, рожденных предприимчивостью. Целая брига
да мастеров в пятницу вечером сняла с дома все чердачные перекрытия, а в п
онедельник вместо ржавой крыши уже стояли стеклянные, на металлических
рамах, изготовленных заранее, фонари, дающие свет в мастерскую, и новеньк
ая, вздыбленная на полтора метра выше, чем раньше, кровля, отливающая дефи
цитным цинком. Сколько здесь было скандалов, нервов, крика, писем в газеты
. "Вы что, разве не видели: на доме мемориальная доска?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15