Это говорит об их отчаянии, они рискуют всем, надеясь, что мы им поможем.
— Так ты думаешь, некоторые из нас присоединятся к ним только потому, что хотят уважения? — спросил я. — Я боялся, ты скажешь что-нибудь похуже. Скажешь, что некоторые из нас уподобляются им.
— Разложение культуры действует в обоих направлениях, — ответила Абрайра, — и твои слова имеют смысл. Самураи долго учили нас «жить как мертвые». Это мистическая фраза, и эту философию они применяют не только к сражениям. Она не просто означает готовность отдать жизнь за какую-то цель, она означает, что нужно быть мертвым по отношению к собственной воле и желаниям. Обитатели «Мотоки» научились жить как овцы, действовать не задумываясь, просто потому, что такова воля их предводителей. Анжело, я видела, как в наших товарищах растет такая же пассивность. Возможно, ты прав. Некоторые из наших людей будут сражаться просто потому, что им все равно, что с ними станет.
Мы возвращались в лагерь мимо дома с безукоризненным газоном, украшенным большими странной формы камнями.
Навстречу шли три человека, все латиноамериканцы, в белых кимоно, они смеялись какой-то шутке. Я отступил, давая им возможность пройти, и неожиданно узнал в них мятежников, выпущенных из амбара. Ближайший ко мне — Даниель Coca, один из тех, что насиловал Абрайру.
Узнавание Даниеля и его смерть произошли почти одновременно. Тело мое само знало, где найти рукоять мачете, хотя мозг еще не знал. Я выхватил мачете из ножен и ударил его по шее и через грудную клетку. Качество стали таково, что она легко перерубила позвоночник. Даниель был человек, инфракрасного зрения у него не было. Я думаю, в сумерках он не узнал меня и так и не понял, что произошло.
Я схватил человека, с которым он разговаривал, низкорослого, с широкими ноздрями индейца, и прижал мачете к его горлу.
— Где Люсио? — закричал я.
Индеец тоже так часто умирал в симуляторе, что не испугался моего ножа. Холодно посмотрел на меня.
— Сержант Даниеля? Я его с полчаса не видел, с самого обеда. Он собирался идти с остальными в баню.
Абрайра достала свой мачете и стояла рядом со мной.
В городе много общественных бань. Я спросил:
— В которую? Индеец пожал плечами.
— Где вы обедали?
— У хозяина Танаки, выше по улице, третий дом слева.
Я оттолкнул его в сторону; он как будто не собирался драться. Я его раньше никогда не видел. Включился, чтобы связаться с Перфекто и предупредить его, что Люсио на свободе и направляется в баню. Перфекто поблагодарил меня и обещал немедленно присоединиться к охоте.
Я взглянул на Даниеля, валявшегося на земле в луже крови. И ничего не испытал к нему. Но был рад, что он мертв. Побежал по улице к деловому району — группе простых деревянных зданий без ярких вывесок, указывающих на то, каким делом занята та или иная контора. Кимаи-но-Дзи мал, и все и так знали, кто чем занимается. Бани можно было отыскать по доносящимся оттуда громким голосам и смеху, по пару, от которого запотели окна и который вырывался из открытой двери.
Я бросился к первой же бане, которую увидел, и Абрайра крикнула мне:
— Подожди! Подожди остальных! — Я продолжал бежать. Зубы мои стучали. В этой бане Люсио не было.
Четырьмя домами ниже по улице было более крупное и разукрашенное заведение. Я промчался через ярко освещенный гэнкан — предбанник, где складывают одежду и обувь. На колышках рядом с синими кимоно самураев висело несколько белых.
Из темной двери доносились голоса и запахи теплой воды и кедра. Я прошел внутрь и заглянул в ванну. Единственное освещение исходило от больших аквариумов, окружавших комнату, там среди лилий плавали гигантские карпы. Около сорока голых мужчин сидели в большом, полном до краев бассейне из камня и дерева. Искусственный ключ в стене подавал горячую воду, извилистой струйкой она стекала между камней в бассейн. Вначале я не заметил Люсио. Он обрезал волосы, шрам у него на лице почти исчез.
И он тоже не узнал меня, потому что я стоял в освещенной двери и мои седые волосы виделись белым сиянием над головой. Он никогда раньше не видел меня освещенным сзади — и сейчас перед ним был силуэт, икона. Неясная, генетически внушенная фигура генерала Торреса.
Лицо Люсио потекло, словно сделанное из замазки, челюсть безвольно отвисла. Зрачки расширились до размеров монеты. Он не шевелился. А я стоял, ожидая, пока акт привязывания завершится. Абрайра вслед за мной вбежала в гэнкан.
Самурай взглянул на мое окровавленное мачете и сказал на безупречном испанском:
— Драться иди на улицу. Не оскверняй воду в ванне.
Рука Люсио дернулась, он задрожал. Зрачки сузились, он начал сознавать, где находится. Но пока еще не узнавал меня.
— Выходи из бассейна! — приказал я ему. Он в ужасе выдохнул:
— Анжело!
— Выходи из бассейна!
Он встал и перебрался через край бассейна.
— Анжело, чего ты хочешь от меня? Что ты со мной сделаешь? — спросил он в смятении. Он был совершенно обнажен, кожа у него смуглая, как у индейца. Пенис и мошонка обвисли от горячей воды в ванне. Он напрягся, словно собираясь ударить, потом посмотрел мне на ноги, лицо его стало печальным, словно он устыдился собственным мыслям.
— Ты хочешь убить меня. — Это был не вопрос, а утверждение. Он неохотно поднял кулаки и расставил ноги, приняв защитную позу.
Я осторожно двинулся вперед, высматривая брешь в его защите.
— Анжело, нет! — крикнула Абрайра. Она бросилась вперед и схватила меня за локоть, потащила назад. Все японцы стыдливо прикрыли свои половые органы и присели. Над водой остались только головы. — Разве ты не видишь? Он больше не Люсио! У него больше нет своей личности. Он как Перфекто, Мигель и все остальные. Он такой, каким ты хочешь его видеть!
— Знаю! Но мне он не нужен. Он причинил тебе слишком много боли! Я хочу, чтобы он умер!
Рот Люсио превратился в печальную букву «О» — печаль будущего святого, отвергнутого Господом.
— И я никогда не смогу понравиться тебе? — спросил он.
Я внимательно следил за ним. И ничего не ответил. Он подскочил ко мне, схватил мачете за лезвие, вырвал у меня из руки и повернул ко мне.
— Смотри! — сказал он; ноздри его раздувались. — Смотри! Нам не нужно драться! Мне не нужно убивать тебя, а тебе не нужно убивать меня! Они уже сделали это с нами… — Он кивком указал на самураев в ванне. — Мы пойдем в битву, и у нас нет ни одного шанса уцелеть! — Люсио нервно облизнул губы и, дрожа, следил за мной.
Протянул мачете вперед, так что конец лезвия коснулся моего горла. Рука его дрожала. В этот момент он мог разрубить меня на куски.
Я поднял руку и отвел нож в сторону, он не сопротивлялся. Просто стоял и дрожал. Я хотел убить его. Разорвать голыми руками. Посмотрел на его половые органы, болтавшиеся в теплом воздухе.
— Ты можешь уйти! — сказал я. — Но твои яйца останутся! — И изо всей силы ударил коленом ему в промежность. Тефлексовое покрытие защитного костюма ударило его в мошонку, разорвало ее, словно я ударил пустую раковину. Он беззвучно упал назад и спиной ударился о пол. Его промежность была окровавлена. Я хотел оставить его, но взглянул и понял, что гнев мой не утих. Наказание недостаточно сильное.
— Indio! Mamon! — закричал я и несколько раз пнул его в ребра, и ему было слишком больно, чтобы он мог сопротивляться. Я ударил его в лицо, потом опустился на колени и еще раз стукнул по ребрам, стараясь поломать кости, которые казались твердыми, как камень. Я понял, что громко кричу, побежал в угол, подобрал свое мачете и скомандовал:
— Вставай, подлец! Защищайся, чтобы я мог убить тебя! — Я хотел убить его, но одновременно хотел бросить мачете, как сделал в первый раз, когда решил не убивать Эйриша. Но нож словно приклеился к моей руке. В предбаннике послышался шум, вбежал Перфекто.
Люсио лежал на полу и всхлипывал. Я хотел убить его и одновременно хотел оставить в покое. Вместо этого я наступил ему на левую руку, ударил ножом по сжатому кулаку, отрубил пальцы, надеясь, что это удовлетворит меня.
Но и этого оказалось недостаточно. Я не мог опустить мачете.
— Вставай, indio! — закричал я, а он продолжал всхлипывать.
Я поднял руку, собираясь погрузить мачете ему в живот.
— Нет! — закричал Перфекто, и я поднял голову. Он одним гибким движением перелетел через разделявшее нас пространство, перехватил мою руку и одновременно ударил ногой голову Люсио, сломав ему шею.
Люсио начал дергаться. Лицо Перфекто превратилось в маску боли.
— Я это сделаю, — негромко сказал он. Затем медленно достал собственный мачете и отрезал голову Люсио.
Стоял, глядя на труп, и плечи его дергались.
Потом выражение его лица изменилось — от задумчивой печали к изумлению.
— Он не сопротивлялся! Он был одним из нас! — крикнул он в ужасе и отскочил от трупа. Горе отразилось в его лице и глазах.
Он завыл от боли и упал на колени, как будто только что убил лучшего друга. И оставался на коленях, продолжая кричать. Слезы полились из его глаз, он смотрел на свои руки.
Я видел однажды, как он убивает, и думал, что это ему ничего не стоит. Но на этот раз убийство стоило ему слишком дорого.
Я не мог вынести крика Перфекто. Потрясенный, выбрался назад в гэнкан. Руки дрожали, неровное дыхание вырывалось со свистом. Перед глазами мелькали огненные точки. Я взял чье-то белое кимоно и стер им кровь с колен и рук, потом один пошел по направлению к лагерю.
Дорогу освещал спутник Пекаря, тускло — синий шар. По-прежнему многие наемники находились в домах японцев, слышался их смех.
Схватка с Люсио нисколько не удовлетворила меня. Все ночи в своей юности в Гватемале, когда я бродил по улицам в поисках солдат Квинтаниллы, убивших мою мать, я мечтал о возмездии. Представлял себе, как после завершения мести ко мне снизойдет мир и спокойствие. И точно такого же мира я надеялся достичь, убив Люсио.
Но теперь я чувствовал себя грешником. Снова я зашел слишком далеко — и знал, что за это придется платить. Когда я убил Эйриша, это стоило мне дома и страны. И снова я действовал опрометчиво, и теперь Перфекто будет сидеть в бане и плакать. Я подумал, что могу потерять друга. Если бы он не привязался ко мне, то не убил бы Люсио. Он сделал это, потому что думал, что этого хочу я, что я одобряю это, как одобрил убийство Бруто. Я не мог представить себе такую безрассудную преданность. Но, возможно, я настолько далеко отошел от правильного и разумного, что даже это общество наемников и привязанных химер не простит меня.
Полный мрачных мыслей, я добрался до лагеря, и там меня догнала Абрайра.
— Что ты здесь делаешь? — закричала она, и ее серебряные глаза гневно сверкали в лунном свете. Ее гнев показывает, что я прав, ожидая худшего, подумал я. Я потерял ее. — Перфекто нуждается в тебе! Он полон сознанием вины! Иди к нему! Немедленно!
Я повернулся и пошел назад к городу. На полпути встретил Мавро и Перфекто. Он согнулся и шел медленно, а Мавро держал его за руку. Перфекто громко всхлипывал. Я тоже взял его за руку и почувствовал, как буквально физически его чувство вины переходит ко мне.
Перфекто посмотрел на меня.
— Почему? Почему ты хотел убить его? — спросил он. — Тебе нечего было его бояться. — Рот химеры дернулся в отчаянии. Блеснули абсолютно ровные зубы.
— Не знаю, — честно ответил я. — Я был так зол на него, что не мог опустить мачете. Я пытался остановиться. И не смог.
Перфекто кивнул и посмотрел в землю, как будто такой ответ удовлетворил его.
— Он был один из нас, — пробормотал он. — Люсио был один из нас.
Я хотел объяснить, как все получилось, и торопливо продолжал:
— Я убиваю со дня нашей встречи, и не знаю почему! Я убил Эйриша и Хуана Карлоса. Я убил бы и Люсио!
Перфекто кивнул:
— Ты убил их, потому что они нарушили твою территорию. Вы, люди, этого не понимаете. Они нарушили твою территорию, и ты убил их. Подумай об этом и поймешь, что я прав.
Мысль показалась мне странной и неуместной. Я был ошеломлен. Перфекто — территориальное существо, и я мог понять, почему он убивает чужака, нарушившего его территорию, но я поразился, что он собственные мотивы переносит на меня.
Но тут до меня дошло. Я убил Эйриша в своем доме, на своем полу. Гоняясь за ним по улице, я бросил нож, я не хотел его убивать. Но когда Он нарушил мою территорию, я не проявил никакого милосердия. Хуан Карлос? Я убил его, потому что он входил в модуль В космического корабля! Но Люсио — он никогда не нарушал мою территорию. У меня не было причин убивать его. Теория Перфекто, казалось, не оправдывается.
— Но Люсио не нарушал мою территорию! — вслух сказал я. — У меня не было причин убивать его!
Перфекто продолжал брести к лагерю.
— Он нарушил территорию друга. А это то же самое. Мы защищаем своих друзей, как самих себя. Он изнасиловал Абрайру и отрезал ей пальцы. Это ужасное нарушение территории. И ты убил его за нарушение территории друга. Так поступают самцы. Опасность была в прошлом. Ты должен был оставить его в живых. Но все же — если тебе понадобится помощь в таких делах, — я здесь, амиго. — И Перфекто побрел дальше к лагерю.
Я молчал. При взгляде на генетическую карту Абрайры я поразился тому, как она отличается от человека. И сказал себе, что никогда не должен допускать ошибки и видеть в ней такую же личность, как я сам. Но слова Перфекто показали, что такой уж большой разницы нет. И я кое-что понял. Меня удивила реакция Абрайры во время мятежа, тот всепоглощающий ужас, который она испытала, страх насилия. Как сказал Перфекто, насилие — это ужасное нарушение территории. И поскольку Абрайра высокотерриториальное существо, страх насилия у нее сильнее, чем у людей. И, может быть, поэтому, подумал я, после насилия, после того как ей отрезали пальцы, мозг ее не выдержал. И в то же время я наконец понял весь смысл выражения «Поиск»: когда химера пускается в Поиск, ему недостаточно убить, он должен унизить свою жертву, нарушив ее территорию.
И, убивая Люсио, я жил по кодексу Поиска. Мое подсознание не позволяло просто убить его. Я систематически увечил его, старался кастрировать, отрезать руку, нарушить наиболее интимную его территорию — его тело.
И хотя я нарушал его территорию, Люсио, существо с высоко развитым территориализмом, отказывался защищаться. Он позволил мне сделать то, что я сделал с ним, потому что привязался ко мне. Генетическая привязанность оказалась настолько сильна, что даже когда я убивал его, он отдавался мне. Он не только позволил мне убить себя, он добровольно отдал свою жизнь, позволил мне делать с ней, что я хочу. И если бы я продолжал рубить его на куски, он каждый кусок отдавал бы мне. Люсио прощал мне каждый удар моего мачете.
И я наконец понял, почему Перфекто горестно рыдал.
Глава четырнадцатая
Той ночью я спал мало. Лежал без сна и обдумывал снова и снова свои поступки. И к утру оцепенел больше, чем от ночного холода. Утром в судне на воздушной подушке в лагерь прилетели помощники Цугио, возбужденные и раздраженные, и встретились с Гарсоном. Абрайра прослушала вызов и сказала, что нам в полном боевом снаряжении нужно идти к городу. Она приказала настроить микрофоны своих шлемов на канал А, субканал 0. При этом включении мы могли получать приказы от офицеров, но не могли разговаривать друг с другом. Такую связь используют только в бою. Абрайра, казалось, избегала встречаться со мной взглядом. Наши отношения изменились; я понял, что она перестала меня уважать…
Гарсон согласился сражаться с ябандзинами — похоже, вчера Абрайра говорила правду. Мы получим припасы и машины и выступим. Но мне казалось это неважным. Многие принесли с собой с Земли любимое оружие: плазменные ружья Галифакса, тяжелые боевые лазеры Бертонелли, стрелы Уайсиби. Все вооружились, и мы приготовились к маршу. Перфекто сидел в казарме и играл в карты с десятком наемников, а остальные стали строиться снаружи. Я удивился. Последний раз оглядывая помещение, я велел ему поторопиться, а он продолжал сидеть на полу и выглядел отвергнутым.
— Догоню, — сказал он.
Мы двинулись в город колоннами по четыреста человек, миновали деловой район в центре и прошли к посадочной полосе у индустриального парка. Все были напряжены и молчаливы. День выдался солнечный и ветреный, в километре от нас волны бились о песчаный берег, и ветер доносил звук прибоя. На летном поле находились два больших желтых дирижабля. Тут же пребывал генерал Цугио в сопровождении нескольких сотен японцев, мужчин и женщин. Они окружили трех девушек — японок в белом, сидевших в позе сэйдза и смотревших в сторону моря. Рядом располагалась группа операторов, снимавших голограмму происходящего.
Генерал Цугио прикрепил к груди микрофон. Рот его был презрительно искривлен. Он посмотрел на камеры, потом на микрофон у себя на лацкане, словно это какое-то насекомое. Готовился к своему шоу.
Когда мы выстроились колоннами и застыли по стойке смирно, генерал неожиданно поднял голову и словно впервые заметил нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Так ты думаешь, некоторые из нас присоединятся к ним только потому, что хотят уважения? — спросил я. — Я боялся, ты скажешь что-нибудь похуже. Скажешь, что некоторые из нас уподобляются им.
— Разложение культуры действует в обоих направлениях, — ответила Абрайра, — и твои слова имеют смысл. Самураи долго учили нас «жить как мертвые». Это мистическая фраза, и эту философию они применяют не только к сражениям. Она не просто означает готовность отдать жизнь за какую-то цель, она означает, что нужно быть мертвым по отношению к собственной воле и желаниям. Обитатели «Мотоки» научились жить как овцы, действовать не задумываясь, просто потому, что такова воля их предводителей. Анжело, я видела, как в наших товарищах растет такая же пассивность. Возможно, ты прав. Некоторые из наших людей будут сражаться просто потому, что им все равно, что с ними станет.
Мы возвращались в лагерь мимо дома с безукоризненным газоном, украшенным большими странной формы камнями.
Навстречу шли три человека, все латиноамериканцы, в белых кимоно, они смеялись какой-то шутке. Я отступил, давая им возможность пройти, и неожиданно узнал в них мятежников, выпущенных из амбара. Ближайший ко мне — Даниель Coca, один из тех, что насиловал Абрайру.
Узнавание Даниеля и его смерть произошли почти одновременно. Тело мое само знало, где найти рукоять мачете, хотя мозг еще не знал. Я выхватил мачете из ножен и ударил его по шее и через грудную клетку. Качество стали таково, что она легко перерубила позвоночник. Даниель был человек, инфракрасного зрения у него не было. Я думаю, в сумерках он не узнал меня и так и не понял, что произошло.
Я схватил человека, с которым он разговаривал, низкорослого, с широкими ноздрями индейца, и прижал мачете к его горлу.
— Где Люсио? — закричал я.
Индеец тоже так часто умирал в симуляторе, что не испугался моего ножа. Холодно посмотрел на меня.
— Сержант Даниеля? Я его с полчаса не видел, с самого обеда. Он собирался идти с остальными в баню.
Абрайра достала свой мачете и стояла рядом со мной.
В городе много общественных бань. Я спросил:
— В которую? Индеец пожал плечами.
— Где вы обедали?
— У хозяина Танаки, выше по улице, третий дом слева.
Я оттолкнул его в сторону; он как будто не собирался драться. Я его раньше никогда не видел. Включился, чтобы связаться с Перфекто и предупредить его, что Люсио на свободе и направляется в баню. Перфекто поблагодарил меня и обещал немедленно присоединиться к охоте.
Я взглянул на Даниеля, валявшегося на земле в луже крови. И ничего не испытал к нему. Но был рад, что он мертв. Побежал по улице к деловому району — группе простых деревянных зданий без ярких вывесок, указывающих на то, каким делом занята та или иная контора. Кимаи-но-Дзи мал, и все и так знали, кто чем занимается. Бани можно было отыскать по доносящимся оттуда громким голосам и смеху, по пару, от которого запотели окна и который вырывался из открытой двери.
Я бросился к первой же бане, которую увидел, и Абрайра крикнула мне:
— Подожди! Подожди остальных! — Я продолжал бежать. Зубы мои стучали. В этой бане Люсио не было.
Четырьмя домами ниже по улице было более крупное и разукрашенное заведение. Я промчался через ярко освещенный гэнкан — предбанник, где складывают одежду и обувь. На колышках рядом с синими кимоно самураев висело несколько белых.
Из темной двери доносились голоса и запахи теплой воды и кедра. Я прошел внутрь и заглянул в ванну. Единственное освещение исходило от больших аквариумов, окружавших комнату, там среди лилий плавали гигантские карпы. Около сорока голых мужчин сидели в большом, полном до краев бассейне из камня и дерева. Искусственный ключ в стене подавал горячую воду, извилистой струйкой она стекала между камней в бассейн. Вначале я не заметил Люсио. Он обрезал волосы, шрам у него на лице почти исчез.
И он тоже не узнал меня, потому что я стоял в освещенной двери и мои седые волосы виделись белым сиянием над головой. Он никогда раньше не видел меня освещенным сзади — и сейчас перед ним был силуэт, икона. Неясная, генетически внушенная фигура генерала Торреса.
Лицо Люсио потекло, словно сделанное из замазки, челюсть безвольно отвисла. Зрачки расширились до размеров монеты. Он не шевелился. А я стоял, ожидая, пока акт привязывания завершится. Абрайра вслед за мной вбежала в гэнкан.
Самурай взглянул на мое окровавленное мачете и сказал на безупречном испанском:
— Драться иди на улицу. Не оскверняй воду в ванне.
Рука Люсио дернулась, он задрожал. Зрачки сузились, он начал сознавать, где находится. Но пока еще не узнавал меня.
— Выходи из бассейна! — приказал я ему. Он в ужасе выдохнул:
— Анжело!
— Выходи из бассейна!
Он встал и перебрался через край бассейна.
— Анжело, чего ты хочешь от меня? Что ты со мной сделаешь? — спросил он в смятении. Он был совершенно обнажен, кожа у него смуглая, как у индейца. Пенис и мошонка обвисли от горячей воды в ванне. Он напрягся, словно собираясь ударить, потом посмотрел мне на ноги, лицо его стало печальным, словно он устыдился собственным мыслям.
— Ты хочешь убить меня. — Это был не вопрос, а утверждение. Он неохотно поднял кулаки и расставил ноги, приняв защитную позу.
Я осторожно двинулся вперед, высматривая брешь в его защите.
— Анжело, нет! — крикнула Абрайра. Она бросилась вперед и схватила меня за локоть, потащила назад. Все японцы стыдливо прикрыли свои половые органы и присели. Над водой остались только головы. — Разве ты не видишь? Он больше не Люсио! У него больше нет своей личности. Он как Перфекто, Мигель и все остальные. Он такой, каким ты хочешь его видеть!
— Знаю! Но мне он не нужен. Он причинил тебе слишком много боли! Я хочу, чтобы он умер!
Рот Люсио превратился в печальную букву «О» — печаль будущего святого, отвергнутого Господом.
— И я никогда не смогу понравиться тебе? — спросил он.
Я внимательно следил за ним. И ничего не ответил. Он подскочил ко мне, схватил мачете за лезвие, вырвал у меня из руки и повернул ко мне.
— Смотри! — сказал он; ноздри его раздувались. — Смотри! Нам не нужно драться! Мне не нужно убивать тебя, а тебе не нужно убивать меня! Они уже сделали это с нами… — Он кивком указал на самураев в ванне. — Мы пойдем в битву, и у нас нет ни одного шанса уцелеть! — Люсио нервно облизнул губы и, дрожа, следил за мной.
Протянул мачете вперед, так что конец лезвия коснулся моего горла. Рука его дрожала. В этот момент он мог разрубить меня на куски.
Я поднял руку и отвел нож в сторону, он не сопротивлялся. Просто стоял и дрожал. Я хотел убить его. Разорвать голыми руками. Посмотрел на его половые органы, болтавшиеся в теплом воздухе.
— Ты можешь уйти! — сказал я. — Но твои яйца останутся! — И изо всей силы ударил коленом ему в промежность. Тефлексовое покрытие защитного костюма ударило его в мошонку, разорвало ее, словно я ударил пустую раковину. Он беззвучно упал назад и спиной ударился о пол. Его промежность была окровавлена. Я хотел оставить его, но взглянул и понял, что гнев мой не утих. Наказание недостаточно сильное.
— Indio! Mamon! — закричал я и несколько раз пнул его в ребра, и ему было слишком больно, чтобы он мог сопротивляться. Я ударил его в лицо, потом опустился на колени и еще раз стукнул по ребрам, стараясь поломать кости, которые казались твердыми, как камень. Я понял, что громко кричу, побежал в угол, подобрал свое мачете и скомандовал:
— Вставай, подлец! Защищайся, чтобы я мог убить тебя! — Я хотел убить его, но одновременно хотел бросить мачете, как сделал в первый раз, когда решил не убивать Эйриша. Но нож словно приклеился к моей руке. В предбаннике послышался шум, вбежал Перфекто.
Люсио лежал на полу и всхлипывал. Я хотел убить его и одновременно хотел оставить в покое. Вместо этого я наступил ему на левую руку, ударил ножом по сжатому кулаку, отрубил пальцы, надеясь, что это удовлетворит меня.
Но и этого оказалось недостаточно. Я не мог опустить мачете.
— Вставай, indio! — закричал я, а он продолжал всхлипывать.
Я поднял руку, собираясь погрузить мачете ему в живот.
— Нет! — закричал Перфекто, и я поднял голову. Он одним гибким движением перелетел через разделявшее нас пространство, перехватил мою руку и одновременно ударил ногой голову Люсио, сломав ему шею.
Люсио начал дергаться. Лицо Перфекто превратилось в маску боли.
— Я это сделаю, — негромко сказал он. Затем медленно достал собственный мачете и отрезал голову Люсио.
Стоял, глядя на труп, и плечи его дергались.
Потом выражение его лица изменилось — от задумчивой печали к изумлению.
— Он не сопротивлялся! Он был одним из нас! — крикнул он в ужасе и отскочил от трупа. Горе отразилось в его лице и глазах.
Он завыл от боли и упал на колени, как будто только что убил лучшего друга. И оставался на коленях, продолжая кричать. Слезы полились из его глаз, он смотрел на свои руки.
Я видел однажды, как он убивает, и думал, что это ему ничего не стоит. Но на этот раз убийство стоило ему слишком дорого.
Я не мог вынести крика Перфекто. Потрясенный, выбрался назад в гэнкан. Руки дрожали, неровное дыхание вырывалось со свистом. Перед глазами мелькали огненные точки. Я взял чье-то белое кимоно и стер им кровь с колен и рук, потом один пошел по направлению к лагерю.
Дорогу освещал спутник Пекаря, тускло — синий шар. По-прежнему многие наемники находились в домах японцев, слышался их смех.
Схватка с Люсио нисколько не удовлетворила меня. Все ночи в своей юности в Гватемале, когда я бродил по улицам в поисках солдат Квинтаниллы, убивших мою мать, я мечтал о возмездии. Представлял себе, как после завершения мести ко мне снизойдет мир и спокойствие. И точно такого же мира я надеялся достичь, убив Люсио.
Но теперь я чувствовал себя грешником. Снова я зашел слишком далеко — и знал, что за это придется платить. Когда я убил Эйриша, это стоило мне дома и страны. И снова я действовал опрометчиво, и теперь Перфекто будет сидеть в бане и плакать. Я подумал, что могу потерять друга. Если бы он не привязался ко мне, то не убил бы Люсио. Он сделал это, потому что думал, что этого хочу я, что я одобряю это, как одобрил убийство Бруто. Я не мог представить себе такую безрассудную преданность. Но, возможно, я настолько далеко отошел от правильного и разумного, что даже это общество наемников и привязанных химер не простит меня.
Полный мрачных мыслей, я добрался до лагеря, и там меня догнала Абрайра.
— Что ты здесь делаешь? — закричала она, и ее серебряные глаза гневно сверкали в лунном свете. Ее гнев показывает, что я прав, ожидая худшего, подумал я. Я потерял ее. — Перфекто нуждается в тебе! Он полон сознанием вины! Иди к нему! Немедленно!
Я повернулся и пошел назад к городу. На полпути встретил Мавро и Перфекто. Он согнулся и шел медленно, а Мавро держал его за руку. Перфекто громко всхлипывал. Я тоже взял его за руку и почувствовал, как буквально физически его чувство вины переходит ко мне.
Перфекто посмотрел на меня.
— Почему? Почему ты хотел убить его? — спросил он. — Тебе нечего было его бояться. — Рот химеры дернулся в отчаянии. Блеснули абсолютно ровные зубы.
— Не знаю, — честно ответил я. — Я был так зол на него, что не мог опустить мачете. Я пытался остановиться. И не смог.
Перфекто кивнул и посмотрел в землю, как будто такой ответ удовлетворил его.
— Он был один из нас, — пробормотал он. — Люсио был один из нас.
Я хотел объяснить, как все получилось, и торопливо продолжал:
— Я убиваю со дня нашей встречи, и не знаю почему! Я убил Эйриша и Хуана Карлоса. Я убил бы и Люсио!
Перфекто кивнул:
— Ты убил их, потому что они нарушили твою территорию. Вы, люди, этого не понимаете. Они нарушили твою территорию, и ты убил их. Подумай об этом и поймешь, что я прав.
Мысль показалась мне странной и неуместной. Я был ошеломлен. Перфекто — территориальное существо, и я мог понять, почему он убивает чужака, нарушившего его территорию, но я поразился, что он собственные мотивы переносит на меня.
Но тут до меня дошло. Я убил Эйриша в своем доме, на своем полу. Гоняясь за ним по улице, я бросил нож, я не хотел его убивать. Но когда Он нарушил мою территорию, я не проявил никакого милосердия. Хуан Карлос? Я убил его, потому что он входил в модуль В космического корабля! Но Люсио — он никогда не нарушал мою территорию. У меня не было причин убивать его. Теория Перфекто, казалось, не оправдывается.
— Но Люсио не нарушал мою территорию! — вслух сказал я. — У меня не было причин убивать его!
Перфекто продолжал брести к лагерю.
— Он нарушил территорию друга. А это то же самое. Мы защищаем своих друзей, как самих себя. Он изнасиловал Абрайру и отрезал ей пальцы. Это ужасное нарушение территории. И ты убил его за нарушение территории друга. Так поступают самцы. Опасность была в прошлом. Ты должен был оставить его в живых. Но все же — если тебе понадобится помощь в таких делах, — я здесь, амиго. — И Перфекто побрел дальше к лагерю.
Я молчал. При взгляде на генетическую карту Абрайры я поразился тому, как она отличается от человека. И сказал себе, что никогда не должен допускать ошибки и видеть в ней такую же личность, как я сам. Но слова Перфекто показали, что такой уж большой разницы нет. И я кое-что понял. Меня удивила реакция Абрайры во время мятежа, тот всепоглощающий ужас, который она испытала, страх насилия. Как сказал Перфекто, насилие — это ужасное нарушение территории. И поскольку Абрайра высокотерриториальное существо, страх насилия у нее сильнее, чем у людей. И, может быть, поэтому, подумал я, после насилия, после того как ей отрезали пальцы, мозг ее не выдержал. И в то же время я наконец понял весь смысл выражения «Поиск»: когда химера пускается в Поиск, ему недостаточно убить, он должен унизить свою жертву, нарушив ее территорию.
И, убивая Люсио, я жил по кодексу Поиска. Мое подсознание не позволяло просто убить его. Я систематически увечил его, старался кастрировать, отрезать руку, нарушить наиболее интимную его территорию — его тело.
И хотя я нарушал его территорию, Люсио, существо с высоко развитым территориализмом, отказывался защищаться. Он позволил мне сделать то, что я сделал с ним, потому что привязался ко мне. Генетическая привязанность оказалась настолько сильна, что даже когда я убивал его, он отдавался мне. Он не только позволил мне убить себя, он добровольно отдал свою жизнь, позволил мне делать с ней, что я хочу. И если бы я продолжал рубить его на куски, он каждый кусок отдавал бы мне. Люсио прощал мне каждый удар моего мачете.
И я наконец понял, почему Перфекто горестно рыдал.
Глава четырнадцатая
Той ночью я спал мало. Лежал без сна и обдумывал снова и снова свои поступки. И к утру оцепенел больше, чем от ночного холода. Утром в судне на воздушной подушке в лагерь прилетели помощники Цугио, возбужденные и раздраженные, и встретились с Гарсоном. Абрайра прослушала вызов и сказала, что нам в полном боевом снаряжении нужно идти к городу. Она приказала настроить микрофоны своих шлемов на канал А, субканал 0. При этом включении мы могли получать приказы от офицеров, но не могли разговаривать друг с другом. Такую связь используют только в бою. Абрайра, казалось, избегала встречаться со мной взглядом. Наши отношения изменились; я понял, что она перестала меня уважать…
Гарсон согласился сражаться с ябандзинами — похоже, вчера Абрайра говорила правду. Мы получим припасы и машины и выступим. Но мне казалось это неважным. Многие принесли с собой с Земли любимое оружие: плазменные ружья Галифакса, тяжелые боевые лазеры Бертонелли, стрелы Уайсиби. Все вооружились, и мы приготовились к маршу. Перфекто сидел в казарме и играл в карты с десятком наемников, а остальные стали строиться снаружи. Я удивился. Последний раз оглядывая помещение, я велел ему поторопиться, а он продолжал сидеть на полу и выглядел отвергнутым.
— Догоню, — сказал он.
Мы двинулись в город колоннами по четыреста человек, миновали деловой район в центре и прошли к посадочной полосе у индустриального парка. Все были напряжены и молчаливы. День выдался солнечный и ветреный, в километре от нас волны бились о песчаный берег, и ветер доносил звук прибоя. На летном поле находились два больших желтых дирижабля. Тут же пребывал генерал Цугио в сопровождении нескольких сотен японцев, мужчин и женщин. Они окружили трех девушек — японок в белом, сидевших в позе сэйдза и смотревших в сторону моря. Рядом располагалась группа операторов, снимавших голограмму происходящего.
Генерал Цугио прикрепил к груди микрофон. Рот его был презрительно искривлен. Он посмотрел на камеры, потом на микрофон у себя на лацкане, словно это какое-то насекомое. Готовился к своему шоу.
Когда мы выстроились колоннами и застыли по стойке смирно, генерал неожиданно поднял голову и словно впервые заметил нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56