В Пари
же он понемногу работал на разных работах, то декоратором на киностудии,
то сапожником, то в редакции анархистской антимилитаристской газеты, то
занимался плетением туфель, то оставался без работы. Сотрудничал в анарх
истском журнале «Дело труда» и писал свои мемуары. Много и подолгу болел,
он был болен туберкулезом еще с царской каторги, и в июне 1934 года умер от ту
беркулеза.
Я в Париже также работала то на фабрике, то в швейных мастерских, то поваро
м, то репетитором. Работала также в 1927 Ц 28 году в одной советской организац
ии «СУГУФ» (Союз украинских громадян у Франции) в качестве экспедитора г
азеты «Українськи Вісти», заместителя секретаря «СУГУФА», пока газета н
е была прикрыта и всем главным участникам организации не было предложен
о покинуть пределы Франции. Прожила я в Париже до 1943 года, оставаясь послед
ние годы безработной. В 1943 году, во время второй мировой войны, я переехала
из Парижа в Берлин, где жила и работала в то время моя дочь. После занятия Б
ерлина русскими, 14 августа месяца 1945 года я с дочерью были задержаны и в кон
це 1945 отправлены в киевскую тюрьму. В августе 46 года я была осуждена ОСО по с
т. 54, пункту 13 на восемь лет ИТЛ, которые и отбывала в Дубравлаге. По окончани
и срока 15 августа 1953 года меня задержали еще около девяти месяцев и освобод
или только 7 мая 1954 г., после чего я прибыла в г.Джамбул».

Даты и подписи в этом документе нет. Написано чернилами рукою Г. Кузьменк
о. Вверху листа пометка: «По возвращении для ОВИРа».
В книжном издании этот документ здесь публикуется впервые. Грустно, тяже
ло его читать. Трагический итог деятельности Нестора Махно как политика
нам уже ясен, однако, полезно и поучительно проследить его жизненный пут
ь до конца. Источников тут крайне мало, они скудны и не всегда достоверны,
последуем же далее по канве биографии Махно, очерченной его супругой, по
сути единственным свидетелем последних лет его жизни. К счастью, ее расс
казы сохранились для нас всех.
Приблизительно к концу 1923-го в Париж перебрался Нестор Махно, было тогда е
му только тридцать пять, но за плечами Ц каторга, три ранения, тюрьма в чу
жих странах и бесконечное нервное и физическое изнурение. Как он выбралс
я из данцигской крепости, не ясно, Галина Андреевна кратко сообщила лишь (
очевидно, и муж ей о подробностях не говорил по законам революционной ко
нспирации), что побег был классическим, «будто в книгах»: простыня, разорв
анная на веревки, перепиленная решетка и что-то еще в том же роде. Как было
на самом деле Ц узнаем ли когда?…
Теперь два слова о западных источниках эмигрантской жизни Нестора и Гал
ины. Летом 1990-го со мной связался работавший в московских архивах професс
ор из Дюссельдорфского университета Дитмар Дальман. Оказалось, он давно
уже сосредоточился на изучении махновского движения и в 1986-м издал книгу (
в русском переводе
надо бы назвать Ц «Земля и свобода»). Книгу я вскоре получил и прочел, оче
нь позавидовал немецкому коллеге: многие источники (пресса, в том числе м
ахновская, воспоминания, труды западных историков и т. п.) мне были и ранее,
как и теперь, недоступна. С душевной болью читал я, как он перечислил полдю
жины исследований о Махно, вышедших на Западе с 1969 по 1982-й Ц Париж, Лондон, Ми
лан…
Уважаемый коллега Дальман сообщил некоторые, мне неизвестные до тех пор
, уточнения об эмигрантской судьбе Нестора. Во Францию он прибыл из Данци
га «в середине июля 1924 года». Вскоре Махно с помощью Волина и другого имени
того анархиста, выходца из России Александра Беркмана связался с анарха
ми Запада и даже Латинской Америки. Аршинов составил от имени Махно «Орг
анизационную платформу», где повторяется все знакомое и давнее: революц
ия… классовая борьба… Излагать этот и подобные «манифесты» ныне очень с
кучно. Надоело.
А в заключение от своего имени и от возможных читателей нашей книги выра
жу благодарность немецкому коллеге за его столь нужный и полезный для ме
ня труд, а также за то, что он неоднократно ссылается на мою давнюю статью.

Остановимся еще на одной западной публикации на ту же тему. Впрочем, «зап
адная» она лишь отчасти: автор ее Ц бывший советский гражданин П.Литвин
ов, внук известного ленинско-сталинского наркома. Свою пространную стат
ью о Махно он опубликовал в Голландии в 1987 году (Международное обозрение с
оциальной истории, т. 32). Меня он назвал почему-то «официальным историком» (
вот уж непривычно!) и, естественно, оспорил некоторые положения моей давн
ей работы. Пусть, но статья-то бывшего «диссидента» оказалась куда как сл
аба, и не потому даже, что новых интересных материалов не содержит, а отмеч
ена какой-то истерической апологией Махно и его «движения». Даже Аршино
в писал о своем соратнике сдержаннее. Есть и ошибки, даже комичные. Наприм
ер, о периоде с «конца января Ц начала февраля 1920 года» он говорит как о «б
орьбе с Врангелем», хотя даже из учебников известно, что во главе белых ос
тавался еще Деникин, а Врангель пребывал в Константинополе. Ну, ладно уж…
Главное в ином: Литвинов, не стесняясь, пишет, что в разгроме Деникина, а по
том и Врангеля заслуга Махно «была решающей». С этим даже спорить не стои
т. Впрочем, политическая сторона дела тут проглядывается: бывший «диссид
ент» как бы опять приглашает народы нашей страны развернуть черное знам
я мятежей, уже в условиях «перестройки»…
…Поселились Нестор с Галиной и крошечной Леной в Париже. Французского он
и, разумеется, не знали, практических профессий не имели (преподавать укр
аинский язык тут было некому, а для учительницы русского языка у Галины А
ндреевны не имелось диплома, напомним, она очень рано покинула Университ
ет Святого Владимира, ныне Киевский). И началась мученическая жизнь, как у
великого множества иных российских эмигрантов, а насчитывалось их к нач
алу 20-х годов ни много ни мало около двух миллионов Ц целая европейская с
трана! Конечно, это были пустяки в сравнении с теми муками, которые впосле
дствии пришлось терпеть жене и дочери Махно на своей родине.
Чем-то помогали им местные организации анархов Ц русские, французские,
даже американские, они-то все уж были подлинными интернационалистами, п
ринципиальными, так сказать. Относительно этих связей Галина Андреевна
рассказывала мне очень скупо, и понятно Ц разговоры наши шли в 1968 году, вре
мя не либеральное, а она не была реабилитирована, поэтому, естественно, на
ходилась под «наблюдением». Однако косвенно эти связи проявились в подр
обном рассказе ее о деле и судьбе бывшего российского гражданина Шварцб
арда. Напомним эту когда-то очень громкую историю.
25 мая 1926 года в Париже на улице тот самый российский еврей-эмигрант застре
лил Симона Петлюру, бывшего главу украинских националистов, считая его г
лавным виновником еврейских погромов на Украине. В Советской энциклопе
дии издания 1931 года он назван «еврейским националистом». Галина Андреевн
а дала тут совершенно иную версию, приводим ее по записи:
Ц Убийца Петлюры Шварцбард был анархист и знаком с Махно, болел туберку
лезом, часовых дел мастер. Он входил в еврейскую анархистскую группу, соб
ирались по праздникам в кафе, Махно и я это кафе посещали, там же и познако
мились с ним. Он был из русских евреев и хорошо говорил по-русски. После уб
ийства еврейская общественность, даже не анархистская, ему очень помогл
а. Защищал его знаменитый адвокат Торез (он, кстати, помогал мне уладить ко
нфликты с французской полицией). После оправдания он вернулся к професси
и часовщика. Махно все это не нравилось, он говорил, что сам Петлюра, безус
ловно, не был погромщиком, а если его отряды этим и занимались, то сам Петл
юра это вряд ли бы одобрил. Махно писал об этом либо в «Деле труда», либо в «
Рассвете» (анархистские издания в Париже. Ц С. С). Знакомы они лично не был
и, Махно не любил Петлюру. До войны Шварцбард дожил, дальнейшая судьба его
мне не известна.
Не говорила мне прямо Галина Андреевна, даже не намекала, но полагаю, и име
ю основания это предполагать, что семейная жизнь их распалась. Жили они в
розь, Елена воспитывалась в семьях знакомых анархов, училась во французс
кой школе, украинского языка не знала вовсе, русский быстро забылся.
Связи с родиной у них почти не было. Махновское движение никаких плодоно
сящих ростков на Украине не оставило. Один из видных махновских атаманов
Лепетченко в двадцатых годах мирно торговал мороженым. О Задове уже гов
орилось. Теперь о третьем уцелевшем командире Махно Ц Викторе Белаше. И
з него, видимо, выудили в ГПУ все нужные данные (агентура Ц вещь бесценная
для подобных учреждений), а потом до времени отпустили.
В тюрьме В.Белаш написал свои «воспоминания» об истории махновского дви
жения. Объемистый этот труд опубликован лишь частично (В. Ф. Белаш. «Воспом
инания о гражданской войне». Харьков, 1930), до сих пор ценнейшее свидетельст
во ближайшего сподвижника Махно у нас плохо использовано и недостаточн
о оценено. Как я слышал, на Украине вскоре готовится полное издание этого
весьма примечательного исторического источника.
…Прошли годы, десятилетия. И вот в Москве, прочитав мою статью, в 1976 году ко м
не пришел сын Белаша Ц Александр Викторович, рассказал: отец был 1893 года р
ождения, после окончания гражданской переехал на Кубань, в тридцатых год
ах проживал в Краснодаре, работал механиком при мастерской союза охотни
ков, там его арестовали, и 30 декабря 1937-го приговорили к расстрелу; 29 апреля 1976
года Белаша Виктора Федоровича посмертно оправдали «за отсутствием со
става преступления».
Полон драматизма и рассказ Галины Андреевны:
Ц Летом 1919 года расстреляли моего отца (это когда Махно объявили «вне зак
она». Ц С. С.) , мать просила его скрыться, но он сказал, что не може
т отвечать за дочь, которая без его согласия сошлась Бог знает-с кем. Расс
треляли его после митинга вместе со священником и учителем, который преп
одавал махновцам атеизм, Ц всего их было семь человек. Мать моя умерла от
голода на Украине в 1933 году.
А вот судьба и старшего брата Галины Андреевны (цитирую ее письмо ко мне о
т 22 декабря 1968 года): «Приблизительно в 1935 году брат Николай, высланный из Кие
ва в село Песчаный Брод, писал мне, что приехал он туда с семьей Ц женой Юз
ефой (Юзей) и тремя детьми Ц двумя мальчиками, Сережей и Женей, и девочкой
Галей. Поселились они там в нашей хате. Жить было невероятно тяжело. Все он
и были очень ослаблены и истощены. Не в силах были даже засадить и обработ
ать огород. Дети буквально умирали с голоду. Посовещались с женой, брат ре
шил «разойтись» с ней до лучших времен. Юзя с Галей должны были вернуться
в Киев и там как-нибудь устраиваться. Мальчиков решили оставить на вокза
ле в Кировограде в надежде, что их подберет милиция и устроит в детдом. Оте
ц усадил их на скамейку на вокзале и ходил вокруг и наблюдал за ними до тех
пор, пока их наконец подобрала-таки милиция».
Галина Андреевна передала мне два письма к ней племянника Жени, оба от 1959 г
ода. Сергей, сообщает он, перед войной куда-то исчез Ц «он был связан с пре
ступным миром». С началом войны, пишет далее Женя, «наш детдом в количеств
е 600 человек пешком начали эвакуировать в тыл. В Днепропетровске мы сели в
поезд и доехали до Сталинграда. Оттуда Волгой в Саратов. На место прибыло
нас 150 человек, остальные погибли от бомбежек и обстрелов с воздуха и от бо
лезней. Потом наш детдом превратили в ремесленное училище, через год мы б
ыли уже рабочими… Отец (брат Галины Андреевны Ц Николай. Ц С. С.)
замерз на пути между Песчаным бродом и Помошной (железнодорожная ст
анция за девять километров. Ц С. С), и никто из родственников да
же не хотел его похоронить, никто не знает и где похоронили. Это было в 1937 г…
Мать искала нас, но ей сообщили, что нас нет в живых, и когда я пришел к ней, о
на узнала меня и упала в обморок… Сейчас я Ц Кузьменко Николай Иванович,
так меня перекрестили в детдоме» (однако оба письма к тетке он подписал «
Женя»). Ну, добавить к этому простому рассказу тоже нечего…
Еще Галина Андреевна сообщила про одно обстоятельство, меня поразившее:
в 30-х годах Аршинов-Марин перебрался в Москву, причем даже, кажется, с семь
ей. Что случилось в советской столице со всеми ними, нетрудно предположи
ть, но ни малейших сведений на этот счет у нас нет, как и о том, что же толкну
ло его на такой безумный шаг.
Нестор Махно прожил во Франции болеее десяти лет, но так и не прижился. Пол
итической деятельностью почти не занимался. Посещал небольшой кружок а
нархистов, таких же одиноких и нищих, как и он сам. Чего-то пописывал в само
дельном анархистском журнальчике «Дело труда», выходившем в Париже на р
усском языке ничтожным тиражом.
Вот, однако, единственный интересный эпизод из журнальных занятий Махно
. Летом 1928 года в Москве и Одессе одновременно появились в газетах «воспом
инания» некоего Леглера, бывшего помощника свирепого Белы Куна в годы гр
ажданской войны. Публикация имела главной целью дать очередной «разобл
ачительный» материал о Махно, а попутно Ц возвеличить тогдашнего комин
терновского деятеля, который, согласно тем же «воспоминаниям», и был вер
шителем победы над Врангелем. Махно как-то узнал об этой публикации и нап
ечатал протестующее письмо в том самом «Деле труда» (№ 37 Ц 38).
Заметка написана, видимо, им самим Ц тяжело, неумело, цитировать ее скучн
о. Характерен, однако, перечень тех, кого Махно, помимо Леглера, обвинял в к
левете на себя: «деникинско-врангелевского, а теперь большевистского ге
нерала Слащева и французского писателя-коммуниста Барбюса», а также, по
его выражению, «хорошо пристроившихся к большевистской власти писател
ей: Вересаева, А. Толстого и Б. Пильняка». Да, «воспоминания» Леглера Ц про
пагандистская липа, тут Нестор был прав, но в сочинениях Слащева и трех по
именованных писателей Махно изображен, конечно, в отрицательном свете, и
осудить их как заведомых клеветников все же никак нельзя.
Так вот доживал недавно знаменитый батько свои дни в многоликом и шумном
Париже Ц одинокий, заброшенный, никому уже не нужный, почти забытый.
В журнале «Огонек» за 1928 год была помещена небольшая статейка о Махно, нап
исанная только что вернувшимся из Парижа Львом Никулиным (этот литерато
р исполнял за границей весьма многообразные поручения). Описывает его вн
ешность он так: низкорослый, угловатый, сильно хромает, глубокий шрам на л
ице, с усами, но бывших длинных волос теперь уже нет. Тут же фотография Мах
но с девочкой на руках (снимок, видимо, 1927 года). Грустно, очень грустно смотр
еть на этот неприхотливый снимок. Прелестное дитятко лет пяти прижимает
ся к отцу, а у того вид изможденный, глаза смотрят печально и отрешенно. Он,
проливший столько людской крови, кажется, чувствовал в тот миг, что жутки
е вихри, развязанные многими и им тоже, скоро втянут в свой беспощадный по
ток нежное создание, которое сейчас прильнуло к нему.
Когда Нестор Иванович Махно скончался, его вдове минуло всего тридцать с
емь лет. Новой семьи она не завела, хотя многократно по разным поводам всп
оминала офицера-эмигранта по фамилии Карабань, вспоминала с подробност
ями, которые говорят о симпатии к человеку, но ничего не уточняла, а я не сп
росил (западные приемы репортажа тогда еще не были у нас в ходу…). Весьма х
арактерно, что Галина Андреевна с юности до конца жизни оставалась убежд
енной атеисткой, страдания и потери, ею перенесенные, не обратили души к Б
огу, вот уж истинно революционная закалка!
Началась война, в Париж в июне 1940-го пришли немцы. Галина Андреевна кратко
пояснила, что ей приходилось скрывать свое супружество, имя Махно герман
ская контрразведка помнила очень хорошо. Напомним, что в 1943-м немцы вывезл
и Елену Махно в Берлин на работы, мать поехала за дочерью, обе трудились та
м на каких-то фабриках, помню страшные рассказы Галины Андреевны о бомбе
жках города англо-американскими самолетами. Нацистская Германия терпе
ла крах, и тут новая буря подхватила вдову и дочь Нестора Махно, занеся их
в самые страшные круги земного ада. Об этом она рассказала мне подробно: у
бежден, что повествование ее содержит немалый исторический интерес. Изл
агаю запись:
«В 1945 году перед приходом наших (за полгода) мне стало ясно, что русские при
дут сюда. Для меня победа России всегда была желанной, но встреча с Красно
й Армией меня пугала. Я была знакома в Берлине с одним пожилым калмыком-эм
игрантом (из Франции), он был связан с какой-то калмыцкой организацией, со
трудничавшей с немцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17