Прыгнув ко мне, он взмахнул ножом, а я, в свою очередь, постарался выбить ему коленную чашечку, но сумел только сильно ударить по ноге.
Убийца побежал, выронив нож. Я подобрал его и кинулся следом. Он бежал не быстро, все время хватаясь за колено и хромая, я же чувствовал себя легко и свободно. Движения и дыхание подчинялись ритму моего тела, оставляя мозг свободным для создания картин мести: хорошо бы разрезать этого человека от промежности до горла…
Я уже почти лишил его подвижности; оставалось его убить. Очевидно, он меня недооценил: конечно, я уже не молод, однако всегда следил за собой. Представляя себя старым львом, который вдруг обнаружил, что у него еще остался один клык и он может убивать, я наслаждался этим ощущением и потому не торопился; пусть он боится меня. Пусть он ждет смерть, чувствует, как она приближается. И тут вдруг я поймал себя на мысли, что сейчас напоминаю капитана, который не торопясь расстреливал детей на берегу. Нож сам выпал из руки. Негр почти перестал хромать и побежал заметно быстрее, но я продолжал преследовать его.
В моей голове прозвучал сигнал вызова комлинка. Я ответил.
— Хорошо бежишь, старый хрен, — убийца похвалил меня по-английски. Я не ответил. Мы выбрались из зарослей и пересекли дорогу вдоль канала. Потом перелезли через защитную сетку и рельсы поезда на магнитной подушке по ту сторону дороги. — Что ты будешь делать со мной, старик, если поймаешь? — спросил он.
— Вырву тебе кишки, — пообещал я. Он пробежал тоннелем под старым каналом, потом под новым, я не отставал. Мы держались направления на гетто Колона.
Вокруг уже виднелись деловые здания. Постепенно по обе стороны дороги, как стены каньона, поднялись многоквартирные жилые дома. На улицах почти никого не было — все, услышав топот бегущих, старались скрыться.
Я миновал трех грязных молодых людей, пивших пиво. Один из них рассмеялся и спросил: «Помочь?», но, когда я ответил «Да!», так и не побежал за мной.
Нужно было ожидать, что я встречу одну из полицейских камер, которые постоянно следят за этим районом. Но всякий раз камера оказывалась вырвана, и в одно и то же время я испытывал облегчение и страх: что бы ни произошло, это останется между нами: убийцей и мной.
— Пусть драка будет на равных. Давай найдем место, где есть хоть немного света, чтобы я тоже мог тебя видеть, — предложил человек.
Около баков с мусором рылся бродячий пес. Он зарычал и погнался за негром. Человек и собака добежали до освещенного перекрестка и свернули за угол — сразу вслед за этим собака завизжала от боли, и я на секунду приостановился. Впереди что-то ярко сверкнуло — я только собрался свернуть. Дом за моей спиной словно вздохнул и запылал. Отраженный свет жег мне глаза: они на мгновение закрылись, чтобы защитить себя от слишком большого количества инфракрасных лучей.
— Достаточно ярко для тебя, старик? — с издевкой поинтересовался преследуемый.
Я вбежал в переулок. Собака мертва, ее обожженные лапы еще дергаются. Краска зданий по обеим сторонам улицы горит. Пришлось отступить.
— Тебе нужно поблагодарить аллаха, ублюдок: я истратил свою единственную энергетическую гранату, — объявил человек. — Вернусь за тобой позже, — Он прервал связь.
Дорога шла в сторону моего дома, поэтому я побежал по параллельной улице, надеясь перехватить его. Но он исчез.
Я сидел на земле, плакал и думал о Флако с перерезанным горлом, о том, что не сумел отомстить за его смерть. На улице завыли пожарные сирены. Надо было идти домой. Воздух вдруг сделался густым, ноги у меня подгибались. Я все время думал о мертвом Флако и погоне за убийцей. Пока я считал, что нужно его догнать, я бежал без труда, но теперь меня охватила слабость. Оглядевшись, я увидел, что нахожусь на незнакомой улице. Я заблудился.
Пошел дальше, наконец сориентировался и направился домой. Захватив лопату, я пошел на плантации, чтобы похоронить Флако. Пока я добрался туда, тело его уже остыло.
Чилийка собиралась уходить. Увидев меня, она задрожала от страха и крикнула:
— Эта женщина, Тамара, она исчезла! Убежала в город!
Я кивнул в знак того, что понял, но чилийка продолжала твердить:
— Исчезла, исчезла. — Собирая свою одежду и посуду, она следила за мной краем глаза. Я выкопал неглубокую могилу и положил в нее труп Флако.
Проверил его карманы. Пусто.
Я поглядел на чилийку; она застонала и отбежала на несколько шагов, потом, дрожа от страха, опустилась на землю.
— Не убивай меня! — закричала она, размахивая руками, словно пытаясь защититься от нападения. — Не убивай меня! — Женщина была очень испугана, и я понял, что она считает убийцей меня.
— Что ты сделала с его вещами? — спросил я, не приближаясь.
— Смилуйся! Я мать! Пожалей меня! — причитала она. — Оставь мне немного денег. Чтобы, хватило до Пуэрто-Рико!
Я сделал шаг вперед и поднял лопату, словно собираясь ударить ее. Она заплакала, достала из-за пазухи сверток и бросила его на землю — бумажник Флако, пачка денег, завернутых в коричневую бумагу, и медальон святого Кристофера. Я заглянул в бумажник. Набит деньгами. Как я и предвидел, он взял себе солидную часть вырученного за кристалл. Я швырнул чилийке бумажник и отвернулся. Женщина уползла с ребенком и своими вещами.
Я засыпал Флако землей и прочел молитву над его могилой, попросив Бога простить убитому его грехи.
Пора было отправляться домой.
* * *
Тамара лежала в моей постели, подключившись к монитору сновидений. Негромко постанывая, закрыв лицо и опять свернувшись в позу зародыша, между колен она сжимала лазерное ружье. Платиновый блеск кожи говорил о высокой температуре. Я неслышно подошел, тихонько взял ружье, поставил на предохранитель и бросил в угол. Осмотрев ее руку, я понял: температура не от инфекции, воспаление и припухлость не превышали ожидаемого.
Взяв запасной монитор, я опять подключился к ее сну.
… На берегу ветер, холодный и резкий, ударил меня, словно собирался поднять и унести. В темном чистом небе над морем поднималась яркая алая луна. На кроваво — красном песке шуршали тысячи призрачных крабов, щелкая клешнями. Я спустился к самой воде. Волны у берега по-прежнему покачивали тушу быка.
На берегу лежал человеческий скелет. Кости были совершенно чистыми, только несколько крабов еще ползали внутри грудной клетки.
— Я тебя не ждала, — сказал скелет.
— Кого же?
— Не тебя.
Взглянув на берег, я произнес:
— Плохо, что Флако умер. Он был хорошим другом.
Скелет застонал. Несколько мгновений надо мной в воздухе стояла тень призрачной женщины в красных одеждах. Она бросила на ветер три желтые розы и исчезла. Я посмотрел на небо. Звезд не было.
Скелет продолжал:
— Я не стала там задерживаться, убежала и попыталась вернуться сюда. Заблудилась. Как умер Флако?
— Задушили, а потом еще и перерезали горло.
— Это Эйриш. Его любимый способ. Он всегда оставляет дважды убитых. — Волна подкатилась к моим ногам. Вода была густой, теплой и красной.
— Я почти добрался до него. Почти что убил…
— Эйриш — профессионал. Ты не смог бы ничего с ним сделать.
— Чуть не убил, — настаивал я.
— Ты не можешь его убить. Он создан для этой работы. Генетически выращен. Он только позволил тебе поверить, что ты сможешь, — сказал скелет. Мы оба некоторое время молчали. — Я умираю, Анжело. Я сказала тебе, что, если ты откажешься от меня, я умру. Ты предал меня?
— Да, — ответил я, — и, может, не один раз. Когда мы оперировали тебя, мы сделали снимок сетчатки глаза — проверили тебя по правительственным архивам.
— Они и ждали чего-нибудь такого. Вполне достаточно, чтобы обнаружить и убить меня, — сказал скелет.
— К тому же я дал тебе стимуляторы типа АВ, прежде чем разобрался, что у тебя пересажен мозг, — добавил я. — У тебя ведь пересажен мозг?
Она кивнула.
— Ты в опасности.
— Я мертва, — поправил скелет. Кости его начали утоньшаться и переламываться, как сухие прутики. Я хотел было сказать что-нибудь утешительное — и не смог. Скелет заметил, что я расстроился, и рассмеялся: — Оставь меня. Я не боюсь смерти.
— Все боятся смерти, — возразил я.
Ветер поднимал песок и швырял в меня. Из воды поднялся Левиафан, темное бесформенное существо с глазами на горбах, и принялся нас разглядывать. Шелестящее щупальце высоко поднялось в воздух, потом с плеском снова скрылось в воде. Чудовище ушло под воду, и я почувствовал, что его заставила это сделать Тамара. Она контролировала свой сон, но делала это скорее так, как делают это мазохисты либо отчаявшиеся в своей судьбе люди.
Скелет продолжил:
— Это потому, что они не практикуются в умирании. И боятся забвения, распада мышц, медленного вытекания жидкости из тела.
— А ты не боишься?
— Нет, — сказал скелет. — Я много раз умирала. — И с этими словами все изменилось: на костях наросла плоть, передо мной вновь появилась рыжеволосая женщина. Краб мгновенно впился в нее, но она даже глазом не моргнула.
— Зачем умер Флако? — что еще мне оставалось спросить?
Она на мгновение задержала дыхание, потом медленно выдохнула. Я не думал услышать ответ.
— Вероятно, я обязана тебе сказать, — услышал я наконец. — Мой муж генерал Амир Джафари хочет получить мой мозг, заключить его в мозговую сумку, а тело — в стасис.
— Зачем?
— Я служила в разведке. И допустила неосторожность. — Она снова умолкла, подбирая слова. — Я была на приеме с другими женами офицеров, и они говорили о недавно убитом политике. Я слишком много выпила и сказала, что всем давно известно, что его убили мы. Да и потом наболтала еще много того, чего не должна была говорить. В Объединенной Морской Пехоте за такие ошибки убивают. Муж добился, чтобы меня приговорили к жизни в сумке для мозга. Но это не жизнь.
Я вспомнил пустой, лишенный интонации голос генерала, в то время как он говорил, что не лишен человеческих чувств, словно убеждая самого себя.
В воде мертвый бык поднялся на ноги и фыркнул. Волна снова свалила его.
— Не понимаю. Зачем ему твое тело в стасисе? — Налетел холодный ветер, берег стал затягиваться корочкой льда.
— Кто его знает? Может, надеется использовать его, когда уйдет со службы? Как только я поняла его намерения, то не стала задерживаться и выяснять дальше. Единственным способом спастись для меня было отказаться от старого тела, поэтому я купила на черном рынке новое. Я думала, что, пока держу в руке кристалл и вижу его, я не в мозговой сумке. Вдобавок к этому я заставила криотехников поместить в мое тело мозг немецкой овчарки и послать его мужу в клетке, обнаженным. На шею повесила табличку: «Если все, что тебе нужно, — это верность и возможность трахать меня — я твоя». — Воспоминание, казалось, очень ее забавляло.
— Твой муж вызвал меня по комлинку. Предложил заплатить, если я отдам тебя. Мне кажется, он заботится о тебе. Хотя трудно сказать наверняка.
— Не позволяй ему одурачить тебя, — сказала она. — Это один из мертвецов, живых мертвецов. Он отказался от эмоций, когда стал кимехом.
— Не стоит так опрометчиво судить его…
— Поверь мне, у него остались только воспоминания об эмоциях. Воспоминания все время тускнеют.
— А Эйриш военный?
— Он неофициально выполняет разные задания для военных. Такие, как с Флако.
— Это он оторвал тебе кисть? Женщина рассмеялась.
— Нет. — Берег исчез. Я увидел Тамару в аэропорту, она выходила из черного мини — челнока «Мицубиси». Заглядевшись на снижающийся корабль, женщина захлопнула дверцу, зажав руку. Попыталась высвободить — стала вырывать и дергать руку. В конце концов вырвала, но без кисти. Я не мог в это поверить… И тут сцена снова изменилась, и я опять увидел лежащую на берегу женщину. Ее поедали призрачные крабы.
— Это тело — дрянь.
Эпизод испугал меня. Она не должна уничтожать в мониторе целый мир, для того чтобы показать мне одно — единственное воспоминание. Такое погружение в подсознание небезопасно.
— Пойду, — сказал я. — Нужны новые медикаменты, чтобы предотвратить повреждение мозга. Подождешь меня здесь?
Темные существа снова поднялись из моря и уставились на меня. Она пожала плечами.
— Да. Наверное.
Я отключился и отсоединился от монитора. Только что взошло солнце, и, так как предыдущие две ночи я спал мало, а аптека все равно еще не открылась, я решил немного подремать, поэтому лег рядом с Тамарой и закрыл глаза.
Проснулся я в три часа дня. Женщина спала рядом. Коснувшись ее рукой, я заметил: температура очень высокая. Невольно я поцеловал ее в лоб, потом посмотрел, не проснется ли она. Не проснулась. И я был рад этому, потому что наконец понял, где видел ее раньше: худое тело, истощенное и маленькое, было мне незнакомо, но лицо — нос, глаза, изгиб губ — напоминало мне Елену, мою покойную жену. Я мысленно выругал себя: мне следовало с самого начала увидеть это сходство, ведь образ Елены двадцать лет живет в моих снах… Хотя все кажется знакомым, когда достигаешь моего возраста. Трижды в жизни я встречал своих двойников; так что я понимал: встретить женщину, похожую на мою жену, — лишь вопрос времени. Мне казалось, я подготовлен к такой встрече, однако, если б так и было, я не поддался бы искушению согласиться помогать ей и не выглядел бы таким дураком, привязавшись к ней.
Переодев рубашку, я отправился в аптеку Васкеса. Купил там долговременные регуляторы роста и антимозин С. Заплатил наличными. На пути домой у меня было время подумать. Никогда раньше я не сталкивался с проблемой, которую не мог бы разрешить, конечно, если время позволяло. Проанализировав свой разговор с Тамарой, я решил, что в ее истории не все сходится. Если Джафари планировал заключить Тамару в мозговую сумку, ему не нужно ее тело. Разве что для продажи. Конечно, это при условии, что он не собирался в будущем снова соединить все в одно целое. Может, он и хотел это сделать, когда ситуация прояснится? Или просто продержал бы ее несколько лет в заключении, а потом бы потихоньку выпустил? Я чувствовал, что иду по верному следу. То, что Тамара не разгадала планы Джафари, свидетельствует либо об ее импульсивности, либо о неразумном страхе. Я решил, вернувшись домой, рассказать ей о своей теории, а пока что принялся обдумывать варианты ее спасения.
На посещение аптеки Васкеса ушло несколько часов…
* * *
Когда я вернулся, Тамара сидела на кухне, опустив голову на стол, в руке — стакан с ледяной водой. Лазерное ружье валялось рядом на полу. Она в бреду что-то говорила на непонятном мне языке. Температура у нее была очень высокая. Я сбежал вниз, принес медикаменты, вывалил их на стол. Хотел как можно скорее ввести лекарство, поэтому наполнил шприц и сделал укол прямо в сонную артерию. Женщина подняла голову, потом снова закрыла глаза и сказала:
— Уведи меня отсюда. Я хочу уйти.
— Всему свое время, — ответил я, желая как-то ее успокоить.
— Мне холодно. Похоже, я умираю.
— Не умрешь, — сказал я. Но холод — это плохо.
Иммунная система атакует мозг… Заполнив шприц антимозином, я ввел препарат ей в руку.
— Ты так добр ко мне, Анжело. Очень добр. Ты на самом деле так считаешь… о порядке… не хочешь порядка?
— Да. Не хочу.
— Тогда уходи. Уходи из Панамы. — Глаза ее открылись, она села прямо.
— Что это значит? — не понял я. Она долго смотрела на пол. Я снова спросил: — Что ты имеешь в виду?
— Хочешь, чтобы я вторично допустила ошибку? — Она улыбнулась — холодной, угрожающей улыбкой. — Это значит — убирайся. Немедленно! Наступает порядок, неудержимый порядок! Уходи из Панамы, уходи с Земли… Уходи от ИР и ОМП!
Я попытался уловить смысл в ее словах. Она смотрела на меня, как будто хотела передать свое знание взглядом. Силы ОМП — Объединенной Морской Пехоты — набираются на всех континентах и должны отстаивать интересы Земли в космосе. Теоретически у них нет политической власти ни на одной планете, хотя они контролируют пространство между планетами и тем самым держат под контролем всю галактику. Предполагается, что они не вмешиваются в политику, поэтому я не понял, почему Тамара связывает ИР — Искусственный Разум — с ОМП. Но, как и во всякой большой организации, многие части ОМП борются за власть. Я вспомнил и повторил слова Флако об империализме:
— Кто-то в Морской Пехоте вступил в контакт с Искусственным Разумом, чтобы овладеть Землей?
Тамара кивнула.
— Они захватывают страны одну за другой. Некоторые сейчас. Другие через несколько лет. Не знаю, много ли времени осталось у вас в Панаме.
Я вспомнил о политических затруднениях в соседних государствах, о ползущем распространении никитийского идеал — социализма. Теперь я знал имя виновного. Все это организовано разведкой ОМП. Но тем не менее все это казалось невозможным. Искусственному Разуму запрещено законом ввязываться в человеческие войны. ИР всегда оставались политически нейтральными, их наша политика не интересовала. И я не мог понять, что заставило их вмешаться и пойти на такой риск, в то время как их мозг всегда был занят другими проблемами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Убийца побежал, выронив нож. Я подобрал его и кинулся следом. Он бежал не быстро, все время хватаясь за колено и хромая, я же чувствовал себя легко и свободно. Движения и дыхание подчинялись ритму моего тела, оставляя мозг свободным для создания картин мести: хорошо бы разрезать этого человека от промежности до горла…
Я уже почти лишил его подвижности; оставалось его убить. Очевидно, он меня недооценил: конечно, я уже не молод, однако всегда следил за собой. Представляя себя старым львом, который вдруг обнаружил, что у него еще остался один клык и он может убивать, я наслаждался этим ощущением и потому не торопился; пусть он боится меня. Пусть он ждет смерть, чувствует, как она приближается. И тут вдруг я поймал себя на мысли, что сейчас напоминаю капитана, который не торопясь расстреливал детей на берегу. Нож сам выпал из руки. Негр почти перестал хромать и побежал заметно быстрее, но я продолжал преследовать его.
В моей голове прозвучал сигнал вызова комлинка. Я ответил.
— Хорошо бежишь, старый хрен, — убийца похвалил меня по-английски. Я не ответил. Мы выбрались из зарослей и пересекли дорогу вдоль канала. Потом перелезли через защитную сетку и рельсы поезда на магнитной подушке по ту сторону дороги. — Что ты будешь делать со мной, старик, если поймаешь? — спросил он.
— Вырву тебе кишки, — пообещал я. Он пробежал тоннелем под старым каналом, потом под новым, я не отставал. Мы держались направления на гетто Колона.
Вокруг уже виднелись деловые здания. Постепенно по обе стороны дороги, как стены каньона, поднялись многоквартирные жилые дома. На улицах почти никого не было — все, услышав топот бегущих, старались скрыться.
Я миновал трех грязных молодых людей, пивших пиво. Один из них рассмеялся и спросил: «Помочь?», но, когда я ответил «Да!», так и не побежал за мной.
Нужно было ожидать, что я встречу одну из полицейских камер, которые постоянно следят за этим районом. Но всякий раз камера оказывалась вырвана, и в одно и то же время я испытывал облегчение и страх: что бы ни произошло, это останется между нами: убийцей и мной.
— Пусть драка будет на равных. Давай найдем место, где есть хоть немного света, чтобы я тоже мог тебя видеть, — предложил человек.
Около баков с мусором рылся бродячий пес. Он зарычал и погнался за негром. Человек и собака добежали до освещенного перекрестка и свернули за угол — сразу вслед за этим собака завизжала от боли, и я на секунду приостановился. Впереди что-то ярко сверкнуло — я только собрался свернуть. Дом за моей спиной словно вздохнул и запылал. Отраженный свет жег мне глаза: они на мгновение закрылись, чтобы защитить себя от слишком большого количества инфракрасных лучей.
— Достаточно ярко для тебя, старик? — с издевкой поинтересовался преследуемый.
Я вбежал в переулок. Собака мертва, ее обожженные лапы еще дергаются. Краска зданий по обеим сторонам улицы горит. Пришлось отступить.
— Тебе нужно поблагодарить аллаха, ублюдок: я истратил свою единственную энергетическую гранату, — объявил человек. — Вернусь за тобой позже, — Он прервал связь.
Дорога шла в сторону моего дома, поэтому я побежал по параллельной улице, надеясь перехватить его. Но он исчез.
Я сидел на земле, плакал и думал о Флако с перерезанным горлом, о том, что не сумел отомстить за его смерть. На улице завыли пожарные сирены. Надо было идти домой. Воздух вдруг сделался густым, ноги у меня подгибались. Я все время думал о мертвом Флако и погоне за убийцей. Пока я считал, что нужно его догнать, я бежал без труда, но теперь меня охватила слабость. Оглядевшись, я увидел, что нахожусь на незнакомой улице. Я заблудился.
Пошел дальше, наконец сориентировался и направился домой. Захватив лопату, я пошел на плантации, чтобы похоронить Флако. Пока я добрался туда, тело его уже остыло.
Чилийка собиралась уходить. Увидев меня, она задрожала от страха и крикнула:
— Эта женщина, Тамара, она исчезла! Убежала в город!
Я кивнул в знак того, что понял, но чилийка продолжала твердить:
— Исчезла, исчезла. — Собирая свою одежду и посуду, она следила за мной краем глаза. Я выкопал неглубокую могилу и положил в нее труп Флако.
Проверил его карманы. Пусто.
Я поглядел на чилийку; она застонала и отбежала на несколько шагов, потом, дрожа от страха, опустилась на землю.
— Не убивай меня! — закричала она, размахивая руками, словно пытаясь защититься от нападения. — Не убивай меня! — Женщина была очень испугана, и я понял, что она считает убийцей меня.
— Что ты сделала с его вещами? — спросил я, не приближаясь.
— Смилуйся! Я мать! Пожалей меня! — причитала она. — Оставь мне немного денег. Чтобы, хватило до Пуэрто-Рико!
Я сделал шаг вперед и поднял лопату, словно собираясь ударить ее. Она заплакала, достала из-за пазухи сверток и бросила его на землю — бумажник Флако, пачка денег, завернутых в коричневую бумагу, и медальон святого Кристофера. Я заглянул в бумажник. Набит деньгами. Как я и предвидел, он взял себе солидную часть вырученного за кристалл. Я швырнул чилийке бумажник и отвернулся. Женщина уползла с ребенком и своими вещами.
Я засыпал Флако землей и прочел молитву над его могилой, попросив Бога простить убитому его грехи.
Пора было отправляться домой.
* * *
Тамара лежала в моей постели, подключившись к монитору сновидений. Негромко постанывая, закрыв лицо и опять свернувшись в позу зародыша, между колен она сжимала лазерное ружье. Платиновый блеск кожи говорил о высокой температуре. Я неслышно подошел, тихонько взял ружье, поставил на предохранитель и бросил в угол. Осмотрев ее руку, я понял: температура не от инфекции, воспаление и припухлость не превышали ожидаемого.
Взяв запасной монитор, я опять подключился к ее сну.
… На берегу ветер, холодный и резкий, ударил меня, словно собирался поднять и унести. В темном чистом небе над морем поднималась яркая алая луна. На кроваво — красном песке шуршали тысячи призрачных крабов, щелкая клешнями. Я спустился к самой воде. Волны у берега по-прежнему покачивали тушу быка.
На берегу лежал человеческий скелет. Кости были совершенно чистыми, только несколько крабов еще ползали внутри грудной клетки.
— Я тебя не ждала, — сказал скелет.
— Кого же?
— Не тебя.
Взглянув на берег, я произнес:
— Плохо, что Флако умер. Он был хорошим другом.
Скелет застонал. Несколько мгновений надо мной в воздухе стояла тень призрачной женщины в красных одеждах. Она бросила на ветер три желтые розы и исчезла. Я посмотрел на небо. Звезд не было.
Скелет продолжал:
— Я не стала там задерживаться, убежала и попыталась вернуться сюда. Заблудилась. Как умер Флако?
— Задушили, а потом еще и перерезали горло.
— Это Эйриш. Его любимый способ. Он всегда оставляет дважды убитых. — Волна подкатилась к моим ногам. Вода была густой, теплой и красной.
— Я почти добрался до него. Почти что убил…
— Эйриш — профессионал. Ты не смог бы ничего с ним сделать.
— Чуть не убил, — настаивал я.
— Ты не можешь его убить. Он создан для этой работы. Генетически выращен. Он только позволил тебе поверить, что ты сможешь, — сказал скелет. Мы оба некоторое время молчали. — Я умираю, Анжело. Я сказала тебе, что, если ты откажешься от меня, я умру. Ты предал меня?
— Да, — ответил я, — и, может, не один раз. Когда мы оперировали тебя, мы сделали снимок сетчатки глаза — проверили тебя по правительственным архивам.
— Они и ждали чего-нибудь такого. Вполне достаточно, чтобы обнаружить и убить меня, — сказал скелет.
— К тому же я дал тебе стимуляторы типа АВ, прежде чем разобрался, что у тебя пересажен мозг, — добавил я. — У тебя ведь пересажен мозг?
Она кивнула.
— Ты в опасности.
— Я мертва, — поправил скелет. Кости его начали утоньшаться и переламываться, как сухие прутики. Я хотел было сказать что-нибудь утешительное — и не смог. Скелет заметил, что я расстроился, и рассмеялся: — Оставь меня. Я не боюсь смерти.
— Все боятся смерти, — возразил я.
Ветер поднимал песок и швырял в меня. Из воды поднялся Левиафан, темное бесформенное существо с глазами на горбах, и принялся нас разглядывать. Шелестящее щупальце высоко поднялось в воздух, потом с плеском снова скрылось в воде. Чудовище ушло под воду, и я почувствовал, что его заставила это сделать Тамара. Она контролировала свой сон, но делала это скорее так, как делают это мазохисты либо отчаявшиеся в своей судьбе люди.
Скелет продолжил:
— Это потому, что они не практикуются в умирании. И боятся забвения, распада мышц, медленного вытекания жидкости из тела.
— А ты не боишься?
— Нет, — сказал скелет. — Я много раз умирала. — И с этими словами все изменилось: на костях наросла плоть, передо мной вновь появилась рыжеволосая женщина. Краб мгновенно впился в нее, но она даже глазом не моргнула.
— Зачем умер Флако? — что еще мне оставалось спросить?
Она на мгновение задержала дыхание, потом медленно выдохнула. Я не думал услышать ответ.
— Вероятно, я обязана тебе сказать, — услышал я наконец. — Мой муж генерал Амир Джафари хочет получить мой мозг, заключить его в мозговую сумку, а тело — в стасис.
— Зачем?
— Я служила в разведке. И допустила неосторожность. — Она снова умолкла, подбирая слова. — Я была на приеме с другими женами офицеров, и они говорили о недавно убитом политике. Я слишком много выпила и сказала, что всем давно известно, что его убили мы. Да и потом наболтала еще много того, чего не должна была говорить. В Объединенной Морской Пехоте за такие ошибки убивают. Муж добился, чтобы меня приговорили к жизни в сумке для мозга. Но это не жизнь.
Я вспомнил пустой, лишенный интонации голос генерала, в то время как он говорил, что не лишен человеческих чувств, словно убеждая самого себя.
В воде мертвый бык поднялся на ноги и фыркнул. Волна снова свалила его.
— Не понимаю. Зачем ему твое тело в стасисе? — Налетел холодный ветер, берег стал затягиваться корочкой льда.
— Кто его знает? Может, надеется использовать его, когда уйдет со службы? Как только я поняла его намерения, то не стала задерживаться и выяснять дальше. Единственным способом спастись для меня было отказаться от старого тела, поэтому я купила на черном рынке новое. Я думала, что, пока держу в руке кристалл и вижу его, я не в мозговой сумке. Вдобавок к этому я заставила криотехников поместить в мое тело мозг немецкой овчарки и послать его мужу в клетке, обнаженным. На шею повесила табличку: «Если все, что тебе нужно, — это верность и возможность трахать меня — я твоя». — Воспоминание, казалось, очень ее забавляло.
— Твой муж вызвал меня по комлинку. Предложил заплатить, если я отдам тебя. Мне кажется, он заботится о тебе. Хотя трудно сказать наверняка.
— Не позволяй ему одурачить тебя, — сказала она. — Это один из мертвецов, живых мертвецов. Он отказался от эмоций, когда стал кимехом.
— Не стоит так опрометчиво судить его…
— Поверь мне, у него остались только воспоминания об эмоциях. Воспоминания все время тускнеют.
— А Эйриш военный?
— Он неофициально выполняет разные задания для военных. Такие, как с Флако.
— Это он оторвал тебе кисть? Женщина рассмеялась.
— Нет. — Берег исчез. Я увидел Тамару в аэропорту, она выходила из черного мини — челнока «Мицубиси». Заглядевшись на снижающийся корабль, женщина захлопнула дверцу, зажав руку. Попыталась высвободить — стала вырывать и дергать руку. В конце концов вырвала, но без кисти. Я не мог в это поверить… И тут сцена снова изменилась, и я опять увидел лежащую на берегу женщину. Ее поедали призрачные крабы.
— Это тело — дрянь.
Эпизод испугал меня. Она не должна уничтожать в мониторе целый мир, для того чтобы показать мне одно — единственное воспоминание. Такое погружение в подсознание небезопасно.
— Пойду, — сказал я. — Нужны новые медикаменты, чтобы предотвратить повреждение мозга. Подождешь меня здесь?
Темные существа снова поднялись из моря и уставились на меня. Она пожала плечами.
— Да. Наверное.
Я отключился и отсоединился от монитора. Только что взошло солнце, и, так как предыдущие две ночи я спал мало, а аптека все равно еще не открылась, я решил немного подремать, поэтому лег рядом с Тамарой и закрыл глаза.
Проснулся я в три часа дня. Женщина спала рядом. Коснувшись ее рукой, я заметил: температура очень высокая. Невольно я поцеловал ее в лоб, потом посмотрел, не проснется ли она. Не проснулась. И я был рад этому, потому что наконец понял, где видел ее раньше: худое тело, истощенное и маленькое, было мне незнакомо, но лицо — нос, глаза, изгиб губ — напоминало мне Елену, мою покойную жену. Я мысленно выругал себя: мне следовало с самого начала увидеть это сходство, ведь образ Елены двадцать лет живет в моих снах… Хотя все кажется знакомым, когда достигаешь моего возраста. Трижды в жизни я встречал своих двойников; так что я понимал: встретить женщину, похожую на мою жену, — лишь вопрос времени. Мне казалось, я подготовлен к такой встрече, однако, если б так и было, я не поддался бы искушению согласиться помогать ей и не выглядел бы таким дураком, привязавшись к ней.
Переодев рубашку, я отправился в аптеку Васкеса. Купил там долговременные регуляторы роста и антимозин С. Заплатил наличными. На пути домой у меня было время подумать. Никогда раньше я не сталкивался с проблемой, которую не мог бы разрешить, конечно, если время позволяло. Проанализировав свой разговор с Тамарой, я решил, что в ее истории не все сходится. Если Джафари планировал заключить Тамару в мозговую сумку, ему не нужно ее тело. Разве что для продажи. Конечно, это при условии, что он не собирался в будущем снова соединить все в одно целое. Может, он и хотел это сделать, когда ситуация прояснится? Или просто продержал бы ее несколько лет в заключении, а потом бы потихоньку выпустил? Я чувствовал, что иду по верному следу. То, что Тамара не разгадала планы Джафари, свидетельствует либо об ее импульсивности, либо о неразумном страхе. Я решил, вернувшись домой, рассказать ей о своей теории, а пока что принялся обдумывать варианты ее спасения.
На посещение аптеки Васкеса ушло несколько часов…
* * *
Когда я вернулся, Тамара сидела на кухне, опустив голову на стол, в руке — стакан с ледяной водой. Лазерное ружье валялось рядом на полу. Она в бреду что-то говорила на непонятном мне языке. Температура у нее была очень высокая. Я сбежал вниз, принес медикаменты, вывалил их на стол. Хотел как можно скорее ввести лекарство, поэтому наполнил шприц и сделал укол прямо в сонную артерию. Женщина подняла голову, потом снова закрыла глаза и сказала:
— Уведи меня отсюда. Я хочу уйти.
— Всему свое время, — ответил я, желая как-то ее успокоить.
— Мне холодно. Похоже, я умираю.
— Не умрешь, — сказал я. Но холод — это плохо.
Иммунная система атакует мозг… Заполнив шприц антимозином, я ввел препарат ей в руку.
— Ты так добр ко мне, Анжело. Очень добр. Ты на самом деле так считаешь… о порядке… не хочешь порядка?
— Да. Не хочу.
— Тогда уходи. Уходи из Панамы. — Глаза ее открылись, она села прямо.
— Что это значит? — не понял я. Она долго смотрела на пол. Я снова спросил: — Что ты имеешь в виду?
— Хочешь, чтобы я вторично допустила ошибку? — Она улыбнулась — холодной, угрожающей улыбкой. — Это значит — убирайся. Немедленно! Наступает порядок, неудержимый порядок! Уходи из Панамы, уходи с Земли… Уходи от ИР и ОМП!
Я попытался уловить смысл в ее словах. Она смотрела на меня, как будто хотела передать свое знание взглядом. Силы ОМП — Объединенной Морской Пехоты — набираются на всех континентах и должны отстаивать интересы Земли в космосе. Теоретически у них нет политической власти ни на одной планете, хотя они контролируют пространство между планетами и тем самым держат под контролем всю галактику. Предполагается, что они не вмешиваются в политику, поэтому я не понял, почему Тамара связывает ИР — Искусственный Разум — с ОМП. Но, как и во всякой большой организации, многие части ОМП борются за власть. Я вспомнил и повторил слова Флако об империализме:
— Кто-то в Морской Пехоте вступил в контакт с Искусственным Разумом, чтобы овладеть Землей?
Тамара кивнула.
— Они захватывают страны одну за другой. Некоторые сейчас. Другие через несколько лет. Не знаю, много ли времени осталось у вас в Панаме.
Я вспомнил о политических затруднениях в соседних государствах, о ползущем распространении никитийского идеал — социализма. Теперь я знал имя виновного. Все это организовано разведкой ОМП. Но тем не менее все это казалось невозможным. Искусственному Разуму запрещено законом ввязываться в человеческие войны. ИР всегда оставались политически нейтральными, их наша политика не интересовала. И я не мог понять, что заставило их вмешаться и пойти на такой риск, в то время как их мозг всегда был занят другими проблемами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56