Тут кругом полицейских и агентов ФБР кишмя кишит, уж, наверное, и детектор где-нибудь поблизости. С того дня, как умер Роми, он врал уже столько, что устал.
– Марк, я спросил тебя, говорил ли мистер Клиффорд что-нибудь еще?
– В смысле?
– В смысле, не упоминал ли он о сенаторе Бойетте?
– О ком?
Гарри слегка улыбнулся, потом стал серьезным.
– Марк, не вспоминал ли мистер Клиффорд что-нибудь о деле, которым он занимался в Новом Орлеане, – дело связано с сенатором Бойеттом и Барри Мальданно?
К коричневым босоножкам стенографистки подбирался маленький паучок, и Марк не отводил от него взгляда, пока он не исчез под треножником. И снова вспомнил об этом проклятом детекторе лжи. Реджи пообещала не допустить этого, но что, если сам судья прикажет?
Его продолжительное молчание было красноречивее слов. Сердце Финка набирало темп, пульс утроился. Ага! Маленький поганец знает!
– Я не думаю, что мне хочется отвечать на этот вопрос, – сказал он, уставившись в пол и ожидая появления паучка.
Финк с надеждой взглянул на судью.
– Марк, посмотри на меня, – обратился к нему Гарри голосом доброго дедушки. – Я хочу, чтобы ты ответил на этот вопрос. Мистер Клиффорд упоминал Барри Мальданно или сенатора Бойетта?
– Могу я воспользоваться Пятой поправкой?
– Нет.
– Почему нет? Она применима к детям, так?
– Да, но не в этой ситуации. Тебя ведь не обвиняют в смерти сенатора Бойетта. И ни в каком другом преступлении.
– Тогда почему вы посадили меня в тюрьму?
– Я отошлю тебя назад, если ты не ответишь на мой вопрос.
– Я все равно воспользуюсь Пятой поправкой. Они не сводили друг с друга глаз, свидетель и судья, и свидетель моргнул первым. Из глаз потекли слезы, и он дважды шмыгнул носом. Марк закусил губу, изо всех сил стараясь не расплакаться. Схватился за подлокотники и сжал их так, что костяшки пальцев побелели. Слезы текли по щекам, но он продолжал смотреть в темные глаза “Его Чести” Гарри Рузвельта.
Это были слезы маленького, ни в чем не виновного мальчика. Гарри повернулся и достал бумажную салфетку. Его глаза тоже были на мокром месте.
– Не хотел бы ты поговорить со своим адвокатом наедине? – спросил он.
– Мы уже говорили, – ответил Марк еле слышно. Он вытер щеки рукавом.
Финк чувствовал, что с ним сейчас случится инфаркт. У него было столько всего сказать этому пацану, столько вопросов, столько дельных предложений суду, как поступить. Мальчишка знал, черт побери! Надо заставить его говорить!
– Марк, мне это неприятно, но я должен заставить тебя ответить на мой вопрос. Если ты откажешься, тебя обвинят в оскорблении суда. Ты это понимаешь?
– Да, сэр. Реджи мне объяснила.
– И она тебе объяснила, что, если тебя обвинят в этом, я могу снова послать тебя в центр для несовершеннолетних?
– Да, сэр. Вы можете называть это тюрьмой, меня это не волнует.
– Благодарю. Ты хочешь вернуться в тюрьму?
– Не очень, но мне некуда больше идти. – Он говорил громче и перестал плакать. Мысль о тюрьме теперь, когда он уже там побывал, была не такой пугающей. Несколько дней он выдержит. Кроме того, он сообразил, что ему придется легче, чем судье. Он был уверен, что его имя снова появится в газетах в самое ближайшее время. И репортеры наверняка узнают: запер его Гарри Рузвельт за то, что он отказался говорить. И, наверное, судье, который бросил в тюрьму маленького мальчика, не сделавшего ничего плохого, не поздоровится.
– Марк, я не считаю наш разговор оконченным. – Гарри внимательно смотрел на мальчика. – Мы продолжим его завтра.
Марк кивнул. Реджи отпустила его руку и сказала:
– Я расскажу все твоей маме, а завтра мы увидимся. Мальчик встал и вышел из зала в сопровождении судебного пристава.
– Мы можем идти. Ваша Честь? – спросил Финк. По его лбу катился пот. Ему хотелось поскорее выбраться из зала и сообщить Фолтриггу неприятные новости.
– С чего такая спешка, мистер Финк?
– Что вы, никакой спешки, Ваша Честь.
– Тогда расслабьтесь. Я хочу поговорить минутку с вами, ребятки, и с теми, что из ФБР. Не для протокола. – Гарри отпустил стенографистку и пожилую даму. Вошли Мактьюн и Льюис и сели за спинами юристов.
Гарри расстегнул молнию на мантии, но снимать ее не стал. Вытер лицо бумажной салфеткой и допил чай. Все молча ждали.
– Я не собираюсь держать этого ребенка в тюрьме, – произнес он, глядя на Реджи. – Может, несколько дней, но не дольше. Мне ясно, что он знает что-то чрезвычайно важное, и он обязан нам все рассказать.
Финк закивал.
– Он напуган, что вполне объяснимо. Возможно, нам удастся убедить его заговорить, если мы гарантируем безопасность ему, а также его матери и брату. Я бы хотел, чтобы мистер Льюис помог нам в этом смысле. Готов выслушать любые предложения.
К.О.Льюис был тут как тут.
– Ваша Честь, мы уже предприняли предварительные шаги, чтобы распространить на него нашу программу защиты свидетелей.
– Я о ней слышал, мистер Льюис, но подробностей не знаю.
– Все очень просто. Мы перевозим семью в другой город. Даем им новые имена и соответствующие документы. Находим хорошую работу для матери и удобное жилье. Не трейлер там или квартиру, а дом. Мы отправляем мальчиков в хорошую школу. Ну, а для начала даем приличную сумму наличными. И мы всегда рядом.
– Звучит соблазнительно, миссис Лав, – откликнулся Гарри.
Так оно и было. Сейчас у семьи нет дома. Работа у Дайанны крайне тяжелая. И никакой родии в Мемфисе.
– Их сейчас нельзя трогать, – заметила Реджи. – Рикки должен находиться в больнице.
– Мы уже вели переговоры с детской психиатрической больницей в Портленде, которая готова немедленно принять его, – сообщил Льюис. – Она частная, не благотворительная, как больница Святого Петра, одна из лучших в стране. Они примут его в любое время. Разумеется, мы заплатим. После того как он поправится, мы переселим семью в другой город.
– Как много понадобится времени, чтобы задействовать эту программу для всей семьи? – спросил Гарри.
– Меньше недели, – ответил Льюис. – Директор Войлз объявил это дело сверхсрочным. Бумажная волокита займет несколько дней, ведь нужно новое водительское удостоверение, новые карточки соцобеспечения, свидетельства о рождении, кредитные карточки и все прочее. Семья должна принять решение, и матери следует определить, куда они хотят поехать. А остальное все за нами.
– Что вы думаете, миссис Лав? Пойдет на это миссис Свей?
– Я с ней поговорю, Ваша Честь. Ей сейчас очень трудно. Один ребенок в коме, второй – в тюрьме. К тому же она все потеряла при пожаре вчера ночью. Мысль сбежать куда глаза глядят среди ночи вряд ли покажется ей слишком привлекательной, по крайней мере на данный момент.
– Но вы попытаетесь?
– Да, конечно.
– Как вы полагаете, она сможет завтра прийти в суд? Мне бы хотелось с ней поговорить.
– Я спрошу врача.
– Прекрасно. Слушание прерывается. До встречи завтра в полдень.
* * *
Судебный пристав передал Марка двум мемфисским полицейским в гражданской одежде, которые вывели его через боковую дверь прямо на автомобильную стоянку. Когда они ушли, пристав взобрался по лестнице на второй этаж и быстро прошел в пустую комнату для отдыха. Не совсем пустую – там его ждал Слик Мюллер.
Они встали рядом у писсуаров, разглядывая надписи на стене.
– Мы здесь одни?
– Угу. Что случилось? – Слик расстегнул ширинку. – Поторопись.
– Мальчишка не хочет говорить. Отправили назад в тюрьму. Оскорбление суда.
– Что он знает?
– Я бы сказал, знает все. Яснее ясного. Он рассказал, что был в машине с Клиффордом, они говорили о том о сем, а когда Гарри поднадавил на него по поводу новоорлеанского дела, мальчишка вцепился в Пятую поправку. Крутой поганец.
– Но он знает?
– О, точно знает. Но не говорит. Судья вызывает его снова завтра в полдень. Надеется, что он за ночь передумает.
Слик застегнул штаны и отошел от писсуара. Достал сложенную стодолларовую бумажку и протянул ее судебному приставу.
– Я вам ничего не говорил, – предупредил тот.
– Ты же мне доверяешь, верно?
– Конечно. – И он в самом деле доверял. Слик Мюллер никогда не предавал своих осведомителей.
* * *
Мюллер разместил троих фотографов вокруг здания суда. Он тут все знал лучше, чем полицейские, и сообразил, что скорее всего они воспользуются боковой дверью, служившей для доставки грузов, чтобы побыстрее вывести ребенка. Именно так они и поступили. Им удалось почти что добраться до своей машины без опознавательных знаков, когда полная женщина в военной форме выскочила из фургона и сделала “никоном” несколько снимков. Полицейские заорали, попытались спрятать мальчишку за своими спинами, но было уже поздно. Они бегом бросились к машине и втолкнули его на заднее сиденье.
“Ну все, – подумал Марк, – дальше уж и ехать некуда”. Было еще всего два часа дня, а он уже успел узнать о сгоревшем трейлере, был арестован в больнице, посидел в тюрьме, пообщался с судьей Рузвельтом, а теперь еще один чертов фотограф сделал снимок, так что наверняка он снова появится завтра на первых полосах газет.
Завизжали шины, машина рванула вперед. Он вжался в сиденье. Болел живот – не от голода, от страха. Он снова был совершенно один.
Глава 26
Фолтригг наблюдал за движением на улице и ждал звонка из Мемфиса. Устав шагать и смотреть на часы, он попытался звонить по делам, диктовать письма, но не мог сосредоточиться. Перед его мысленным взором стояла великолепная картина: Марк Свей сидит в свидетельском кресле где-то в Мемфисе и выкладывает свои замечательные секреты. Уже прошло два часа, как началось слушание, и должен же быть у них перерыв, чтобы Финк мог позвонить ему.
Ларри Труманн стоял на подхвате, дожидаясь звонка, чтобы немедля пуститься в путь со своей командой трупокопателей. За последние восемь месяцев они здорово напрактиковались в этом деле, да вот только никаких трупов им не попадалось.
Но сегодня все будет иначе. Рой поговорит по телефону, войдет в офис Труманна, они поедут и найдут тело покойного Бойда Бойетта. Фолтригг держал речь перед самим собой. Не просто шептал или там бормотал под нос, нет, говорил в полный голос, обращаясь к прессе с сенсационным заявлением: “Да, они действительно нашли сенатора; да, смерть его наступила в результате шести выстрелов в голову. Пистолет 22-го калибра, и экспертиза доказала без тени сомнения, что пули выпущены из пистолета, который принадлежит обвиняемому Барри Мальданно”.
Что за чудесная это будет пресс-конференция!
Раздался легкий стук в дверь. Рой не успел повернуться, как дверь открылась и вошел Уолли Бокс, единственный, кому были разрешены такие вольности.
– Что-нибудь слышно? – спросил Уолли, подходя к окну и останавливаясь рядом с боссом.
– Нет. Ни звука. Хоть бы Финк скорее позвонил. Я же ему велел.
Они стояли и молча смотрели на улицу.
– Чем занимается Большое жюри? – спросил Рой.
– Как обычно. Обвинительные заключения.
– Кто там?
– Гувер. Он заканчивает это крупное дело с наркотиками в Гретне. Сегодня должен закруглиться.
– На завтра у них что-нибудь назначено?
– Нет. У них и так была тяжелая неделя. Мы им пообещали, что завтра дадим выходной. А почему вы спрашиваете?
Фолтригг переступил с ноги на ногу и почесал подбородок. Взгляд его был отстраненным, он смотрел вниз на машины, но не видел их. Для него это была тяжелая работа – много думать.
– Прикинь, если по какой-то причине мальчишка не заговорит и если у Финка с этим слушанием ничего не выйдет, что нам тогда делать? Я так полагаю: мы идем в Большое жюри, берем повестку в суд для мальчишки и его адвоката, и тащим их сюда. Парнишка уже и сейчас перепуган до смерти, а ведь он все еще в Мемфисе. Да он просто в ужас придет, попав сюда.
– А зачем нам его адвокат?
– Припугнуть ее. Просто нагнать на нее страху. Пусть оба дрожат. Мы возьмем повестки сегодня, не будем их распечатывать, подождем до завтра и попозже, когда все уже закроется на выходные, вручим их мальчику и его адвокату. Повестка будет на десять утра в понедельник. У них не будет возможности сбегать в суд и что-то сделать, потому что конец недели, все судьи уехали из города, и все закрыто. Они не посмеют не появиться здесь в понедельник утром, Уолли, на нашей территории, вон там, подальше по коридору.
– А вдруг мальчишка ничего не знает?
Рой устало покачал головой. За последние двое суток они обсуждали этот вопрос уже десяток раз.
– Я считал, мы с этим уже кончили.
– Возможно. Может, мальчик сейчас все рассказывает.
– Очень даже может быть.
По интеркому раздался визгливый голос секретарши, возвестивший, что звонит мистер Финк. Фолтригг подошел к столу и схватил трубку.
– Слушаю!
– Слушание окончено, Рой, – отрапортовал Финк. В голосе чувствовались усталость и облегчение.
Фолтригг включил звук и упал в кресло. Уолли пристроил свою тощую задницу на крае стола.
– Тут со мной Уолли, Том. Расскажи нам, что там было.
– Ничего особенного. Мальчишка снова в тюрьме. Он отказался говорить, так что судья обвинил его в оскорблении суда.
– Что значит – отказался говорить?
– Он отказался говорить. Судья сам вел и прямой и перекрестный допрос, и Марк признался, что был в машине вместе с Клиффордом. Но когда судья спросил про Бойетта и Мальданно, парень воспользовался Пятой поправкой.
– Пятой поправкой!
– Именно. И ни с места. Сказал, что в тюрьме не так уж и плохо и что ему больше некуда идти.
– Но он знает, верно. Том? Маленький бродяга знает!
– Ну, тут никаких сомнений. Клиффорд ему все рассказал.
Фолтригг хлопнул в ладоши.
– Я знал! Я знал! Я знал! Я вам это, парни, уже три дня толкую. – Он вскочил на ноги. – Я знал!
– Судья назначил еще одно слушание завтра в полдень, – продолжил Финк. – Он хочет посмотреть, не передумает ли мальчишка. Я не так оптимистичен.
– Я хочу, чтобы ты присутствовал на слушании, Том.
– Конечно, только судья хочет видеть и вас, Рой. Я объяснил, что у вас завтра слушание по поводу отсрочки дела, так он требует, чтобы вы прислали ему факсом копию распоряжения о слушании. В этом случае, сказал он, ваше отсутствие можно извинить.
– Он что, придурок?
– Нет. Не совсем. Он заявил, что на той неделе собирается постоянно устраивать такие маленькие слушания, на которых мы, как податели заявления, должны присутствовать.
– Тогда он придурок.
Уолли закатил глаза и покачал головой: “Среди местных судей так много дураков”.
– Когда слушание закончилось, судья говорил с нами насчет организации защиты для ребенка и его семьи по специальной программе. Он считает, что может убедить мальчишку говорить, если мы гарантируем ему безопасность.
– На это уйдут недели.
– Я тоже так думаю, но К.О. заявил судье, что это можно сделать за несколько дней. Откровенно говоря. Рой, я не думаю, что паренек будет говорить, не получив сначала гарантий. Это довольно крутой малыш.
– А что адвокат?
– Она особо не влезала, мало говорила, но ясно, что у нее с судьей полный контакт. У меня создалось впечатление, что у ребенка хорошие советчики. Она вовсе не глупа.
Уолли больше не мог молчать:
– Том, это Уолли. Что, ты думаешь, произойдет за выходные?
– Кто знает? Я уже говорил: не уверен, что мальчишка за ночь передумает. И судья его не выпустит. Он знает про Гронка и других парней Мальданно и, как мне кажется, предпочитает запереть мальчишку ради его же собственной безопасности. Завтра уже пятница, так что, судя по всему, мальчик просидит там до понедельника. А в понедельник, могу поспорить, судья снова соберет нас всех для разговора.
– Ты сюда возвращаешься, Том?
– Да, я сяду на рейс, отправляющийся часа через два, а утром вернусь в Мемфис. – Голос Финка казался уставшим.
– Я тут тебя подожду вечером, Том. Ты хорошо поработал.
– Ага.
Финк замолчал, и Рой щелкнул выключателем.
– Подготовь Большое жюри, – бросил он Уолли, который соскочил со стола и направился к двери. – Пусть Гувер устроит перерыв. Нам больше минуты не понадобится. Достань мне дело Марка Свея. Скажи клерку, что повестки должны быть вручены завтра во второй половине дня.
Уолли открыл дверь и исчез. Фолтригг вернулся к окну, бормоча про себя:
– Я знал. Я знал, и все тут.
* * *
Полицейский в штатском расписался в журнале у Дорин и ушел вместе со своим напарником.
– Следуй за мной, – сказала она Марку с таким видом, как будто он снова согрешил и терпению ее приходит конец. Он последовал за ней, наблюдая, как раскачивается ее широкий зад в черных эластичных брюках. Довольно тонкая талия была перехвачена широким блестящим ремнем, на котором висели связка ключей, две черные коробочки непонятного назначения и наручники. Пистолета у нее не было. Блузка форменная, белая, с различными нашивками на рукаве и золотой тесьмой по воротнику.
Когда Дорин открыла дверь в его маленькую камеру, она вошла вслед за ним и прошлась вокруг комнаты, как собака, вынюхивающая наркотики в аэропорту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48