— А раз уж мы здесь, пускай рыжики об этом пожалеют!
— Да, это будет эффективно, — согласился Хаварт.
Любимое слово конунга Свеммеля он не осмеливался произнести иначе, как с большой серьезностью. Капитан хлопнул сержанта по плечу:
— Собирай людей и гони на восток. — Тем же тоном он мог бы говорить о скотине. — Как только вся армия выйдет на позиции, мы покажем альгарвейцам, на что способны.
Надорвав глотку и пару раз помянув силы преисподние, Леудаст сумел наконец стронуть свою роту с места. Лагерь, где занял место полк капитана Хаварта, оказался самым крупным, какой только доводилось видеть сержанту: сланцево-серые палатки тянулись рядами на протяжении пары миль. Тут и там упирались носами в небо зенитные жезлы.
— Почти надеюсь, что клятые альгарвейцы устроят воздушный налет на наш лагерь, — промолвил Леудаст, указывая на орудия. — Эти игрушки выметут ихних драконов с небес.
— Ну да — если погода будет ясная и зенитчики смогут видеть цели, а лучи не станут тонуть в облаках, — отозвался капитан Хаварт. — Лучше не мечтай о лишних бедах, Леудаст, обычно тебе и своих с лишком хватит.
Хороший совет сержант признавал сразу.
— Так точно, сударь!
Он отдал честь.
Убедившись, что подчиненные разместились по палаткам, он прошелся по лагерю, пытаясь догадаться, какой приказ получит полк, когда наступление развернется. В расположение полка он вернулся, уверенный в одном: что бы ни случилось в ближайшие пару дней, атака будет впечатляющей. Помимо несчетных пехотинцев, в лагере стояли несколько полков кавалерии, как на лошадях, так и на единорогах — трубное ржание последних Леудасту особенно нравилось, — и множество бегемотов, хотя последних могло быть и побольше. И переполненная дракошня.
— Да, сержант, — сказал ему какой-то рядовой, — мы к наступлению на клятых рыжиков готовы. А вот насколько готовы к нашему наступлению альгарвейцы — это мы еще узнаем.
Леудаст пожалел, что его собеседник высказался столь прямолинейно. Альгарвейцев редко удавалось застать врасплох. Их можно было разгромить — сейчас Леудаст это знал, хотя прошлым летом не был столь уверен, — но сопротивляться рыжики продолжали до последнего. И всякий, кто сейчас мог предположить иное, был пьян — от самогона или, что еще опасней, от ложной надежды.
Два дня спустя полк Хаварта вместе с многими другими выступил на передовую. Сержант уже привык шагать по местам, где уже прошли бои — на этой земле, как на других полях сражений, словно сорвала злобу пара вздорных великанов… да, в общем, так оно и было на самом деле.
— Столько ядрометов! — воскликнул один из подчиненных Леудаста, носатый молодой солдатик по имени Альбойн. — Это ж сколько ядер мы рыжикам на головы навалим!
— Ага, — согласился сержант. — Поначалу мы им крепко вломим.
Что случится затем, предсказать было сложней, как прекрасно понимал ветеран. Ядрометы с трудом поспевали за наступающей армией — это он усвоил на опыте. Как и то, что альгарвейским ядрометам легче было держаться близ передовой, нежели ункерлантским.
А вот Альбойн ни о чем подобном не догадывался, потому что присоединился к роте Леудаста только зимой, вместе с очередным пополнением. Мальчишка уже повидал крови, чтобы считаться ветераном, но было это уже после того, как началось большое контрнаступление.
— Мы им хвоста накрутим, — объявил он с нелепой уверенностью.
— Вроде того, — согласился Леудаст скорей из вежливости, чем по убеждению. По убеждению он добавил иное: — Помнишь, как они нам врезали под Лаутерталем? Может быть и хуже. Не скажу, что будет. Но может.
— Так точно, сержант. — Похоже было, что и Альбойн соглашался с ним из вежливости. Он еще не видел альгарвейцев в лучшей их форме — когда земля не расползалась под ногами и для маневров хватало места.
— Послушай меня, — проговорил Леудаст. — Если бы рыжики не были такими подлыми и нравными сволочами, воевали бы мы с ними посреди Грельцкого герцогства?
Может, это и дошло до молодого солдата. А может, и нет. Так или иначе, Альбойн заткнулся. Это Леудаста вполне устраивало.
Тут и там альгарвейцы открывали артиллерийский огонь по ункерлантским позициям. Леудаст поначалу обрадовался, когда его роте указали путь к неглубоким траншеям, откуда им предстояло атаковать. Но, едва спрыгнув в окоп, он пожалел об этом. Если рыжики начнут резать кауниан и творить волшбу на их крови, каждая яма в земле превратится в смертельный капкан.
А если конунг Свеммель прикажет, его волшебники начнут резать ункерлантских крестьян, или старух, или кого там полагалось резать… С одной стороны, сержант мечтал, чтобы наступление было поддержано чародейством — тогда ему скорей удастся уцелеть. А с другой — он не мог не думать о той цене, что платила его страна за избавление от альгарвейских захватчиков.
Вдоль траншеи прошел капитан Хаварт.
— Атакуем завтра перед рассветом, — объявил он и двинулся дальше.
Леудаст предупредил каждого бойца отдельно. Солдаты болтали между собой вполголоса. Они были готовы к бою. Нет, они рвались в бой. Леудаст попытался прикинуть, многие ли станут рваться в следующее сражение, даже если атака завершится успехом. Опыт подсказывал ему, что немногие. Задолго до рассвета ункерлантские ядрометы накрыли огнем полевые укрепления альгарвейцев. Леудаст надеялся, что канонада причинит противнику немалый урон, потому что о скорой атаке она врага предупреждала заранее. Артиллеристы Мезенцио ответили тем же: на окопы ункерлантцев начали падать ядра, но, сколько мог судить Леудаст, враг не успел перебросить на этот участок фронта необходимое количество ядрометов. Сержант накрылся одеялом и попытался уснуть.
Когда ночная тьма сменилась предрасветными сумерками, земля вздрогнула. Леудаст взвился, точно ошпаренный. Он был готов выскочить из траншеи в ту же секунду, как землетрясение усилится, но этого не случилось. Выглянув из окопа, сержант увидел, как встает лиловое пламя над вражескими позициями — кровавую волшбу творили ункерлантские чародеи, не альгарвейские. Леудаст взмолился про себя, чтобы жертвы его соотечественников помогли им победить в этой войне.
На передовой раздался визг офицерских свистков. Поскольку Леудаст официально не считался офицером, внести свою ноту в эту какофонию он не мог.
— Шевелитесь! — заорал он. — Негодяи напросились на драку — они ее получат!
— Хох! — грянуло над передовой. Солдаты выпрыгивали из траншеи один за одним. — Хох-хох-хох! За конунга! Хайль Свеммель! Хох!
Леудаст тоже ринулся вперед — крошечная капля в сланцево-серой волне.
Сколько бы соотечественников ни зарезали ункерлантские чародеи, чтобы обрушить боевые заклятия на солдат Мезенцио, им не удалось полностью подавить сопротивление врага. Среди наступающих ункерлантцев рвались ядра, пробивая в их рядах бреши, которые приходилось заполнять из резерва. Рыжеволосые солдаты вели огонь из окопов.
Но, как ни старались они, ни остановить, ни даже серьезно задержать наступающих они не сумели. Тут и там не успевший отойти в тыл альгарвейский солдат поднимал руки, пытаясь сдаться в плен. Некоторым это удавалось. Большинство получали лучом в грудь за свои хлопоты.
— Вперед! — орал Леудаст, следуя примеру капитана Хаварта, который ухитрялся одновременно быть в каждой роте своего полка.
Ункерлантские чары измочалили укрепления альгарвейцев чудовищным образом — настолько чудовищным, что Леудасту и его товарищам нелегко было бежать по вздыбленной земле. Тут и там из трещин еще проглядывал огонь. Сопротивление противника оставалось едва заметным.
— Это почти что слишком легко, — бросил Леудаст, когда капитан Хаварт пробегал мимо в очередной раз.
— Мне нравится! — воскликнул подвернувшийся под руку Альбойн.
Но Хаварт тревожно оглянулся:
— Вот-вот. Слишком мало дохлых рыжиков, на мой вкус. Куда они все попрятались, гниды?
— В землю затянуло, когда окопы закрылись? — предположил Леудаст.
— Надеюсь, — ответил капитан. — Потому что иначе мы с ними очень скоро столкнемся, и они нам вряд ли будут рады.
— Да пожри их силы преисподние! — ругнулся Леудаст. — Мы им тоже не были рады!
Он бежал, спотыкался и бежал дальше, недоумевая, как же глубоко укрепили рыжики свои позиции: траншеям, и огневым точкам, и брустверам не было конца.
А потом, как и опасался Хаварт, из окопов, не тронутых ункерлантским заклятием, посыпались альгарвейские солдаты. Дальше стало тяжелей.
Вместе со своим взводом Тразоне вытянулся по стойке «смирно» перед казармами в Аспанге. Вдоль строя шел майор Спинелло, сжимая в руке коробку с медалями. Перед каждым солдатом он останавливался, прикалывал к мундиру медаль, шептал пару слов на ухо, целовал в щеку и двигался дальше.
— За то, что пережил эту клятую зиму, — промолвил он, когда очередь дошла до Тразоне, приколол медаль на положенное место и перешел к стоявшему рядом Кловизио.
Наконец все получили свои награды, и Спинелло ушел.
Тразоне пригляделся к своей награде. На медали была выбита карта восточного Ункерланта и два слова: «ЗИМНЯЯ ВОЙНА». Солдат похлопал по плечу сержанта Панфило:
— Ну не здорово ли? Теперь и мы получили свои знаки почетных отморозков.
Панфило расхохотался, но тут же посерьезнел:
— Мертвецы только теперь начинают оттаивать. Если хочешь поменяться местами с одним из них, едва ли он станет возражать.
— Благодарю покорно, сержант, мне и на этом свете неплохо, — отозвался Тразоне. — Но и через двадцать лет, стоит мне глянуть на эту драную медяшку начищенную, как у меня будут мерзнуть ноги и во рту встанет вкус подтухшей бегемотины. Когда я доберусь, наконец, домой, я об этом скорей захочу забыть, а не вспоминать.
— Это сейчас, — согласился Панфило. — Но ты вспомни, сколько раз тебе доводилось слышать от ветеранов Шестилетней войны обо всем, что им довелось пережить?
Тразоне хмыкнул. В словах сержанта слышен был отзвук неприятной истины.
— Вот и хорошо, — пробормотал он. — Мой старик меня донимал своими байками, ну так и у меня будет повод своих детей донимать. Если они у меня будут.
Он покосился на запад, откуда в сторону Аспанга все еще летели ункерлантские ядра. Враг стремился лишить его возможности что-либо поведать детям. Но пока — безуспешно.
Когда солдат проснулся следующим утром до рассвета, ему показалось вначале, что ункеры каким-то образом подтащили ядрометы достаточно близко, чтобы открыть огонь по самому городу. Но громовые раскаты, как он понял вскоре, неслись не с запада, а с юга и, хотя разрывы сливались друг с другом, грохот их казался отдаленным.
— Что случилось? — спросил он, подавляя зевок и спустив ноги с койки. — Ункеры зашевелились или мы что-то на юге задумали провернуть?
— Никто мне про наступление на юге не докладывал, — ответил сержант Панфило, — пока, во всяком случае. Знаю, что мы перебрасываем туда солдат, но так рано наступать не планировали.
— Значит, ункеры, — заключил Тразоне. — Не смогли нас из Аспанга в лоб вышибить — так решили с тылу зайти. Мужеложцы, одно слово.
Панфило хмыкнул.
— Ну да. А нам теперь выяснять — что там творится. Если ничего у них не выгорит — сидим спокойно. А вот если получится — тут уж нам придется отрабатывать жалованье.
— А то сейчас мы на водах прохлаждаемся, — фыркнул Тразоне. — Приезжайте в благодатный Аспанг! Жемчужина южного Ункерланта — всего лишь восемь месяцев зимы в году! Наша погода вам не по душе? Подождите, дальше будет хуже!
— Если ты не заткнешься, тебя закатают на гауптвахту, — пробурчал Панфило. — В такой несвятой час орать на весь барак…
Весь день Тразоне то и дело прислушивался — не стихнет ли гром канонады на юге, но разрывы не утихали, а становились только громче и ближе. Выводы солдат делал сам. Незаметно и молча он собрал вещмешок, чтобы, как только прозвучит приказ, вскинуть его на плечо. Остальные ветераны, заметил он, поступили так же.
На следующее утро в казарму ворвался как всегда энергичный майор Спинелло.
— Пошли, пошли, пошли! — заорал он. — Мальчики Свеммеля разбушевались, так что нам придется поучить их хорошим манерам!
Он орал на тех, кто не был готов выступить сию же секунду, и на тех, кто был готов — за то, что те не предупредили товарищей. Это означало, что младшие офицеры и сержанты тоже подняли шум. Впрочем, если они хотели выгнать батальон на холод сей же момент, шуметь следовало раньше. На Тразоне никто не орал, потому что солдат уже был готов выступить. А даже если бы и орали, ветерану это было как с гуся вода — и не такого наслышались.
Подгоняемые языкастым Спинелло, солдаты добрели до становой станции и забрались на платформы, видавшие лучшие времена.
— Нам приказано ударить ункерлантцам во фланг, — объявил майор, пока шла погрузка. — Мальчики Свеммеля берегут свои тылы, точно девственники, — вот мы им и вставим фитиля в слабое место.
За южной окраиной Аспанга они миновали несколько валявшихся у жилы взорванных вагонов.
— Больно трусоваты ункеры, и впрямь чисто девственники, — заметил Тразоне.
Остальные вымученно рассмеялись. Если бы ункерлантские диверсанты исхитрились подложить на пути состава еще одно заряженное ядро, вставить им фитиля батальон уже не сумел бы.
Но становой караван остановился не там, где желали бы партизаны, а там, куда привел его чародей. Тразоне и его товарищи попрыгали на насыпь.
— Пошли! — вновь заорал майор Спинелло. — Чего ждете? Не отставать, прохиндеи!
Должно быть, пока состав шел, майор связался со штабом по хрустальному шару, потому что знал, на удивление, куда двигаться. Когда батальон вышел из леса на открытое место, Тразоне воскликнул с восторгом:
— Бегемоты!
— Наши бегемоты, — уточнил Кловизио. — Откуда взялись только?
— Не знаю и знать не хочу, — ответил Тразоне. — Главное, что они здесь и земля просохла, так что они не тонут в грязи. А когда наши бегемоты могут свое дело делать — пускай ункеры поберегутся!
Словно в подтверждение его слов, чудовища устремились вперед тяжелой рысцой.
— Вперед, негодяи! — гаркнул Спинелло. — Пехотным заслоном! Вы знаете, что делать!
С гарнизонной службы его сняли не один месяц тому обратно, и майор сам прекрасно знал, как должны действовать его солдаты. Но он был прав — ветераны под его началом прекрасно справятся с задачей сами. Солдаты бежали позади бегемотов и рядом с бронированными боками, готовые и защитить огромных зверей от вражеской пехоты, и рвануться в бреши обороны противника.
Ункерлантские ядрометы продолжали молотить по альгарвейским позициям на юге и юго-востоке; судя по звуку, солдаты конунга понемногу оттесняли альгарвейцев. Это несколько обеспокоило Тразоне, но сержант Панфило ухмылялся во всю пасть:
— Эти шлюшьи дети так будут заняты, что и оглянуться не успеют, когда мы им во фланг врежем!
Тразоне призадумался и кивнул:
— Будем надеяться, что вы правы, сержант!
Панфило принял такой оскорбленный вид, будто шел по улицам какого-нибудь альгарвейского городка, а не по заросшему лебедой полю:
— Конечно, я прав! Разве я когда-нибудь ошибался?
— Только когда открывали рот, — уверил его Тразоне.
Суровый взгляд сержанта следовало демонстрировать в кунсткамере. Миг спустя сержант, впрочем, усмехнулся и затрусил дальше.
Оказалось, что Панфило был прав. Полчаса спустя ядрометчики со спин бегемотов принялись осыпать снарядами шеренги смуглых солдат в сланцево-серых шинелях.
— Мезенцио! — заорал майор Спинелло, и батальон подхватил боевой клич: — Мезенцио!
Ункерлантцы понемногу наступали на восток, перемалывая ряды рыжеволосых противников. Исполняя приказ — будь то команда наступать, или распоряжение удерживать позиции, — они были упорны, как никакие другие солдаты в мире; это Тразоне и его товарищи выяснили на собственном опыте. Но захваченные врасплох…
Захваченные врасплох, ункерлантцы рассеялись и побежали, сломав строй. Иные бросали тяжелые жезлы, чтобы наддать ходу. И, довершая разгром, сверху обрушилась на них эскадрилья альгарвейских драконов, сбрасывая ядра и поливая отстающих огнем, от которого вспыхивала даже зеленая свежая трава.
После этого часть ункерлантцев рассудили, что бежать некуда, и застыли, подняв руки. Нескольких в горячке боя спалили походя, но большинство пленных, избавленные от лишних пожитков, вскоре зашагали под конвоем в направлении Аспанга.
— Пошевеливайтесь! — орал майор Спинелло — не только своим бойцам, но и экипажам бегемотов, и всем, кто его слышал. — Силы горние, если мы не сбавим темпа, то возьмем их всех в котел — отрежем от основных сил и перемелем на котлеты! Как вам это понравится?
— Мне так очень понравится, — пробормотал Тразоне себе под нос.
Ему стало интересно: сколько еще альгарвейских офицеров орут сейчас то же самое вдоль всего фронта? Безжалостный напор и быстрота позволили Альгарве отхватить огромный кусок Ункерланта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Да, это будет эффективно, — согласился Хаварт.
Любимое слово конунга Свеммеля он не осмеливался произнести иначе, как с большой серьезностью. Капитан хлопнул сержанта по плечу:
— Собирай людей и гони на восток. — Тем же тоном он мог бы говорить о скотине. — Как только вся армия выйдет на позиции, мы покажем альгарвейцам, на что способны.
Надорвав глотку и пару раз помянув силы преисподние, Леудаст сумел наконец стронуть свою роту с места. Лагерь, где занял место полк капитана Хаварта, оказался самым крупным, какой только доводилось видеть сержанту: сланцево-серые палатки тянулись рядами на протяжении пары миль. Тут и там упирались носами в небо зенитные жезлы.
— Почти надеюсь, что клятые альгарвейцы устроят воздушный налет на наш лагерь, — промолвил Леудаст, указывая на орудия. — Эти игрушки выметут ихних драконов с небес.
— Ну да — если погода будет ясная и зенитчики смогут видеть цели, а лучи не станут тонуть в облаках, — отозвался капитан Хаварт. — Лучше не мечтай о лишних бедах, Леудаст, обычно тебе и своих с лишком хватит.
Хороший совет сержант признавал сразу.
— Так точно, сударь!
Он отдал честь.
Убедившись, что подчиненные разместились по палаткам, он прошелся по лагерю, пытаясь догадаться, какой приказ получит полк, когда наступление развернется. В расположение полка он вернулся, уверенный в одном: что бы ни случилось в ближайшие пару дней, атака будет впечатляющей. Помимо несчетных пехотинцев, в лагере стояли несколько полков кавалерии, как на лошадях, так и на единорогах — трубное ржание последних Леудасту особенно нравилось, — и множество бегемотов, хотя последних могло быть и побольше. И переполненная дракошня.
— Да, сержант, — сказал ему какой-то рядовой, — мы к наступлению на клятых рыжиков готовы. А вот насколько готовы к нашему наступлению альгарвейцы — это мы еще узнаем.
Леудаст пожалел, что его собеседник высказался столь прямолинейно. Альгарвейцев редко удавалось застать врасплох. Их можно было разгромить — сейчас Леудаст это знал, хотя прошлым летом не был столь уверен, — но сопротивляться рыжики продолжали до последнего. И всякий, кто сейчас мог предположить иное, был пьян — от самогона или, что еще опасней, от ложной надежды.
Два дня спустя полк Хаварта вместе с многими другими выступил на передовую. Сержант уже привык шагать по местам, где уже прошли бои — на этой земле, как на других полях сражений, словно сорвала злобу пара вздорных великанов… да, в общем, так оно и было на самом деле.
— Столько ядрометов! — воскликнул один из подчиненных Леудаста, носатый молодой солдатик по имени Альбойн. — Это ж сколько ядер мы рыжикам на головы навалим!
— Ага, — согласился сержант. — Поначалу мы им крепко вломим.
Что случится затем, предсказать было сложней, как прекрасно понимал ветеран. Ядрометы с трудом поспевали за наступающей армией — это он усвоил на опыте. Как и то, что альгарвейским ядрометам легче было держаться близ передовой, нежели ункерлантским.
А вот Альбойн ни о чем подобном не догадывался, потому что присоединился к роте Леудаста только зимой, вместе с очередным пополнением. Мальчишка уже повидал крови, чтобы считаться ветераном, но было это уже после того, как началось большое контрнаступление.
— Мы им хвоста накрутим, — объявил он с нелепой уверенностью.
— Вроде того, — согласился Леудаст скорей из вежливости, чем по убеждению. По убеждению он добавил иное: — Помнишь, как они нам врезали под Лаутерталем? Может быть и хуже. Не скажу, что будет. Но может.
— Так точно, сержант. — Похоже было, что и Альбойн соглашался с ним из вежливости. Он еще не видел альгарвейцев в лучшей их форме — когда земля не расползалась под ногами и для маневров хватало места.
— Послушай меня, — проговорил Леудаст. — Если бы рыжики не были такими подлыми и нравными сволочами, воевали бы мы с ними посреди Грельцкого герцогства?
Может, это и дошло до молодого солдата. А может, и нет. Так или иначе, Альбойн заткнулся. Это Леудаста вполне устраивало.
Тут и там альгарвейцы открывали артиллерийский огонь по ункерлантским позициям. Леудаст поначалу обрадовался, когда его роте указали путь к неглубоким траншеям, откуда им предстояло атаковать. Но, едва спрыгнув в окоп, он пожалел об этом. Если рыжики начнут резать кауниан и творить волшбу на их крови, каждая яма в земле превратится в смертельный капкан.
А если конунг Свеммель прикажет, его волшебники начнут резать ункерлантских крестьян, или старух, или кого там полагалось резать… С одной стороны, сержант мечтал, чтобы наступление было поддержано чародейством — тогда ему скорей удастся уцелеть. А с другой — он не мог не думать о той цене, что платила его страна за избавление от альгарвейских захватчиков.
Вдоль траншеи прошел капитан Хаварт.
— Атакуем завтра перед рассветом, — объявил он и двинулся дальше.
Леудаст предупредил каждого бойца отдельно. Солдаты болтали между собой вполголоса. Они были готовы к бою. Нет, они рвались в бой. Леудаст попытался прикинуть, многие ли станут рваться в следующее сражение, даже если атака завершится успехом. Опыт подсказывал ему, что немногие. Задолго до рассвета ункерлантские ядрометы накрыли огнем полевые укрепления альгарвейцев. Леудаст надеялся, что канонада причинит противнику немалый урон, потому что о скорой атаке она врага предупреждала заранее. Артиллеристы Мезенцио ответили тем же: на окопы ункерлантцев начали падать ядра, но, сколько мог судить Леудаст, враг не успел перебросить на этот участок фронта необходимое количество ядрометов. Сержант накрылся одеялом и попытался уснуть.
Когда ночная тьма сменилась предрасветными сумерками, земля вздрогнула. Леудаст взвился, точно ошпаренный. Он был готов выскочить из траншеи в ту же секунду, как землетрясение усилится, но этого не случилось. Выглянув из окопа, сержант увидел, как встает лиловое пламя над вражескими позициями — кровавую волшбу творили ункерлантские чародеи, не альгарвейские. Леудаст взмолился про себя, чтобы жертвы его соотечественников помогли им победить в этой войне.
На передовой раздался визг офицерских свистков. Поскольку Леудаст официально не считался офицером, внести свою ноту в эту какофонию он не мог.
— Шевелитесь! — заорал он. — Негодяи напросились на драку — они ее получат!
— Хох! — грянуло над передовой. Солдаты выпрыгивали из траншеи один за одним. — Хох-хох-хох! За конунга! Хайль Свеммель! Хох!
Леудаст тоже ринулся вперед — крошечная капля в сланцево-серой волне.
Сколько бы соотечественников ни зарезали ункерлантские чародеи, чтобы обрушить боевые заклятия на солдат Мезенцио, им не удалось полностью подавить сопротивление врага. Среди наступающих ункерлантцев рвались ядра, пробивая в их рядах бреши, которые приходилось заполнять из резерва. Рыжеволосые солдаты вели огонь из окопов.
Но, как ни старались они, ни остановить, ни даже серьезно задержать наступающих они не сумели. Тут и там не успевший отойти в тыл альгарвейский солдат поднимал руки, пытаясь сдаться в плен. Некоторым это удавалось. Большинство получали лучом в грудь за свои хлопоты.
— Вперед! — орал Леудаст, следуя примеру капитана Хаварта, который ухитрялся одновременно быть в каждой роте своего полка.
Ункерлантские чары измочалили укрепления альгарвейцев чудовищным образом — настолько чудовищным, что Леудасту и его товарищам нелегко было бежать по вздыбленной земле. Тут и там из трещин еще проглядывал огонь. Сопротивление противника оставалось едва заметным.
— Это почти что слишком легко, — бросил Леудаст, когда капитан Хаварт пробегал мимо в очередной раз.
— Мне нравится! — воскликнул подвернувшийся под руку Альбойн.
Но Хаварт тревожно оглянулся:
— Вот-вот. Слишком мало дохлых рыжиков, на мой вкус. Куда они все попрятались, гниды?
— В землю затянуло, когда окопы закрылись? — предположил Леудаст.
— Надеюсь, — ответил капитан. — Потому что иначе мы с ними очень скоро столкнемся, и они нам вряд ли будут рады.
— Да пожри их силы преисподние! — ругнулся Леудаст. — Мы им тоже не были рады!
Он бежал, спотыкался и бежал дальше, недоумевая, как же глубоко укрепили рыжики свои позиции: траншеям, и огневым точкам, и брустверам не было конца.
А потом, как и опасался Хаварт, из окопов, не тронутых ункерлантским заклятием, посыпались альгарвейские солдаты. Дальше стало тяжелей.
Вместе со своим взводом Тразоне вытянулся по стойке «смирно» перед казармами в Аспанге. Вдоль строя шел майор Спинелло, сжимая в руке коробку с медалями. Перед каждым солдатом он останавливался, прикалывал к мундиру медаль, шептал пару слов на ухо, целовал в щеку и двигался дальше.
— За то, что пережил эту клятую зиму, — промолвил он, когда очередь дошла до Тразоне, приколол медаль на положенное место и перешел к стоявшему рядом Кловизио.
Наконец все получили свои награды, и Спинелло ушел.
Тразоне пригляделся к своей награде. На медали была выбита карта восточного Ункерланта и два слова: «ЗИМНЯЯ ВОЙНА». Солдат похлопал по плечу сержанта Панфило:
— Ну не здорово ли? Теперь и мы получили свои знаки почетных отморозков.
Панфило расхохотался, но тут же посерьезнел:
— Мертвецы только теперь начинают оттаивать. Если хочешь поменяться местами с одним из них, едва ли он станет возражать.
— Благодарю покорно, сержант, мне и на этом свете неплохо, — отозвался Тразоне. — Но и через двадцать лет, стоит мне глянуть на эту драную медяшку начищенную, как у меня будут мерзнуть ноги и во рту встанет вкус подтухшей бегемотины. Когда я доберусь, наконец, домой, я об этом скорей захочу забыть, а не вспоминать.
— Это сейчас, — согласился Панфило. — Но ты вспомни, сколько раз тебе доводилось слышать от ветеранов Шестилетней войны обо всем, что им довелось пережить?
Тразоне хмыкнул. В словах сержанта слышен был отзвук неприятной истины.
— Вот и хорошо, — пробормотал он. — Мой старик меня донимал своими байками, ну так и у меня будет повод своих детей донимать. Если они у меня будут.
Он покосился на запад, откуда в сторону Аспанга все еще летели ункерлантские ядра. Враг стремился лишить его возможности что-либо поведать детям. Но пока — безуспешно.
Когда солдат проснулся следующим утром до рассвета, ему показалось вначале, что ункеры каким-то образом подтащили ядрометы достаточно близко, чтобы открыть огонь по самому городу. Но громовые раскаты, как он понял вскоре, неслись не с запада, а с юга и, хотя разрывы сливались друг с другом, грохот их казался отдаленным.
— Что случилось? — спросил он, подавляя зевок и спустив ноги с койки. — Ункеры зашевелились или мы что-то на юге задумали провернуть?
— Никто мне про наступление на юге не докладывал, — ответил сержант Панфило, — пока, во всяком случае. Знаю, что мы перебрасываем туда солдат, но так рано наступать не планировали.
— Значит, ункеры, — заключил Тразоне. — Не смогли нас из Аспанга в лоб вышибить — так решили с тылу зайти. Мужеложцы, одно слово.
Панфило хмыкнул.
— Ну да. А нам теперь выяснять — что там творится. Если ничего у них не выгорит — сидим спокойно. А вот если получится — тут уж нам придется отрабатывать жалованье.
— А то сейчас мы на водах прохлаждаемся, — фыркнул Тразоне. — Приезжайте в благодатный Аспанг! Жемчужина южного Ункерланта — всего лишь восемь месяцев зимы в году! Наша погода вам не по душе? Подождите, дальше будет хуже!
— Если ты не заткнешься, тебя закатают на гауптвахту, — пробурчал Панфило. — В такой несвятой час орать на весь барак…
Весь день Тразоне то и дело прислушивался — не стихнет ли гром канонады на юге, но разрывы не утихали, а становились только громче и ближе. Выводы солдат делал сам. Незаметно и молча он собрал вещмешок, чтобы, как только прозвучит приказ, вскинуть его на плечо. Остальные ветераны, заметил он, поступили так же.
На следующее утро в казарму ворвался как всегда энергичный майор Спинелло.
— Пошли, пошли, пошли! — заорал он. — Мальчики Свеммеля разбушевались, так что нам придется поучить их хорошим манерам!
Он орал на тех, кто не был готов выступить сию же секунду, и на тех, кто был готов — за то, что те не предупредили товарищей. Это означало, что младшие офицеры и сержанты тоже подняли шум. Впрочем, если они хотели выгнать батальон на холод сей же момент, шуметь следовало раньше. На Тразоне никто не орал, потому что солдат уже был готов выступить. А даже если бы и орали, ветерану это было как с гуся вода — и не такого наслышались.
Подгоняемые языкастым Спинелло, солдаты добрели до становой станции и забрались на платформы, видавшие лучшие времена.
— Нам приказано ударить ункерлантцам во фланг, — объявил майор, пока шла погрузка. — Мальчики Свеммеля берегут свои тылы, точно девственники, — вот мы им и вставим фитиля в слабое место.
За южной окраиной Аспанга они миновали несколько валявшихся у жилы взорванных вагонов.
— Больно трусоваты ункеры, и впрямь чисто девственники, — заметил Тразоне.
Остальные вымученно рассмеялись. Если бы ункерлантские диверсанты исхитрились подложить на пути состава еще одно заряженное ядро, вставить им фитиля батальон уже не сумел бы.
Но становой караван остановился не там, где желали бы партизаны, а там, куда привел его чародей. Тразоне и его товарищи попрыгали на насыпь.
— Пошли! — вновь заорал майор Спинелло. — Чего ждете? Не отставать, прохиндеи!
Должно быть, пока состав шел, майор связался со штабом по хрустальному шару, потому что знал, на удивление, куда двигаться. Когда батальон вышел из леса на открытое место, Тразоне воскликнул с восторгом:
— Бегемоты!
— Наши бегемоты, — уточнил Кловизио. — Откуда взялись только?
— Не знаю и знать не хочу, — ответил Тразоне. — Главное, что они здесь и земля просохла, так что они не тонут в грязи. А когда наши бегемоты могут свое дело делать — пускай ункеры поберегутся!
Словно в подтверждение его слов, чудовища устремились вперед тяжелой рысцой.
— Вперед, негодяи! — гаркнул Спинелло. — Пехотным заслоном! Вы знаете, что делать!
С гарнизонной службы его сняли не один месяц тому обратно, и майор сам прекрасно знал, как должны действовать его солдаты. Но он был прав — ветераны под его началом прекрасно справятся с задачей сами. Солдаты бежали позади бегемотов и рядом с бронированными боками, готовые и защитить огромных зверей от вражеской пехоты, и рвануться в бреши обороны противника.
Ункерлантские ядрометы продолжали молотить по альгарвейским позициям на юге и юго-востоке; судя по звуку, солдаты конунга понемногу оттесняли альгарвейцев. Это несколько обеспокоило Тразоне, но сержант Панфило ухмылялся во всю пасть:
— Эти шлюшьи дети так будут заняты, что и оглянуться не успеют, когда мы им во фланг врежем!
Тразоне призадумался и кивнул:
— Будем надеяться, что вы правы, сержант!
Панфило принял такой оскорбленный вид, будто шел по улицам какого-нибудь альгарвейского городка, а не по заросшему лебедой полю:
— Конечно, я прав! Разве я когда-нибудь ошибался?
— Только когда открывали рот, — уверил его Тразоне.
Суровый взгляд сержанта следовало демонстрировать в кунсткамере. Миг спустя сержант, впрочем, усмехнулся и затрусил дальше.
Оказалось, что Панфило был прав. Полчаса спустя ядрометчики со спин бегемотов принялись осыпать снарядами шеренги смуглых солдат в сланцево-серых шинелях.
— Мезенцио! — заорал майор Спинелло, и батальон подхватил боевой клич: — Мезенцио!
Ункерлантцы понемногу наступали на восток, перемалывая ряды рыжеволосых противников. Исполняя приказ — будь то команда наступать, или распоряжение удерживать позиции, — они были упорны, как никакие другие солдаты в мире; это Тразоне и его товарищи выяснили на собственном опыте. Но захваченные врасплох…
Захваченные врасплох, ункерлантцы рассеялись и побежали, сломав строй. Иные бросали тяжелые жезлы, чтобы наддать ходу. И, довершая разгром, сверху обрушилась на них эскадрилья альгарвейских драконов, сбрасывая ядра и поливая отстающих огнем, от которого вспыхивала даже зеленая свежая трава.
После этого часть ункерлантцев рассудили, что бежать некуда, и застыли, подняв руки. Нескольких в горячке боя спалили походя, но большинство пленных, избавленные от лишних пожитков, вскоре зашагали под конвоем в направлении Аспанга.
— Пошевеливайтесь! — орал майор Спинелло — не только своим бойцам, но и экипажам бегемотов, и всем, кто его слышал. — Силы горние, если мы не сбавим темпа, то возьмем их всех в котел — отрежем от основных сил и перемелем на котлеты! Как вам это понравится?
— Мне так очень понравится, — пробормотал Тразоне себе под нос.
Ему стало интересно: сколько еще альгарвейских офицеров орут сейчас то же самое вдоль всего фронта? Безжалостный напор и быстрота позволили Альгарве отхватить огромный кусок Ункерланта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82