Карл Ли сжал большими крепкими пальцами прутья решетки. За прошедшие три недели камера как бы уменьшилась в размерах, и чем теснее она становилась, тем труднее Карлу Ли было в ней думать, спорить, строить планы, реагировать на внешний мир. Тюрьма не давала ему возможности сосредоточиться. Он знал лишь то, что ему говорили, ему некому было доверять. Гвен на грани потери рассудка. Оззи слишком невозмутим. Лестер в Чикаго. За исключением Джейка, он не мог доверять никому, и вот по какой-то непонятной причине он отказался от Джейка и нашел себе нового адвоката. Деньги, скорее всего виноваты в этом были деньги. Одна тысяча девятьсот долларов наличными, которые заплатил ему заправила мемфисского наркобизнеса, чей адвокат набил руку на защите всяких подонков типа торговцев зельем, а то и просто наемных убийц. Интересно, есть ли среди клиентов этого Маршафски приличные люди? Что подумают присяжные, когда увидят Карла Ли за столом защиты рядом с Маршафски? Виновен, безусловно, виновен. Зачем бы ему в противном случае нанимать этого известного ловчилу?
- А знаешь, что скажут эти деревенские олухи - члены жюри, - когда увидят Маршафски? - услышал он вдруг голос Лероя.
- Что?
- Они решат, что этот жалкий ниггер наверняка виновен, что он душу продал, только чтобы нанять первого в Мемфисе стряпчего, готового за деньги доказать что угодно.
Карл Ли пробормотал что-то сквозь прутья решетки.
- Они съедят тебя. Карл Ли.
В субботу, когда в кабинете Оззи зазвонил телефон, на дежурстве был Мосс Джуниор Тэтум. Звонил сам шериф.
- Что подняло тебя в такую рань? - спросил Мосс.
- Не уверен, что я уже проснулся. Послушай, Мосс, ты помнишь такого старого негритянского священника Стрита, преподобного Исайю Стрита?
- Признаться, нет.
- А должен бы. Он более пятидесяти лет вел службы в храме Спрингдэйла, что к северу от города. Первым вступил в Ассоциацию защиты прав чернокожих, еще в шестидесятых. А потом стал учить всех ходить на демонстрации и устраивать бойкоты.
- А, вот теперь вспомнил. У него еще были какие-то неприятности с Кланом.
- Да, сожгли его дом, а самого избили, ничего более серьезного. Это было летом шестьдесят пятого.
- Мне казалось, он уже несколько лет как умер.
- Нет, вот уже десятый год он еле передвигается, но пока жив. Позвонил мне сегодня в полшестого и проговорил целый час, перечисляя все то, что когда-то сделал для меня в политическом плане. Напомнил, так сказать, о долгах.
- И чего же он хотел?
- Подъехать к семи утра в тюрьму, чтобы встретиться с Карлом Ли. Я не знаю зачем. Будь с ним поласковее. Усади их обоих в моем кабинете и дай возможность поговорить. Я подойду позже.
- Хорошо, шериф.
В шестидесятых преподобный Исайя Стрит был движущей силой всех кампаний по защите гражданских прав в округе Форд. Вместе с Мартином Лютером Кингом он маршировал по улицам Мемфиса и Монтгомери. Он устраивал демонстрации протеста в Клэнтоне, Кэрауэе и ряде других городков на севере Миссисипи. Летом шестьдесят четвертого он пригласил к себе студентов из северных штатов, с тем чтобы координировать их деятельность в защиту чернокожих избирателей. Кое-кто из них с тех пор время от времени приезжал навестить старика и подолгу жил в его доме. Радикалом он не был. Спокойный, располагающий к себе, интеллигентный, он завоевал уважение черного населения и почти всего белого. Он являл собой как бы сдержанный голос рассудка посреди океана ненависти и раздоров. В шестьдесят девятом он неофициально возглавил кампанию по десегрегации школьного обучения, и жизнь с той поры в округе вошла в спокойное русло.
Перенесенный в семьдесят пятом инсульт почти полностью парализовал правую половину его тела, но не затронул мозг. Сейчас, превратившись в семидесятивосьмилетнего старика, он с трудом, но сам передвигался с помощью палки. Гордо и с достоинством, держа спину прямой, насколько это было возможно.
У дверей его встретили и с почтением провели в кабинет шерифа, где старик осторожно уселся. От предложенного кофе он отказался, и Мосс вышел, чтобы лично привести Карла Ли.
- Ты не спишь, Карл Ли? - шепотом спросил он, не желая будить других, которые чего доброго тут же начнут требовать завтрака, лекарств, встречи с адвокатом, освобождения под залог или девочек.
Карл Ли тут же сел на своей койке:
- Не очень-то тут спится.
- К тебе посетитель. Пошли. - Мосс тихонько приоткрыл дверь камеры.
Карл Ли видел священника много лет назад, когда тот обращался с напутственной речью к выпускникам Ист-Хай, школы для чернокожих. После того как старика хватил удар, они больше не встречались.
- Карл Ли, вы знакомы с преподобным Исайей Стритом? - спросил, как полагается, Мосс.
- Да, мы виделись в прошлом.
- Хорошо. Тогда я закрою дверь и дам вам поговорить.
- Как поживаете, сэр? - вежливо осведомился Карл Ли, садясь на диван рядом со стариком.
- Замечательно, сын мой. А ты?
- Хорошо настолько, насколько это возможно.
- Мне ведь тоже приходилось бывать в тюрьме, ты знаешь. Много лет назад. Конечно, это - ужасное место, но, думаю, и через него нужно пройти. Как к тебе здесь относятся?
- Отлично, просто отлично. Оззи позволяет мне делать все, что я захочу.
- Да, Оззи. Мы все гордимся им, не правда ли?
- Еще бы. Он человек порядочный. - Карл Ли внимательно смотрел на хрупкую старческую фигуру с палкой в руке.
Тело его собеседника было немощным, но ум по-прежнему быстр, а голос тверд.
- Тобой мы тоже гордимся, Карл Ли. Я не сторонник насилия, но иногда случается так, что и оно становится необходимым. Ты поступил правильно, сын мой.
- Да, сэр, - негромко согласился Карл Ли, вовсе не уверенный, что ответ его должен звучать именно так.
- По-видимому, тебя интересует, почему я вдруг пришел сюда.
Карл Ли кивнул. Старик ударил несколько раз палкой об пол.
- Меня беспокоит вопрос твоего оправдания. Он беспокоит все чернокожее население. Будь ты белым, ты скорее всего отправился бы в суд и был бы там оправдан. Совершить насилие над ребенком - это чудовищное преступление, и у кого же язык повернется обвинить отца за то, что он восстановил справедливость? Белого отца, нужно бы добавить. Чернокожий отец в такой же ситуации вызывает такое же сочувствие среди себе подобных, и тут возникает одна маленькая деталь: жюри присяжных будет целиком из белых. Значит, перед этим жюри у белого отца и у чернокожего отца шансы будут разными. Мои рассуждения тебе понятны?
- Думаю, да.
- Самое главное - это жюри. Вина против невиновности. Свобода против тюрьмы. Жизнь против смерти. И решать это будет жюри. Не очень-то это надежная штука - вверять жизнь живого существа в руки двенадцати заурядных граждан, которые мало разбираются в законах и к тому же еще просто напуганы процедурой суда.
- Да, сэр.
- Если белое жюри оправдает тебя за убийство двух белых мужчин, то этот факт сослужит чернокожему населению Миссисипи такую службу, сравниться с которой сможет лишь процесс десегрегации наших школ. И даже не для Миссисипи - для всей страны. О твоем деле известно всем, за ним наблюдает великое множество людей.
- Я сделал только то, что должен был сделать.
- Совершенно верно. Ты сделал то, что считал правильным. И это было правильно; пусть даже жестоко и некрасиво, зато правильно. В этом уверено большинство черных и белых, можешь мне поверить. Но отнесутся ли к тебе так же, как к белому? Вот в чем проблема.
- Что, если меня признают виновным?
- Признание тебя виновным - это все равно что пощечина всем нам. Это явится символом глубоко укоренившегося расизма, старых предрассудков, старой ненависти. Это будет катастрофа. Тебя не должны признать виновным.
- Я делаю все, что от меня зависит.
- Так ли это? Давай-ка поговорим о твоем адвокате, если мне будет это позволено.
Карл Ли кивнул.
- Ты виделся с ним?
- Нет. - Карл Ли опустил голову, потер глаза. - А вы?
- Да, виделся.
- Виделись? Когда?
- В шестьдесят восьмом, в Мемфисе. Я был там вместе с доктором Кингом. В то время Маршафски и некоторые другие адвокаты представляли интересы городских рабочих-мусорщиков, объявивших забастовку. Маршафски попросил доктора Кинга покинуть город, так как он якобы, по заявлению самого Маршафски, раздражал белое население, провоцировал черное и всячески мешал ходу переговоров противоборствующих сторон. Вел адвокат себя вызывающе нагло. Он даже обрушился на доктора Кинга с бранью, но без свидетелей, конечно. Мы тогда решили, что он предает рабочих и получает тайком за это деньги от городских властей. Думаю, что мы не ошибались.
Карл Ли глубоко дышал и кончиками пальцев потирал виски.
- Я проследил его карьеру, - продолжал между тем его гость. - Он сделал себе имя, защищая гангстеров, воров и убийц. Некоторых ему действительно удается увести от ответственности, но все его клиенты всегда виновны. Достаточно знать, что перед тобой его подзащитный, как тут же становится ясно: он виновен. Вот это меня и волнует больше всего. Боюсь, тебя признают виновным просто из-за такой вот ассоциации.
Плечи Карла Ли поникли, локтями он уперся в колени.
- Кто просил вас прийти сюда? - мягко спросил он.
- У меня был разговор с одним из старых друзей.
- С кем?
- Просто с другом, сын мой. Его тоже беспокоит твоя участь. Как, впрочем, и всех нас.
- Но он лучший адвокат Мемфиса.
- Здесь же не Мемфис, не правда ли?
- Он специалист по уголовному праву.
- Вполне возможно, ведь он и сам - преступник.
Карл Ли резко поднялся, пересек кабинет, остановился, повернувшись спиной к старому священнику.
- Я не должен ничего ему платить. Он не стоит мне ни цента.
- Когда смотришь в лицо смерти, сынок, не время говорить о деньгах.
Текли минуты. Оба молчали. Наконец преподобный отец с трудом поднялся с дивана, тяжело опираясь на палку.
- Я сказал достаточно. Мне пора. Желаю удачи, Карл Ли.
Карл Ли пожал протянутую руку.
- Спасибо всем за заботу и вам - за ваш приход сюда.
- Вот что я тебе скажу, сынок. Выиграть твое дело будет довольно трудно. Так не стоит еще туже затягивать петлю на своей шее с помощью таких скользких типов, как Маршафски.
Лестер выехал из Чикаго почти в полночь пятницы. В одиночестве, как обычно, он гнал машину на юг. Несколькими часами раньше его жена отправилась к заливу Грин-Бэй, чтобы провести уик-энд в семье родителей. Лестеру Грин-Бэй нравился еще меньше, чем ей Миссисипи, и до сих пор ни одному из них и в голову не приходило поехать и познакомиться с семьей другого. Они были неплохими людьми, эти шведы, они бы, пожалуй, отнеслись к нему, Лестеру, как к члену семьи, если бы он им это позволил. И все-таки они были другими - они были белыми, в этом-то все и заключалось. Лестер рос на Юге в окружения белых, и уж он знал о них все. Он не любил их, и ему были не по вкусу те чувства, которые они могли испытывать к нему, но, во всяком случае, этих южных белых он знал. Что же касалось северян, особенно этих самых шведов, то они были какими-то другими. Их привычки, речь, еда почти все было для него чуждым; никогда в их присутствии он не чувствовал себя нормально.
Развода, по-видимому, не миновать, еще и год не успеет кончиться. Он был чернокожим, а старший брат его жены в начале семидесятых тоже женился на негритянке, чем привлек к себе всеобщее внимание. Лестер имел кое-какие причуды, и жена уже начинала уставать от него. К счастью, у них не было детей. Он подозревал, что у нее кто-то есть, но кое-кто был и у него самого: Айрис обещала выйти за него и переехать в Чикаго, как только она отделается от своего Генри.
После полуночи обе стороны автострады №57 выглядели одинаково: разбросанные тут и там огоньки аккуратных небольших ферм, время от времени какой-нибудь крупный город - Шампэйн или Эффингэм. Лестер работал и жил на Севере, но Север так и не стал ему домом. Дом для Лестера был там, где жила его мать, дом был в Миссисипи, хотя никогда не вернуться ему туда.
Слишком уж жизнь дома беспросветна и бедна. Против расизма он в общем-то ничего не имел - в конце концов, расизм был теперь не так страшен, как когда-то прежде, и Лестер уже привык к нему. Расизм останется в этих местах навсегда, просто с течением времени он будет становиться менее заметным. Как и раньше, все находится в руках у белых. Перемен, похоже, тут не предвидится. Что его волновало больше всего, так это полнейшее невежество и бьющая в глаза нищета значительной части чернокожего населения: запущенные, покосившиеся дома, высокий уровень смертности новорожденных, отчаяние безработных, одинокие матери с вечно голодными ребятишками. Все это наполняло душу невыносимой тоской, невыносимой настолько, что, подобно тысячам других, Лестер бежал из Миссисипи на Север в поисках работы, любой прилично оплачиваемой работы, которая притупила бы ноющую боль нищеты.
Теперешнее его возвращение в Миссисипи заставляло Лестера испытывать радость и боль одновременно. Радость от предвкушения встречи с семьей, боль - от того, что он вновь увидит их бедность. Но и в местной жизни случались иногда полосы счастья. У Карла Ли была неплохая работа, чистенький домик, аккуратно одетые детишки. Он представлял собой редкое исключение. И вот теперь все это хрупкое счастье оказалось под угрозой из-за двух пьяных белых подонков, из-за двух отбросов этого белого мусора. В этом мире никчемности чернокожих можно было найти хоть какое-то оправдание, но вот для белого человека в мире, который он сам для себя создал, никаких оправданий быть не может. Слава Господу, оба они уже мертвы. Лестер испытал прилив гордости за своего старшего брата.
Через шесть часов после того, как он выехал из Чикаго, над Миссисипи начало восходить солнце. Лестер пересек реку у Кейро. Двумя часами позже ему пришлось проделать это еще раз, но уже в Мемфисе. Теперь он гнал машину на юго-восток штата. Не прошло и часа, как его "кадиллак" описал круг по центральной площади Клэнтона. Лестер не спал уже больше двадцати часов.
- Карл Ли, к тебе посетитель, - проговорил Оззи сквозь забранное металлическими прутьями решетки окошко в двери.
- Я ничуть не удивлен. Кто это?
- Ступай за мной. Думаю, лучше вам посидеть у меня в кабинете. Вам может понадобиться время.
Джейк слонялся без дела по офису в ожидании телефонного звонка. Десять утра. Лестер должен быть в городе, если он вообще решил приехать. Одиннадцать. Джейк пролистал несколько папок с документами, оставляя кое-где пометки для Этель. Полдень. Он позвонил Карле и соврал ей что-то о встрече в час дня с новым клиентом, так что, дорогая, с обедом придется подождать. А во дворе он поработает в какое-нибудь другое время. Час дня. Джейк раскопал какое-то старое дело из Вайоминга, где мужа суд оправдал за убийство человека, который изнасиловал его жену. Это было в 1893-м. Джейк снял копию с этого дела и тут же швырнул ее в мусорную корзину. Два часа пополудни. Интересно, в городе Лестер или нет? Может, поехать проведать Лероя и посмотреть заодно на обстановку вокруг тюрьмы? Нет, лучше воздержаться. Вытянувшись на просторном диване, Джейк задремал.
Телефонный звонок раздался в пятнадцать минут третьего. Джейк едва не подскочил от неожиданности. Сердце дико стучало, когда он поднес к уху трубку.
- Алло.
- Джейк, это Оззи.
- Слушаю, Оззи, в чем дело?
- Тебя просят немедленно прибыть сюда, в тюрьму.
- Что? - Изо всех сил Джейк старался, чтобы голос его звучал невинно.
- Ты необходим здесь, Джейк.
- Кому?
- С тобой хочет говорить Карл Ли.
- А Лестер там?
- Да, он тоже хочет тебя видеть.
- Сейчас буду.
- Они сидят там уже больше четырех часов, - заметил Оззи, указывая на дверь своего кабинета.
- Чем же они там занимаются? - полюбопытствовал Джейк.
- Говорят, ругаются, орут друг на друга. Немного успокоились только с полчаса назад. Вышел Карл Ли и попросил меня позвонить тебе.
- Спасибо. Войдем?
- Ну уж нет. Я туда входить не собираюсь. За мной не посылали. А тебе самому виднее. Джейк постучал в дверь.
- Входите!
Он медленно раскрыл ее, переступил через порог и закрыл за собой дверь. У письменного стола сидел Карл Ли. Лестер развалился на диване. При виде Джейка он поднялся и пожал адвокату руку:
- Рад видеть тебя, Джейк.
- Рад встрече, Лестер. Что привело тебя домой?
- Семейные дела.
Джейк бросил взгляд на Карла Ли, затем подошел к письменному столу и обменялся со своим бывшим подзащитным рукопожатием. Карл Ли был явно чем-то раздражен.
- Так это вам обоим я понадобился?
- Да, Джейк, только ты сядь. Нам нужно поговорить, - ответил Лестер. Карл Ли хочет тебе кое-что сказать.
- Говори сам, - отозвался Карл Ли.
Лестер вздохнул и принялся тереть глаза. Выглядел он совершенно обессилевшим.
- Я не скажу больше ни слова. Это касается только тебя и Джейка. - Он прикрыл глаза и расслабленно вытянулся на диване.
Джейк уселся на складной стул, поставив его около стены, напротив дивана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66