Все это Гарсон предпринимал на крайний случай. Если наш план не сработает, нам нужно будет сооружать собственную защиту. Но для этого нужны инструменты.
Не успели мы закончить работу, как услышали взрывы дымовых мин в южной части защитного периметра.
Во второй половине дня мы устанавливали на машины наше новое оружие и грузили бомбы с «мексиканским волосом». У каждого солдата такая бомба была прикреплена к поясу. Глаза отвыкли от света за три дня работы в полутьме. Дирижабли поднялись и направились на север. Небо было голубое, перерезанное желтыми зигзагами опаловых воздушных змеев. Кто-то за мной напевал приятную мелодию, словно пчела жужжала. Глаза у меня на ярком свете слезились, и я чувствовал себя хрупким, готовым разбиться. Руки дрожали.
Наши люди уже начали отход из разных частей города, и мы встретились на взлетном поле. Подобно остальным, я нашел свою машину и забрался в нее. Скоро ко мне присоединились компадрес. Когда все погрузились, Гарсон дал знак, и мы двинулись на север, прочь от Кимаи-но-Дзи, подальше от осторожно подходивших с юга самураев.
План Гарсона был обманчиво прост: подождать севернее города, пока не нападут ябандзины, затем двинуться к Хотокэ-но-Дза и завладеть этим городом. Объединенные Нации признают любое достаточно сильное правительство, которое сможет распространить свою власть на всю планету. Если мы захватим столицу ябандзинов, нас признают единственным законным правительством на Пекаре.
Мы медленно двигались через разрушенный город. Целые районы выгорели. Геноцид, который мы начали в первый день, все это время продолжался: за каждого нашего убитого мы сжигали по два десятка домов. Осталось в живых не больше двадцати тысяч японцев. Повсюду видны были груды непогребенных обгоревших тел, тело на теле, ужас на ужасе.
Мы глотали пыль, поднятую нашими компадрес, поэтому Абрайра перевела нашу машину в край колонны. Я хорошо видел совершенные нами жестокости. Все молчали.
Последние немногие жители вышли из домов и радостно приветствовали наш уход. В городе остались почти исключительно вдовы и сироты. Мы были вооружены, но японцы стояли почти у нас на дороге. Если бы я снял шлем, мог бы ощутить дыхание старух, мимо которых мы проезжали.
Около пятисот оставшихся самураев были готовы к бою. Некоторые стояли в полном снаряжении. Каким-то образом им удалось его сохранить, несмотря на наши обыски. У многих были ножи, дубинки, мечи.
На дорогу выступил мастер Кейго. Он возвышался даже над самыми высокими людьми в толпе. Одет он был в зеленую броню и держал в одной руке длинный меч, в другой — шлем. Увидев его, я почувствовал, как замерло сердце. Он внимательно смотрел на колонну, и я был рад, что остаюсь неузнанным в своем снаряжении. Но он все же узнал своих учеников и взмахнул рукой. Абрайра остановила машину.
— Я хочу сражаться за вас! — крикнул Кейго. — В Хотокэ-но-Дза, у Трона Будды!
Абрайра спросила:
— Почему ты хочешь сражаться за нас? Ябандзины идут сюда. — В голосе ее звучали усталость, неуверенность и равнодушие.
— Я еще ребенком дал клятву, что когда-нибудь буду сражаться у Трона Будды. — Он улыбнулся мертвенной улыбкой. — Там тоже будут ябандзины. Я выпил свой чай. Мозг мой ясен. Я готов к битве.
— А как же твоя жена? Улыбка пропала.
— Она умерла.
Я видел, как перед нами останавливаются другие машины. Самураи разговаривали со своими учениками. Абрайра пожала плечами.
— Как вы думаете, muchachos, найдем мы место для старого друга?
Я не доверял Кейго. Я очень устал и не хотел никаких игр. Поднес к его лицу свой лазер, и Кейго слегка нахмурился, будто моя угроза была намеком на оскорбление.
— Человек чести говорит правду, когда спрашивают о его намерениях, — сказал я. — Почему ты хочешь идти с нами? Хочешь убить нас во сне?
Кейго покачал головой.
— Я не буду вредить вам. Клянусь! Мавро сказал:
— Значит, вы, самураи, хотите убить Гарсона. Отомстить за Мотоки. Поклянись своей честью, что не причинишь вреда генералу Гарсону!
Кейго нахмурился, глаза его сверкнули.
— Как я могу дать такую клятву? Самурай не может жить, если не отомстил за своего хозяина! Я скорее умру!
— Ты не сможешь отомстить за Мотоки. У тебя не будет ни малейшей возможности, — сказал я. — Почему бы тебе не покончить с собой? Люди вашей культуры почитают самоубийство. Я видел это в ваших глазах!
Кейго плюнул на землю.
— А ваши люди любят убийство! Я видел это в ваших глазах!
Гнев наполнил меня, накатился как волна. Мавро повернул плазменную пушку и нажал спуск: плазма прожгла лоб Кейго, на мгновение его голова наполнилась светом, как будто череп превратился в фонарь. Кейго опустился на колени и упал лицом вниз.
Абрайра пошевелилась, готовая двинуть машину дальше.
— Подожди! — сказал Мавро, спрыгнул с машины и поднял меч Кейго. — Отличный сувенир после нашего отпуска в Кимаи-но-Дзи! — Он рассмеялся.
Я смотрел удивленно. Мы убили многих, но те не проявляли к нам доброты. Не приглашали в свой дом и не кормили нас. Сильный ветер дул нам в лицо. Впереди несколько старух начали бросать камни в наших людей. Наемники открыли огонь и уложили их всех. Я представил себе, как говорили друг с другом наши люди, шутили, прежде чем открыть огонь: «Вот какая злющая! Следи за ней! Не подпускай слишком близко!»
«Ваши люди любят убийство, — сказал Кейго, и эти слова звенели у меня в ушах. — Ваши люди любят убийство». Мне уже приходило в голову, что я нахожусь в обществе убийц, но эта мысль показалась такой безумной, что я боялся себе поверить.
Как и все мы, Мавро смотрел на город:
— Ах, — сказал он. — Работа выполнена только наполовину.
За нашей спиной начали взрываться здания. Это специальный отряд уничтожал все, что могли использовать ябандзины: большие строения и склады в промышленном секторе, магазины в деловом районе. Несильные взрывы, рассчитанные на получение дозированного ущерба, только чтобы обвалилось здание. Японцы стояли вдоль дороги, линия оборванных, похожих на чучела людей. Даже спустя три дня некоторые районы города дымились. Сильные ветры и дожди сорвали цветы со сливовых деревьев. Прежняя столица напоминала мусорный бак. Здания — груды мусора, ни на что не годные, и люди, тоже как будто со свалки. И, как сказал Мавро, мы только наполовину выполнили свою работу на этой планете. «Ваши люди любят убийство».
Взрывы продолжались несколько минут. Я устал, меня клонило ко сну. Чуть погодя я понял, что взрывы кончились, и я слышу только стук собственного сердца. Голова отяжелела, в глаза словно насыпали песок. Снова послышались взрывы, но теперь не сзади, а впереди нас: Гарсон послал вперед кибертанки, управляемые на расстоянии, чтобы расчистить нам дорогу через минные поля. Для защиты города не оставалось ни одной машины.
Мы продвинулись на километр от города, миновали наши старые казармы. Воздух казался каким-то желтым, как бывает, когда сильно устаешь, но при этом очертания предметов обрели неестественную четкость. В кустах по сторонам дороги я видел груды обнаженных тел: сюда приводили японских женщин и насиловали, прежде чем убить. Их было много, голые ноги, казалось, обнимали тела других жертв, на лицах выражение тупого удивления, такое нередко у недавно умерших. В животе у меня все напряглось, а Мавро произнес:
— Смотрите: одноразовые люди. Используй — и выбрасывай! — Голос его звучал гораздо трезвее, чем позволяли предположить сказанные им слова.
За спиной взорвалось хранилище горючего, и все вокруг окрасилось в красный цвет. Я не оборачивался. Смотрел вперед-то ли секунды, то ли часы. И увидел, как что-то движется в кустах на склоне холма.
Вначале я подумал, что это кошка. Но между соснами бежала маленькая девочка с узкими бедрами, пробивалась сквозь заросли, как дикое животное, подальше от нас, вверх по холму. Она оглянулась, и я увидел бледное европейское лицо, темные глаза, темно — каштановые волосы, обрамляющие щеки.
— Татьяна! — позвал я, потому что, конечно, это была Татьяна, та самая девочка возле моего дома в Панаме.
Кто-то толкнул меня, и Абрайра сказала в микрофон:
— Проснись, Анжело! Внимательней. Переключи свой микрофон на субволну 672.
Я пришел в себя, и увидел, что мир не таков, как в моем сне. Мы двигались по узкой долине, склоны которой поросли соснами, вслед за десятком других машин, и в воздух, падая за нами, взлетали осколки. Меня лихорадило от недосыпа. Косые лучи солнца пробивались сквозь деревья. Я коснулся кнопок у подбородка, настраиваясь на волну своих товарищей.
— Ужасный сон! — сказал я. — Мне снилось, что мы проезжали груды женщин, убитых нашими амигос.
Какое-то время все молчали. Потом Абрайра горько ответила:
— Мы их действительно проезжали.
Глава пятнадцатая
День был серый и холодный. Мы поглядывали назад, чтобы убедиться, что самураи с юга нас не преследуют. Я чувствовал себя отупевшим и грязным, голова болела. Я целую неделю не снимал защитного костюма и тосковал по ванне. Все время вспоминал мертвых женщин, путаницу рук, ног, волос. Не мог ясно сообразить. Не мог представить себе, как кто-то оказался способен совершить такое. Но я видел трупы. «Ваши люди любят убийство».
Я смотрел на людей в машине, неотличимых друг от друга, спрятавшихся за хитиновой оболочкой. Чувствовал внутри такую же пустоту, как и после убийства несколько дней назад; я отупел, мысли ворочались вяло. Мы все пусты в своей броне. Стрекозы. Я видел однажды в фильме, как стрекозы висят над полем и хватают синих мух, поедая их. Крылатая смерть. Мы крылатая смерть. Я знал, кто убил женщин в Кимаи-но-Дзи. Пустые люди, такие же, как я. «Ваши люди любят убийство».
Я вспомнил, как в молодости проводил время в Майами, загорел как ящерица на крыше своей квартиры, мечтал уйти от пустых людей, найти себе место среди других, ведущих жизнь, полную страсти. Вспомнил деревню в Гватемале, деревню своего детства, где мужчины мочились у дороги, и глотали слезы, слушая трогательные истории, и смеялись из-за пустяков. В той жизни была страсть. За все три года своего бегства я не ушел от пустых людей. Не обрел свою страсть. Эта война уничтожает меня. Все это время я искал жизни, стремился испытывать эмоции в полном объеме. Теперь мой мир сузился до одной эмоции: я ищу сочувствия. И утрачиваю даже то, что имел. «Ваши люди любят убийство».
Последние слова Кейго — явная неправда. Я не люблю убийство. И я отбросил бы его слова, если бы на руках у меня не было столько крови. Чувства переполняли меня. Если буду воспринимать их серьезно, сойду с ума. Но ты уже сошел с ума, прошептал мой внутренний голос. Ты уже сошел с ума. Я отбросил злую мысль и попытался овладеть собой.
Наш путь по Пекарю обещал быть необычным. Через двадцать километров начала появляться местная флора и фауна: пара светло — синих губ в трещине древесного ствола, очевидно, какое-то местное растение — паразит. Большая река вилась меж холмов как огромная серая змея. Под гигантскими пихтами росла местная трава, почки на ней — как будто черные яйца. Опаловые птицы носились над водой на большой скорости, какие-то стеклянистые существа показывались на поверхности.
Мы разбили лагерь, и Гарсон выпустил три наблюдательных воздушных шара, чтобы следить за окружающими холмами. Никто нас не преследовал. Это дало нам возможность попробовать выспаться.
Начался дождь, холодная вода просачивалась под броню. Мы разбрелись в поисках укрытия. Большинство устроилось под поваленными бурей соснами, но мы еще целый час искали место поудобнее и километра на три удалились от своих компадрес. Мавро уверял, что где-нибудь поблизости обязательно отыщется отличная теплая пещера. Мы нашли большое светло — синее пустое бревно, достаточно просторное, чтобы вместить нас всех, и Завала очень хотел устроиться там, но Мавро пальнул в бревно из лазера, и оно тут же захлопнулось. Если бы у нас хватило ума забраться в него, мы были бы проглочены целиком. Наконец мы нашли то, что искали: на склоне холма в зарослях у ручья лежал гигантский пустой череп какого-то хищника. Он был так велик, что мы впятером смогли разместиться в нем, защищенные от ветра и дождя. В тонких местах череп оказался странно прозрачным, сквозь него почти можно было видеть, и вообще он не был похож на череп знакомых мне животных — хрупкий и угловатый, и зубы в челюсти тоже необычны для хищника. Как хрящевые зубы некоторых рыб, зубы и челюсть — одно целое, просто заострения на конце кости.
Мы заткнули щели в черепе сухой травой и веточками, чтобы в наше убежище не проникал ветер, потом согрели камень короткими выстрелами из моего лазера. Сняли шлемы: воздух был чистый и свежий. Все очень замерзли и просто сидели, отдыхали и смотрели, как заходит солнце. Старались набраться сил, чтобы затем приготовить ужин. Сутки на Пекаре — всего двадцать часов, поэтому солнце садится здесь быстрее, чем на Земле, особенно в горах и в облачные дни. Казалось, просто выключают свет. Такие здесь сумерки.
Немного погодя Завала хмыкнул и несколько нервно спросил:
— Интересно, что это за животное. И чем оно питалось?
Вопрос показался мне странным. Мы видели в симуляторах речных драконов — Кава но Риу. Огромные пурпурные змееподобные существа, с такими слабыми конечностями, что они не могут ходить, а только ползают. Это, должно быть, череп исключительно крупного экземпляра. Зубы изношены и поломаны. Я указал на них и объяснил:
— Эти зубы явно предназначались для того, чтобы ловить и удерживать добычу. — Потом показал на зуб у моей ноги. — А у этого длинные острые края, он для пережевывания мяса. Очевидно, животное это хищное.
Завала еще больше испугался.
— Si, но что оно ест? Мавро ответил:
— Очевидно, что-то медлительное, тупое и жирное. Наверное, он питался японцами.
Все рассмеялись. Мавро пошел к машине, достал пакеты с рисом и овощами, бутылки сакэ. Я почувствовал себя легко, был доволен и готов не спать и дальше. Мы подогрели ужин, и за едой Завала сказал:
— Знаете, что мне это напоминает? Мы с друзьями в юности так спали в кустах. А вы?
Я много лет не спал под открытым небом и должен был согласиться — когда спишь на воздухе, чувствуешь себя прекрасно.
Завала предложил:
— Давайте рассказывать страшные истории. Слышали о вампирах мозга? — И он рассказал старую байку о человеке таком умном, что ему не с кем было поговорить. И он создал Искусственный Разум, способный поддерживать с ним беседу. Когда этот человек умер, ИР почувствовал себя одиноким и создал биоразум, мозг, весивший двенадцать килограммов и обитавший в собственном кимехе. Но для того, чтобы оставаться живым, этот новый мозг нуждался в постоянном притоке крови, и Завала рассказал обо всех причудливых и сложных способах, какими биоразум снабжал себя кровью. Глупая байка; она была старой уже во времена моей юности.
— Я знаю одну историю, — заговорил Мавро, когда Завала закончил. — Это подлинная история. В моей молодости, когда я дружил со студентами технического колледжа, у меня был друг по имени Ксавье Coca, и у него был прирожденный Дар. В пси — тестах он набирал 991 очко. Во всей галактике не наберется и ста человек с таким сильным Даром, и власти пристально следили за ним, ожидая, когда он созреет, чтобы использовать его способности. Ксавье много времени проводил, исследуя миры, которые никто, кроме него, не мог видеть. Он утверждал, что реальность напоминает лук, с бесконечным количеством слоев один под другим, находящихся под тем единственным слоем, который мы можем видеть. Мы способны в нашем теперешнем состоянии видеть только верхний слой, но он с помощью своего Дара проникал в один за другим, чтобы поглядеть, что там, ниже, познать такие уровни вселенной, которые нам недоступны. На каждом уровне есть животные и разумные существа. Некоторые из этих существ есть и в нашем мире, но в иной форме, а некоторые вообще бесформенны. Люди обитают в нескольких вселенных одновременно, но большинство осознает реальность только одного уровня. Например, если бы мы смогли воспринять альтернативную вселенную, которой владеющие Даром дали номер шестнадцать, мы бы увидели себя в виде растений — шары разноцветной энергии, со щупальцами из света, лишенные всякого волевого начала. Не существа, которые действуют, а такие, над которыми совершают действия.
Однажды мы с Ксавье слушали музыку, и я почему-то без всякой причины очень испугался. Ксавье долго смотрел на меня, потом взмахнул рукой, и страх прошел. Он сказал, что на шестнадцатом уровне на меня напало некое существо и стало поедать меня.
В той вселенной мы далеко от своего центра. Но то, что в нашей вселенной представляется нам простыми морскими моллюсками, на самом деле существа редкого и светлого разума.
Все вы знаете лишь одну вселенную, в которой воюют Объединенные Нации. Они шлют на войну всех, обладающих Даром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Не успели мы закончить работу, как услышали взрывы дымовых мин в южной части защитного периметра.
Во второй половине дня мы устанавливали на машины наше новое оружие и грузили бомбы с «мексиканским волосом». У каждого солдата такая бомба была прикреплена к поясу. Глаза отвыкли от света за три дня работы в полутьме. Дирижабли поднялись и направились на север. Небо было голубое, перерезанное желтыми зигзагами опаловых воздушных змеев. Кто-то за мной напевал приятную мелодию, словно пчела жужжала. Глаза у меня на ярком свете слезились, и я чувствовал себя хрупким, готовым разбиться. Руки дрожали.
Наши люди уже начали отход из разных частей города, и мы встретились на взлетном поле. Подобно остальным, я нашел свою машину и забрался в нее. Скоро ко мне присоединились компадрес. Когда все погрузились, Гарсон дал знак, и мы двинулись на север, прочь от Кимаи-но-Дзи, подальше от осторожно подходивших с юга самураев.
План Гарсона был обманчиво прост: подождать севернее города, пока не нападут ябандзины, затем двинуться к Хотокэ-но-Дза и завладеть этим городом. Объединенные Нации признают любое достаточно сильное правительство, которое сможет распространить свою власть на всю планету. Если мы захватим столицу ябандзинов, нас признают единственным законным правительством на Пекаре.
Мы медленно двигались через разрушенный город. Целые районы выгорели. Геноцид, который мы начали в первый день, все это время продолжался: за каждого нашего убитого мы сжигали по два десятка домов. Осталось в живых не больше двадцати тысяч японцев. Повсюду видны были груды непогребенных обгоревших тел, тело на теле, ужас на ужасе.
Мы глотали пыль, поднятую нашими компадрес, поэтому Абрайра перевела нашу машину в край колонны. Я хорошо видел совершенные нами жестокости. Все молчали.
Последние немногие жители вышли из домов и радостно приветствовали наш уход. В городе остались почти исключительно вдовы и сироты. Мы были вооружены, но японцы стояли почти у нас на дороге. Если бы я снял шлем, мог бы ощутить дыхание старух, мимо которых мы проезжали.
Около пятисот оставшихся самураев были готовы к бою. Некоторые стояли в полном снаряжении. Каким-то образом им удалось его сохранить, несмотря на наши обыски. У многих были ножи, дубинки, мечи.
На дорогу выступил мастер Кейго. Он возвышался даже над самыми высокими людьми в толпе. Одет он был в зеленую броню и держал в одной руке длинный меч, в другой — шлем. Увидев его, я почувствовал, как замерло сердце. Он внимательно смотрел на колонну, и я был рад, что остаюсь неузнанным в своем снаряжении. Но он все же узнал своих учеников и взмахнул рукой. Абрайра остановила машину.
— Я хочу сражаться за вас! — крикнул Кейго. — В Хотокэ-но-Дза, у Трона Будды!
Абрайра спросила:
— Почему ты хочешь сражаться за нас? Ябандзины идут сюда. — В голосе ее звучали усталость, неуверенность и равнодушие.
— Я еще ребенком дал клятву, что когда-нибудь буду сражаться у Трона Будды. — Он улыбнулся мертвенной улыбкой. — Там тоже будут ябандзины. Я выпил свой чай. Мозг мой ясен. Я готов к битве.
— А как же твоя жена? Улыбка пропала.
— Она умерла.
Я видел, как перед нами останавливаются другие машины. Самураи разговаривали со своими учениками. Абрайра пожала плечами.
— Как вы думаете, muchachos, найдем мы место для старого друга?
Я не доверял Кейго. Я очень устал и не хотел никаких игр. Поднес к его лицу свой лазер, и Кейго слегка нахмурился, будто моя угроза была намеком на оскорбление.
— Человек чести говорит правду, когда спрашивают о его намерениях, — сказал я. — Почему ты хочешь идти с нами? Хочешь убить нас во сне?
Кейго покачал головой.
— Я не буду вредить вам. Клянусь! Мавро сказал:
— Значит, вы, самураи, хотите убить Гарсона. Отомстить за Мотоки. Поклянись своей честью, что не причинишь вреда генералу Гарсону!
Кейго нахмурился, глаза его сверкнули.
— Как я могу дать такую клятву? Самурай не может жить, если не отомстил за своего хозяина! Я скорее умру!
— Ты не сможешь отомстить за Мотоки. У тебя не будет ни малейшей возможности, — сказал я. — Почему бы тебе не покончить с собой? Люди вашей культуры почитают самоубийство. Я видел это в ваших глазах!
Кейго плюнул на землю.
— А ваши люди любят убийство! Я видел это в ваших глазах!
Гнев наполнил меня, накатился как волна. Мавро повернул плазменную пушку и нажал спуск: плазма прожгла лоб Кейго, на мгновение его голова наполнилась светом, как будто череп превратился в фонарь. Кейго опустился на колени и упал лицом вниз.
Абрайра пошевелилась, готовая двинуть машину дальше.
— Подожди! — сказал Мавро, спрыгнул с машины и поднял меч Кейго. — Отличный сувенир после нашего отпуска в Кимаи-но-Дзи! — Он рассмеялся.
Я смотрел удивленно. Мы убили многих, но те не проявляли к нам доброты. Не приглашали в свой дом и не кормили нас. Сильный ветер дул нам в лицо. Впереди несколько старух начали бросать камни в наших людей. Наемники открыли огонь и уложили их всех. Я представил себе, как говорили друг с другом наши люди, шутили, прежде чем открыть огонь: «Вот какая злющая! Следи за ней! Не подпускай слишком близко!»
«Ваши люди любят убийство, — сказал Кейго, и эти слова звенели у меня в ушах. — Ваши люди любят убийство». Мне уже приходило в голову, что я нахожусь в обществе убийц, но эта мысль показалась такой безумной, что я боялся себе поверить.
Как и все мы, Мавро смотрел на город:
— Ах, — сказал он. — Работа выполнена только наполовину.
За нашей спиной начали взрываться здания. Это специальный отряд уничтожал все, что могли использовать ябандзины: большие строения и склады в промышленном секторе, магазины в деловом районе. Несильные взрывы, рассчитанные на получение дозированного ущерба, только чтобы обвалилось здание. Японцы стояли вдоль дороги, линия оборванных, похожих на чучела людей. Даже спустя три дня некоторые районы города дымились. Сильные ветры и дожди сорвали цветы со сливовых деревьев. Прежняя столица напоминала мусорный бак. Здания — груды мусора, ни на что не годные, и люди, тоже как будто со свалки. И, как сказал Мавро, мы только наполовину выполнили свою работу на этой планете. «Ваши люди любят убийство».
Взрывы продолжались несколько минут. Я устал, меня клонило ко сну. Чуть погодя я понял, что взрывы кончились, и я слышу только стук собственного сердца. Голова отяжелела, в глаза словно насыпали песок. Снова послышались взрывы, но теперь не сзади, а впереди нас: Гарсон послал вперед кибертанки, управляемые на расстоянии, чтобы расчистить нам дорогу через минные поля. Для защиты города не оставалось ни одной машины.
Мы продвинулись на километр от города, миновали наши старые казармы. Воздух казался каким-то желтым, как бывает, когда сильно устаешь, но при этом очертания предметов обрели неестественную четкость. В кустах по сторонам дороги я видел груды обнаженных тел: сюда приводили японских женщин и насиловали, прежде чем убить. Их было много, голые ноги, казалось, обнимали тела других жертв, на лицах выражение тупого удивления, такое нередко у недавно умерших. В животе у меня все напряглось, а Мавро произнес:
— Смотрите: одноразовые люди. Используй — и выбрасывай! — Голос его звучал гораздо трезвее, чем позволяли предположить сказанные им слова.
За спиной взорвалось хранилище горючего, и все вокруг окрасилось в красный цвет. Я не оборачивался. Смотрел вперед-то ли секунды, то ли часы. И увидел, как что-то движется в кустах на склоне холма.
Вначале я подумал, что это кошка. Но между соснами бежала маленькая девочка с узкими бедрами, пробивалась сквозь заросли, как дикое животное, подальше от нас, вверх по холму. Она оглянулась, и я увидел бледное европейское лицо, темные глаза, темно — каштановые волосы, обрамляющие щеки.
— Татьяна! — позвал я, потому что, конечно, это была Татьяна, та самая девочка возле моего дома в Панаме.
Кто-то толкнул меня, и Абрайра сказала в микрофон:
— Проснись, Анжело! Внимательней. Переключи свой микрофон на субволну 672.
Я пришел в себя, и увидел, что мир не таков, как в моем сне. Мы двигались по узкой долине, склоны которой поросли соснами, вслед за десятком других машин, и в воздух, падая за нами, взлетали осколки. Меня лихорадило от недосыпа. Косые лучи солнца пробивались сквозь деревья. Я коснулся кнопок у подбородка, настраиваясь на волну своих товарищей.
— Ужасный сон! — сказал я. — Мне снилось, что мы проезжали груды женщин, убитых нашими амигос.
Какое-то время все молчали. Потом Абрайра горько ответила:
— Мы их действительно проезжали.
Глава пятнадцатая
День был серый и холодный. Мы поглядывали назад, чтобы убедиться, что самураи с юга нас не преследуют. Я чувствовал себя отупевшим и грязным, голова болела. Я целую неделю не снимал защитного костюма и тосковал по ванне. Все время вспоминал мертвых женщин, путаницу рук, ног, волос. Не мог ясно сообразить. Не мог представить себе, как кто-то оказался способен совершить такое. Но я видел трупы. «Ваши люди любят убийство».
Я смотрел на людей в машине, неотличимых друг от друга, спрятавшихся за хитиновой оболочкой. Чувствовал внутри такую же пустоту, как и после убийства несколько дней назад; я отупел, мысли ворочались вяло. Мы все пусты в своей броне. Стрекозы. Я видел однажды в фильме, как стрекозы висят над полем и хватают синих мух, поедая их. Крылатая смерть. Мы крылатая смерть. Я знал, кто убил женщин в Кимаи-но-Дзи. Пустые люди, такие же, как я. «Ваши люди любят убийство».
Я вспомнил, как в молодости проводил время в Майами, загорел как ящерица на крыше своей квартиры, мечтал уйти от пустых людей, найти себе место среди других, ведущих жизнь, полную страсти. Вспомнил деревню в Гватемале, деревню своего детства, где мужчины мочились у дороги, и глотали слезы, слушая трогательные истории, и смеялись из-за пустяков. В той жизни была страсть. За все три года своего бегства я не ушел от пустых людей. Не обрел свою страсть. Эта война уничтожает меня. Все это время я искал жизни, стремился испытывать эмоции в полном объеме. Теперь мой мир сузился до одной эмоции: я ищу сочувствия. И утрачиваю даже то, что имел. «Ваши люди любят убийство».
Последние слова Кейго — явная неправда. Я не люблю убийство. И я отбросил бы его слова, если бы на руках у меня не было столько крови. Чувства переполняли меня. Если буду воспринимать их серьезно, сойду с ума. Но ты уже сошел с ума, прошептал мой внутренний голос. Ты уже сошел с ума. Я отбросил злую мысль и попытался овладеть собой.
Наш путь по Пекарю обещал быть необычным. Через двадцать километров начала появляться местная флора и фауна: пара светло — синих губ в трещине древесного ствола, очевидно, какое-то местное растение — паразит. Большая река вилась меж холмов как огромная серая змея. Под гигантскими пихтами росла местная трава, почки на ней — как будто черные яйца. Опаловые птицы носились над водой на большой скорости, какие-то стеклянистые существа показывались на поверхности.
Мы разбили лагерь, и Гарсон выпустил три наблюдательных воздушных шара, чтобы следить за окружающими холмами. Никто нас не преследовал. Это дало нам возможность попробовать выспаться.
Начался дождь, холодная вода просачивалась под броню. Мы разбрелись в поисках укрытия. Большинство устроилось под поваленными бурей соснами, но мы еще целый час искали место поудобнее и километра на три удалились от своих компадрес. Мавро уверял, что где-нибудь поблизости обязательно отыщется отличная теплая пещера. Мы нашли большое светло — синее пустое бревно, достаточно просторное, чтобы вместить нас всех, и Завала очень хотел устроиться там, но Мавро пальнул в бревно из лазера, и оно тут же захлопнулось. Если бы у нас хватило ума забраться в него, мы были бы проглочены целиком. Наконец мы нашли то, что искали: на склоне холма в зарослях у ручья лежал гигантский пустой череп какого-то хищника. Он был так велик, что мы впятером смогли разместиться в нем, защищенные от ветра и дождя. В тонких местах череп оказался странно прозрачным, сквозь него почти можно было видеть, и вообще он не был похож на череп знакомых мне животных — хрупкий и угловатый, и зубы в челюсти тоже необычны для хищника. Как хрящевые зубы некоторых рыб, зубы и челюсть — одно целое, просто заострения на конце кости.
Мы заткнули щели в черепе сухой травой и веточками, чтобы в наше убежище не проникал ветер, потом согрели камень короткими выстрелами из моего лазера. Сняли шлемы: воздух был чистый и свежий. Все очень замерзли и просто сидели, отдыхали и смотрели, как заходит солнце. Старались набраться сил, чтобы затем приготовить ужин. Сутки на Пекаре — всего двадцать часов, поэтому солнце садится здесь быстрее, чем на Земле, особенно в горах и в облачные дни. Казалось, просто выключают свет. Такие здесь сумерки.
Немного погодя Завала хмыкнул и несколько нервно спросил:
— Интересно, что это за животное. И чем оно питалось?
Вопрос показался мне странным. Мы видели в симуляторах речных драконов — Кава но Риу. Огромные пурпурные змееподобные существа, с такими слабыми конечностями, что они не могут ходить, а только ползают. Это, должно быть, череп исключительно крупного экземпляра. Зубы изношены и поломаны. Я указал на них и объяснил:
— Эти зубы явно предназначались для того, чтобы ловить и удерживать добычу. — Потом показал на зуб у моей ноги. — А у этого длинные острые края, он для пережевывания мяса. Очевидно, животное это хищное.
Завала еще больше испугался.
— Si, но что оно ест? Мавро ответил:
— Очевидно, что-то медлительное, тупое и жирное. Наверное, он питался японцами.
Все рассмеялись. Мавро пошел к машине, достал пакеты с рисом и овощами, бутылки сакэ. Я почувствовал себя легко, был доволен и готов не спать и дальше. Мы подогрели ужин, и за едой Завала сказал:
— Знаете, что мне это напоминает? Мы с друзьями в юности так спали в кустах. А вы?
Я много лет не спал под открытым небом и должен был согласиться — когда спишь на воздухе, чувствуешь себя прекрасно.
Завала предложил:
— Давайте рассказывать страшные истории. Слышали о вампирах мозга? — И он рассказал старую байку о человеке таком умном, что ему не с кем было поговорить. И он создал Искусственный Разум, способный поддерживать с ним беседу. Когда этот человек умер, ИР почувствовал себя одиноким и создал биоразум, мозг, весивший двенадцать килограммов и обитавший в собственном кимехе. Но для того, чтобы оставаться живым, этот новый мозг нуждался в постоянном притоке крови, и Завала рассказал обо всех причудливых и сложных способах, какими биоразум снабжал себя кровью. Глупая байка; она была старой уже во времена моей юности.
— Я знаю одну историю, — заговорил Мавро, когда Завала закончил. — Это подлинная история. В моей молодости, когда я дружил со студентами технического колледжа, у меня был друг по имени Ксавье Coca, и у него был прирожденный Дар. В пси — тестах он набирал 991 очко. Во всей галактике не наберется и ста человек с таким сильным Даром, и власти пристально следили за ним, ожидая, когда он созреет, чтобы использовать его способности. Ксавье много времени проводил, исследуя миры, которые никто, кроме него, не мог видеть. Он утверждал, что реальность напоминает лук, с бесконечным количеством слоев один под другим, находящихся под тем единственным слоем, который мы можем видеть. Мы способны в нашем теперешнем состоянии видеть только верхний слой, но он с помощью своего Дара проникал в один за другим, чтобы поглядеть, что там, ниже, познать такие уровни вселенной, которые нам недоступны. На каждом уровне есть животные и разумные существа. Некоторые из этих существ есть и в нашем мире, но в иной форме, а некоторые вообще бесформенны. Люди обитают в нескольких вселенных одновременно, но большинство осознает реальность только одного уровня. Например, если бы мы смогли воспринять альтернативную вселенную, которой владеющие Даром дали номер шестнадцать, мы бы увидели себя в виде растений — шары разноцветной энергии, со щупальцами из света, лишенные всякого волевого начала. Не существа, которые действуют, а такие, над которыми совершают действия.
Однажды мы с Ксавье слушали музыку, и я почему-то без всякой причины очень испугался. Ксавье долго смотрел на меня, потом взмахнул рукой, и страх прошел. Он сказал, что на шестнадцатом уровне на меня напало некое существо и стало поедать меня.
В той вселенной мы далеко от своего центра. Но то, что в нашей вселенной представляется нам простыми морскими моллюсками, на самом деле существа редкого и светлого разума.
Все вы знаете лишь одну вселенную, в которой воюют Объединенные Нации. Они шлют на войну всех, обладающих Даром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56