Но изображен на них был отчего-то не альгарвеец, а суровый, брылястый лик короля Плегмунда, предположительно величайшего из фортвежских правителей, а ниже — шеренги солдат, вооруженных мечами и луками и одетых по моде четырехсотлетней давности.
«ПЛЕГМУНД ГРОМИЛ УНКЕРЛАНТЦЕВ, — гласила надпись под рисунком. — МОЖЕШЬ ИХ ГРОМИТЬ И ТЫ! ВСТУПАЙТЕ В БРИГАДУ ПЛЕГМУНДА! ПОГИБЕЛЬ ВАРВАРАМ!» Еще ниже мелким шрифтом указан был адрес вербовочного пункта и предупреждение: «Кауниане в бригаду не принимаются».
Леофсиг фыркнул. Ему трудно было представить, чтобы какой-то каунианин пожелал вступить в бригаду под командованием тех самых людей, что намеревались втоптать в грязь все светловолосое племя. Собственно говоря, ему трудно было представить, чтобы какой-то фортвежец согласился воевать под альгарвейским знаменем. Ну кто бы в здравом уме пошел на такое? Разве что отпетый негодяй, чтобы скрыться от жандармов. Так пусть альгарвейцы попробуют вылепить солдат из таких вот новобранцев!
Из подворотни навстречу юноше шагнула каунианка одних с ним лет.
— Не хочешь переспать со мной? — спросила она, с трудом изображая похотливое томление. Штаны и блузка обтягивали ее тело так плотно, что казались нарисованными на коже.
Леофсиг покачал головой и уже хотел пройти мимо, когда к ужасу своему осознал, что они знакомы.
— Долдасаи! — выпалил он. — Мой отец вел для твоего бухгалтерию.
Юноша тут же пожалел, что не прикусил язык. Обоим было бы спокойней сделать вид, что незнакомы, и разойтись. Но уже поздно — девушка опустила голову, тоже, верно, пожалев, что Леофсиг не заткнулся вовремя.
— Ты видишь мой позор, — промолвила она; если она и вспомнила, как зовут молодого человека, то обращаться по имени не пожелала. — Ты видишь позор моего племени.
— Мне… очень жаль, — пробормотал Леофсиг. Это была правда — вот только проку от нее было немного.
— Знаешь, что самое страшное? — прошептала Долдасаи. — Самое страшное — что ты все равно можешь переспать со мной, если заплатишь. Мне нужны деньги. Моей семье нужно пропитание, а заработать его другим способом альгарвейцы нам не дозволяют.
В сизых ее глазах Леофсиг читал отчаянные посулы, обещания того, что юноше не довелось еще пережить, не довелось вообразить даже. И он не мог не чувствовать искушения и ненавидел себя за это. Покуда он продолжал надеяться, что Фельгильда позволит ему хотя бы запустить руку ей под платье — до сих пор Леофсигу это не удавалось — как может он не испытывать искушения выяснить, что же теряет?
Рука его сама потянулась к кошелю. Долдасаи издала странный смешок: не то от горького веселья, не то… от разочарования? Леофсиг сунул ей пару монет.
— Вот, держи, — выпалил он. — Жаль, не могу дать больше. Мне от тебя ничего не надо.
Это была не совсем правда, но так оно прозвучало понятней.
Девушка уставилась на мелкие сребреники, потом резко отвернулась.
— Будь ты проклят, — выдавила она. — Я думала, что уже разучилась плакать после всего, что пережила. Уходи, Леофсиг, — нет, она не забыла его имени, — и если смилостивятся силы горние, мы не свидимся больше.
Он отчаянно хотел помочь ей чем-то большим, нежели пара монет, но даже ради спасения жизни не придумал бы — чем. Оставалось только бесславно скрыться и не оборачиваться больше — чтобы не увидеть, как Долдасаи предлагает свое тело другому фортвежцу, готовому расстаться с несколькими сребрениками за пару минут удовольствия.
— Быстро ты сегодня вернулся, — заметила Эльфрида, отпирая дверь.
— Да…
Леофсигу не хотелось рассказывать матери, что он бежал от Долдасаи так же позорно, как фортвежская армия — от альгарвейцев.
— Ну да. — К его облегчению, мать не уловила фальши в голосе. — У тебя еще будет время ополоснуться, — это значило, что, несмотря на ливень, от него до сих пор несло потом, — и выпить глоток вина перед ужином. Конберга даже купила где-то мяса дл бобовой похлебки.
— Какое мясо? — подозрительно осведомился Леофсиг. — Кролик с крыши?
Эльфрида покачала головой.
— Мясник уверяет, будто баранина, но по-моему, козлятина, да такая старая — который час тушится, а все как подметка. Но лучше жесткое мясо, чем никакого.
Поспорить с этим Леофсиг не мог, но подумал про себя: сколько же месяцев не видывали мяса родные Долдасаи? Его семья переживала тяжелые времена. Ее семья пережила катастрофу. Юноша сдернул полотенке с вешалки и пошел к себе, чтобы ополоснуться из кувшина над тазиком — не баня, понятное дело, но тоже лучше, чем ничего.
Эалстан поднял голову от учебника: в кои-то веки это был не отцовский задачник, а хрестоматия по литературе.
— Что такой кислый? — спросил он старшего брата.
— Правда? — пробормотал Леофсиг, обливаясь водой.
— Ну да, — отозвался Эалстан. — С чего бы?
— Ты правда хочешь знать? — Леофсиг призадумался. Но братишка уже не маленький… — Я тебе расскажу. По дороге домой я столкнулся с дочерью Даукантиса — помнишь, торговец оливковым маслом? — И он коротко пересказал историю Долдасаи.
Эалстан поцокал языком.
— Сурово, — заметил он. — Я слышал такие истории, но чтобы про знакомых — никогда. Ты бы отцу рассказал. Если кто и сможет им помочь, так это он.
— Угу, — буркнул Леофсиг сквозь полотенце, которым вытирал волосы, и, опустив руки, глянул на брата: — Знаешь, а это хорошая мысль. Ты взрослеешь быстрей, чем я думал.
— Жизнь под рыжиками сказывается. Тут быстро плавать научишься… или утопят, как наших кауниан, — отозвался Эалстан. — Ты видел эти новые плакаты «Вступайте в бригаду Плегмунда» — или как там она у альгарвейцев называется?
— Заметил, конечно. Трудно не заметить — ими весь город обклеен, — отозвался Леофсиг. — Экая дрянь!
— Вот и я так думаю. А Сидрок твердит, что готов туда записаться. — Эалстан вскинул руку, прежде чем Леофсиг взорвется, как ядро. — По-моему, он не Мезенцио в любви признается. Мне кажется, он просто мечтает куда-нибудь пойти и кого-нибудь убить. А тут такой случай подворачивается!
— И что сказали об этом отец и дядя Хенгист? — поинтересовался старший брат.
— Дядя Хенгист как раз на него орал, когда ты пришел, — ответил Эалстан. — Он уверен, что Сидрок ума лишился. Папа молчит; может, он считает, что Сидрок — дядина забота?
— А может, стоит отпустить дурака в бригаду изменников? — обронил Леофсиг с такой леденящей душу практичностью, что сам испугался. — Если он уедет брать приступом Котбус, то не сможет выдать альгарвейским жандармам, что я сбежал из лагеря для военнопленных.
Эалстан глянул на него с ужасом, но, прежде чем Лефсиг успел ответить, в комнату из дворика заглянула Конберга и крикнула: «Ужин готов!» Младший брат побежал в столовую. На лице его читалось неприкрытое облегчение. Леофсиг, следуя за ним, тоже порадовался про себя, что беседа их прервалась так удачно.
Мясо в похлебке не имело к баранине никакого касательства — это Леофсиг понял после первого куска. Козлятина — может быть, но с тем же успехом это могло оказаться мясо мула, верблюда или бегемота. Тухлятинкой не подванивало; в армии, а потом в лагере Леофсигу не раз приходилось впихивать в себя подгнившие куски. Предложить такой кусок Фельгильде в роскошном ресторане Леофсиг не рискнул бы, но чтобы набить присохший к хребту желудок, оно сгодилось.
Юноша то и дело поглядывал на Сидрока, но тот был поглощен едой не меньше самого Леофсига. Он никак не мог решить, взаправду ли готов отправить двоюродного брата в бригаду Плегмунда. В конце концов, если Сидрок поступит туда по доброй воле, это же так скверно…
— В газетах пишут, — сделав глоток вина, заметил отец Леофсига и обернулся к дяде Хенгисту, — что на западе идут тяжелые бои.
— Пишут, Хестан, пишут… — отозвался тот.
Оба старательно не глядели в сторону Сидрока, но у отца это получалось не так нарочито. До сегодняшнего дня дядя Хенгист непременно добавил бы что-нибудь о том, что альгарвейцы все равно наступают, невзирая на потери. Сейчас он только кивнул, отводя взгляд от сына. Должно быть, он хотел навести Сидрока на мысль о том, что значат в действительности два слова «тяжелые бои». Беда состояла в том, что Сидрок никогда в бою не был. А Леофсиг был и надеялся, что никогда не побывает снова.
— Тяжелые бои, — задумчиво промолвил Хестан. — Это тысячи раненых и тысячи убитых.
— Тысячи, — согласился Хестан и снова замолк.
Да, пару дней назад разговор пошел бы по-иному.
— И тысячи втоптанных в грязь ункеров, — вмешался Сидрок. — Это уж точно.
Он мрачно уставился на Хестана, будто вызывая брата на спор. Но отец Леофсига только кивнул.
— Без сомнения. Но стал бы король Мезенцио призывать к оружию фортвежцев, если бы у него не подошли к концу запасы рыжиков?
— Как сможем мы вернуть свою державу, если не покажем, что в силах сражаться? — осведомился Сидрок. — По мне, так вот для чего нужна бригада Плегмунда!
Теперь уже все домашние старалась не встречаться с Сидроком взглядом.
— Сражаться — это все очень благородно, — промолвил наконец Леофсиг. — Только нельзя забывать, за кого сражаешься и с кем должен сражаться.
Как можно выразиться ясней, он не представлял, но Эалстану это удалось.
— Братец, — проговорил он совсем тихо, — кто убил твою мать? Солдаты Свеммеля или все же солдаты Мезенцио?
Дядя Хенгист ахнул. Сидрок уставился на двоюродного брата. Лицо его исказилось, невзирая на отчаянные потуги юноши сохранить внешнее спокойствие. Тяжело всхлипнув, он зажмурился, и слезы потекли по щекам.
— Да чтоб ты провалился! — выкрикнул он сдавленно. — Чтоб тебя силы преисподние пожрали с пяток до макушки!
Вылетев из-за стола, он ринулся прочь из столовой. Миг спустя грохнула дверь комнаты, которую они делили с отцом. Тишина над столом повисла такая, что сквозь толстые дубовые доски слышны были рыдания Сидрока.
— Ты верно сказал, — шепнул Леофсиг, нагнувшись к брату.
— Да, малыш, — поддержал дядя Хенгист. Его передернуло. — Иной раз теряешь понятие, что важно, а что не очень. Ты правильно сделал, что напомнил Сидроку — да и мне, по правде сказать.
— Правда? — спросил Эалстан неуверенно.
— Да, сынок,
Мать и сестра кивнули. Но даже утешения родных не прибавили Эалстану уверенности.
— Ну, слово не воробей, вылетит — не поймаешь, — со вздохом заключил он. — Надеюсь только, что Сидрок не будет на меня в обиде поутру.
Смотрел он при этом на старшего брата. Леофсиг хотел спросить, кого волнует мнение Сидрока, и тут же понял: если Сидрок окажется в большой обиде на двоюродного брата, то может отыграться на Леофсиге. Пускай он и ненавидит альгарвейцев — кто знает, на что он способен в таком состоянии?
— И я, — пробормотал Леофсиг, — надеюсь.
Глава 6
Эалстан запил вином остатки утренней овсянки и глянул на сидевшего напротив Сидрока, точно на выпавшее из драконьих когтей, но почему-то неразорвавшееся ядро. Кузен его жевал молча, уткнув нос в миску.
— Пошли, — сказал наконец Эалстан. — Сам знаешь, как нам достанется, если опоздаем.
Сидрок помолчал немного. Эалстан выругался про себя и заерзал на табурете, готовый уже отправиться в школу без двоюродного брата. «Может, Сидрок и согласен, чтобы ему розги о спину переломали, а я так против», — подумал он, но, когда юноша уже готов был выйти из кухни, Сидрок тоже поднялся со словами:
— Пойдем, что ли…
Несколько кварталов они миновали в молчании. Всякий раз, когда на глаза Эалстану попадался красочный плакат с призывом вступать в бригаду Плегмунда, юноша отводил взгляд. Сидрок не мог не видеть плакаты, но ничего по этому поводу не говорил, а только шагал по направлению к школе, и упрямое выражение его физиономии Эалстану очень не нравилось.
На перекрестке пришлось задержаться, пропуская несколько батальонов альгарвейской кавалерии.
— Помнишь, — задумчиво промолвил Эалстан, — в день, когда умер старый герцог Барийский, нас вот так же задержала наша, фортвежская конница? А потом все пошло насмарку…
— И верно… — пробормотал Сидрок. Судя по недоумению на его лице, он вовсе забыл о том случае, пока двоюродный брат не напомнил. Потом он скривился снова. — И много ли проку нам было с той конницы? Вот с ними рядом сражаться, — он указал на рыжеволосых всадников, — это да! Они всегда побеждают.
— Вспомни, что сказал отец, — заметил Эалстан. — Если бы они были непобедимы, им не понадобилась бы наша помощь.
Сидрок ухмыльнулся.
— Если бы твой отец был вполовину так умен, как ему кажется, он и тогда был бы вдвое умней, чем на самом деле. Счеты свои он знает, вот и решил, будто ему все ведомо. Ну так не все, понял?
— Пустое болтаешь.
Эалстану захотелось крепко врезать кузену — но что тогда сделает в ответ Сидрок? Одно дело — когда их ссоры кончались потасовкой, и совсем другое — если Сидрок со зла выдаст альгарвейцам Леофсига, а заодно и отца. Юноша смерил Сидрока взглядом. «Если подвернется хоть единый случай, я тебе по зубу вышибу за каждый раз, когда мне приходилось язык прикусывать. И ты до конца своих дней будешь питаться через соломинку».
Они миновали парочку грибов, пробившихся сквозь щель в мостовой. Как всякий настоящий фортвежец — или, если уж на то пошло, любой фортвежский каунианин, — Эалстан замедлил шаг, чтобы рассмотреть их получше.
— Жалкие бестолковые поганки, — заметил остроглазый Сидрок. — Вроде тебя.
— Своих почуял, да? — огрызнулся Эалстан. Мальчишки, должно быть, со времен Каунианской империи обменивались подобными оскорблениями. Одного взгляда на злосчастные грибы ему, впрочем, хватило, чтобы убедиться в правоте Сидрока. — Ничего, скоро добрые из земли полезут.
— Точно. Вот нагуляемся с корзинами по лесам да полям. — Сидрок ухмыльнулся. — А ты, верно, опять вернешься домой с корзиной той каунианской девки… если не сунешь ей в корзинку свой грибок.
Он расхохотался в голос.
«Это тебе будет стоить еще одного зуба», — решил Эалстан про себя, а вслух сказал:
— Она не из таких… так что придержи язык.
На самом деле он весьма надеялся, что вновь повстречает Ванаи. И если она окажется «из таких» — ну, немного, понятное дело, самую чуточку, — то он будет вовсе не против.
К этому времени они уже добрались до самого школьного порога. Эалстан приготовился провести еще один день за никому не нужными занятиями. Терпеть надоедливых учителей было, впрочем, куда как проще, чем сносить выходки Сидрока.
И Эалстан терпел. Когда его вызвали к доске читать наизусть стихи — читал. Он-то заучил на память все четыре строфы редкостно слащавого опуса двухвековой выдержки и без запинки отбарабанил первую. А вот Сидрок, которому попалась третья, запутался и был выдран розгами.
— Вот же подлость! — жаловался он на перемене. — Первую-то я знал! Ну вот почему меня вместо тебя не вызвали?
— Не повезло, — отозвался Эалстан.
Третью строфу он помнил не хуже первой и поменяться местами с двоюродным братом был бы не против, но упоминать об этом при обиженном Сидроке не стоило.
До конца дня спина Сидрока больше не страдала, отчего настроение его несколько улучшилось к тому времени, когда юноши направились домой. Эалстана, с другой стороны, снедала непривычная хандра. Должно быть, настроение его явственно отображалось на лице, поскольку Сидрок — не самый внимательный человек на свете — в конце концов поинтересовался:
— И кто же спер у тебя последнюю горбушку?
— Никто, — буркнул Эалстан, обводя взмахом руки исстрадавшийся Громхеорт. В наступившие в городе тяжелые времена старинный оборот приобрел новое, буквальное значение. — Просто… не знаю… серое все такое, измызганное, на глазах разваливается. Я все вспоминаю тот день, когда мимо проезжала фортвежская конница, и сравниваю. В толк не возьму, как все это еще терпят?
— А что делать? — отозвался Сидрок. Они прошли немного в молчании. Потом Сидрок со злостью отпихнул с пути камушек. — Может, поэтому я не прочь был бы вступить в бригаду Плегмунда, — признался он. — Хоть так удрать… отсюда.
Он развел руками, в точности как двоюродный брат.
Эалстан так удивился, что ничего не ответил. Ему в голову не могло прийти, что кузен способен приглядеться к себе так пристально, а тем более — что у Сидрока может найтись хотя бы на вид разумная причина стремиться в ряды альгарвейской армии. Он не перестал от этого думать, что бригада Плегмунда — ответ неверный, но теперь он, по крайней мере, осознал, на какой вопрос пытается сам себе ответить Сидрок: «Как мне убежать от себя?» Потому что Эалстан и сам часто задавал себе этот вопрос.
Альгарвеец-жандарм на перекрестке вскинул вверх обе руки, останавливая движение.
— Всем стоят! — заорал он на скверном фортвежском.
— Что-то мы сегодня застреваем всякий раз, — проворчал Сидрок в обычной своей манере.
Эалстан кивнул. Он без особой радости уступал когда-то дорогу солдатам родной страны; пропускать части оккупационной армии было и вовсе противно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
«ПЛЕГМУНД ГРОМИЛ УНКЕРЛАНТЦЕВ, — гласила надпись под рисунком. — МОЖЕШЬ ИХ ГРОМИТЬ И ТЫ! ВСТУПАЙТЕ В БРИГАДУ ПЛЕГМУНДА! ПОГИБЕЛЬ ВАРВАРАМ!» Еще ниже мелким шрифтом указан был адрес вербовочного пункта и предупреждение: «Кауниане в бригаду не принимаются».
Леофсиг фыркнул. Ему трудно было представить, чтобы какой-то каунианин пожелал вступить в бригаду под командованием тех самых людей, что намеревались втоптать в грязь все светловолосое племя. Собственно говоря, ему трудно было представить, чтобы какой-то фортвежец согласился воевать под альгарвейским знаменем. Ну кто бы в здравом уме пошел на такое? Разве что отпетый негодяй, чтобы скрыться от жандармов. Так пусть альгарвейцы попробуют вылепить солдат из таких вот новобранцев!
Из подворотни навстречу юноше шагнула каунианка одних с ним лет.
— Не хочешь переспать со мной? — спросила она, с трудом изображая похотливое томление. Штаны и блузка обтягивали ее тело так плотно, что казались нарисованными на коже.
Леофсиг покачал головой и уже хотел пройти мимо, когда к ужасу своему осознал, что они знакомы.
— Долдасаи! — выпалил он. — Мой отец вел для твоего бухгалтерию.
Юноша тут же пожалел, что не прикусил язык. Обоим было бы спокойней сделать вид, что незнакомы, и разойтись. Но уже поздно — девушка опустила голову, тоже, верно, пожалев, что Леофсиг не заткнулся вовремя.
— Ты видишь мой позор, — промолвила она; если она и вспомнила, как зовут молодого человека, то обращаться по имени не пожелала. — Ты видишь позор моего племени.
— Мне… очень жаль, — пробормотал Леофсиг. Это была правда — вот только проку от нее было немного.
— Знаешь, что самое страшное? — прошептала Долдасаи. — Самое страшное — что ты все равно можешь переспать со мной, если заплатишь. Мне нужны деньги. Моей семье нужно пропитание, а заработать его другим способом альгарвейцы нам не дозволяют.
В сизых ее глазах Леофсиг читал отчаянные посулы, обещания того, что юноше не довелось еще пережить, не довелось вообразить даже. И он не мог не чувствовать искушения и ненавидел себя за это. Покуда он продолжал надеяться, что Фельгильда позволит ему хотя бы запустить руку ей под платье — до сих пор Леофсигу это не удавалось — как может он не испытывать искушения выяснить, что же теряет?
Рука его сама потянулась к кошелю. Долдасаи издала странный смешок: не то от горького веселья, не то… от разочарования? Леофсиг сунул ей пару монет.
— Вот, держи, — выпалил он. — Жаль, не могу дать больше. Мне от тебя ничего не надо.
Это была не совсем правда, но так оно прозвучало понятней.
Девушка уставилась на мелкие сребреники, потом резко отвернулась.
— Будь ты проклят, — выдавила она. — Я думала, что уже разучилась плакать после всего, что пережила. Уходи, Леофсиг, — нет, она не забыла его имени, — и если смилостивятся силы горние, мы не свидимся больше.
Он отчаянно хотел помочь ей чем-то большим, нежели пара монет, но даже ради спасения жизни не придумал бы — чем. Оставалось только бесславно скрыться и не оборачиваться больше — чтобы не увидеть, как Долдасаи предлагает свое тело другому фортвежцу, готовому расстаться с несколькими сребрениками за пару минут удовольствия.
— Быстро ты сегодня вернулся, — заметила Эльфрида, отпирая дверь.
— Да…
Леофсигу не хотелось рассказывать матери, что он бежал от Долдасаи так же позорно, как фортвежская армия — от альгарвейцев.
— Ну да. — К его облегчению, мать не уловила фальши в голосе. — У тебя еще будет время ополоснуться, — это значило, что, несмотря на ливень, от него до сих пор несло потом, — и выпить глоток вина перед ужином. Конберга даже купила где-то мяса дл бобовой похлебки.
— Какое мясо? — подозрительно осведомился Леофсиг. — Кролик с крыши?
Эльфрида покачала головой.
— Мясник уверяет, будто баранина, но по-моему, козлятина, да такая старая — который час тушится, а все как подметка. Но лучше жесткое мясо, чем никакого.
Поспорить с этим Леофсиг не мог, но подумал про себя: сколько же месяцев не видывали мяса родные Долдасаи? Его семья переживала тяжелые времена. Ее семья пережила катастрофу. Юноша сдернул полотенке с вешалки и пошел к себе, чтобы ополоснуться из кувшина над тазиком — не баня, понятное дело, но тоже лучше, чем ничего.
Эалстан поднял голову от учебника: в кои-то веки это был не отцовский задачник, а хрестоматия по литературе.
— Что такой кислый? — спросил он старшего брата.
— Правда? — пробормотал Леофсиг, обливаясь водой.
— Ну да, — отозвался Эалстан. — С чего бы?
— Ты правда хочешь знать? — Леофсиг призадумался. Но братишка уже не маленький… — Я тебе расскажу. По дороге домой я столкнулся с дочерью Даукантиса — помнишь, торговец оливковым маслом? — И он коротко пересказал историю Долдасаи.
Эалстан поцокал языком.
— Сурово, — заметил он. — Я слышал такие истории, но чтобы про знакомых — никогда. Ты бы отцу рассказал. Если кто и сможет им помочь, так это он.
— Угу, — буркнул Леофсиг сквозь полотенце, которым вытирал волосы, и, опустив руки, глянул на брата: — Знаешь, а это хорошая мысль. Ты взрослеешь быстрей, чем я думал.
— Жизнь под рыжиками сказывается. Тут быстро плавать научишься… или утопят, как наших кауниан, — отозвался Эалстан. — Ты видел эти новые плакаты «Вступайте в бригаду Плегмунда» — или как там она у альгарвейцев называется?
— Заметил, конечно. Трудно не заметить — ими весь город обклеен, — отозвался Леофсиг. — Экая дрянь!
— Вот и я так думаю. А Сидрок твердит, что готов туда записаться. — Эалстан вскинул руку, прежде чем Леофсиг взорвется, как ядро. — По-моему, он не Мезенцио в любви признается. Мне кажется, он просто мечтает куда-нибудь пойти и кого-нибудь убить. А тут такой случай подворачивается!
— И что сказали об этом отец и дядя Хенгист? — поинтересовался старший брат.
— Дядя Хенгист как раз на него орал, когда ты пришел, — ответил Эалстан. — Он уверен, что Сидрок ума лишился. Папа молчит; может, он считает, что Сидрок — дядина забота?
— А может, стоит отпустить дурака в бригаду изменников? — обронил Леофсиг с такой леденящей душу практичностью, что сам испугался. — Если он уедет брать приступом Котбус, то не сможет выдать альгарвейским жандармам, что я сбежал из лагеря для военнопленных.
Эалстан глянул на него с ужасом, но, прежде чем Лефсиг успел ответить, в комнату из дворика заглянула Конберга и крикнула: «Ужин готов!» Младший брат побежал в столовую. На лице его читалось неприкрытое облегчение. Леофсиг, следуя за ним, тоже порадовался про себя, что беседа их прервалась так удачно.
Мясо в похлебке не имело к баранине никакого касательства — это Леофсиг понял после первого куска. Козлятина — может быть, но с тем же успехом это могло оказаться мясо мула, верблюда или бегемота. Тухлятинкой не подванивало; в армии, а потом в лагере Леофсигу не раз приходилось впихивать в себя подгнившие куски. Предложить такой кусок Фельгильде в роскошном ресторане Леофсиг не рискнул бы, но чтобы набить присохший к хребту желудок, оно сгодилось.
Юноша то и дело поглядывал на Сидрока, но тот был поглощен едой не меньше самого Леофсига. Он никак не мог решить, взаправду ли готов отправить двоюродного брата в бригаду Плегмунда. В конце концов, если Сидрок поступит туда по доброй воле, это же так скверно…
— В газетах пишут, — сделав глоток вина, заметил отец Леофсига и обернулся к дяде Хенгисту, — что на западе идут тяжелые бои.
— Пишут, Хестан, пишут… — отозвался тот.
Оба старательно не глядели в сторону Сидрока, но у отца это получалось не так нарочито. До сегодняшнего дня дядя Хенгист непременно добавил бы что-нибудь о том, что альгарвейцы все равно наступают, невзирая на потери. Сейчас он только кивнул, отводя взгляд от сына. Должно быть, он хотел навести Сидрока на мысль о том, что значат в действительности два слова «тяжелые бои». Беда состояла в том, что Сидрок никогда в бою не был. А Леофсиг был и надеялся, что никогда не побывает снова.
— Тяжелые бои, — задумчиво промолвил Хестан. — Это тысячи раненых и тысячи убитых.
— Тысячи, — согласился Хестан и снова замолк.
Да, пару дней назад разговор пошел бы по-иному.
— И тысячи втоптанных в грязь ункеров, — вмешался Сидрок. — Это уж точно.
Он мрачно уставился на Хестана, будто вызывая брата на спор. Но отец Леофсига только кивнул.
— Без сомнения. Но стал бы король Мезенцио призывать к оружию фортвежцев, если бы у него не подошли к концу запасы рыжиков?
— Как сможем мы вернуть свою державу, если не покажем, что в силах сражаться? — осведомился Сидрок. — По мне, так вот для чего нужна бригада Плегмунда!
Теперь уже все домашние старалась не встречаться с Сидроком взглядом.
— Сражаться — это все очень благородно, — промолвил наконец Леофсиг. — Только нельзя забывать, за кого сражаешься и с кем должен сражаться.
Как можно выразиться ясней, он не представлял, но Эалстану это удалось.
— Братец, — проговорил он совсем тихо, — кто убил твою мать? Солдаты Свеммеля или все же солдаты Мезенцио?
Дядя Хенгист ахнул. Сидрок уставился на двоюродного брата. Лицо его исказилось, невзирая на отчаянные потуги юноши сохранить внешнее спокойствие. Тяжело всхлипнув, он зажмурился, и слезы потекли по щекам.
— Да чтоб ты провалился! — выкрикнул он сдавленно. — Чтоб тебя силы преисподние пожрали с пяток до макушки!
Вылетев из-за стола, он ринулся прочь из столовой. Миг спустя грохнула дверь комнаты, которую они делили с отцом. Тишина над столом повисла такая, что сквозь толстые дубовые доски слышны были рыдания Сидрока.
— Ты верно сказал, — шепнул Леофсиг, нагнувшись к брату.
— Да, малыш, — поддержал дядя Хенгист. Его передернуло. — Иной раз теряешь понятие, что важно, а что не очень. Ты правильно сделал, что напомнил Сидроку — да и мне, по правде сказать.
— Правда? — спросил Эалстан неуверенно.
— Да, сынок,
Мать и сестра кивнули. Но даже утешения родных не прибавили Эалстану уверенности.
— Ну, слово не воробей, вылетит — не поймаешь, — со вздохом заключил он. — Надеюсь только, что Сидрок не будет на меня в обиде поутру.
Смотрел он при этом на старшего брата. Леофсиг хотел спросить, кого волнует мнение Сидрока, и тут же понял: если Сидрок окажется в большой обиде на двоюродного брата, то может отыграться на Леофсиге. Пускай он и ненавидит альгарвейцев — кто знает, на что он способен в таком состоянии?
— И я, — пробормотал Леофсиг, — надеюсь.
Глава 6
Эалстан запил вином остатки утренней овсянки и глянул на сидевшего напротив Сидрока, точно на выпавшее из драконьих когтей, но почему-то неразорвавшееся ядро. Кузен его жевал молча, уткнув нос в миску.
— Пошли, — сказал наконец Эалстан. — Сам знаешь, как нам достанется, если опоздаем.
Сидрок помолчал немного. Эалстан выругался про себя и заерзал на табурете, готовый уже отправиться в школу без двоюродного брата. «Может, Сидрок и согласен, чтобы ему розги о спину переломали, а я так против», — подумал он, но, когда юноша уже готов был выйти из кухни, Сидрок тоже поднялся со словами:
— Пойдем, что ли…
Несколько кварталов они миновали в молчании. Всякий раз, когда на глаза Эалстану попадался красочный плакат с призывом вступать в бригаду Плегмунда, юноша отводил взгляд. Сидрок не мог не видеть плакаты, но ничего по этому поводу не говорил, а только шагал по направлению к школе, и упрямое выражение его физиономии Эалстану очень не нравилось.
На перекрестке пришлось задержаться, пропуская несколько батальонов альгарвейской кавалерии.
— Помнишь, — задумчиво промолвил Эалстан, — в день, когда умер старый герцог Барийский, нас вот так же задержала наша, фортвежская конница? А потом все пошло насмарку…
— И верно… — пробормотал Сидрок. Судя по недоумению на его лице, он вовсе забыл о том случае, пока двоюродный брат не напомнил. Потом он скривился снова. — И много ли проку нам было с той конницы? Вот с ними рядом сражаться, — он указал на рыжеволосых всадников, — это да! Они всегда побеждают.
— Вспомни, что сказал отец, — заметил Эалстан. — Если бы они были непобедимы, им не понадобилась бы наша помощь.
Сидрок ухмыльнулся.
— Если бы твой отец был вполовину так умен, как ему кажется, он и тогда был бы вдвое умней, чем на самом деле. Счеты свои он знает, вот и решил, будто ему все ведомо. Ну так не все, понял?
— Пустое болтаешь.
Эалстану захотелось крепко врезать кузену — но что тогда сделает в ответ Сидрок? Одно дело — когда их ссоры кончались потасовкой, и совсем другое — если Сидрок со зла выдаст альгарвейцам Леофсига, а заодно и отца. Юноша смерил Сидрока взглядом. «Если подвернется хоть единый случай, я тебе по зубу вышибу за каждый раз, когда мне приходилось язык прикусывать. И ты до конца своих дней будешь питаться через соломинку».
Они миновали парочку грибов, пробившихся сквозь щель в мостовой. Как всякий настоящий фортвежец — или, если уж на то пошло, любой фортвежский каунианин, — Эалстан замедлил шаг, чтобы рассмотреть их получше.
— Жалкие бестолковые поганки, — заметил остроглазый Сидрок. — Вроде тебя.
— Своих почуял, да? — огрызнулся Эалстан. Мальчишки, должно быть, со времен Каунианской империи обменивались подобными оскорблениями. Одного взгляда на злосчастные грибы ему, впрочем, хватило, чтобы убедиться в правоте Сидрока. — Ничего, скоро добрые из земли полезут.
— Точно. Вот нагуляемся с корзинами по лесам да полям. — Сидрок ухмыльнулся. — А ты, верно, опять вернешься домой с корзиной той каунианской девки… если не сунешь ей в корзинку свой грибок.
Он расхохотался в голос.
«Это тебе будет стоить еще одного зуба», — решил Эалстан про себя, а вслух сказал:
— Она не из таких… так что придержи язык.
На самом деле он весьма надеялся, что вновь повстречает Ванаи. И если она окажется «из таких» — ну, немного, понятное дело, самую чуточку, — то он будет вовсе не против.
К этому времени они уже добрались до самого школьного порога. Эалстан приготовился провести еще один день за никому не нужными занятиями. Терпеть надоедливых учителей было, впрочем, куда как проще, чем сносить выходки Сидрока.
И Эалстан терпел. Когда его вызвали к доске читать наизусть стихи — читал. Он-то заучил на память все четыре строфы редкостно слащавого опуса двухвековой выдержки и без запинки отбарабанил первую. А вот Сидрок, которому попалась третья, запутался и был выдран розгами.
— Вот же подлость! — жаловался он на перемене. — Первую-то я знал! Ну вот почему меня вместо тебя не вызвали?
— Не повезло, — отозвался Эалстан.
Третью строфу он помнил не хуже первой и поменяться местами с двоюродным братом был бы не против, но упоминать об этом при обиженном Сидроке не стоило.
До конца дня спина Сидрока больше не страдала, отчего настроение его несколько улучшилось к тому времени, когда юноши направились домой. Эалстана, с другой стороны, снедала непривычная хандра. Должно быть, настроение его явственно отображалось на лице, поскольку Сидрок — не самый внимательный человек на свете — в конце концов поинтересовался:
— И кто же спер у тебя последнюю горбушку?
— Никто, — буркнул Эалстан, обводя взмахом руки исстрадавшийся Громхеорт. В наступившие в городе тяжелые времена старинный оборот приобрел новое, буквальное значение. — Просто… не знаю… серое все такое, измызганное, на глазах разваливается. Я все вспоминаю тот день, когда мимо проезжала фортвежская конница, и сравниваю. В толк не возьму, как все это еще терпят?
— А что делать? — отозвался Сидрок. Они прошли немного в молчании. Потом Сидрок со злостью отпихнул с пути камушек. — Может, поэтому я не прочь был бы вступить в бригаду Плегмунда, — признался он. — Хоть так удрать… отсюда.
Он развел руками, в точности как двоюродный брат.
Эалстан так удивился, что ничего не ответил. Ему в голову не могло прийти, что кузен способен приглядеться к себе так пристально, а тем более — что у Сидрока может найтись хотя бы на вид разумная причина стремиться в ряды альгарвейской армии. Он не перестал от этого думать, что бригада Плегмунда — ответ неверный, но теперь он, по крайней мере, осознал, на какой вопрос пытается сам себе ответить Сидрок: «Как мне убежать от себя?» Потому что Эалстан и сам часто задавал себе этот вопрос.
Альгарвеец-жандарм на перекрестке вскинул вверх обе руки, останавливая движение.
— Всем стоят! — заорал он на скверном фортвежском.
— Что-то мы сегодня застреваем всякий раз, — проворчал Сидрок в обычной своей манере.
Эалстан кивнул. Он без особой радости уступал когда-то дорогу солдатам родной страны; пропускать части оккупационной армии было и вовсе противно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82