Мне бы хотелось иметь кое-кого из их клиентов, вести некоторые их дела, чувствовать себя так же уверенно, как и они. Они хорошо знают, что в конце каждого месяца их ждет чек на приличную сумму, это им почти гарантировано, а к Рождеству каждому вручают еще и конверт с премией. Они представляют интересы старых, надежных клиентов. Я не отказался бы для разнообразия получать какое-то время такое же удовольствие. Что же касается меня, то я защищаю всяких алкоголиков, убийц, супругов, калечащих друг друга, каких-то страдальцев, у которых нет или почти нет денег. И я никогда не знаю, сколько таких клиентов войдут в мой кабинет через месяц.
- Постой-ка, Джейк, - перебил его Эткавэйдж. - Я бы с удовольствием продолжил разговор, но Клод только что посмотрел на часы, а затем перевел свой взгляд на нас. Боюсь, наши двадцать минут уже истекли.
В счете Джейка сумма, подлежащая оплате, была на семьдесят один цент больше, чем у Эткавэйджа, а поскольку их заказы были совершенно одинаковы, у Клода потребовали объяснений.
- Ничего странного, - ответил тот, - ведь у Джейка в тарелке было на одно ребрышко больше.
Маккитрик, выглядевший весьма представительно, оказался к тому же и пунктуальным, дотошным и напористым. В Клэнтоне он появился в среду, чтобы изучить и описать случай, который в настоящее время представлялся каждому как самое громкое убийство в стране. Он уже говорил с Оззи и Моссом, и оба посоветовали ему побеседовать с Джейком. Он общался с Буллардом - сквозь закрытую дверь его кабинета, - и судья рекомендовал ему то же. Он взял интервью у Гвен и Лестера, однако ему не разрешили увидеться с девочкой. Он толковал с постоянными посетителями кафе и чайной, с завсегдатаями расположенных у озера баров Хью и Энн. Имел место и разговор с бывшей женой Уилларда, а вот миссис Кобб отказалась принять репортера: она устала от журналистов. Кто-то из братьев Билли Рэя вызвался дать интервью за вознаграждение, но тут уж отказался Маккитрик. Он съездил на фабрику, чтобы встретиться с коллегами Хейли, он побывал в Смитфилде, чтобы задать несколько вопросов окружному прокурору. Роджер планировал провести в городе еще несколько дней, а потом подъехать на суд.
Родом Маккитрик был из Техаса и сохранил за собой привычку, когда ситуация позволяла, медленно растягивать слова - это производило впечатление на местных, развязывало им языки. Напевность речи выделяла его из абсолютного большинства других представителей средств массовой информации, которые придерживались четкого, выверенного произношения современного американского языка.
- Что это такое? - спросил Маккитрик, указывая на середину стола, за которым сидел Джейк.
- Магнитофон, - последовал ответ Джейка.
Маккитрик поставил свой собственный репортерский магнитофон на стол и посмотрел на Джейка:
- Могу я узнать: для чего он вам?
- Конечно, можете. Это мой кабинет, мое интервью, и если я хочу записать его на пленку, то сделаю это.
- Вы ожидаете каких-либо неприятностей?
- Я стараюсь предупредить их. Очень неприятно, когда твои слова перевирают.
- Это не мое амплуа.
- Тем лучше. Значит, вы не станете возражать против того, чтобы каждый из нас воспользовался своим магнитофоном.
- Вы не доверяете мне, мистер Брайгенс?
- Не доверяю, черт побери. Кстати, меня зовут Джейк.
- Почему вы мне не доверяете?
- Потому что вы репортер, вы из нью-йоркской газеты, вы приехали сюда в поисках сенсации, и, если вы и на самом деле тот, за кого себя выдаете, из-под вашего пера выйдет напичканная фактами статейка, пронизанная морализаторским духом, а все мы будем выглядеть невежественными чурбанами-расистами.
- Вы ошибаетесь. Прежде всего я из Техаса.
- А газета ваша нью-йоркская.
- Сам я считаю себя южанином.
- Давно вы уехали с Юга?
- Около двадцати лет.
Джейк улыбнулся и покачал головой, как бы говоря: это - слишком долгое время.
- И моя газета вовсе не гонится за сенсацией.
- Посмотрим. До суда еще несколько месяцев. У нас будет время ознакомиться с вашими статьями.
- Ну что ж, это справедливо.
Джейк нажал кнопку записи своего магнитофона, то же самое сделал и Маккитрик.
- Может ли Карл Ли рассчитывать на то, что суд округа Форд отнесется к рассмотрению его дела совершенно беспристрастно?
- А почему нет? - спросил Джейк.
- Но ведь он негр. Он убил двух белых мужчин, и судить его будет жюри, состоящее из присяжных-белых.
- То есть вы хотите сказать, что его будет судить горстка расистов?
- Нет, я сказал совершенно иное, а этого у меня и в мыслях не было. Почему вы решили, что я считаю всех вас расистами?
- Потому что вы на самом деле так считаете. Это стало стереотипом, и вы о нем знаете.
Маккитрик пожал плечами и быстро записал что-то в блокноте.
- Так вы ответите на мой вопрос?
- Да. Он может рассчитывать на беспристрастное рассмотрение своего дела в суде округа Форд, если слушание состоится здесь.
- Вы хотите, чтобы оно состоялось здесь?
- Мы попытаемся перенести слушание в другое место.
- Куда именно?
- Выбор не за нами. Его сделает судья.
- Где Хейли раздобыл "М-16"?
Джейк усмехнулся и покосился на магнитофон.
- Не знаю.
- Обвинили бы его в совершении преступления, если бы он был белым?
- Он негр, и обвинение ему еще не предъявлено.
- Но если бы он был белым, его обвинили бы?
- Я думаю, да.
- И жюри присяжных согласилось бы с обвинением?
- Не хотите ли сигару? - Из ящика стола Джейк достал "Руатан"*, снял целлофановую обертку, не спеша прикурил от газовой зажигалки.
* Сорт дорогих сигар.
- Нет, благодарю вас.
- Нет, будь он белым, присяжные оправдали бы его. Таково мое мнение. Во всяком случае, здесь, в Миссисипи, или в Техасе, или в Вайоминге. Не уверен насчет Нью-Йорка.
- Почему же?
- У вас есть дочь?
- Нет.
- Тогда вам не понять.
- Все же я не теряю надежды. Значит, мистер Хейли судом присяжных будет осужден?
- Скорее всего.
- Выходит, по отношению к черному населению система не так уж и справедлива?
- А вам приходилось говорить с Раймондом Хьюджесом?
- Нет. Кто это?
- На последних выборах он выдвинул себя на должность шерифа, но допустил одну ошибку - не учел того, что его соперником был Оззи Уоллс. Хьюджес - белый, Оззи, само собой, нет. И если я не ошибаюсь, Оззи получил тридцать один процент голосов. Так почему бы вам не обратиться к мистеру Хьюджесу с вопросом о справедливости системы в отношении черных?
- Я имел в виду правоохранительную систему.
- Система везде одна и та же. Кто, по-вашему, сидит за столом присяжных? Те же самые избиратели, которые сделали Оззи Уоллса шерифом.
- Ну хорошо, но если белый может быть оправдан за то же, за что негра скорее всего осудят, то не объяснили бы вы, на чем основана ваша уверенность в том, что система одинаково справедлива к обоим?
- А она и не справедлива.
- Боюсь, не совсем понимаю вас.
- Система отражает в себе состояние общества. Она не всегда справедлива, но она и не менее справедлива, чем в Нью-Йорке, Массачусетсе или Калифорнии. Она настолько справедлива, насколько предвзятой и подверженной воздействию эмоций ее делает сам человек.
- И вы думаете, местный суд отнесется к мистеру Хейли так же, как и нью-йоркский?
- Я хочу сказать, что в Нью-Йорке расизма столько же, сколько и в Миссисипи. Посмотрите на наши государственные школы: они десегрегированы точно так же, как и любые другие в стране.
- По решению суда.
- Да, но что вы скажете о ваших нью-йоркских судах? В течение многих лет вы, благочестивые лицемеры, показывали на нас пальцем, требуя осуществления десегрегации на деле. Что же, это было сделано, и мир не рухнул. Но в своем благочестии вы без всяких душевных мук забыли о своих собственных школах, о своих соседях, о ляпсусах в избирательном праве, о своих жюри присяжных - поголовно белых, о советах городского управления. Да, мы заблуждались, но мы заплатили за свои ошибки дорогую цену. Зато мы кое-чему научились, и, хотя перемены идут слишком медленно и болезненно, мы все же стараемся. А вы - вы продолжаете тыкать в нас пальцем.
- У меня и в мыслях не было развязывать новую битву за Геттисберг*.
- Прошу меня извинить. К какой защите мы прибегнем? В настоящее время я и сам не знаю. Честно говоря, сейчас еще просто слишком рано. Ведь пока даже не предъявлено обвинение.
- Но оно, вне всякого сомнения, будет предъявлено?
- Вне всякого сомнения, нам это пока еще неизвестно. Похоже, что да. Когда вы хотите это опубликовать?
- Наверное, в воскресенье.
- Хотя какая разница. Здесь вашу газету никто не читает. Да, ему будет предъявлено обвинение.
Маккитрик посмотрел на часы, и Джейк выключил свой магнитофон.
- Послушайте, я вовсе не так уж плох, - обратился к нему репортер. Давайте выпьем как-нибудь пива и покончим со всем этим.
- Не для прессы: я не пью. Но принимаю ваше предложение.
* Город в штате Пенсильвания, где армия северян в 1863 г. остановила наступление южан, добившись таким образом перелома в ходе гражданской войны.
Первая пресвитерианская церковь Клэнтона располагалась через дорогу от Первой объединенной методистской церкви, и обе они находились на расстоянии прямой видимости от гораздо большей Первой баптистской церкви. У баптистов было больше прихожан и денег, зато пресвитерианцы и методисты заканчивали свои воскресные службы раньше. И поэтому, когда баптисты в половине первого подходили к дверям ресторанов, чтобы всей семьей пообедать, им приходилось стоять в очереди и смотреть, как другие медленно наслаждаются едой и приветливо помахивают им руками.
Джейк был абсолютно уверен в том, что баптиста из него никогда бы не вышло. На его взгляд, они были чуточку ограниченны и излишне строги, а потом, они вечно пеклись о воскресной вечерней службе. Джейк же не выносил этой церемонии. Карлу воспитывали в баптистской вере, его самого - как методиста, однако во время их бракосочетания был достигнут компромисс, и оба супруга стали пресвитерианцами. Церковью своей они были довольны, службами ее тоже и пропускали их редко.
В воскресенье они сидели в том же ряду, что и всегда, неподалеку от уснувшей Ханны и ее родителей, и не обращали никакого внимания на проповедь. Джейк представлял, как он стоит в суде лицом к лицу с Бакли, перед двенадцатью порядочными и законопослушными гражданами - присяжными, и за каждым его словом и жестом следит вся страна. При этом он глаз не сводил со священника. Карла мысленно обновляла обстановку столовой, тоже не упуская при этом ни на секунду из виду исполненную достоинства фигуру священника. Время от времени Джейк чувствовал на себе чей-то трепетный взор; к концу службы ему стало ясно, что некоторые из прихожан при виде такой знаменитости, которой он уже стал, едва не впадали в священный ужас. Он также обратил внимание на заметные даже в общей массе молящихся странные лица: они выражали то ли глубокое раскаяние, то ли нетерпение - в полумраке было трудно разобрать. Джейк терялся в догадках до тех пор, пока один человек не обернулся в его сторону. Тогда ему окончательно стало ясно: это репортеры.
- Я получил настоящее удовольствие от проповеди, ваше преподобие, - не задумываясь солгал Джейк, пожимая на ступенях храма руку священнику.
- Рад тебя видеть, Джейк, - отозвался его преподобие. - Всю неделю мы следили за тобой по телевизору. Мои детишки кричали от восторга всякий раз, как ты показывался на экране.
- Благодарю вас. Помолитесь за нас Господу.
Затем они отправились на машине в Кэрауэй на воскресный обед к родителям Джейка. Жене и Ева Брайгенс жили в старом фамильном гнезде медленно разрушающемся сельском доме, стоявшем на пяти акрах поросшей деревьями земли в самом центре Кэрауэя, в трех кварталах от Мэйн-стрит и двух кварталах от школы, где Джейк и его сестра проучились по двенадцать лет. Оба, отец и мать, вышли на пенсию, но чувствовали себя еще достаточно молодыми для того, чтобы на лето отправляться куда-нибудь по стране в летнем домике на колесах. В понедельник они намереваются поехать в Канаду, а назад планируют вернуться только после Дня труда*. У Джейка не было брата, а старшая сестра жила в Новом Орлеане.
* Отмечается в США в первый понедельник сентября.
Воскресный обед, приготовленный матерью Джейка, являл собой типичное южное пиршество, с изобилием всевозможного жареного мяса, свежих - прямо с грядки - овощей, сваренных, обжаренных в масле, печеных и сырых, а также домашних булочек и печенья. На столе, помимо перечисленного, помещались два полных соусника, арбуз, дыня, персиковый мусс, лимонный пирог и клубничные пирожные. Съедена, конечно, будет только малая часть этих яств, остальное Ева вместе с Карлой аккуратно упакуют. В Клэнтоне семья сына целую неделю сможет не думать о покупке продуктов.
- А как твои родители. Карла? - поинтересовался мистер Брайгенс, передавая супруге булочку.
- С ними все в порядке. Я только вчера говорила по телефону с мамой.
- Они все еще в Ноксвилле?
- Нет, сэр. Они уже перебрались в Уилмингтон на все лето.
- Собираетесь их навестить? - спросила Ева, разливая чай из вместительного керамического чайника.
Карла бросила взгляд на Джейка, накладывавшего Ханне в тарелку бобов. Она знала, что ему вовсе не хочется обсуждать дело Карла Ли Хейли. После того, кровавого, понедельника каждый раз, как только они садились за стол, разговор неизбежно заходил о нем, и сейчас у Джейка абсолютно не было желания в который раз отвечать на одни и те же вопросы.
- Да, мэм. Собираемся. Это зависит от занятости Джейка. Лето может быть довольно трудным.
- Мы так и предполагали, - заметила Ева ровным голосом, как бы давая сыну понять, что после прозвучавших в здании суда выстрелов он ни разу им не позвонил.
- У вас что-нибудь не в порядке с телефоном, сын? - задал вопрос мистер Брайгенс.
- Да. Мы сменили номер.
Четверо взрослых, охваченные недобрым предчувствием, вяло и осторожно поглощали пищу. Ханна же не сводила зачарованного взгляда с пирожных.
- Знаю. Именно это сказала нам телефонистка. Причем даже она не смогла ответить на какой. Он не зарегистрирован.
- Прошу меня извинить. Я был очень занят.
- Про это мы читали, - сказал отец. Ева прекратила жевать, кашлянула, прочищая горло, и спросила:
- Джейк, ты всерьез рассчитываешь на то, что его оправдают?
- Меня беспокоит твоя семья, - вновь вступил отец. - Это дело может оказаться весьма опасным.
- С каким хладнокровием он расстрелял их, - заметила мать.
- Они изнасиловали его дочь, мама. Что бы ты стала делать, если бы кто-то изнасиловал Ханну?
- Что такое "изнасиловал"? - тоненьким голоском спросила Ханна.
- Не слушай их, маленькая, - обратилась к дочери Карла, а потом добавила: - Может, вам лучше сменить тему?
Решительным взором она обвела всех Брайгенсов, и они вновь принялись за еду. Их невестка уж если говорит что-то, то всегда попадает в точку, подумали одновременно Жене и Ева.
Джейк улыбнулся матери, стараясь не встретиться взглядом с отцом.
- Просто мне не хочется говорить о деле, мама. Я от него устал.
- Думаю, у нас будет возможность прочесть о нем, - заметил мистер Брайгенс.
И они заговорили о Канаде.
Примерно в то самое время, когда семейство Брайгенсов заканчивало обед, храм на Горе Хевронской содрогался до самого основания: преподобный Олли Эйджи привел свою паству в совершенный экстаз. Молодые дьяконы отплясывали. Прихожане преклонного возраста распевали псалмы. Женщины падали в обморок. Зрелые мужчины стенали и вскрикивали, простирая руки к небесам, дети, запрокидывая головки, в священном страхе взирали на своды церкви. Хор качало и встряхивало до тех пор, пока хористы не затянули в один голос разные стихи одного и того же псалма. Органист играл свое, человек, сидевший за фортепиано, - другое, в хоре каждый был предоставлен самому себе. В белом одеянии, отделанном пурпуром, вокруг кафедры метался преподобный отец, взывая к своей пастве, истово молясь, выкрикивая имя Господне и немилосердно потея.
Это помешательство то стихало, то вспыхивало с новой силой. Каждый новый окрик как бы заряжал присутствующих энергией, но тут же усталость брала свое, и накал страстей ослабевал. Благодаря приобретенному за долгие годы опыту Эйджи абсолютно точно знал, когда экстаз толпы достигнет высшего предела, когда уже невыносимое нервное напряжение сменится бесконечной усталостью, когда его пастве нужно будет перевести дух. Именно в этот момент он остановился перед кафедрой и с чудовищной силой грохнул ее крышкой во славу имя Божия. Музыка тут же смолкла, конвульсии прекратились, упавшие в обморок начали приходить в себя, дети перестали лить слезы, и толпа послушно стала растекаться по рядам, занимая свои места. Наступило время для проповеди.
В тот момент, когда преподобный отец произносил первые слова молитвы, задняя дверь храма раскрылась и в церковь вошло семейство Хейли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
- Постой-ка, Джейк, - перебил его Эткавэйдж. - Я бы с удовольствием продолжил разговор, но Клод только что посмотрел на часы, а затем перевел свой взгляд на нас. Боюсь, наши двадцать минут уже истекли.
В счете Джейка сумма, подлежащая оплате, была на семьдесят один цент больше, чем у Эткавэйджа, а поскольку их заказы были совершенно одинаковы, у Клода потребовали объяснений.
- Ничего странного, - ответил тот, - ведь у Джейка в тарелке было на одно ребрышко больше.
Маккитрик, выглядевший весьма представительно, оказался к тому же и пунктуальным, дотошным и напористым. В Клэнтоне он появился в среду, чтобы изучить и описать случай, который в настоящее время представлялся каждому как самое громкое убийство в стране. Он уже говорил с Оззи и Моссом, и оба посоветовали ему побеседовать с Джейком. Он общался с Буллардом - сквозь закрытую дверь его кабинета, - и судья рекомендовал ему то же. Он взял интервью у Гвен и Лестера, однако ему не разрешили увидеться с девочкой. Он толковал с постоянными посетителями кафе и чайной, с завсегдатаями расположенных у озера баров Хью и Энн. Имел место и разговор с бывшей женой Уилларда, а вот миссис Кобб отказалась принять репортера: она устала от журналистов. Кто-то из братьев Билли Рэя вызвался дать интервью за вознаграждение, но тут уж отказался Маккитрик. Он съездил на фабрику, чтобы встретиться с коллегами Хейли, он побывал в Смитфилде, чтобы задать несколько вопросов окружному прокурору. Роджер планировал провести в городе еще несколько дней, а потом подъехать на суд.
Родом Маккитрик был из Техаса и сохранил за собой привычку, когда ситуация позволяла, медленно растягивать слова - это производило впечатление на местных, развязывало им языки. Напевность речи выделяла его из абсолютного большинства других представителей средств массовой информации, которые придерживались четкого, выверенного произношения современного американского языка.
- Что это такое? - спросил Маккитрик, указывая на середину стола, за которым сидел Джейк.
- Магнитофон, - последовал ответ Джейка.
Маккитрик поставил свой собственный репортерский магнитофон на стол и посмотрел на Джейка:
- Могу я узнать: для чего он вам?
- Конечно, можете. Это мой кабинет, мое интервью, и если я хочу записать его на пленку, то сделаю это.
- Вы ожидаете каких-либо неприятностей?
- Я стараюсь предупредить их. Очень неприятно, когда твои слова перевирают.
- Это не мое амплуа.
- Тем лучше. Значит, вы не станете возражать против того, чтобы каждый из нас воспользовался своим магнитофоном.
- Вы не доверяете мне, мистер Брайгенс?
- Не доверяю, черт побери. Кстати, меня зовут Джейк.
- Почему вы мне не доверяете?
- Потому что вы репортер, вы из нью-йоркской газеты, вы приехали сюда в поисках сенсации, и, если вы и на самом деле тот, за кого себя выдаете, из-под вашего пера выйдет напичканная фактами статейка, пронизанная морализаторским духом, а все мы будем выглядеть невежественными чурбанами-расистами.
- Вы ошибаетесь. Прежде всего я из Техаса.
- А газета ваша нью-йоркская.
- Сам я считаю себя южанином.
- Давно вы уехали с Юга?
- Около двадцати лет.
Джейк улыбнулся и покачал головой, как бы говоря: это - слишком долгое время.
- И моя газета вовсе не гонится за сенсацией.
- Посмотрим. До суда еще несколько месяцев. У нас будет время ознакомиться с вашими статьями.
- Ну что ж, это справедливо.
Джейк нажал кнопку записи своего магнитофона, то же самое сделал и Маккитрик.
- Может ли Карл Ли рассчитывать на то, что суд округа Форд отнесется к рассмотрению его дела совершенно беспристрастно?
- А почему нет? - спросил Джейк.
- Но ведь он негр. Он убил двух белых мужчин, и судить его будет жюри, состоящее из присяжных-белых.
- То есть вы хотите сказать, что его будет судить горстка расистов?
- Нет, я сказал совершенно иное, а этого у меня и в мыслях не было. Почему вы решили, что я считаю всех вас расистами?
- Потому что вы на самом деле так считаете. Это стало стереотипом, и вы о нем знаете.
Маккитрик пожал плечами и быстро записал что-то в блокноте.
- Так вы ответите на мой вопрос?
- Да. Он может рассчитывать на беспристрастное рассмотрение своего дела в суде округа Форд, если слушание состоится здесь.
- Вы хотите, чтобы оно состоялось здесь?
- Мы попытаемся перенести слушание в другое место.
- Куда именно?
- Выбор не за нами. Его сделает судья.
- Где Хейли раздобыл "М-16"?
Джейк усмехнулся и покосился на магнитофон.
- Не знаю.
- Обвинили бы его в совершении преступления, если бы он был белым?
- Он негр, и обвинение ему еще не предъявлено.
- Но если бы он был белым, его обвинили бы?
- Я думаю, да.
- И жюри присяжных согласилось бы с обвинением?
- Не хотите ли сигару? - Из ящика стола Джейк достал "Руатан"*, снял целлофановую обертку, не спеша прикурил от газовой зажигалки.
* Сорт дорогих сигар.
- Нет, благодарю вас.
- Нет, будь он белым, присяжные оправдали бы его. Таково мое мнение. Во всяком случае, здесь, в Миссисипи, или в Техасе, или в Вайоминге. Не уверен насчет Нью-Йорка.
- Почему же?
- У вас есть дочь?
- Нет.
- Тогда вам не понять.
- Все же я не теряю надежды. Значит, мистер Хейли судом присяжных будет осужден?
- Скорее всего.
- Выходит, по отношению к черному населению система не так уж и справедлива?
- А вам приходилось говорить с Раймондом Хьюджесом?
- Нет. Кто это?
- На последних выборах он выдвинул себя на должность шерифа, но допустил одну ошибку - не учел того, что его соперником был Оззи Уоллс. Хьюджес - белый, Оззи, само собой, нет. И если я не ошибаюсь, Оззи получил тридцать один процент голосов. Так почему бы вам не обратиться к мистеру Хьюджесу с вопросом о справедливости системы в отношении черных?
- Я имел в виду правоохранительную систему.
- Система везде одна и та же. Кто, по-вашему, сидит за столом присяжных? Те же самые избиратели, которые сделали Оззи Уоллса шерифом.
- Ну хорошо, но если белый может быть оправдан за то же, за что негра скорее всего осудят, то не объяснили бы вы, на чем основана ваша уверенность в том, что система одинаково справедлива к обоим?
- А она и не справедлива.
- Боюсь, не совсем понимаю вас.
- Система отражает в себе состояние общества. Она не всегда справедлива, но она и не менее справедлива, чем в Нью-Йорке, Массачусетсе или Калифорнии. Она настолько справедлива, насколько предвзятой и подверженной воздействию эмоций ее делает сам человек.
- И вы думаете, местный суд отнесется к мистеру Хейли так же, как и нью-йоркский?
- Я хочу сказать, что в Нью-Йорке расизма столько же, сколько и в Миссисипи. Посмотрите на наши государственные школы: они десегрегированы точно так же, как и любые другие в стране.
- По решению суда.
- Да, но что вы скажете о ваших нью-йоркских судах? В течение многих лет вы, благочестивые лицемеры, показывали на нас пальцем, требуя осуществления десегрегации на деле. Что же, это было сделано, и мир не рухнул. Но в своем благочестии вы без всяких душевных мук забыли о своих собственных школах, о своих соседях, о ляпсусах в избирательном праве, о своих жюри присяжных - поголовно белых, о советах городского управления. Да, мы заблуждались, но мы заплатили за свои ошибки дорогую цену. Зато мы кое-чему научились, и, хотя перемены идут слишком медленно и болезненно, мы все же стараемся. А вы - вы продолжаете тыкать в нас пальцем.
- У меня и в мыслях не было развязывать новую битву за Геттисберг*.
- Прошу меня извинить. К какой защите мы прибегнем? В настоящее время я и сам не знаю. Честно говоря, сейчас еще просто слишком рано. Ведь пока даже не предъявлено обвинение.
- Но оно, вне всякого сомнения, будет предъявлено?
- Вне всякого сомнения, нам это пока еще неизвестно. Похоже, что да. Когда вы хотите это опубликовать?
- Наверное, в воскресенье.
- Хотя какая разница. Здесь вашу газету никто не читает. Да, ему будет предъявлено обвинение.
Маккитрик посмотрел на часы, и Джейк выключил свой магнитофон.
- Послушайте, я вовсе не так уж плох, - обратился к нему репортер. Давайте выпьем как-нибудь пива и покончим со всем этим.
- Не для прессы: я не пью. Но принимаю ваше предложение.
* Город в штате Пенсильвания, где армия северян в 1863 г. остановила наступление южан, добившись таким образом перелома в ходе гражданской войны.
Первая пресвитерианская церковь Клэнтона располагалась через дорогу от Первой объединенной методистской церкви, и обе они находились на расстоянии прямой видимости от гораздо большей Первой баптистской церкви. У баптистов было больше прихожан и денег, зато пресвитерианцы и методисты заканчивали свои воскресные службы раньше. И поэтому, когда баптисты в половине первого подходили к дверям ресторанов, чтобы всей семьей пообедать, им приходилось стоять в очереди и смотреть, как другие медленно наслаждаются едой и приветливо помахивают им руками.
Джейк был абсолютно уверен в том, что баптиста из него никогда бы не вышло. На его взгляд, они были чуточку ограниченны и излишне строги, а потом, они вечно пеклись о воскресной вечерней службе. Джейк же не выносил этой церемонии. Карлу воспитывали в баптистской вере, его самого - как методиста, однако во время их бракосочетания был достигнут компромисс, и оба супруга стали пресвитерианцами. Церковью своей они были довольны, службами ее тоже и пропускали их редко.
В воскресенье они сидели в том же ряду, что и всегда, неподалеку от уснувшей Ханны и ее родителей, и не обращали никакого внимания на проповедь. Джейк представлял, как он стоит в суде лицом к лицу с Бакли, перед двенадцатью порядочными и законопослушными гражданами - присяжными, и за каждым его словом и жестом следит вся страна. При этом он глаз не сводил со священника. Карла мысленно обновляла обстановку столовой, тоже не упуская при этом ни на секунду из виду исполненную достоинства фигуру священника. Время от времени Джейк чувствовал на себе чей-то трепетный взор; к концу службы ему стало ясно, что некоторые из прихожан при виде такой знаменитости, которой он уже стал, едва не впадали в священный ужас. Он также обратил внимание на заметные даже в общей массе молящихся странные лица: они выражали то ли глубокое раскаяние, то ли нетерпение - в полумраке было трудно разобрать. Джейк терялся в догадках до тех пор, пока один человек не обернулся в его сторону. Тогда ему окончательно стало ясно: это репортеры.
- Я получил настоящее удовольствие от проповеди, ваше преподобие, - не задумываясь солгал Джейк, пожимая на ступенях храма руку священнику.
- Рад тебя видеть, Джейк, - отозвался его преподобие. - Всю неделю мы следили за тобой по телевизору. Мои детишки кричали от восторга всякий раз, как ты показывался на экране.
- Благодарю вас. Помолитесь за нас Господу.
Затем они отправились на машине в Кэрауэй на воскресный обед к родителям Джейка. Жене и Ева Брайгенс жили в старом фамильном гнезде медленно разрушающемся сельском доме, стоявшем на пяти акрах поросшей деревьями земли в самом центре Кэрауэя, в трех кварталах от Мэйн-стрит и двух кварталах от школы, где Джейк и его сестра проучились по двенадцать лет. Оба, отец и мать, вышли на пенсию, но чувствовали себя еще достаточно молодыми для того, чтобы на лето отправляться куда-нибудь по стране в летнем домике на колесах. В понедельник они намереваются поехать в Канаду, а назад планируют вернуться только после Дня труда*. У Джейка не было брата, а старшая сестра жила в Новом Орлеане.
* Отмечается в США в первый понедельник сентября.
Воскресный обед, приготовленный матерью Джейка, являл собой типичное южное пиршество, с изобилием всевозможного жареного мяса, свежих - прямо с грядки - овощей, сваренных, обжаренных в масле, печеных и сырых, а также домашних булочек и печенья. На столе, помимо перечисленного, помещались два полных соусника, арбуз, дыня, персиковый мусс, лимонный пирог и клубничные пирожные. Съедена, конечно, будет только малая часть этих яств, остальное Ева вместе с Карлой аккуратно упакуют. В Клэнтоне семья сына целую неделю сможет не думать о покупке продуктов.
- А как твои родители. Карла? - поинтересовался мистер Брайгенс, передавая супруге булочку.
- С ними все в порядке. Я только вчера говорила по телефону с мамой.
- Они все еще в Ноксвилле?
- Нет, сэр. Они уже перебрались в Уилмингтон на все лето.
- Собираетесь их навестить? - спросила Ева, разливая чай из вместительного керамического чайника.
Карла бросила взгляд на Джейка, накладывавшего Ханне в тарелку бобов. Она знала, что ему вовсе не хочется обсуждать дело Карла Ли Хейли. После того, кровавого, понедельника каждый раз, как только они садились за стол, разговор неизбежно заходил о нем, и сейчас у Джейка абсолютно не было желания в который раз отвечать на одни и те же вопросы.
- Да, мэм. Собираемся. Это зависит от занятости Джейка. Лето может быть довольно трудным.
- Мы так и предполагали, - заметила Ева ровным голосом, как бы давая сыну понять, что после прозвучавших в здании суда выстрелов он ни разу им не позвонил.
- У вас что-нибудь не в порядке с телефоном, сын? - задал вопрос мистер Брайгенс.
- Да. Мы сменили номер.
Четверо взрослых, охваченные недобрым предчувствием, вяло и осторожно поглощали пищу. Ханна же не сводила зачарованного взгляда с пирожных.
- Знаю. Именно это сказала нам телефонистка. Причем даже она не смогла ответить на какой. Он не зарегистрирован.
- Прошу меня извинить. Я был очень занят.
- Про это мы читали, - сказал отец. Ева прекратила жевать, кашлянула, прочищая горло, и спросила:
- Джейк, ты всерьез рассчитываешь на то, что его оправдают?
- Меня беспокоит твоя семья, - вновь вступил отец. - Это дело может оказаться весьма опасным.
- С каким хладнокровием он расстрелял их, - заметила мать.
- Они изнасиловали его дочь, мама. Что бы ты стала делать, если бы кто-то изнасиловал Ханну?
- Что такое "изнасиловал"? - тоненьким голоском спросила Ханна.
- Не слушай их, маленькая, - обратилась к дочери Карла, а потом добавила: - Может, вам лучше сменить тему?
Решительным взором она обвела всех Брайгенсов, и они вновь принялись за еду. Их невестка уж если говорит что-то, то всегда попадает в точку, подумали одновременно Жене и Ева.
Джейк улыбнулся матери, стараясь не встретиться взглядом с отцом.
- Просто мне не хочется говорить о деле, мама. Я от него устал.
- Думаю, у нас будет возможность прочесть о нем, - заметил мистер Брайгенс.
И они заговорили о Канаде.
Примерно в то самое время, когда семейство Брайгенсов заканчивало обед, храм на Горе Хевронской содрогался до самого основания: преподобный Олли Эйджи привел свою паству в совершенный экстаз. Молодые дьяконы отплясывали. Прихожане преклонного возраста распевали псалмы. Женщины падали в обморок. Зрелые мужчины стенали и вскрикивали, простирая руки к небесам, дети, запрокидывая головки, в священном страхе взирали на своды церкви. Хор качало и встряхивало до тех пор, пока хористы не затянули в один голос разные стихи одного и того же псалма. Органист играл свое, человек, сидевший за фортепиано, - другое, в хоре каждый был предоставлен самому себе. В белом одеянии, отделанном пурпуром, вокруг кафедры метался преподобный отец, взывая к своей пастве, истово молясь, выкрикивая имя Господне и немилосердно потея.
Это помешательство то стихало, то вспыхивало с новой силой. Каждый новый окрик как бы заряжал присутствующих энергией, но тут же усталость брала свое, и накал страстей ослабевал. Благодаря приобретенному за долгие годы опыту Эйджи абсолютно точно знал, когда экстаз толпы достигнет высшего предела, когда уже невыносимое нервное напряжение сменится бесконечной усталостью, когда его пастве нужно будет перевести дух. Именно в этот момент он остановился перед кафедрой и с чудовищной силой грохнул ее крышкой во славу имя Божия. Музыка тут же смолкла, конвульсии прекратились, упавшие в обморок начали приходить в себя, дети перестали лить слезы, и толпа послушно стала растекаться по рядам, занимая свои места. Наступило время для проповеди.
В тот момент, когда преподобный отец произносил первые слова молитвы, задняя дверь храма раскрылась и в церковь вошло семейство Хейли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66