Файорио с лицом страдающего херувима развалился за центральным столом, Уиндл, сардонический эрудит, завис над грудой журналов, в то время как Гиссинг в свободной позе раскинулся на диване; лицо его оставалось спокойным и безмятежным, будто он слушал упоительную музыку. Впрочем, это было постоянным выражением его лица; Уиндл не без злости называл это выражением морды озадаченной крысы.
Сейчас Гиссинг обсуждал скептицизм доктора Уиндла.
– Послушайте, мальчишка действительно предельно искренен. Хотя то, что мы с ним делаем, конечно, ему не нравится. Он просто не хочет повторения своего неприятного опыта.
– Мы столкнулись воистину с чем-то непонятным. Этот случай явно выходит за пределы моего опыта, – я говорю не только об этом голосе, но и о лунном саде и фигуре на фоне неба. Было бы интересно узнать, что же все-таки потеряно в его памяти…
– Мне кажется, частично потерянную память можно восстановить, – предположил Гиссинг.
– Таковая возможность очень сомнительна! – вспылил Уиндл. – А пробелы реальны и явственны!
– Так, но обратили ли вы внимание, коллега, на сломанные матрицы? Я с первого взгляда насчитал их не меньше дюжины, и все они, между прочим, в разной степени деградации.
Уиндл ответил возмущенным звуком.
– Это ничего не значит! Матрицы не несут мнемонических функций, и вообще, они далеко не так важны, как вам кажется!
– Не так важны, это верно. Зато весьма любопытны.
– Вероятно, только для вас! Но мы не можем тратить время на каждую вашу причуду, мы не те ученые, что, схватив сачок, бегут за бабочкой через непроходимые болота.
– Какая ерунда! – с юмором воскликнул Гиссинг. – Разве вы забыли про мою компартуру? У нас в Лемуре мы даже сыр посыпаем перцем! Словом, если необходимо, я смогу заняться этим и один.
– Дорогой коллега, мы все знаем ваши пристрастия. Но ваша склонность к тайнам и сложностям могут привести вас, к сожалению, к печальным ошибкам, – процедил Уиндл.
– Благодарю за предупреждение, – ответил Гиссинг. – В будущем обязуюсь применять свое врачебное искусство с большей осторожностью.
5
Неделю спустя Фэйты узнали, что доктор Файорио хочет с ними чем-то поделиться. В назначенный час они вдвоем прибыли в приемную и сели в мягкие кресла в ожидании врача. Файорио появился, внимательно оглядел озабоченных супругов и по своей привычке Сел за стол, навалившись на него грудью. Затем, переведя взгляд с Хайлира на Алтею, сказал:
– То, что я хочу вам сообщить, нельзя назвать ни плохими, ни хорошими новостями. Это просто краткий обзор нашей деятельности за прошедший период.
Фэйты промолчали, и Файорио вынужден был продолжить.
– У нас имеется некоторый прогресс в отношении, которого я коснусь дальше. Голоса не появляются. Если этот голос действительно наделен некой чувствительностью, то, должно быть, он встревожился и спрятался где-то в отдаленных глубинах мозга мальчика.
– И вы в это верите?! – презрительно выкрикнула Алтея.
– При отсутствии доказательств я не верю ни во что, – отрезал Файорио. – И все-таки теперь мы имеем веские основания подозревать, что голос и в самом деле существует самостоятельно.
Хайлир решил, что настал момент вмешаться в этот нелепый разговор и проверить его железной логикой.
– Вы на удивление осведомлены в этом вопросе, – ледяным тоном заметил отец.
– Я прекрасно понимаю ваш скептицизм, – отозвался Файорио. – Тем не менее за этим моим утверждением стоит полный рационализм, который, однако, трудно понять непрофессионалу. Но я попытаюсь объяснить в самых базовых понятиях. В моем объяснении не будет ни точности, ни блеска, зато оно будет вполне доступно вашему пониманию. Хотите?
– Пожалуйста, – кивнул Хайлир.
– Итак, начнем, если вам угодно, с перспективы. Джейро слышит голос и хранит в своем мозгу два воспоминания. Соответственно, здесь должны находиться мнемонические связи, которые можно уловить и записать. Это может дать информацию, которую мы хотим изложить в наших схемах. Поначалу мы пытались применить простую мозговую стимуляцию и найти так называемую кнопку начала игры klick-off – но… безуспешно. Затем мы попробовали гипноз – с небольшим успехом. В дальнейшем был использован наркотический препарат ниаз-23, который, так сказать, углубляет гипноз. Благодаря этому мы обнаружили некий барьер, но смогли обойти его и атаковать с флангов, если можно так выразиться, и, наконец, нашли ту самую кнопку. Мы вышли на контакт с Джейро и попросили его попробовать повторить голос настолько похоже, как он может. Он действительно издал несколько очень странных звуков, которые мы записали. Какие-то стоны, выкрики, странные проклятья оказались именно таковы, как он описывал. На настоящее время это все.
Хайлир поджал губы.
– Если я правильно вас понял, записанные вами звуки являются не оригинальными, а скорее просто попытками Джейро воспроизвести то, что, как ему кажется, он слышит? Короче, вы попытались воссоздать то, что можно назвать, в первую очередь, галлюцинацией?
Файорио некоторое время смотрел на Хайлира; выражение невинного херувима постепенно исчезало с его лица.
– В целом это именно так, вы правы. И я просто поражен истинностью вашего замечания.
Хайлир холодно улыбнулся.
– Все это чрезвычайно просто. Вы говорили о том, что в юридической практике называется «показание с чужих слов». Это малодоказательная вещь.
Лицо Файорио вдруг прояснилось.
– Я очень благодарен вам за это сравнение! Лучше не скажешь! Сразу и договоримся, что я простофиля и олух, и уже, имея это в виду, продолжим нашу беседу.
– Я не пользуюсь в жизни подобными словами, – возмутился Хайлир. – Я только указал на то, что ваши доказательства шатки.
Файорио вздохнул, встал из-за стола и, обогнув его, уселся сверху.
– Ваши комментарии, уважаемый, говорят, увы, только о том, что вы совершенно упустили направление моего исследования. Впрочем, это моя вина. Я должен был выражаться более осторожно. А потому повторяю: используя очень и очень сложные методы, мы смогли стимулировать память о действительно бывших событиях, которые в свою очередь позволили установить значительные векторы на наших схемах.
К великому облегчению Файорио ни один из супругов не попросил воспроизвести записанные звуки, которые они непременно нашли бы ужасными.
– Теперь наш тезис таков, – продолжил доктор. – Память Джейро о звуках располагается в различных частях его коры головного мозга. И они приходят не обычными путями – по слуховым нервам, но каким-то иным образом. Поток посланий оставляет след, который удерживается в течение неопределенного периода. На нашем оборудовании мы можем стимулировать память, отследить синаптические связи вплоть до источника их зарождения. Процедура невероятно деликатная, тонкая, но дать может много. Я понятно излагаю?
– Это уж слишком тонкая работа, – проворчал Хайлир. – Но какова же ее цель? Или вы будете рады первому попавшемуся зайцу, выскочившему из зарослей?
Файорио даже поперхнулся.
– – Спокойствие, уважаемый, я все объясню.
– Пожалуйста, в нашем бедственном положении нам не остается ничего иного, как только хранить спокойствие, – сухо процедил Хайлир.
– Вот так-то лучше! – оживился Файорио. – И постарайтесь не забывать этого на протяжении всей моей речи. Итак, что же мы собираемся делать дальше? В широком смысле, мы соберем данные и увидим путь их происхождения. Этот путь и станет путем нашего дальнейшего исследования.
– Но какая же разница между лечением и терапией? – не удержалась от уже давно тревожащего ее вопрос Алтея.
– Разница только в интенсивности. И не забывайте, что сейчас мы вообще только в стадии диагностики, не больше.
– Мы надеемся, что больше никакая часть интеллекта Джейро не пострадает от вашей терапии, – как можно язвительнее произнес Хайлир.
Файорио прищелкнул пухлыми пальцами.
– Во-первых, если уж говорить честно, та, первоначальная терапия, затронула только память мальчика, но никак не его интеллект. Эти две функции существуют параллельно, хотя и работают неразрывно. Во-вторых, повторять то же само лечение не имеет смысла. И, наконец, в-третьих, мы не настолько безответственны, как вам может показаться. Джейро находится в полной безопасности относительно своего здоровья и разума. Есть еще вопросы?
– Как Джейро переносит эти ваши процедуры, – поинтересовался Хайлир, не найдя к чему придраться в последней тираде Файорио.
– Его психическая конституция прекрасна, он ни на что не жалуется, даже когда сильно устает, работает с нами со всем старанием. Джейро – замечательный мальчик, вы можете им гордиться.
– Мы и гордимся! – воскликнула Алтея. – И будем гордиться еще больше в будущем!
Файорио встал.
– Больше мне нечего вам сообщить до завершения следующей стадии работы. Надеюсь, мы встретимся в. вами через неделю.
6
Четыре дня спустя, ближе к вечеру, Файорио присоединился к своим коллегам в конференц-зале. Молодая женщина в аккуратной сине-белой форме сестры милосердия подала им чай и ореховые пирожные. Какое-то время трое ученых сидели, расслабившись, почти безжизненно в своих креслах, словно отдыхая от тяжелой работы. Но скоро это прошло. Файорио первым вздохнул, потянулся к чашке и сказал:
– Слава богу, больше не надо работать наудачу. Это большое облегчение.
– Но мы не можем исключить возможность розыгрыша, – проворчал Уиндл.
– Уж это самое невероятное предположение!
– Но что нам остается? – выкрикнул вдруг Уиндл. – Волей или неволей, но мы вынуждены предполагать, что этот феномен контролируется более или менее разумным сознанием!
Гиссинг вытянул палец в сторону Уиндла в насмешливом укоре.
– А не кажется ли вам все это похожим на тот случай, когда мы для объяснения простого рассвета обращаемся к потусторонним силам? Все, кто знаком с работами барона Бодиссей, наверняка помнят его сказку о госте на вечеринке, который, желая произвести впечатление на компанию, утверждал, что недавно побывал в неком экстраординарном мире, где солнце восходит на западе, а садится на востоке.
– Тонкость вашего замечания от меня ускользает, – язвительно пробормотал Уиндл.
– Хорошо, я объясню. Основываясь на внутреннем состоянии, приходится признать, что есть раздвоение личности, а основываясь на внешнем – мы вынуждены предполагать некое телепатическое происхождение голоса, что, как я полагаю, лежит вообще вне нашей компетенции.
– Какое ценное замечание! – Уиндл сорвался почти на крик. – А мое мнение таково: назвать недуг – не значит его вылечить.
– Все это неважно, – вмешался Файорио. – Важно то, что все наши векторы указывают на весьма специфическое расположение, называемое индикатор Огга.
Уиндл испустил вздох разочарования.
– Вы уводите нас в ловушку мистицизма. Если мы позволим ему повиснуть у нас на шеях, это нам дорого обойдется как в результатах работы, так и в престиже.
– Но если наша цель – докопаться до истины, то не следует ломиться в дверь, используя одни только механистические теории, – заметил Гиссинг.
– Так каково же ваше мнение? – взорвался Уиндл.
– Я чувствую, что здесь нечто большее, чем простое слабоумие.
– В этом я полностью с вами согласен, – веско произнес Файорио. В этот момент прозвенел звонок, и он встал. – Пришли Фэйты. Надо изложить им только факты, но ни в коем случае истолкования.
Уиндл глянул на часы.
– Сегодня я не могу быть с вами, поскольку уже опаздываю на совещание. Просто изложите факты, ни во что не углубляясь, без обычного вашего вещания – и все будет отлично.
Файорио засмеялся, но как-то не слишком весело.
– Мое «вещание», как вы выразились, есть не более чем хорошие «паблик рилейшнз», без которых я ничего в жизни не добился бы.
– Хорошо, хорошо, пусть будет так. В конце концов, это ваша работа, – поспешно согласился Уиндл и вышел из зала.
– Я тоже должен оставить вас, – с сожалением признался Гиссинг. – Сегодня клубный день в Жирандоле, тот самый день, который они называют Избиение Невинных. И я один из тех, кого должны сегодня «избивать». Кто знает? Может, и вы переберетесь в Жирандоль еще до истечения этого месяца!
– Возможно, возможно, – пробурчал Файорио. – Ладно. Идите, избивайтесь. Я как-нибудь разберусь с Фэйтами в одиночку. Может быть, это и к лучшему.
7
Как обычно Файорио встретил Фэйтов в приемной. Они сидели молча, и на лицах супругов читалось явное горе. На этот раз Хайлир надел просторные брюки из темно-серой саржи и темно-коричневый пуловер с черными рукавами. На Алтее была темно-зеленая юбка, белая блузка и темно-оранжевый жакет. Файорио автоматически отметил отсутствие эмблем, определяющих социальный статус посетителей, но потом вспомнил, что они нимпы.
Доктор поздоровался самым вежливым образом и привычно скользнул в кресло за столом. Фэйты ответили так же вежливо, тревожно глядя на доктора, словно пытаясь угадать, какие новости он им принес.
– Мы достигли прогресса, – начал Файорио. – Тайна осталась, но теперь мы можем общаться с ней напрямую.
– Это хорошо или плохо? – тревожно спросила Алтея.
– Ни то ни другое. Значимость этого вы должны оценить сами.
– Отлично, – быстро сказал Хайлир. – Тогда изложите нам все, что вы узнали.
– Как вам известно, мы методически обследовали мозг Джейро, в результате чего векторы на наших схемах указали, к нашему большому удивлению, на находившийся до сей поры вне всякого подозрения небольшой узелок дрожащего нерва в самой глубине костного мозга, известного как индикатор Огга.
Сегодня, когда мы изучали эту область в деталях, Джейро начал производить случайные звуки. В них нет ничего интересного, но мы их все-таки записали. Затем попробовали стимулировать специальную зону – и сейчас вы услышите, что у нас получилось. – Файорио поставил на стол небольшую черную коробочку. – После некоторых технических шумов и предупредительного звонка вы услышите голос Джейро. Он будет звучать странно, я предупреждаю вас, поэтому возьмите себя в руки. Вы можете оказаться в, шоке, говорю честно.
Файорио нажал кнопку, что-то повернул и сел в ожидании, не спуская глаз с Фэйтов.
Из коробочки раздались различные звуки: шелестение бумаг, глухие стуки, бормотание Файорио, какое-то царапанье, наконец, звонок и голос – низкий и грубый. Голос шел явно из горла Джейро, но никоим образом не был похож на его собственный. Голос взывал потерянно и тоскливо: «О, жизнь моя! Моя бесценная жизнь! Ты проходишь, и я беспомощен в суровой темноте! Я потерянная душа, ибо жизнь моя утекает прочь, утекает, утекает, утекает! Утекает прочь! Я забыт в этих темных глубинах, а моя прекрасная жизнь уходит! – Далее голос перешел в рыдания, затем снова заговорил, с еще большим отчаянием, чем прежде. – Зачем суждено мне остаться потерянным во тьме, на веки вечные?» – На этом месте прозвучало подавленное рыдание, и наступила тишина.
Из коробки послышался напряженный голос Файорио:
– Кто ты? Открой нам свое имя!
Ответа не последовало, как и других звуков. Осталась только звенящая тишина одиночества и пустоты.
Файорио снова нажал кнопку и остановил запись. И теперь, взглянув на Фэйтов, доктор увидел не их, а двух незнакомцев с белыми, как снег, изможденными лицами и огромными выпученными глазами. Файорио сморгнул, видение исчезло, и реальность вернулась. Затем доктор неожиданно услышал свои собственные слова:
– Таковы факты. Для нас – это хорошие новости, это говорит о том, что мы имеем дело не с неизвестностью.
Алтея расплакалась.
– Но откуда исходит этот голос?! Неужели это Джейро?
Файорио развел руками и уронил их по сторонам.
– У нас еще не было времени сформулировать свое мнение по этому поводу. На первый взгляд это кажется классическим случаем раздвоения личности, но такой диагноз сомнителен по многим, так сказать, техническим причинам, о которых я сейчас не буду распространяться.
– Но какие-то предположения у вас все же есть? – нерешительно спросил Хайлир.
– На данном этапе у нас есть только предположения, а это может лишь ввести вас в заблуждение, – осторожно ответил Файорио.
Хайлир скорбно улыбнулся.
– Я и не хочу выслушивать ваши предположения, если это действительно только предположения. Но я знаю, что в Шронке у Джейро был уничтожен блок памяти. Могло ли так случиться, что по ошибке, случайно, доля памяти была изолирована от остального мозга и, таким образом, лишена выхода? Что если мы слышим крики именно этой изолированной доли?
– Это интересная идея, и весьма правдоподобная, – ответил Файорио. – Но любой такой изолированный сегмент непременно проявил бы себя на схемах. Таким образом, это не может быть истиной, несмотря на столь соблазнительную правдоподобность.
– А нечто похожее!?
– Возможно.
– Но вы поможете ему? – жалобно спросила Алтея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Сейчас Гиссинг обсуждал скептицизм доктора Уиндла.
– Послушайте, мальчишка действительно предельно искренен. Хотя то, что мы с ним делаем, конечно, ему не нравится. Он просто не хочет повторения своего неприятного опыта.
– Мы столкнулись воистину с чем-то непонятным. Этот случай явно выходит за пределы моего опыта, – я говорю не только об этом голосе, но и о лунном саде и фигуре на фоне неба. Было бы интересно узнать, что же все-таки потеряно в его памяти…
– Мне кажется, частично потерянную память можно восстановить, – предположил Гиссинг.
– Таковая возможность очень сомнительна! – вспылил Уиндл. – А пробелы реальны и явственны!
– Так, но обратили ли вы внимание, коллега, на сломанные матрицы? Я с первого взгляда насчитал их не меньше дюжины, и все они, между прочим, в разной степени деградации.
Уиндл ответил возмущенным звуком.
– Это ничего не значит! Матрицы не несут мнемонических функций, и вообще, они далеко не так важны, как вам кажется!
– Не так важны, это верно. Зато весьма любопытны.
– Вероятно, только для вас! Но мы не можем тратить время на каждую вашу причуду, мы не те ученые, что, схватив сачок, бегут за бабочкой через непроходимые болота.
– Какая ерунда! – с юмором воскликнул Гиссинг. – Разве вы забыли про мою компартуру? У нас в Лемуре мы даже сыр посыпаем перцем! Словом, если необходимо, я смогу заняться этим и один.
– Дорогой коллега, мы все знаем ваши пристрастия. Но ваша склонность к тайнам и сложностям могут привести вас, к сожалению, к печальным ошибкам, – процедил Уиндл.
– Благодарю за предупреждение, – ответил Гиссинг. – В будущем обязуюсь применять свое врачебное искусство с большей осторожностью.
5
Неделю спустя Фэйты узнали, что доктор Файорио хочет с ними чем-то поделиться. В назначенный час они вдвоем прибыли в приемную и сели в мягкие кресла в ожидании врача. Файорио появился, внимательно оглядел озабоченных супругов и по своей привычке Сел за стол, навалившись на него грудью. Затем, переведя взгляд с Хайлира на Алтею, сказал:
– То, что я хочу вам сообщить, нельзя назвать ни плохими, ни хорошими новостями. Это просто краткий обзор нашей деятельности за прошедший период.
Фэйты промолчали, и Файорио вынужден был продолжить.
– У нас имеется некоторый прогресс в отношении, которого я коснусь дальше. Голоса не появляются. Если этот голос действительно наделен некой чувствительностью, то, должно быть, он встревожился и спрятался где-то в отдаленных глубинах мозга мальчика.
– И вы в это верите?! – презрительно выкрикнула Алтея.
– При отсутствии доказательств я не верю ни во что, – отрезал Файорио. – И все-таки теперь мы имеем веские основания подозревать, что голос и в самом деле существует самостоятельно.
Хайлир решил, что настал момент вмешаться в этот нелепый разговор и проверить его железной логикой.
– Вы на удивление осведомлены в этом вопросе, – ледяным тоном заметил отец.
– Я прекрасно понимаю ваш скептицизм, – отозвался Файорио. – Тем не менее за этим моим утверждением стоит полный рационализм, который, однако, трудно понять непрофессионалу. Но я попытаюсь объяснить в самых базовых понятиях. В моем объяснении не будет ни точности, ни блеска, зато оно будет вполне доступно вашему пониманию. Хотите?
– Пожалуйста, – кивнул Хайлир.
– Итак, начнем, если вам угодно, с перспективы. Джейро слышит голос и хранит в своем мозгу два воспоминания. Соответственно, здесь должны находиться мнемонические связи, которые можно уловить и записать. Это может дать информацию, которую мы хотим изложить в наших схемах. Поначалу мы пытались применить простую мозговую стимуляцию и найти так называемую кнопку начала игры klick-off – но… безуспешно. Затем мы попробовали гипноз – с небольшим успехом. В дальнейшем был использован наркотический препарат ниаз-23, который, так сказать, углубляет гипноз. Благодаря этому мы обнаружили некий барьер, но смогли обойти его и атаковать с флангов, если можно так выразиться, и, наконец, нашли ту самую кнопку. Мы вышли на контакт с Джейро и попросили его попробовать повторить голос настолько похоже, как он может. Он действительно издал несколько очень странных звуков, которые мы записали. Какие-то стоны, выкрики, странные проклятья оказались именно таковы, как он описывал. На настоящее время это все.
Хайлир поджал губы.
– Если я правильно вас понял, записанные вами звуки являются не оригинальными, а скорее просто попытками Джейро воспроизвести то, что, как ему кажется, он слышит? Короче, вы попытались воссоздать то, что можно назвать, в первую очередь, галлюцинацией?
Файорио некоторое время смотрел на Хайлира; выражение невинного херувима постепенно исчезало с его лица.
– В целом это именно так, вы правы. И я просто поражен истинностью вашего замечания.
Хайлир холодно улыбнулся.
– Все это чрезвычайно просто. Вы говорили о том, что в юридической практике называется «показание с чужих слов». Это малодоказательная вещь.
Лицо Файорио вдруг прояснилось.
– Я очень благодарен вам за это сравнение! Лучше не скажешь! Сразу и договоримся, что я простофиля и олух, и уже, имея это в виду, продолжим нашу беседу.
– Я не пользуюсь в жизни подобными словами, – возмутился Хайлир. – Я только указал на то, что ваши доказательства шатки.
Файорио вздохнул, встал из-за стола и, обогнув его, уселся сверху.
– Ваши комментарии, уважаемый, говорят, увы, только о том, что вы совершенно упустили направление моего исследования. Впрочем, это моя вина. Я должен был выражаться более осторожно. А потому повторяю: используя очень и очень сложные методы, мы смогли стимулировать память о действительно бывших событиях, которые в свою очередь позволили установить значительные векторы на наших схемах.
К великому облегчению Файорио ни один из супругов не попросил воспроизвести записанные звуки, которые они непременно нашли бы ужасными.
– Теперь наш тезис таков, – продолжил доктор. – Память Джейро о звуках располагается в различных частях его коры головного мозга. И они приходят не обычными путями – по слуховым нервам, но каким-то иным образом. Поток посланий оставляет след, который удерживается в течение неопределенного периода. На нашем оборудовании мы можем стимулировать память, отследить синаптические связи вплоть до источника их зарождения. Процедура невероятно деликатная, тонкая, но дать может много. Я понятно излагаю?
– Это уж слишком тонкая работа, – проворчал Хайлир. – Но какова же ее цель? Или вы будете рады первому попавшемуся зайцу, выскочившему из зарослей?
Файорио даже поперхнулся.
– – Спокойствие, уважаемый, я все объясню.
– Пожалуйста, в нашем бедственном положении нам не остается ничего иного, как только хранить спокойствие, – сухо процедил Хайлир.
– Вот так-то лучше! – оживился Файорио. – И постарайтесь не забывать этого на протяжении всей моей речи. Итак, что же мы собираемся делать дальше? В широком смысле, мы соберем данные и увидим путь их происхождения. Этот путь и станет путем нашего дальнейшего исследования.
– Но какая же разница между лечением и терапией? – не удержалась от уже давно тревожащего ее вопрос Алтея.
– Разница только в интенсивности. И не забывайте, что сейчас мы вообще только в стадии диагностики, не больше.
– Мы надеемся, что больше никакая часть интеллекта Джейро не пострадает от вашей терапии, – как можно язвительнее произнес Хайлир.
Файорио прищелкнул пухлыми пальцами.
– Во-первых, если уж говорить честно, та, первоначальная терапия, затронула только память мальчика, но никак не его интеллект. Эти две функции существуют параллельно, хотя и работают неразрывно. Во-вторых, повторять то же само лечение не имеет смысла. И, наконец, в-третьих, мы не настолько безответственны, как вам может показаться. Джейро находится в полной безопасности относительно своего здоровья и разума. Есть еще вопросы?
– Как Джейро переносит эти ваши процедуры, – поинтересовался Хайлир, не найдя к чему придраться в последней тираде Файорио.
– Его психическая конституция прекрасна, он ни на что не жалуется, даже когда сильно устает, работает с нами со всем старанием. Джейро – замечательный мальчик, вы можете им гордиться.
– Мы и гордимся! – воскликнула Алтея. – И будем гордиться еще больше в будущем!
Файорио встал.
– Больше мне нечего вам сообщить до завершения следующей стадии работы. Надеюсь, мы встретимся в. вами через неделю.
6
Четыре дня спустя, ближе к вечеру, Файорио присоединился к своим коллегам в конференц-зале. Молодая женщина в аккуратной сине-белой форме сестры милосердия подала им чай и ореховые пирожные. Какое-то время трое ученых сидели, расслабившись, почти безжизненно в своих креслах, словно отдыхая от тяжелой работы. Но скоро это прошло. Файорио первым вздохнул, потянулся к чашке и сказал:
– Слава богу, больше не надо работать наудачу. Это большое облегчение.
– Но мы не можем исключить возможность розыгрыша, – проворчал Уиндл.
– Уж это самое невероятное предположение!
– Но что нам остается? – выкрикнул вдруг Уиндл. – Волей или неволей, но мы вынуждены предполагать, что этот феномен контролируется более или менее разумным сознанием!
Гиссинг вытянул палец в сторону Уиндла в насмешливом укоре.
– А не кажется ли вам все это похожим на тот случай, когда мы для объяснения простого рассвета обращаемся к потусторонним силам? Все, кто знаком с работами барона Бодиссей, наверняка помнят его сказку о госте на вечеринке, который, желая произвести впечатление на компанию, утверждал, что недавно побывал в неком экстраординарном мире, где солнце восходит на западе, а садится на востоке.
– Тонкость вашего замечания от меня ускользает, – язвительно пробормотал Уиндл.
– Хорошо, я объясню. Основываясь на внутреннем состоянии, приходится признать, что есть раздвоение личности, а основываясь на внешнем – мы вынуждены предполагать некое телепатическое происхождение голоса, что, как я полагаю, лежит вообще вне нашей компетенции.
– Какое ценное замечание! – Уиндл сорвался почти на крик. – А мое мнение таково: назвать недуг – не значит его вылечить.
– Все это неважно, – вмешался Файорио. – Важно то, что все наши векторы указывают на весьма специфическое расположение, называемое индикатор Огга.
Уиндл испустил вздох разочарования.
– Вы уводите нас в ловушку мистицизма. Если мы позволим ему повиснуть у нас на шеях, это нам дорого обойдется как в результатах работы, так и в престиже.
– Но если наша цель – докопаться до истины, то не следует ломиться в дверь, используя одни только механистические теории, – заметил Гиссинг.
– Так каково же ваше мнение? – взорвался Уиндл.
– Я чувствую, что здесь нечто большее, чем простое слабоумие.
– В этом я полностью с вами согласен, – веско произнес Файорио. В этот момент прозвенел звонок, и он встал. – Пришли Фэйты. Надо изложить им только факты, но ни в коем случае истолкования.
Уиндл глянул на часы.
– Сегодня я не могу быть с вами, поскольку уже опаздываю на совещание. Просто изложите факты, ни во что не углубляясь, без обычного вашего вещания – и все будет отлично.
Файорио засмеялся, но как-то не слишком весело.
– Мое «вещание», как вы выразились, есть не более чем хорошие «паблик рилейшнз», без которых я ничего в жизни не добился бы.
– Хорошо, хорошо, пусть будет так. В конце концов, это ваша работа, – поспешно согласился Уиндл и вышел из зала.
– Я тоже должен оставить вас, – с сожалением признался Гиссинг. – Сегодня клубный день в Жирандоле, тот самый день, который они называют Избиение Невинных. И я один из тех, кого должны сегодня «избивать». Кто знает? Может, и вы переберетесь в Жирандоль еще до истечения этого месяца!
– Возможно, возможно, – пробурчал Файорио. – Ладно. Идите, избивайтесь. Я как-нибудь разберусь с Фэйтами в одиночку. Может быть, это и к лучшему.
7
Как обычно Файорио встретил Фэйтов в приемной. Они сидели молча, и на лицах супругов читалось явное горе. На этот раз Хайлир надел просторные брюки из темно-серой саржи и темно-коричневый пуловер с черными рукавами. На Алтее была темно-зеленая юбка, белая блузка и темно-оранжевый жакет. Файорио автоматически отметил отсутствие эмблем, определяющих социальный статус посетителей, но потом вспомнил, что они нимпы.
Доктор поздоровался самым вежливым образом и привычно скользнул в кресло за столом. Фэйты ответили так же вежливо, тревожно глядя на доктора, словно пытаясь угадать, какие новости он им принес.
– Мы достигли прогресса, – начал Файорио. – Тайна осталась, но теперь мы можем общаться с ней напрямую.
– Это хорошо или плохо? – тревожно спросила Алтея.
– Ни то ни другое. Значимость этого вы должны оценить сами.
– Отлично, – быстро сказал Хайлир. – Тогда изложите нам все, что вы узнали.
– Как вам известно, мы методически обследовали мозг Джейро, в результате чего векторы на наших схемах указали, к нашему большому удивлению, на находившийся до сей поры вне всякого подозрения небольшой узелок дрожащего нерва в самой глубине костного мозга, известного как индикатор Огга.
Сегодня, когда мы изучали эту область в деталях, Джейро начал производить случайные звуки. В них нет ничего интересного, но мы их все-таки записали. Затем попробовали стимулировать специальную зону – и сейчас вы услышите, что у нас получилось. – Файорио поставил на стол небольшую черную коробочку. – После некоторых технических шумов и предупредительного звонка вы услышите голос Джейро. Он будет звучать странно, я предупреждаю вас, поэтому возьмите себя в руки. Вы можете оказаться в, шоке, говорю честно.
Файорио нажал кнопку, что-то повернул и сел в ожидании, не спуская глаз с Фэйтов.
Из коробочки раздались различные звуки: шелестение бумаг, глухие стуки, бормотание Файорио, какое-то царапанье, наконец, звонок и голос – низкий и грубый. Голос шел явно из горла Джейро, но никоим образом не был похож на его собственный. Голос взывал потерянно и тоскливо: «О, жизнь моя! Моя бесценная жизнь! Ты проходишь, и я беспомощен в суровой темноте! Я потерянная душа, ибо жизнь моя утекает прочь, утекает, утекает, утекает! Утекает прочь! Я забыт в этих темных глубинах, а моя прекрасная жизнь уходит! – Далее голос перешел в рыдания, затем снова заговорил, с еще большим отчаянием, чем прежде. – Зачем суждено мне остаться потерянным во тьме, на веки вечные?» – На этом месте прозвучало подавленное рыдание, и наступила тишина.
Из коробки послышался напряженный голос Файорио:
– Кто ты? Открой нам свое имя!
Ответа не последовало, как и других звуков. Осталась только звенящая тишина одиночества и пустоты.
Файорио снова нажал кнопку и остановил запись. И теперь, взглянув на Фэйтов, доктор увидел не их, а двух незнакомцев с белыми, как снег, изможденными лицами и огромными выпученными глазами. Файорио сморгнул, видение исчезло, и реальность вернулась. Затем доктор неожиданно услышал свои собственные слова:
– Таковы факты. Для нас – это хорошие новости, это говорит о том, что мы имеем дело не с неизвестностью.
Алтея расплакалась.
– Но откуда исходит этот голос?! Неужели это Джейро?
Файорио развел руками и уронил их по сторонам.
– У нас еще не было времени сформулировать свое мнение по этому поводу. На первый взгляд это кажется классическим случаем раздвоения личности, но такой диагноз сомнителен по многим, так сказать, техническим причинам, о которых я сейчас не буду распространяться.
– Но какие-то предположения у вас все же есть? – нерешительно спросил Хайлир.
– На данном этапе у нас есть только предположения, а это может лишь ввести вас в заблуждение, – осторожно ответил Файорио.
Хайлир скорбно улыбнулся.
– Я и не хочу выслушивать ваши предположения, если это действительно только предположения. Но я знаю, что в Шронке у Джейро был уничтожен блок памяти. Могло ли так случиться, что по ошибке, случайно, доля памяти была изолирована от остального мозга и, таким образом, лишена выхода? Что если мы слышим крики именно этой изолированной доли?
– Это интересная идея, и весьма правдоподобная, – ответил Файорио. – Но любой такой изолированный сегмент непременно проявил бы себя на схемах. Таким образом, это не может быть истиной, несмотря на столь соблазнительную правдоподобность.
– А нечто похожее!?
– Возможно.
– Но вы поможете ему? – жалобно спросила Алтея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51