И биологические модели, которые твердят, что жизнь должна встречаться чаще, и в том числе разумная жизнь.— Значит, модели врут, — возразила Хоури.— Или же не врут, — снова вмешалась Вольева. — Когда мы вышли в космос, когда мы покинули Первую Систему, мы начали обнаруживать по всей Галактике мертвые цивилизации. Все они погибли не меньше чем за один миллион лет до нашего времени, а некоторые гораздо раньше. Но их былое существование говорит об одном: наша Галактика была в прошлом гораздо более населенным местом. Почему же теперь не так? Почему она внезапно так оскудела?— Война! — воскликнула Хоури, и на несколько минут воцарилось молчание. Оно прервалось лишь тогда, когда снова заговорила Вольева. На этот раз она говорила мягко и печально, будто обсуждала что-то глубоко потаенное.— Да, — сказала она. — Война Утренних Зорь. Так они ее назвали, верно?— Я помню.— Когда же это было? — спросила Паскаль, и на мгновение Вольева почувствовала симпатию к этой женщине, оказавшейся между ней и Хоури — двумя женщинами, которые явно знали что-то загадочное, но в то же время были заинтересованы не столько в посвящении ее в это знание, сколько в выявлении ошибочных представлений и невежества друг друга. Всего этого Паскаль еще не понимает. Пока.— Это было миллиард лет назад, — ответила Хоури, и на этот раз Вольева позволила ей продолжать, не перебивая. — И видимо, война всосала в себя все эти цивилизации, выплюнув после окончания боевых действий совсем не в тех формах и образах, в которых они существовали перед вступлением в войну. Думаю, нам никогда не узнать, из-за чего все это произошло, и кто пережил эту войну, за исключением того, что выжившие были ближе к машинам, чем к живым существам, хотя и те и другие для нас трудно представимы — это вроде как сравнивать машины с орудиями каменного века. Впрочем, у них были названия, а может, им их дали потом… детали забываются. Но одно название я запомнила.— Подавляющие, — напомнила Вольева.Хоури кивнула.— И они его заслужили.— Почему?— Из-за того, что они сделали потом, — сказала Хоури. — Не во время войны, а после ее окончания. Похоже, они выработали нечто вроде символа веры. Дисциплинарный устав. Разумная органическая жизнь появилась ко времени Войны Утренних Зорь. После войны они стали совсем другими. Постинтеллектуалы. Во всяком случае, им было куда легче добиться своего.— И что же это было?— Подавление. В буквальном смысле. Они стали подавлять развитие разумных культур по всей Галактике, чтобы предотвратить возникновение Новой Войны Утренних ЗорьТеперь пришла очередь Вольевой.— Но дело было не только в том, чтобы полностью уничтожить цивилизации, пережившие войну. Пришлось изменять условия на тех планетах, где окружающая среда могла с течением времени привести к развитию разумной жизни. Это не было звездной инженерией — такое вмешательство было бы слишком радикальным, что могло противоречить их собственным жестким установлениям. Поэтому препятствия развитию жизни создавались в несколько меньших масштабах, без вмешательства в эволюцию звездных систем. Это могли быть, например, незначительные изменения орбит планет, с тем, чтобы, метеоритные атаки продолжались там более длительное время, чем в нормальных условиях. Жизнь, возможно, находила бы ниши, в которых можно было бы сохраниться, например — под землей или вблизи геотермальных выходов, но вряд ли она достигла бы сложных форм. И уж, конечно, не тех, которые угрожали бы Подавляющим.— Вы говорите, это было миллиард лет назад, — сказала Паскаль. — Но мы-то за это время прошли путь от одноклеточных существ до хомо сапиенс. Мы что же… проскочили сквозь их сеть?— Именно так, — ответила Вольева. — Потому что сеть стала рваться.Хоури кивнула в подтверждение.— Подавляющие «засеяли» Галактику машинами, которые должны были отслеживать появление жизни, а затем подавлять ее. В течение довольно долгого времени, похоже, все шло по плану, вот почему сегодня Галактика не кишит разумной жизнью, хотя условий для ее существования хватает. — Она покачала головой. — Я говорю так, будто мне все досконально известно.— Может, ты и в самом деле знаешь, — сказала Паскаль. — Во всяком случае, я хочу узнать все, о чем ты можешь рассказать. Обо всем!— Ладно, ладно. — Хоури завозилась в своем кресле, пытаясь сделать то, что Вольева делала весь последний час: не дать перегрузкам воздействовать на старые ссадины и синяки. — Их машины работали прилично несколько сот миллионов лет. Затем дела пошли хуже. Машины стали ломаться, работать не так эффективно, как ожидалось. Начали появляться разумные существа, что раньше пресекалось еще при их зарождении.На лице Паскаль появилось выражение, говорившее, что она начинает разбираться в связи явлений.— Как, например, амарантяне.— Именно, как амарантяне. Но это была не единственная культура, проскочившая через сеть. Правда, эти оказались по случайности совсем близко к нашей части Галактики, что дало им возможность оказать на нас… влияние.Разговор опять перешел к Вольевой:— Возможно, существовало какое-то машинное устройство, которое должно было следить за Ресургемом. — Но, если это и так, оно, вероятно, перестало работать задолго до зарождения там разумной жизни. Поэтому амарантяне создали цивилизацию, а затем среди них появился подвид, совершивший космические путешествия, и все это почему-то не привлекло внимания Подавляющих.— Похититель Солнц.— Да. Он увел в космос Отверженных, изменил их биологически и умственно, пока они не потеряли сходства с теми, что остались дома, сохранив его лишь в языке и в общности происхождения. Они исследовали собственную солнечную систему, а позже ушли за ее границы.— Где они нашли… — Паскаль кивнула на изображение Гадеса и Цербера. — Вот их. Ты это хочешь сказать?Хоури сделала утвердительный знак и стала досказывать.Досказывать было почти нечего.
Силвест все еще падал. В процессе падения он почти забыл о необходимости следить за временем. Он достиг той точки, где за ним осталось почти двести километров шахты, а впереди — только несколько километров до ее дна. Внизу светились, мигая, огоньки, собираясь в узоры, напоминавшие созвездия. На мгновение ему показалось, что он пролетел гораздо большее расстояние, а эти огоньки — звезды, что означало, что он вот-вот покинет Цербер. Не успев родиться, эта мысль тут же умерла. В том, как мигали эти огоньки, было что-то слишком регулярное, слишком искусственное, беременное рассудочным дизайном.Из шахты он выпал в пустоту, точно так же, как раньше выпал в пустоту из воронки «Плацдарма». И обнаружил, что продолжает падать сквозь огромный, ничем не занятый объем, причем этот объем показался ему куда больше, чем тот гигантский зал под корой Цербера. Никаких корявых стволов с хрустального пола тут не поднималось и потолка не подпирало. И вообще он сомневался, что за пределами кривизны горизонта тут есть еще что-нибудь. А вот пол под ним — тот точно был, как, возможно, был и потолок, только ничем не поддерживаемый и нависающий над этим огромным объемом — миром внутри мира. Какая-то сила уравновешивала тут силу гравитации, а может, было и еще нечто, лежавшее за пределами воображения Силвеста. А вообще-то он падал к звездному полу, лежащему под ним на расстоянии десятка километров.Найти скафандр Саджаки было вовсе не трудно. Просто Силвест не сразу начал поиск. Его собственный скафандр прекрасно функционировал и сделал все нужное: взял координаты своего погибшего спутника — вернее, того, что от спутника осталось, — а затем доставил к нему Силвеста, который и приземлился в десятке метров от того места, где рухнул скафандр Саджаки. Триумвир врезался в пол на большой скорости. Это было совершенно очевидно. Впрочем, что еще могло случиться с человеком, который падал на протяжении двухсот километров по вертикали, не имея никакой возможности управлять своим полетом? Оказалось, что скафандр Саджаки наполовину погрузился в металлический пол, затем подпрыгнул вверх, и, наконец, вновь рухнул на пол лицом вниз. Так и лежал, будто решил отдохнуть.Силвест не ожидал увидеть Саджаки живым, но раздавленный и изодранный скафандр производил ужасное, близкое к шоку впечатление. Больше всего он походил на фарфоровую куклу, которая подверглась жуткому насилию со стороны злобного мальчишки. Скафандр был весь в дырах, ободран, он даже окраску свою потерял. Все это, видимо, случилось с ним во время сражения, да и потом, когда он падал, сила Кориолиса швыряла его на стены шахты.Силвест с помощью своего скафандра с трудом перевернул его на спину. Он знал, что это зрелище вряд ли будет приятно, но все равно это нужно пережить, хотя бы и большим напряжением воли. Он не ощущал к Саджаки ничего, кроме антипатии, с некоей примесью иронического уважения к его уму и к свирепому упорству, которое позволяло ему многими десятилетиями выслеживать Силвеста. Тут не было ничего, даже отдаленно похожего на дружбу. Просто отношение мастера к инструменту, который выполняет свою работу очень хорошо. Таков Саджаки, думал Силвест, отлично заточенный инструмент, прекрасно отделанный, но пригодный лишь для выполнения одной-единственной работы.Лицевой щиток скафандра Саджаки был прорезан широкой — в палец — трещиной. Что-то заставило Силвеста наклониться, а затем и встать на колени, так что его лицо оказалось вровень с расколотым шлемом погибшего Триумвира.— Мне жаль, что все кончилось вот так, — шепнул Силвест. — Я не могу сказать, что мы были друзьями, Ююджи, но я могу сказать, что под конец мне хотелось, чтобы ты смотрел вперед с тем же интересом, что и я. Я думаю, тебе было бы приятно узнать об этом.И тут он увидел, что скафандр пуст. Это была всего лишь пустая скорлупа и не более того.
А вот что знала Хоури.Отверженные достигли далеких окраин своей солнечной системы примерно через тысячу лет после их отлучения от главного русла амарантянской культуры. Благодаря обстоятельствам своей жизни они прогрессировали медленно, так как им приходилось бороться не только с ограничениями технологического характера. Им пришлось преодолевать ограничения собственной психологии, то есть барьеры, крайне труднопроницаемые.Сначала Отверженные все еще сохраняли стайные инстинкты своих братьев. Амарантянин, потерявший свое положение в стае, заболевал своего рода психозом, эквивалентным массированной сенсорной недостаточности. Даже мелкие группы — и те не могли избежать подобного ужаса. Это обусловливало невероятную стабильность амарантянской культуры и ее устойчивость против всяческих заговоров и предательств. Поэтому Отверженные развивали общество, крайне зависимое от визуальных средств общения, организованное в крупные коллективы, где индивидуум был куда менее значим, чем целое. И тем не менее, оказавшись в изоляции, Отверженные не смогли избежать некоего вида безумия.Они приняли это как данность и стали бороться против него. Они изменили себя. Культурная социопатия. Только через несколько сотен поколений Отверженные перестали быть стаей и разбились на десятки узкоспециализированных кланов, каждый из которых обладал особой формой помешательства. Или чего-то, что казалось безумием тем, кто остался дома.Способность функционировать в рамках небольших групп позволила Отверженным уходить от Ресургема все дальше и дальше и отвыкать от необходимости пользоваться теми способами коммуникации, которые зависели от наличия света. Самые психопатические индивидуумы уходили так далеко от своего солнца, что наконец обнаружили Гадес и странную загадочную планету, которая крутилась вокруг него. К этому времени Отверженные уже прошли через ряд философских увлечений, которые Вольева и Паскаль кратко суммировали ради Хоури, слабо разбиравшейся в таких запутанных делах. Почему Галактика, которая должна была бы быть гораздо более оживленным местом, если верны их воззрения, таковым местом не является? И не значит ли это, что все их научные взгляды дефектны? Они искали по радио, по оптической связи, на гравитационных и нейтринных диапазонах голоса других культур, сходных с ними, но не ловили ничего. Самые авантюристические натуры из них, а может быть, просто сильнее деградировавшие — в зависимости от точки зрения, — уходили даже за пределы своей Системы, но и там не нашли ничего важного, о чем стоило бы известить соплеменников. Несколько развалин там и сям, странный, похожий на студень организм, обнаруженный на океанической планете, будто туда его умышленно завезли, вот и все.И вдруг все это потеряло значение в сравнении с загадочной находкой на том камне, который крутился вокруг Гадеса.Эта вещь была, бесспорно, искусственного происхождения. Она была доставлена сюда какой-то цивилизацией, немереное количество миллионов лет назад. Казалось, она активно зазывает их войти внутрь и ознакомиться с тайнами, которых там полным-полно. И они стали исследовать эту вещь.Вот тогда-то и возникли проблемы.
— Это был Подавитель! — воскликнула Паскаль. — Это его они нашли, правда?— Он ждал там миллионы лет, — ответила Хоури. — Ждал там все время, пока они эволюционировали, как мы думаем, от динозавров или птиц. Ждал там, пока они развивались в разумный вид, учились пользоваться орудиями, открывали для себя огонь…— Просто ждал, — эхом отозвалась Вольева.За ее спиной тактический дисплей уже несколько минут пульсировал красным светом, указывая, что шаттл только что попал в пределы действия лучевого оружия корабля. Уничтожение шаттла с такого расстояния было маловероятно, но и не невозможно, хотя требовало некоторого времени.Она продолжила:— Ожидал кого-то явно разумного, который приблизился бы к нему. На дальнем расстоянии он бессмысленно не действует и не уничтожает, так как это означало бы не правильное использование ресурсов и нарушение его предназначения. Подавители приглашают к себе жертвы, чтобы узнать о них как можно больше. Откуда они? Какая у них технология? Как они мыслят? Как совещаются и взаимодействуют?— Сбор разведданных.— Да. — Голос Вольевой был печальнее похоронного колокола. — Он очень спокоен, понимаете? Но рано или поздно приходит минута, когда он решает, что вся нужная информация получена. И тогда… только тогда он действует.В этом пункте все три женщины были едины.— Вот почему погибли амарантяне на Ресургеме, — сказала с удивлением Паскаль. — Он что-то сделал с их солнцем, он начал мудрить с ним, он запустил какой-то процесс в огромной солнечной короне, и этого было достаточно, чтобы сжечь Ресургем, уничтожить на нем жизнь и превратить его в мишень для метеоритов на несколько сот тысяч лет.— Вообще-то Подавители не должны функционировать столь безумно долгий срок, — заметила Вольева, — но этот был установлен очень поздно, вот и дотянул до наших времен. Но и не только поэтому. Дело в том, что Отверженные уже стали обитателями космоса, рожденными для полетов. Теперь Подавитель должен был охотиться за ними, преследовать их на десятки световых лет, если придется.И тут снова возник сигнал датчиков в корпусе, предупреждавших о прямом попадании в шаттл радарного луча. Затем последовал и второй сигнал — доказывающий, что корабль-преследователь проводит пробную фокусировку луча.— Механический Подавитель, вращавшийся вокруг Гадеса, должен был поднять тревогу где-то еще, — сказала Хоури, стараясь не обращать внимания на предвестника неминуемой опасности. — Он должен был передать куда-то собранную им разведывательную информацию, предупреждая кого нужно, что Отверженные близко.— Вряд ли это был тот случай, когда надо сидеть на месте и ждать, пока Отверженные объявятся, — сказала Вольева. — Машина, надо думать, переключалась от пассивного ожидания на что-то более активное. Например, на производство машин для охоты, натасканных на химические матрицы Отверженных. И независимо от того, в каком направлении бежали бы Отверженные, свет все равно обогнал бы их. Подавители всегда были бы на шаг впереди в этой игре — настороженные и ожидающие своего часа.— У Отверженных не было ни единого шанса.— Немедленное истребление — вряд ли единственный путь, — вмешалась Паскаль. — Отверженные, например, имели возможность вернуться на Ресургем. Имели время для сохранения чего-то от прежней культуры. Даже если знали, что на них открыта охота и что их Солнце готовится разрушить их родную планету.— Возможно, на это ушло десять лет, возможно — сто. — То, как это было сказано, говорило, что для Вольевой срок не имеет значения. — Все, что мы знаем, это то, что им удалось проникнуть дальше, чем другим.— Но ведь никто не уцелел? — возразила Паскаль.— Кое-кто выжил, — ответила Хоури. — В каком-то смысле.За спиной Вольевой завопил тактический дисплей. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Внутри Цербера, год 2567-й
Последний уровень был пуст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Силвест все еще падал. В процессе падения он почти забыл о необходимости следить за временем. Он достиг той точки, где за ним осталось почти двести километров шахты, а впереди — только несколько километров до ее дна. Внизу светились, мигая, огоньки, собираясь в узоры, напоминавшие созвездия. На мгновение ему показалось, что он пролетел гораздо большее расстояние, а эти огоньки — звезды, что означало, что он вот-вот покинет Цербер. Не успев родиться, эта мысль тут же умерла. В том, как мигали эти огоньки, было что-то слишком регулярное, слишком искусственное, беременное рассудочным дизайном.Из шахты он выпал в пустоту, точно так же, как раньше выпал в пустоту из воронки «Плацдарма». И обнаружил, что продолжает падать сквозь огромный, ничем не занятый объем, причем этот объем показался ему куда больше, чем тот гигантский зал под корой Цербера. Никаких корявых стволов с хрустального пола тут не поднималось и потолка не подпирало. И вообще он сомневался, что за пределами кривизны горизонта тут есть еще что-нибудь. А вот пол под ним — тот точно был, как, возможно, был и потолок, только ничем не поддерживаемый и нависающий над этим огромным объемом — миром внутри мира. Какая-то сила уравновешивала тут силу гравитации, а может, было и еще нечто, лежавшее за пределами воображения Силвеста. А вообще-то он падал к звездному полу, лежащему под ним на расстоянии десятка километров.Найти скафандр Саджаки было вовсе не трудно. Просто Силвест не сразу начал поиск. Его собственный скафандр прекрасно функционировал и сделал все нужное: взял координаты своего погибшего спутника — вернее, того, что от спутника осталось, — а затем доставил к нему Силвеста, который и приземлился в десятке метров от того места, где рухнул скафандр Саджаки. Триумвир врезался в пол на большой скорости. Это было совершенно очевидно. Впрочем, что еще могло случиться с человеком, который падал на протяжении двухсот километров по вертикали, не имея никакой возможности управлять своим полетом? Оказалось, что скафандр Саджаки наполовину погрузился в металлический пол, затем подпрыгнул вверх, и, наконец, вновь рухнул на пол лицом вниз. Так и лежал, будто решил отдохнуть.Силвест не ожидал увидеть Саджаки живым, но раздавленный и изодранный скафандр производил ужасное, близкое к шоку впечатление. Больше всего он походил на фарфоровую куклу, которая подверглась жуткому насилию со стороны злобного мальчишки. Скафандр был весь в дырах, ободран, он даже окраску свою потерял. Все это, видимо, случилось с ним во время сражения, да и потом, когда он падал, сила Кориолиса швыряла его на стены шахты.Силвест с помощью своего скафандра с трудом перевернул его на спину. Он знал, что это зрелище вряд ли будет приятно, но все равно это нужно пережить, хотя бы и большим напряжением воли. Он не ощущал к Саджаки ничего, кроме антипатии, с некоей примесью иронического уважения к его уму и к свирепому упорству, которое позволяло ему многими десятилетиями выслеживать Силвеста. Тут не было ничего, даже отдаленно похожего на дружбу. Просто отношение мастера к инструменту, который выполняет свою работу очень хорошо. Таков Саджаки, думал Силвест, отлично заточенный инструмент, прекрасно отделанный, но пригодный лишь для выполнения одной-единственной работы.Лицевой щиток скафандра Саджаки был прорезан широкой — в палец — трещиной. Что-то заставило Силвеста наклониться, а затем и встать на колени, так что его лицо оказалось вровень с расколотым шлемом погибшего Триумвира.— Мне жаль, что все кончилось вот так, — шепнул Силвест. — Я не могу сказать, что мы были друзьями, Ююджи, но я могу сказать, что под конец мне хотелось, чтобы ты смотрел вперед с тем же интересом, что и я. Я думаю, тебе было бы приятно узнать об этом.И тут он увидел, что скафандр пуст. Это была всего лишь пустая скорлупа и не более того.
А вот что знала Хоури.Отверженные достигли далеких окраин своей солнечной системы примерно через тысячу лет после их отлучения от главного русла амарантянской культуры. Благодаря обстоятельствам своей жизни они прогрессировали медленно, так как им приходилось бороться не только с ограничениями технологического характера. Им пришлось преодолевать ограничения собственной психологии, то есть барьеры, крайне труднопроницаемые.Сначала Отверженные все еще сохраняли стайные инстинкты своих братьев. Амарантянин, потерявший свое положение в стае, заболевал своего рода психозом, эквивалентным массированной сенсорной недостаточности. Даже мелкие группы — и те не могли избежать подобного ужаса. Это обусловливало невероятную стабильность амарантянской культуры и ее устойчивость против всяческих заговоров и предательств. Поэтому Отверженные развивали общество, крайне зависимое от визуальных средств общения, организованное в крупные коллективы, где индивидуум был куда менее значим, чем целое. И тем не менее, оказавшись в изоляции, Отверженные не смогли избежать некоего вида безумия.Они приняли это как данность и стали бороться против него. Они изменили себя. Культурная социопатия. Только через несколько сотен поколений Отверженные перестали быть стаей и разбились на десятки узкоспециализированных кланов, каждый из которых обладал особой формой помешательства. Или чего-то, что казалось безумием тем, кто остался дома.Способность функционировать в рамках небольших групп позволила Отверженным уходить от Ресургема все дальше и дальше и отвыкать от необходимости пользоваться теми способами коммуникации, которые зависели от наличия света. Самые психопатические индивидуумы уходили так далеко от своего солнца, что наконец обнаружили Гадес и странную загадочную планету, которая крутилась вокруг него. К этому времени Отверженные уже прошли через ряд философских увлечений, которые Вольева и Паскаль кратко суммировали ради Хоури, слабо разбиравшейся в таких запутанных делах. Почему Галактика, которая должна была бы быть гораздо более оживленным местом, если верны их воззрения, таковым местом не является? И не значит ли это, что все их научные взгляды дефектны? Они искали по радио, по оптической связи, на гравитационных и нейтринных диапазонах голоса других культур, сходных с ними, но не ловили ничего. Самые авантюристические натуры из них, а может быть, просто сильнее деградировавшие — в зависимости от точки зрения, — уходили даже за пределы своей Системы, но и там не нашли ничего важного, о чем стоило бы известить соплеменников. Несколько развалин там и сям, странный, похожий на студень организм, обнаруженный на океанической планете, будто туда его умышленно завезли, вот и все.И вдруг все это потеряло значение в сравнении с загадочной находкой на том камне, который крутился вокруг Гадеса.Эта вещь была, бесспорно, искусственного происхождения. Она была доставлена сюда какой-то цивилизацией, немереное количество миллионов лет назад. Казалось, она активно зазывает их войти внутрь и ознакомиться с тайнами, которых там полным-полно. И они стали исследовать эту вещь.Вот тогда-то и возникли проблемы.
— Это был Подавитель! — воскликнула Паскаль. — Это его они нашли, правда?— Он ждал там миллионы лет, — ответила Хоури. — Ждал там все время, пока они эволюционировали, как мы думаем, от динозавров или птиц. Ждал там, пока они развивались в разумный вид, учились пользоваться орудиями, открывали для себя огонь…— Просто ждал, — эхом отозвалась Вольева.За ее спиной тактический дисплей уже несколько минут пульсировал красным светом, указывая, что шаттл только что попал в пределы действия лучевого оружия корабля. Уничтожение шаттла с такого расстояния было маловероятно, но и не невозможно, хотя требовало некоторого времени.Она продолжила:— Ожидал кого-то явно разумного, который приблизился бы к нему. На дальнем расстоянии он бессмысленно не действует и не уничтожает, так как это означало бы не правильное использование ресурсов и нарушение его предназначения. Подавители приглашают к себе жертвы, чтобы узнать о них как можно больше. Откуда они? Какая у них технология? Как они мыслят? Как совещаются и взаимодействуют?— Сбор разведданных.— Да. — Голос Вольевой был печальнее похоронного колокола. — Он очень спокоен, понимаете? Но рано или поздно приходит минута, когда он решает, что вся нужная информация получена. И тогда… только тогда он действует.В этом пункте все три женщины были едины.— Вот почему погибли амарантяне на Ресургеме, — сказала с удивлением Паскаль. — Он что-то сделал с их солнцем, он начал мудрить с ним, он запустил какой-то процесс в огромной солнечной короне, и этого было достаточно, чтобы сжечь Ресургем, уничтожить на нем жизнь и превратить его в мишень для метеоритов на несколько сот тысяч лет.— Вообще-то Подавители не должны функционировать столь безумно долгий срок, — заметила Вольева, — но этот был установлен очень поздно, вот и дотянул до наших времен. Но и не только поэтому. Дело в том, что Отверженные уже стали обитателями космоса, рожденными для полетов. Теперь Подавитель должен был охотиться за ними, преследовать их на десятки световых лет, если придется.И тут снова возник сигнал датчиков в корпусе, предупреждавших о прямом попадании в шаттл радарного луча. Затем последовал и второй сигнал — доказывающий, что корабль-преследователь проводит пробную фокусировку луча.— Механический Подавитель, вращавшийся вокруг Гадеса, должен был поднять тревогу где-то еще, — сказала Хоури, стараясь не обращать внимания на предвестника неминуемой опасности. — Он должен был передать куда-то собранную им разведывательную информацию, предупреждая кого нужно, что Отверженные близко.— Вряд ли это был тот случай, когда надо сидеть на месте и ждать, пока Отверженные объявятся, — сказала Вольева. — Машина, надо думать, переключалась от пассивного ожидания на что-то более активное. Например, на производство машин для охоты, натасканных на химические матрицы Отверженных. И независимо от того, в каком направлении бежали бы Отверженные, свет все равно обогнал бы их. Подавители всегда были бы на шаг впереди в этой игре — настороженные и ожидающие своего часа.— У Отверженных не было ни единого шанса.— Немедленное истребление — вряд ли единственный путь, — вмешалась Паскаль. — Отверженные, например, имели возможность вернуться на Ресургем. Имели время для сохранения чего-то от прежней культуры. Даже если знали, что на них открыта охота и что их Солнце готовится разрушить их родную планету.— Возможно, на это ушло десять лет, возможно — сто. — То, как это было сказано, говорило, что для Вольевой срок не имеет значения. — Все, что мы знаем, это то, что им удалось проникнуть дальше, чем другим.— Но ведь никто не уцелел? — возразила Паскаль.— Кое-кто выжил, — ответила Хоури. — В каком-то смысле.За спиной Вольевой завопил тактический дисплей. ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Внутри Цербера, год 2567-й
Последний уровень был пуст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79