А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Я подставил плечо и помог ей идти.
Она тяжело дышала, и ее дыхание шевелило мои волосы. Ее запах, ее прикосновения действовали на меня возбуждающе.
Неожиданно она повернулась ко мне и сказала:
— Ты лучше выглядишь сейчас. Я рада.
— О чем ты?
— Да ни о чем. Просто лучше выглядишь. — Абрайра надолго задумалась. — Ты однажды сказал мне, что я показала тебе твою темную сторону. Ты узнал, что способен к жестокости, и это тебя глубоко встревожило. Я часто, пока ты спал, говорила об этом с Перфекто. Перфекто опасался, что это сознание погубит тебя. Но он говорил: «Еще рано судить. Если он не погибнет, то сам справится со своей жестокостью. Теперь, обнаружив зверя, он либо должен уничтожить его, либо сам погибнет». И Перфекто часто спрашивал, выиграешь ли ты эту схватку. Когда ты дрался с Люсио, я подумала, что ты погибнешь. Но теперь я вижу, что ты победил.
Все получилось хорошо. Ты не погиб, потому что остался верен своей страсти.
Я обдумал ее слова. В своей борьбе я чувствовал себя совершенно одиноким. Мне казалось, что Абрайра и Перфекто говорят со мной о моих проблемах, только чтобы войти ко мне в доверие. Но они помогали мне. Абрайра своими неожиданными мыслями, Перфекто своей преданностью. Однако я считал, что Абрайра сейчас хвалит меня незаслуженно. Если я одержал победу, где же испытываемое мной торжество? Я взглянул на свое прошлое — и ощутил только печаль и пустоту. По ночам меня по-прежнему осаждают кошмары.
— Ничего не закончилось хорошо, — сказал я. — Какое-то время мне казалось, что я потерял самого себя. Теперь кажется, что я себя снова нашел. Я убивал людей — и то, что изменил свою устремленность и теперь помогаю им, не устраняет совершенного мною зла. Иногда я думаю: может, я выжидал удобного момента, чтобы вернуться к своей страсти, момента, когда это уже не сопряжено с опасностью для меня. Ничего не закончилось хорошо. — И тут же я почувствовал: мне безразлично, хорошо все закончилось или плохо, важно только оставаться верным свой страсти.
Через час в больницу пришел наемник в боевом костюме, он пробился через толпу. Увидел меня и поднял пистолет, собираясь выстрелить.
В эту секунду я достиг Мгновенности и увернулся вправо. Выстрел ударил в стену за моей спиной.
Я смотрел на ствол ружья, и он не поворачивался ко мне. Движения человека казались невероятно медленными, как у больного и ослабевшего; я чувствовал, что целый день смог бы увертываться от его выстрелов. Мне не приходилось раньше сражаться в таком состоянии, и я поразился разнице. Санитар, помогавший нам уже два дня, разобрался наконец, что к чему, перепрыгнул через кровать и ударил наемника по голове. Тот упал на пол. Несколько человек сорвали с него шлем, показалось темнокожее лицо — человек явно арабского происхождения. Еще один убийца ОМП. Санитар связался с Гарсоном, потом убийцу увели. Я был поражен и опечален этим происшествием.
Немного позже в больницу пришел личный адъютант Гарсона, он о чем-то пошептался с Абрайрой. Она нахмурилась, а он поглядел на меня и ушел. Абрайра казалась очень встревоженной, и я целый час наблюдал за ней, но ни о чем не спрашивал. Наконец она подозвала меня и сказала:
— Анжело, пойдем пройдемся — снаружи. — Встала со своей кровати и обхватила рукой мои плечи.
Ведя меня к выходу, она молчала. Солнце светило необыкновенно ярко, дул теплый влажный ветер. Повсюду пахло нашатырем, и ветер нес по улице частички белого пепла. Абрайра провела меня к большому бежевому куполу, около него на столе лежал боевой костюм и самострел. Абрайра указала на костюм и сказала:
— Надевай.
Я послушался. Шлема не было. Когда я оделся, она посмотрела мне в глаза и объяснила:
— Там внутри Гарсон. У него есть для тебя задание. Он говорит, опасное. — И она обняла меня.
Я вспомнил намек Гарсона, что мне нужно работать убийцей. Мысль о разговоре с ним меня не радовала. Я подобрал самострел и вошел в купол, прошел по коридору с деревянными панелями. У двери сидел адъютант Гарсона.
Глава девятнадцатая
— Генерал ждет вас, — сказал адъютант.
Я отворил дверь и увидел, что в помещении полно людей, техники работали с оборудованием для создания голограмм, три оператора нацелили камеры на дверь. Я не мог понять, что происходит. Мне показалось, что снимают, как я вхожу в помещение. Я широко распахнул дверь, смущенный этими камерами, шагнул внутрь и увидел в десяти шагах от себя человека в одежде наемника.
Он поднял на уровень груди пистолет, и я достиг состояния Мгновенности. С криком «Нет!» я попытался увернуться, но, отскакивая влево, подумал, что увернуться невозможно.
Ничего не произошло. Голубой электрический шар не пролетел по комнате. За спиной наемника сидело больше десяти человек, включая Гарсона и Тамару. Тамара склонилась к столу, от ее затылка отходил провод. Она сказала:
— Сантос, прокрути ленту назад. — На столе перед ней мое крошечное изображение удивленно отскочило с криком «Нет!».
— Я думаю, хорошее время реакции, очень убедительно, не правда ли? — спросил у нее Гарсон.
— Да, — согласилась Тамара. Гарсон повернулся ко мне.
— Похоже, у нас проблема. Капитан Фаруки демонтирует орбитальную базу ОМП, собираясь вернуться на Землю, и не хочет оставлять незаконченное дело. — Гарсон махнул рукой: в углу комнаты, почти скрытый механизмами, спал в кресле араб — убийца. На голове у него была металлическая лента, похожая на тонкую платиновую корону, лента соединялась с компьютером. Он явно находился под действием наркотиков. — Я задержал убийцу. Идеал — социалисты в составе контингента ОМП обвиняют вас в своей неудаче в Латинской Америке. Мы решили, что лучше имитировать вашу смерть, сбив их со следа. Тамара попросила привести вас сюда, чтобы вы видели, как это организовано, и мы подумали, что если вы на самом деле на какой-то миг поверите, что вас хотят убить, это добавит реализма сцене. На некоторое время вам придется изменить внешность, понятно? Пока не улетит весь контингент ОМП. — Он посмотрел на Тамару и кивнул, показывая, что она может говорить.
Тамара не повернулась в своей коляске ко мне, никак не показала, что знает о моем присутствии. Просто сказала:
— Дайте неврокарту убийцы.
Перед Тамарой появилось голографическое изображение. Призрачное изображение человеческого мозга, в нем в теменной части извивались сотни красных огоньков, как огненные червячки, они пронизывали весь головной мозг, углубляясь в лимфатическую систему, и каждый огонек сверкал, умирая. Это мозг человека, сосредоточенного на каком-то плане. Гарсон подвел меня ближе к голограмме, чтобы я мог видеть.
— Вы знакомы с неврокартографированием, — сказал он. — Мы наблюдаем электромагнитные флуктуации мозга и отмечаем вспыхивающие отдельные синапсы. Мы этим занимаемся уже с час. Подключили его к монитору сновидений и сотрем воспоминания о пленении: изображения, звуки, запахи, мысли, эмоции. Давайте голограмму. — Он щелкнул переключателем, и пошла запись того, что помнил убийца. Сам убийца представлял себя пустым пространством, вакуумом в населенном мире. Он входил в больницу мимо наемников в зеленых защитных костюмах. Не пытался напасть на них.
Проник в помещение, увидел меня, поднял ружье, услышал звук и обернулся, увидел смазанное изображение ноги, ударившей его в лицо.
Гарсон сказал:
— Вы видите, как запомнил убийца свое пленение. Теперь Тамара подправит его память. Смотрите. — Гарсон кивнул, подошел техник со шприцем. Он ввел в сонную артерию убийцы немного желтой жидкости. И в течение двух минут на голограмме погасли почти все красные точки. Воспоминания исчезли. — Вы, несомненно, слышали об омега — пиромицине и других наркотиках, используемых для подавления памяти. Большинство из них может уничтожить только недавние воспоминания, скажем за полчаса, потому что они просто сдерживают электрохимическую активность мозга. Но военные часто находили их полезными, несмотря на все их недостатки. Однако есть средства воздействовать и на долговременную память — на то, что уже записано химически. Нужно уничтожить неврональные связи между аксонами и дендритами в коре головного мозга, и мозг человека превращается в табула раса, чистую поверхность. Эти наркотики тоже использовались время от времени. Но следы их применения очевидны, грубое средство. Однако вот этот наркотик — он совсем новый. Способен избирательно воздействовать на долговременную память, и в этом его преимущество. Я не могу сказать вам, как он называется: вы фармаколог и можете по названию составить его, изготовить целую партию. Но мы можем с его помощью у любого человека стереть из памяти все, что захотим. А после этого Тамара может ввести новое воспоминание. Мы можем заставить его помнить то, что нам нужно. Можем программировать человеческий мозг.
Маленькая голограмма перед убийцей очистилась, и Тамара начала подавать воспоминания, простые сновидения, которые можно смотреть для развлечения. Но Тамара была профессионалом, художником. Ее миры казались совершенными до мельчайших подробностей. Сны, которые она создает, запоминаются как правда. Она начала с нападения на меня, показала меня в больнице, одного, с пистолета сорвался голубой электрический шар, я закричал и поднял руку, пытаясь отразить его. Потом убийца подошел к моему телу, всадил иглу, беря образец ткани, и вышел из комнаты. В это время ко мне подошел техник и взял образец ткани из моей руки. Очевидно, потом его подложат убийце, чтобы убедить в истинности моей гибели.
Мне неожиданно сделалось жарко и неудобно. Техники неслышно разошлись, убийцу вывезли из помещения на каталке, и я понял, что Гарсон не зря все это мне показывал. Не для того, чтобы развлечь меня. Он сказал:
— Придя в себя, убийца испытает легкий шок: потерю ориентации, легкое смущение. Но так никогда и не узнает, что произошло на самом деле. — Гарсон следил за мной, глаза его блестели. На лице выражение, показавшееся мне неуместным: печаль, жалость.
И вдруг я оказался в своем доме в Панаме, в спальне, подключенный к монитору сновидений, я брожу по комнате, не в состоянии вспомнить название самых обычных домашних предметов. Темное пятно на том месте, где должны быть воспоминания об отце. Я вспомнил разговоры своих компадрес о великом философе генерале Квинтанилле, они говорили о нем как о герое, а я оказался дураком, не знающим собственной истории. Я ощущал: что-то неправильно, ужасающе неправильно. Я оставил в своем доме больше, чем только способность к сочувствию. Все заслонило желание бежать.
— Шлюха! — крикнул я Тамаре. — Что ты со мной сделала? Я не хотел покидать Панаму! Я в жизни не думал покидать Панаму! Ты поместила свои желания в мою голову! Что ты со мной сделала? Что ты отняла у меня?
Я посмотрел в сторону: на столе набор наушников и другое оборудование. Вырвал наушники и швырнул их в Тамару, целясь ей в затылок. В последнее мгновение рука у меня дрогнула, и я промахнулся. Тут же сама мысль о том, что я собирался ударить ее, наполнила меня глубоким ощущением вины, ужасной вины. Я выхватил мачете и сделал шаг к Тамаре, собираясь ударить ее, и в то же время знал, что не смогу убить ее, для меня невозможно причинить ей вред, как бы справедлив ни был мой поступок. Я в гневе отбросил мачете. Задрожал, дыхание стало неровным. Зубы стучали, как всегда, когда я бывал готов к убийству.
— Мне кажется, Тамара хочет остаться с вами наедине, — негромко сказал Гарсон, — поговорить один на один. — Он смотрел на меня, стоя между мной и Тамарой, защищая ее от меня.
Коляска Тамары повернулась, и Тамара оказалась лицом ко мне. Лицо у нее расслабленное, пустое. В передающем устройстве послышалось:
— Анжело не причинит вреда женщине. Он никогда не мог обидеть женщину. — Голос, доносящийся через микрофон, должен был звучать холодно, вызывающе. — Не правда ли?
И я неожиданно понял, что она говорит правду. Она знала меня лучше, чем я сам. Я перестал сражаться в Хотокэ-но-Дза не потому, что выстрелил в человека, а потому, что этим человеком оказалась женщина. Женщина вообще. Убийство в бою мужчин, даже ни в чем не виноватых, меня не тревожило. Какой же я глупец! Как я радовался, что вернул себе способность к сочувствию. В глазах ее не было вины.
— Мать говорила ему, чтобы он никогда не бил девочек. — В голосе ее звучала насмешка.
— Это правда! Правда! — закричал я, вспоминая, как мама говорила мне это, вспомнил, как сказал это, когда ударил Люсио по лицу. — Ты это сделала со мной? — Я хотел бы ударить ее, но обнаружил, что расхаживаю взад и вперед, как рассерженная собака в клетке, однако не приближаюсь.
Гарсон в нерешительности смотрел на меня и Тамару, и я понял, что его смутило: вызывающий тон Тамары, ее хвастливость. Это совсем на нее не похоже. Он сказал Тамаре:
— Весьма впечатляюще. Прекрасный результат. — Потом кивнул мне и прибавил: — Не причиняйте ей вреда. Она изменила глубочайшие структуры вашего мозга, стерла образцы, создававшиеся всю жизнь. Но она может исправить это. Может вернуть вам большую часть ваших воспоминаний. Она уже пыталась восстановить то, что отняла у вас за два года. Сейчас я вас оставляю. — Он вышел из помещения, и остались только мыс Тамарой.
Я стоял, рассерженный и не способный действовать. Долго ждал, прежде чем она заговорила.
Тамара холодно разглядывала меня, и я не мог понять значения ее безразличного взгляда.
— Ты моя лучшая работа, — сказала она. — Мне не приходилось раньше совершать серьезные перемены в людях, — так, незначительное перепрограммирование в интересах нашей службы. Однако все же в тот день я была не в лучшей форме и не смогла завершить работу. У тебя в памяти остались пустые места, и это должно было предупредить тебя: что-то не так. Но в чем дело, ты ведь так и не понял, верно?
— Знаю, — ответил я. Она говорила очень уверенно. — Я обнаружил эти пустые места. Не могу ничего вспомнить об отце, кроме того, что он плакал после смерти матери.
— Это подделка. Все, что касается смерти матери, я подделала. — Тамара наблюдала за мной. — Ты по-прежнему действуешь в соответствии с моей программой.
— Что это значит?
Тамара продолжала спокойно наблюдать за мной.
— Догадайся сам! — Она взглянула на поднос, где лежал шприц и флакон с желтоватой жидкостью. — Сделай себе инъекцию этого, примерно два миллилитра. Мне нужно кое-что убрать. Устранить радикальную программу, прежде чем возвращать воспоминания.
— Ничего не нужно убирать, — сказал я, неожиданно насторожившись, — Что значит — радикальная программа?
Тамара объяснила:
— Это такой термин. Программа — набор воспоминаний, которые мы добавляем, чтобы человек действовал или вел себя иначе, чем обычно. Например, я запрограммировала сегодняшнего убийцу, чтобы он доложил своему начальству, что убил тебя; в противном случае он сообщил бы о своей неудаче. Это и называется программой. Радикальная программа идет на шаг дальше: мы создаем программу, которая вынуждает к обязательному строго определенному поведению: мыслить определенным образом, вести себя в соответствии с внушенными положениями. Ребенок, который с помощью лжи выбрался из затруднительного положения, быстро научается лгать. И с годами эта привычка становится так сильна, что является эквивалентом радикальной программы. — Она смотрела на меня. — Я заложила в тебя такую программу.
— Что за программу?
Она повернулась к голограмме в углу. Там по-прежнему сохранялось изображение мозга, по которому ползали огненные змейки.
— Я называю ее «петлей гипоталамуса». Если ты видишь, что обижают женщину, это мгновенно ассоциируется с мучениями твоей матери и другими инцидентами, которые я ввела тебе в память. И чувство ужаса приводит в действие планы мщения, которых у тебя на самом деле никогда не было; ты начинаешь надеяться, что месть принесет тебе душевный покой. Ты действуешь не рассуждая, яростно, независимо от того, чего это тебе будет стоить. Я сотни раз накладывала этот образец на сотни нервных путей. Ты не можешь действовать вопреки заложенной программе.
Я знал, что она говорит правду. Я яростно реагировал, когда насиловали Абрайру. И попытку Джафари захватить Тамару я тоже рассматривал как насилие: мужчина лишает свободы женщину. И действовал по заложенной ею программе, подобно тому, как марионетка пляшет, если кукольник дергает ее за ниточки. Но сейчас я не хотел позволять ей менять программу, ведь она может еще что-то украсть из моего мозга.
— Зачем мне пускать тебя в свой мозг?
— Хочешь впадать в ярость всякий раз, как услышишь о том, что бьют женщину? — спросила Тамара. — Посмотри, чего это уже тебе стоило. Сделай инъекцию. Подключись, — сказала она. И посмотрела в угол, на монитор сновидений на столе.
Вся ситуация оказалась настолько ошеломляющей, что я не мог логично рассуждать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56