– Скажем так, мне повезло познакомиться с тобой прежде, чем ты узнала о моем настоящем призвании. Целители редко женятся. Хотя, кажется, ты способна опровергнуть все доводы здравого смысла.
Его снова снедало беспокойство. По беззаботному смеху я поняла, что он еще не ощущает этого, но тело его горело, и когда я обвила руками его шею, то почувствовала, как быстро колотится его сердце. Я прикрыла глаза, взяла его руки и закрылась ими, словно щитом.

13

Третий год правления короля Эварда
Незадолго до того, как мне исполнилось двадцать четыре, король и королева Лейрана произвели на свет дочку, принцессу Роксану, а я закончила копирование дневника Целителя. Я переписала каждое слово, в точности перерисовала каждый знак и каждую схему. Кейрон вернул книгу в деревянную коробку и спрятал сундук под грудой ковров, помеченных номерами, которые не были внесены в картотеку Расина. Перевод шел хорошо. Кейрон сумел разгадать достаточно слов, чтобы уловить смысл, а я старательно записывала каждое новое расшифрованное слово в словарик. Мы привыкли думать о древнем Целителе, которого прозвали Автором, как о знакомом, таком же реальном, как Мартин или Тенни.
Автор жил приблизительно четыреста пятьдесят лет назад, перед самым Освобождением, когда Лейраном правили дж'эттанне: «нечестивое порабощение», так называли этот период лейранские историки. Он бродил по дорогам Лейрана и Валлеора, неся свой дар из деревни в деревню, растрачивая силу, пока она не иссякла. Даже в те времена дар Целителя встречался нечасто, и нужда в подобных умениях обычно превосходила возможности Автора.
Кейрон объяснил, что для лечения Мартина, для проведения кровавого обряда, возвращающего человека из объятий смерти, потребовалась вся сила магии, которую он только мог отдавать в течение продолжительного времени. Лечение иных болезней проходило легче, так как не требовалось возвращать жизнь. Силы Целителя имели свойство накапливаться. Многие Целители даже не брались лечить мелкие травмы и хвори, приберегая силу для более серьезных случаев, в опасении, что их способности восстанавливаются слишком медленно.
Автор был не из них. Он принимал всех просителей до тех пор, пока мог хоть что-нибудь сделать. Однажды ночью его собственный ребенок проснулся, охваченный жестокой лихорадкой. Автор в тот день истратил все свои силы, у него не осталось ничего, чтобы вылечить девочку, и его маленькая дочка погибла. Он писал о своем глубоком горе, но не изменил своим принципам.
Я была ошеломлена.
– Тупоголовый упрямец! Почему он не сделал выводов? Он должен был оставлять хоть что-нибудь для своих детей. Наверное, он был холоден, как лед.
– Вовсе нет, – возразил Кейрон. – Почитай, как он пишет о своих детях. Он очень печется о них. Но это для него не повод что-то менять. Когда ты делишься своим даром, ты не можешь придержать часть. Либо ты, либо другие. Середины не бывает. Магия, целительство – это вовсе не сумасбродство или причуда, изменяющая течение жизни. Они – ее составляющие. Я смог излечить Кристофа, потому что его время умирать еще не настало, то же самое и с Мартином. Если бы я истратил все на Мартина, а потом Тенни потребовалась бы моя помощь, я не смог бы сказать: «Ах, если бы только я не сделал этого…» Так недолго и с ума сойти.
– Но ты же говорил, что должен постоянно оглядываться назад и смотреть, верное ли ты принял решение.
– Да, так и должно быть. Но речь идет только о самом результате, а не о том, какую роль сыграли жизненные обстоятельства. В этом и состоит Путь.
Я не понимала.
– Это бессмысленно. Когда ты видишь, что дорога перекрыта врагом, ты же не идешь напролом. Ты поворачиваешь назад и меняешь тактику. Это же был его ребенок. Он несет за него ответственность.
Как и в большинстве случаев, этот спор прекратили поцелуи, но они не разрешили его.

Когда настала зима и очередной Сейль, мы отпраздновали первую годовщину совместной жизни. Кейрон подарил мне изящный золотой медальон с выгравированной на нем розой. Внутрь я положила засушенные лепестки магических роз, которые он вырастил для меня. Я подарила ему гнедого жеребца. Он назвал коня Карилис, что на валлеорском означало «солнечный свет». Еще так же называлась та гора, на которой Кейрон вылечил брата и обрел свое призвание.
Одним тихим зимним вечером я сидела, свернувшись клубком, в огромном кресле у библиотечного камина и пыталась вникнуть в рассказ, написанный на валлеорском, стараясь таким образом использовать способности к языкам, которые я так легкомысленно отказывалась развивать в детстве. Все отвлекало меня, и последние несколько минут я наблюдала, как свет лампы мягко ложится на высокие скулы Кейрона, работающего за столом над переводом дневника. Поэтому я даже не вздрогнула, когда он внезапно откинулся на спинку стула и воскликнул:
– Мать-земля! Сейри, посмотри, что я нашел. – Он светился так, что лампа показалась мне бледным пятном. Я не видела его таким взволнованным со дня появления дневника.
Я вскочила с кресла и склонилась над столом, чтобы посмотреть, какая страница открыла свою тайну. Это оказалась схема, состоящая из странных значков.
– Я и не думала, что это можно разгадать, – удивилась я. – Неужели ты понял?
– Я не разгадал ни схему, ни значение этих символов, но я понял, что это такое. – Он перевернул несколько страниц и указал пальцем на переписанные мною строки. – Автора все больше беспокоило то, что творило «Открытое крыло». Он пишет, что в Ав'Кенат, в священный праздник, один из непокорных городов захватило «войско» или «армия» нетелев. «Нетель» означает «покойник». Должно быть, тот правитель, Зедар, которого он упоминал раньше, наслал духи мертвецов, чтобы напугать людей и заставить их подчиниться, наполнить их разум «самым глубинным страхом». Автор был возмущен осквернением Ав'Кената, и, кажется, это подтолкнуло его к действию. Как ты думаешь, что он сделал? Я сжала его плечо и затрясла.
– Не заставляй меня гадать!
– Он отправился к старейшинам «Закрытого крыла» и попросил убежища в Виттор Эйрит, в крепости дж'эттаннов. И он записал, как туда добраться.
– Он записал? Я считала, что это самая страшная тайна. – Я все меньше удивлялась тому, что могущественные маги смогли так легко потерять власть.
– Тайна. Но Автор не надеялся на свою память, и он зашифровал указания. Вот этими знаками. Сейри, если бы я смог расшифровать их! Я мог бы найти крепость. Представляешь?
– Наверняка там ничего не осталось.
– Сложно сказать. Истории, которые мы слышали в Авонаре, рассказывали люди, ушедшие из Виттор Эйрита, когда старейшины решили оставить крепость. Мои предки не знали, что случилось с самой крепостью. Им было запрещено искать других дж'эттаннов, поэтому они ничего не могли знать. Они утверждали, что крепость была найдена и уничтожена. Но даже если она разрушена, представляешь, как было бы здорово найти само место. Отправиться в Виттор Эйрит…
На лице Кейрона снова появилось мечтательное выражение, и я дернула его за волосы.
– Прекрати. Ты не разгадаешь загадку четырехсот пятидесятилетней давности, не имея ключа.
– Верно. Но мы уже убедились, что понять Автора не так уж сложно. Ключ обнаружится где-нибудь здесь, в самом дневнике.
– И птицы станут летать вверх ногами, а у Эварда вдруг появится сердце. – Я опустилась обратно в кресло и взяла книгу, но не сводила глаз с вдохновенного лица Кейрона.

Поиск ключа к шифру Автора занял всю весну, но и в начале лета второго года нашей совместной жизни мы все еще не приблизились к разгадке. Схема состояла из пяти символов, соединенных прямыми линиями. Мы решили, что линии – дороги или тропы, а символы – какие-то обозначения местности. Мы обложились картами Валлеора, чтобы найти дороги, применимые к схеме, но прошло слишком много времени, и даже в наши дни карты не отличались точностью. Кроме того, мы не знали, соответствует ли расстояние между символами расстоянию между объектами. Сами символы были нечеткими. Один рисунок походил на ногу, второй – на ящик или сундук, третий напоминал охотничий рог. На оставшихся двоих было изображено нечто, похожее на человеческое лицо и кроличью морду. Мы изучали названия городов и деревень, рек и возвышенностей, проверили сотни версий, отыскивая соответствия, но все напрасно.
Кейрон, продвигаясь в работе над переводом, узнавал все больше о путешествиях Автора и его жизни с женой и шестью оставшимися детьми. Тот писал о своем саде и живности, о проблемах обучения детей чтению, о том, как непросто найти для них наставников, чтобы развивать их способности. Он подробно, с любовью описывал их игры и детские шалости. Мы смеялись, читая, как его пятилетняя дочь пыталась поселить в доме свинью, чтобы укрыть ее от зимних холодов. Она боялась, что животное замерзнет, и в результате свинья начала ходить за девочкой, словно дрессированная собака. Понадобились усилия всего семейства, чтобы снять наложенное ребенком заклятие и водворить негодующее животное обратно в сарай. Кейрон читал этот кусок, сидя под деревом в саду, моя голова покоилась у него на бедре.
– А когда вы узнаете… о детях? – спросила я.
– Ты имеешь в виду, есть ли у них способности к магии? В том случае, если один из родителей не дж'эттаннин?
Я ощутила, как шевельнулось у меня под щекой его тело. Мне очень нравилось, как оно оживало, когда Кейрон начинал говорить.
Я кивнула.
– Лет в пять-шесть. – Кейрон коснулся моей щеки и так улыбнулся, что мое сердце учащенно забилось. – На самом деле не так важно, когда это произойдет и произойдет ли. Ребенок сам по себе чудо. Так же как и порождающая его любовь. Остальное не важно.
– Браки, такие как наш, бывали в Авонаре?
– Да, случались…
– И это действительно было не важно? Даже им самим?
Его глаза затуманились.
– Была одна пожилая Целительница, Селина. После того дня в горах, когда я спас Кристофа, она стала моей наставницей. Она была замужем за свечных дел мастером, он не был дж'эттаннином, и как-то раз я спросил, унаследовали ли ее дети дар. Она сказала, что один из ее сыновей, едва начав ходить, пользовался огромной любовью лошадей, он стал самым лучшим конезаводчиком в Авонаре.
«Эдвард, Повелитель Коней?» – спросил я. Эдвард славился своими способностями. «Да, – ответила она. – Но у моего второго сына нет никаких магических способностей».
И я, переполненный новыми ощущениями от моего недавно обретенного призвания, спросил ее, не тяжело ли видеть одного сына таким одаренным, а другого… таким обыкновенным. Селина серьезно кивнула и ответила, что это испытание, посылаемое родителям, – видеть, что их дети одарены в неравной мере. Второй ее сын очень переживал в юности, он и слушать не хотел, когда ему говорили, что его личные способности не менее ценны, чем магическая сила дж'эттаннов. Но когда Эдвард уходил в поля с лошадьми, Морин читал, учился, беседовал со старшими и стал тем, кто он сейчас.
«Морин?» – переспросил я. Она застенчиво улыбнулась и кивнула, ее лишенного магической силы сына звали Морином. И он был, кажется, самым мудрым из всех известных мне людей. Он был главным советником моего отца и одним из самых уважаемых людей Авонара. Из всех потерь, которые мир понес с падением Авонара, гибель его светлого разума, может быть, самая тяжкая. Даже сейчас, столкнувшись с проблемой, я всегда пытаюсь представить, что сделал бы Морин. Как видишь, я рано усвоил, какие способности важны. Остальное в самом деле не имеет значения.

Я подарила Кейрону на день рождения прогулочную трость из вишни.
– Пользуется большой популярностью при дворе, если ты не заметил, – сказала я вечером, когда мы были в библиотеке. – Я заказала ее специально для тебя. – Несмотря на его благодарности и выражения восторга, я прекрасно понимала, что мой выбор не вызывает у него ничего, кроме изумления. Мы совершенно не следили за модой. У Кейрона скорее выросли бы крылья, нежели он расстался бы с высокими воротничками и темными сюртуками валлеорского провинциала.
Он поднял пеструю трость и помахал ею над головой.
– Я буду отгонять ею твоих настойчивых поклонников?
– Не моих поклонников… – я забрала у него трость, повернула кольцо черного дерева на рукоятке и показала ему острый клинок, который выполз снизу, – а тех, кто хочет тебя обидеть. – Я потерпела сокрушительное поражение, пытаясь убедить его брать с собой в путешествия меч, и решила, что, может быть, он согласится хотя бы на такую замену.
– Ах, Сейри…
Не нужно было обладать способностью к чтению мыслей, чтобы понять – я снова ошиблась. Он по-прежнему улыбался, но воодушевление пропало.
– Я выброшу это, – сказала я, убирая клинок внутрь и не смея поднять на Кейрона глаза. Мысль о том, что я расстроила его, была невыносима. – Я должна была догадаться.
Расстояние, разделяющее нас, вдруг стало невероятно огромным.
– Я не могу быть таким, как ты хочешь, – произнес он. – Я приму твою сторону в чем угодно, соглашусь на все, но это…
– Ты и так такой, как я хочу, – ответила я, убирая трость обратно в деревянный футляр. – Я только подумала… Мне хотелось, чтобы у тебя было нечто более надежное, чем магия, чтобы ты мог защитить себя. Звезды ночи, Кейрон, что, если ты растратишь все… всю свою силу… и тебя схватят? – Я с трудом выговаривала слова и, даже когда сумела произнести, тут же прогнала их от себя. – Не важно. Ты такой, как ты есть, я обожаю тебя, а Мартин и все остальные ждут нас, чтобы праздновать твой день рождения.
Я шагнула к двери, но он не пошел за мной. Мне пришлось обернуться. Он стоял там, где я оставила его, у камина. Глаза его были устремлены на меня, и у него был такой несчастный вид, что я бросилась к нему, желая утешить. Но он взял мои руки в свои и крепко сжал.
– Сейри, я ужасно тебя обманул. Все эти годы я знал, что мне придется объясниться. Путь дж'эттаннина, тот путь, который я выбрал, очень нелегок. Я трусливо говорил себе, что мой выбор не повредит тебе, если я буду достаточно осторожен. Если буду стоек. Если люблю тебя. Я закрывал глаза на наше будущее, заглушал чувство вины, говоря, что не имею права лишать тебя возможности выбирать самой. Если твой выбор грозит тебе опасностью, значит, таков твой Путь. – Он опустился на подушку и потянул меня вниз за собой. – Но я обманывал и себя, и тебя. Я так боюсь…
Боится? Руки, нежно сжимающие меня, были холодны. Мне казалось, что кто-то вонзил мне в горло клинок из трости.
– Расскажи.
Он глубоко вздохнул.
– Когда настанет день, когда меня разоблачат, я не буду сражаться.
– Не понимаю.
– Я хочу сказать, что я не смогу использовать магию или оружие, чтобы отнять жизнь или нанести увечье. Не смогу спасти себя. Не смогу спасти тебя. Никого. Мой дар состоит в исцелении, возвращении жизни, и я не могу использовать его для другого. Это у меня в крови, иного не существует. Ты должна это знать.
Я едва не выпалила, что подобное заявление возмутительно, невозможно для человека чести. А то, что Кейрон человек чести, было бесспорно – он постоянно рисковал собой, спасая людей, которых даже не знал. Я могла понять его нежелание ранить и убивать, когда он так часто видел боль и избавлял от последствий проявления ярости. Но у меня не укладывалось в голове, что человек не станет использовать имеющееся оружие, чтобы защитить семью и друзей, а в случае Кейрона это означало защитить себя самого.
Но Мартин объяснил мне, что спорить с идеалистами бесполезно. «Небольшая порция суровой действительности всегда превращает идеалистов в практических людей», – сказал он однажды. И вместо того чтобы спорить с Кейроном по поводу его профессиональных убеждений, я сосредоточилась на другом.
– Значит, мы должны сделать так, чтобы тебя не разоблачили. Мартин ждет…
Я хотела встать, но Кейрон не позволил мне ни пойти, ни поднять его.
– Это едва ли возможно, и последствия будут ужасны. Я видел, что делают с магами, Сейри, и с теми, кто с ними связан. Эти видения никогда не покидают меня. И я говорю тебе, что не смогу защитить тебя от этого.
– Я прекрасно осознаю опасность. Просто не хочу об этом думать.
– Но ты должна. Если ты впустила меня в свою жизнь, боюсь, ты должна впустить в нее и это.
– Я не допущу, чтобы это произошло.
– Если что-то и придает мне уверенности, так это твоя решимость. Ты же дочь лейранского воина, тебя учили, что отказаться от боя означает проявить неслыханную трусость. Я дж'эттаннский Целитель. Меня учили, что самые замысловатые пути жизни таят больше всего чудес. Ты была так молода, когда Мартин и все остальные решили, что я остаюсь… Я не сбегу, не стану притворяться, что разлюбил тебя, но я больше не могу закрывать на это глаза. Я прошу тебя о большой услуге.
Это был его день рождения, и, конечно, поскольку я любила его, я сказала, что приму все, что бы ни случилось, и все, что он сможет или не сможет с этим поделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56