Нити ослепительно вспыхнули – и брызнули во все стороны каплями раскаленного железа. Но заряд уже прошел дальше, через мокрые волосы, через тело блондинки… Она вспыхнула. Волосы, одежда, кожа…
Долетел тяжелый удар грома, и в воду упало то, что осталось от блондинки, – обгорелая тушка, окутанная дымом.
Брюнетка поднималась из воды всего в паре метров. От удара тока ее выгнуло, полусогнутые ноги резко выпрямились – и блондинку швырнуло в воздух, как из катапульты. На берег. Она упала на камни перед сатиром. Виском – прямо под удар копытом…
После драки сатир про Леху словно забыл.
Леха тоже не спешил подходить к сатиру.
Хорошо же это будет выглядеть – теперь! Когда не знал, значит, на что он способен, – помочь отказался. А теперь, когда оказалось, что сатир очень даже может постоять за себя, – так сразу полез ручкаться и в друзья набиваться?…
Только все равно непонятно: какого черта он привязался к тем теткам? Мешали они ему?!
Леха лежал в тени под большим валуном. Солнце выбралось из зенита и потихоньку ползло вниз. Росли тени, день пошел на убыль… Леха просто лежал.
Хорошее место. Никто не лезет, убить не пытается. А чтобы сам пошел искать игроков… самому себе искать неприятностей? Ха! Ищите дураков в другом месте.
Глядишь, удастся день-два никого не убивать. По сравнению с психами вроде сатира или тех поросят, бросающихся на игроков, как голодная собака на кость, это должна быть плохая статистика. Ужасно плохая. Тем лучше. Быстрее выкинут!
Если денег на ветер здесь не бросают, то упрямых заключенных должны быстренько вышвыривать отсюда. Какой смысл тратиться на содержание тела в реале, если в игре от него никакой пользы? Вот только…
Леха заворочался, покрутил головой. Вроде и лежал удобно, и в тени, солнце не печет, да и вообще уже вечер, прохладнее стало. Вроде бы все нормально. Но что-то не так… Леха сглотнул – и поморщился. Горло пересохло. И… Почти отвык от этого чувства – здесь, внутри этого чертового «Генодрома». Два дня в обучалке не было ничего подобного. Ни чувства голода, ни жажды. Да оно и понятно-откуда бы им взяться, если там капельницы стоят с водой и питанием?
Но вот теперь… Хотелось пить.
Леха сглотнул и снова поморщился. Больно! Прав сатир? Родные программеры, им только дай волю и нормальную зарплату – и они даже монстру метаболизм организуют? Спросить бы, да не видно его. То ли ушел куда-то, то ли спит где-то между валунами…
Ну и черт с ним! Сами разберемся. Леха поднялся и засеменил вниз, к озерцам.
Под тяжелые тучи, упрямо не желающие расходиться.
Вблизи стало видно, что вылавливали тетки. В центре озерца плавали какие-то прозрачные куски. Медузы, не медузы…
Ладно, неважно. Не за тем шли. Леха встал на берегу, подогнул передние ноги так, чтобы склонить голову к воде, и осторожно коснулся губами воды.
Вкус был… Специфический, да.
Ну очень специфический. Чудовищный, если честно. Как жевать кучу металлических стружек, политую машинным маслом.
Леху передернуло. Оказывается, у этой бычьей аватары еще и желудок есть. Чертовы программеры! Чуть не стошнило.
Это с одного глотка-то…
Леха поднял голову, сморщившись. Пить хотелось все сильнее, но… Но не это же паскудство!
На противоположном берегу озерца появился сатир. Упер руки в боки и уставился на Леху, криво усмехаясь. Недоверчиво как-то. Словно не мог поверить, что кто-то будет пить эту дрянь.
Но пить хотелось. Все сильнее и сильнее. Леха вздохнул, сморщился, но опять склонился к воде и стал втягивать в себя эту дрянь, только по виду похожую на чистую воду…
И тут-все внутри скрутило. По-настоящему.
Леха рухнул на камни. Голову пригнуло к самому брюху, а желудок лез в горло, выворачиваясь наизнанку.
Все, что он успел выпить, выбросило обратно. И все тошнило и тошнило… В желудке уже ничего не осталось, но позывы скручивали тело снова и снова…
Наконец-то это кончилось.
Во рту было сухо-сухо. И теперь пить хотелось до ужаса. Кажется, эта тошнота не просто очистила желудок, но еще и отжала все тело, как губку с водой. До последней капли. Оставив только сухие поры, требующие хоть каплю воды… Сатир на том берегу трясся в беззвучном смехе. Так развеселился, что ему пришлось согнуться и упереться ручками в колени. Он поднимал голову, кидал взгляд на Леху – и снова трясся от смеха.
Леха медленно поднялся. Ноги и живот чуть дрожали, Это было неприятно, но это были мелочи. Господи, как же хотелось пить!
– Эй! – позвал Леха. – Она что, отравленная?
– Да нет, вода-то нормальная, – откликнулся сатир, все ухмыляясь.
– А почему же… – начал Леха и осекся.
Словно заново увидел: тот черноухий кабан, которого скрутило от боли в почках. И сатир, взвизгивающий от боли, словно его прижигали…
И тот зал, где находились реальные тела заключенных, отбывающих здесь срок. Неподвижно лежат в креслах, день за днем, месяц за месяцем. Без солнечного света, белые могильные черви. С капельницами над головой…
Леха поежился.
Эта жажда… дело не в программе? Это просто сбоит аппаратура там, в реале? Игла выскользнула из вены или капельницу забыли поменять? И вот теперь его реальное тело сидит там без воды… В ряду точно таких же почти трупов. И никому до этого нет никакого дела…
И если сатир прав и модеры тратят все свое время только на разборки между игроками…
Сами они не спохватятся. Нет, не спохватятся. Только уборщица по трупному запаху и обнаружит!
Черт возьми! Надо с ними связаться! Но как?…
Леха пошел по берегу, обходя озеро, к сатиру. Этот умник должен знать.
Но сатир тоже пошел по берегу. В противоположную сторону.
– Эй! Подожди!
Сатир и не подумал остановиться.
Тогда Леха прибавил – и сатир тоже пошел быстрее. Леха побежал быстрее, оскальзываясь на камнях. Сатир оглянулся, заметил это и вдруг рванул прочь от озера. К скальной стене, разделяющей Кремневую долину и пустыню.
Леха только хмыкнул. Он что, не понимает, что ему все равно не убежать?
Побежал следом, потихоньку нагоняя. Когда сатир добежал до скал, между ними было каких-то метров десять. Леха притормозил – все, этот шибздик сам себя в угол загнал.
– Ну все, стой! Отбегался…
Сатир оглянулся, хмыкнул…
И вдруг оказалось, что только для неповоротливого бычьего тела это был угол. А сатир подпрыгнул, зацепился за выступ, легко подтянулся, закинул на него ногу – и тут же оттолкнулся, прыгнул выше, еще выше…
Пяти секунд не прошло, а сатир был уже далеко вверху, у провала в какую-то пещеру. Сейчас нырнет внутрь – и только его и видели.
– Да стой же, черт тебя побери! – крикнул Леха. Сатир замер, оглянулся.
– Что, салага рогатая? Прощения просить пришел?
Леха стиснул зубы, но стерпел. Пить хотелось невыносимо.
– Прощения просить – это хорошо. – Сатир вальяжно расселся на выступе, даже умудрился закинуть ногу на ногу. Сложил ручки на животе.
– Ну, давай, рогатое! Я жду. Ну?!
– Да ладно тебе… – буркнул Леха. Сглотнул – и сморщился. Пересохший кадык драл горло, как наждачная бумага. – Пить хочу ужасно. Как с этими модерами связаться? Кажется, аппаратура сбоит… Сатир прищурился:
– Какая еще аппаратура?
– Ну, которая там, в реале! Чтобы тело поддерживать.
Сатир сморщился, как кислоты хватил. Смотрел на Леху, как на идиота. Хотел выдать какую-то колкость, но смолчал. Лишь тяжело вздохнул.
И стал спускаться вниз.
Слез на землю, встал перед Лехой. Ручки упер в бока, тяжелый взгляд – в Леху.
– Ладно, упертый. На первый раз прощаю. Но смотри у меня, салага рогатая! В первый и в последний раз! Чтоб больше без фокусов. Понял?
Леха неохотно кивнул.
– То-то же! Сразу бы так… – смягчился сатир. Прислонился плечом к валуну и стал объяснять…
Искоренять теток он помчался не просто так.
Маленькие озера, над которыми постоянно бурлят грозовые облака, – это его локация. Участок, к которому он привязан.
Не так жестко, как в обучалке. Там была лощинка, куда мог входить только Леха, и был берег моря, куда мог входить только сатир. Здесь, чисто теоретически, каждый может идти, куда хочет. Хоть вообще к переходам из седьмой зоны в соседние. Да куда угодно – если сможет, конечно. Оживает сатир, если его убьют, недалеко от этих озер.
И это не просто. Те прозрачные растения, похожие на дохлых медуз, – из них игроки делают лекарства. Торгуют ими, неплохие деньги получают. А чтобы им жизнь медом не казалась, чтобы не мог любой новичок наловить этих медуз, сколько хочет, – для этого здесь сатир и посажен. Нападать на них и мешать собирать.
А чтобы он не зевал и не халтурил, не пытался отлынивать, те медузы здор-рово жгутся. Не игроков жгут, нет. Игроки могут трогать медуз как ни в чем не бывало. А вот сатира как сковородкой прижигает, когда игроки вытаскивают медуз из воды. И чем больше медуз собирают, тем сильнее прижигает. Так что не мог он спокойно смотреть на тех теток, пока они в его озерце промыслом занимались… У кабанов такая локация – лес. Если присмотреться, то между черными «листьями» есть еще зеленоватые наросты, похожие на желуди…
– К черту кабанов! – не выдержал Леха. – У меня-то что?!
Хотелось пить, мочи нет! Все тело превратилось в кусок вяленого мяса. Пить, пить, пить…
– Ты не ори, не ори, – пробурчал сатир. – Не у себя дома, понял?
Леха фыркнул и нетерпеливо врезал копытом в камни. Как же хотелось пить!
– Тебе, считай, повезло. У тебя локации как бы нет. То есть оживать ты будешь здесь, – сатир притопнул, – в долине, а так бегай где хочешь.
– А охранять что должен?
– А охранять тебе ничего не надо.
– А пить?… – просипел Леха.
– А что «пить»? Пей.
– Да не могу же! Рвет!!!
– Ну еще бы. Ты, лапушка, кто? Ты монстр, вот ты кто. Там, на воле, грабил, насильничал, убивал? Пил людскую кровушку, изверг в человеческой личине?
Леха тихо застонал. Терпеть было невозможно. Ни жажду, ни потоки этого ерничанья…
– Ну а теперь все, попался, – как ни в чем не бывало болтал сатир. – Кончилась твоя лафа. Содрали человеческую шкурку с твоего поганого нутра, изверг. Чтобы всю правду без прикрас было видно. Понял?
– Господи, ты можешь по-человечески сказать, что я должен делать?!
– Да я же и говорю: кровушку людскую пить тебе отныне – без маскировки. Чтобы всем, значит, было видно твое истинное лицо, страшилка ты картонная…
– Ты хочешь сказать…
– Ага. Точную пайку не знаю, но, думаю, человек пять-шесть за день должен за новыми аватарами отправлять. Ловишь, мочишь и питаешься теплой кровушкой, морда твоя злодейская… – почти ласково закончил сатир. – Понял?
– Да ладно тебе… – пробормотал Леха. – Издеваешься? Ну издеваешься же, да? – почти взмолился.
– Да нет, шутки уж давно кончились, – помрачнел сатир, – Жаль, что ты этого все никак не поймешь… Не будешь убивать, жажда будет еще сильнее.
– Куда уж сильнее-то!
– Хочешь узнать? – хмыкнул сатир.
– Но это же… Это же как пытки…
– Во народ, а! – восхитился сатир. – О правах человека вспомнил… О правах человека надо было раньше думать, пока на свободе гулял! Но там-то ты об этом не думал, да? Пронесет, типа? Ну вот и пронесло…
Леха только закрыл глаза, уже мало что соображая. Пить. Хотя бы стакан воды… Хотя бы половинку…
– И потом, ты вообще хоть глазком глянул на то, что подписывал? Про боль там черным по белому написано. Только никакие это не пытки, а «стимуляция социальной активности перевоспитуемых», – процитировал сатир. – Понял? По-русски говоря, это чтобы ты не только о себе думал, эгоист рогатый, но запомнил, что бывают еще интересы окружающих. Законы и традиции, которые надо соблюдать. Непререкаемо. Усек, нет? Упертый ты наш… Так что это ты сам себе делаешь больно, а не они…
– Я ничего не делаю… – пробормотал Леха.
– Вот именно! Ничего не делаешь. А ничего не делать – это тоже занятие, между прочим. Или я тебе не предлагал прошвырнуться, тех двух телок пободать, а потом сладко закусить?
Леха не ответил. Пить хотелось неимоверно. Голова сама поворачивалась к озеру – к воде, такой желанной, прозрачной, зовущей… Шагнул туда…
– Эй, эй! Не дури! – заступил дорогу сатир. – Кому сказал, не дури! Только хуже будет!
Леха его уже не слушал. Оскалился и рванул вдоль скальной стены, чтобы хоть как-то отвлечься от жажды, грызущей изнутри. Невыносимой.
– В пустыне попробуй! – крикнул сзади сатир. – Если тебя сюда перевели, там должно что-то быть! А если нет, дуй дальше на запад! Там Гнусмас, город этой зоны! Народу должно быть до…
Солнце не село – по-южному свалилось за горизонт, строго сверху вниз, как сверкающий пятак в черную щель свиньи-копилки. Сумерки обернулись кромешной темнотой, сверху сверкали звезды.
Копыта с шелестом взбивали песок, дюны надвигались и опадали позади как волны – огромные валы тьмы, летящие под морем звезд.
Жажда…
Это была уже не жажда. Это стало чем-то большим. Гораздо большим!
Голова превратилась в иссохший череп, внутри которого прыгал язык – вяленый кусок мяса, шершавый и неживой. Глаза горели. А когда моргал, было только хуже – иссохшие веки скоблили по сухим глазам так, что хотелось орать от боли. Ноги, шею, спину, все суставы ломило. Тонны песка и стальных опилок перекатывались в суставах, обдирая хрящи, кости и нервные окончания. Каждый шаг, каждое движение, каждый удар копытом отдавались болью, но не бежать он не мог…
Во всем мире осталась только боль – и жажда, которая сильнее этой боли. Гораздо сильнее! Только боль и жажда…
Сначала Леха решил, что это еще одна звезда. Голубая звезда над самым горизонтом. Только эта звезда не дрожала, как все остальные звезды у горизонта, не переливалась зелено-красно-желтой рябью, а горела упрямым оранжевым огоньком и становилась все ярче.
Почти не соображая, что делает, Леха повернул на нее, бежал на эту звезду. Нет, не звезду… Уже можно различить, что это огонь.
Огонь – люди – кровь…
Господи, неужели эта боль, эта жажда – скоро уйдут?! Леха быстрее заработал ногами, стрелой слетая с дюны. Огонь пропал. А когда Леха взобрался на следующий гребень, далекий оранжевый огонек распался на два.
Один торит высоко над землей – узкий, вытянутый вверх, словно пламя огромного факела. Мертвенно-голубой. Другой огонь ниже, где-то на уровне земли. Этот красновато-желтый, живой – костер… Костер – люди – кровь!…
Всего через несколько дюн! Какая-то пара дюн! Пролетели одна за другой. Быстрее, быстрее! Туда… Надвинулся черный вал последней дюны, скрыв огни. Леха, стиснув зубы, работал ногами. Вырывая копыта из податливого песка, выбрасывая себя вверх, к последнему гребню, отделяющему от того, что так нужно…
В голове не осталось никаких мыслей. Остались только жажда, боль в каждом суставе – и рефлексы. Именно они заставили затормозить и рухнуть в песок, едва из-за гребня дюны показались огни.
Первый огонь, вытянутый, и был факел. Огонь вырывался из высокой трубы. Под трубой гудел мощный мотор. Гулял шатун, вращался тяжелый маховик, вгоняя в землю и вытаскивая обратно длинный поршень…
Нефтяная вышка.
Перед вышкой горел костер, вокруг сидели трое людей. Рядом с ними, шалашиком, стояли три автомата. И один из людей – черт бы его побрал! – сидел лицом сюда…
Меланхоличное лицо, задумчивые глаза. Мечтательно глядящие поверх костра…
Прямо сюда!
Жажда была уже невыносима. А то, что могло ее утолить, – близко, совсем близко… Стиснув зубы до боли, Леха лежал, вжавшись в песок, и терпел. Терпел и внимательно смотрел.
Если поднимется тревога и эти трое успеют добраться до своих автоматов…
Есть всего один шанс. Всего один.
Если убьют, то оживешь в новом теле, далеко в Кремневой долине. И придется опять бежать через пустыню. Один на один с темнотой, морем звезд – и жаждой и болью. Которые все сильнее и сильнее… Еще несколько часов? Невыносимых, бесконечных часов…
Ну уж нет!
Нет.
Ошибаться нельзя.
Очень осторожно Леха приподнялся и, по-пластунски загребая копытами, стал сползать с дюны. Не дай бог оказаться черным силуэтом на фоне неба, густо усыпанного звездами! Тот с печальными глазами смотрит сюда. Прямо сюда… Гребаный мечтатель!
Двое других сидят спиной. Леха забрал вправо, чтобы один из них оказался между ним и тем мечтателем, все пялящимся поверх костра на дюны. И, когда черный силуэт закрыл глаза мечтателя, чуть приподнялся и, пригибаясь к самой земле, засеменил еще ближе к костру. Сглатывая иссохшим горлом, где кадык драл глотку, как наждаком, – но заставляя себя двигаться медленно. Бесшумно. Все ближе к свету костра, к гулу мотора. Люди у костра о чем-то болтали. Тихие голоса, добродушные смешки… Двадцать метров.
Тише, тише, не спешить. Шалашик из автоматов совсем рядом с костром… Десять метров.
Еще тише, чтобы не вспугнуть. Только не вспугнуть! Мечтатель и еще один – в рабочих комбинезонах, а третий – в камуфляже. Погон нет, но форма явно военная. И сидит ближе всех к шалашику из автоматов. Ему только руку протянуть…
Леха чуть приподнялся с песка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Долетел тяжелый удар грома, и в воду упало то, что осталось от блондинки, – обгорелая тушка, окутанная дымом.
Брюнетка поднималась из воды всего в паре метров. От удара тока ее выгнуло, полусогнутые ноги резко выпрямились – и блондинку швырнуло в воздух, как из катапульты. На берег. Она упала на камни перед сатиром. Виском – прямо под удар копытом…
После драки сатир про Леху словно забыл.
Леха тоже не спешил подходить к сатиру.
Хорошо же это будет выглядеть – теперь! Когда не знал, значит, на что он способен, – помочь отказался. А теперь, когда оказалось, что сатир очень даже может постоять за себя, – так сразу полез ручкаться и в друзья набиваться?…
Только все равно непонятно: какого черта он привязался к тем теткам? Мешали они ему?!
Леха лежал в тени под большим валуном. Солнце выбралось из зенита и потихоньку ползло вниз. Росли тени, день пошел на убыль… Леха просто лежал.
Хорошее место. Никто не лезет, убить не пытается. А чтобы сам пошел искать игроков… самому себе искать неприятностей? Ха! Ищите дураков в другом месте.
Глядишь, удастся день-два никого не убивать. По сравнению с психами вроде сатира или тех поросят, бросающихся на игроков, как голодная собака на кость, это должна быть плохая статистика. Ужасно плохая. Тем лучше. Быстрее выкинут!
Если денег на ветер здесь не бросают, то упрямых заключенных должны быстренько вышвыривать отсюда. Какой смысл тратиться на содержание тела в реале, если в игре от него никакой пользы? Вот только…
Леха заворочался, покрутил головой. Вроде и лежал удобно, и в тени, солнце не печет, да и вообще уже вечер, прохладнее стало. Вроде бы все нормально. Но что-то не так… Леха сглотнул – и поморщился. Горло пересохло. И… Почти отвык от этого чувства – здесь, внутри этого чертового «Генодрома». Два дня в обучалке не было ничего подобного. Ни чувства голода, ни жажды. Да оно и понятно-откуда бы им взяться, если там капельницы стоят с водой и питанием?
Но вот теперь… Хотелось пить.
Леха сглотнул и снова поморщился. Больно! Прав сатир? Родные программеры, им только дай волю и нормальную зарплату – и они даже монстру метаболизм организуют? Спросить бы, да не видно его. То ли ушел куда-то, то ли спит где-то между валунами…
Ну и черт с ним! Сами разберемся. Леха поднялся и засеменил вниз, к озерцам.
Под тяжелые тучи, упрямо не желающие расходиться.
Вблизи стало видно, что вылавливали тетки. В центре озерца плавали какие-то прозрачные куски. Медузы, не медузы…
Ладно, неважно. Не за тем шли. Леха встал на берегу, подогнул передние ноги так, чтобы склонить голову к воде, и осторожно коснулся губами воды.
Вкус был… Специфический, да.
Ну очень специфический. Чудовищный, если честно. Как жевать кучу металлических стружек, политую машинным маслом.
Леху передернуло. Оказывается, у этой бычьей аватары еще и желудок есть. Чертовы программеры! Чуть не стошнило.
Это с одного глотка-то…
Леха поднял голову, сморщившись. Пить хотелось все сильнее, но… Но не это же паскудство!
На противоположном берегу озерца появился сатир. Упер руки в боки и уставился на Леху, криво усмехаясь. Недоверчиво как-то. Словно не мог поверить, что кто-то будет пить эту дрянь.
Но пить хотелось. Все сильнее и сильнее. Леха вздохнул, сморщился, но опять склонился к воде и стал втягивать в себя эту дрянь, только по виду похожую на чистую воду…
И тут-все внутри скрутило. По-настоящему.
Леха рухнул на камни. Голову пригнуло к самому брюху, а желудок лез в горло, выворачиваясь наизнанку.
Все, что он успел выпить, выбросило обратно. И все тошнило и тошнило… В желудке уже ничего не осталось, но позывы скручивали тело снова и снова…
Наконец-то это кончилось.
Во рту было сухо-сухо. И теперь пить хотелось до ужаса. Кажется, эта тошнота не просто очистила желудок, но еще и отжала все тело, как губку с водой. До последней капли. Оставив только сухие поры, требующие хоть каплю воды… Сатир на том берегу трясся в беззвучном смехе. Так развеселился, что ему пришлось согнуться и упереться ручками в колени. Он поднимал голову, кидал взгляд на Леху – и снова трясся от смеха.
Леха медленно поднялся. Ноги и живот чуть дрожали, Это было неприятно, но это были мелочи. Господи, как же хотелось пить!
– Эй! – позвал Леха. – Она что, отравленная?
– Да нет, вода-то нормальная, – откликнулся сатир, все ухмыляясь.
– А почему же… – начал Леха и осекся.
Словно заново увидел: тот черноухий кабан, которого скрутило от боли в почках. И сатир, взвизгивающий от боли, словно его прижигали…
И тот зал, где находились реальные тела заключенных, отбывающих здесь срок. Неподвижно лежат в креслах, день за днем, месяц за месяцем. Без солнечного света, белые могильные черви. С капельницами над головой…
Леха поежился.
Эта жажда… дело не в программе? Это просто сбоит аппаратура там, в реале? Игла выскользнула из вены или капельницу забыли поменять? И вот теперь его реальное тело сидит там без воды… В ряду точно таких же почти трупов. И никому до этого нет никакого дела…
И если сатир прав и модеры тратят все свое время только на разборки между игроками…
Сами они не спохватятся. Нет, не спохватятся. Только уборщица по трупному запаху и обнаружит!
Черт возьми! Надо с ними связаться! Но как?…
Леха пошел по берегу, обходя озеро, к сатиру. Этот умник должен знать.
Но сатир тоже пошел по берегу. В противоположную сторону.
– Эй! Подожди!
Сатир и не подумал остановиться.
Тогда Леха прибавил – и сатир тоже пошел быстрее. Леха побежал быстрее, оскальзываясь на камнях. Сатир оглянулся, заметил это и вдруг рванул прочь от озера. К скальной стене, разделяющей Кремневую долину и пустыню.
Леха только хмыкнул. Он что, не понимает, что ему все равно не убежать?
Побежал следом, потихоньку нагоняя. Когда сатир добежал до скал, между ними было каких-то метров десять. Леха притормозил – все, этот шибздик сам себя в угол загнал.
– Ну все, стой! Отбегался…
Сатир оглянулся, хмыкнул…
И вдруг оказалось, что только для неповоротливого бычьего тела это был угол. А сатир подпрыгнул, зацепился за выступ, легко подтянулся, закинул на него ногу – и тут же оттолкнулся, прыгнул выше, еще выше…
Пяти секунд не прошло, а сатир был уже далеко вверху, у провала в какую-то пещеру. Сейчас нырнет внутрь – и только его и видели.
– Да стой же, черт тебя побери! – крикнул Леха. Сатир замер, оглянулся.
– Что, салага рогатая? Прощения просить пришел?
Леха стиснул зубы, но стерпел. Пить хотелось невыносимо.
– Прощения просить – это хорошо. – Сатир вальяжно расселся на выступе, даже умудрился закинуть ногу на ногу. Сложил ручки на животе.
– Ну, давай, рогатое! Я жду. Ну?!
– Да ладно тебе… – буркнул Леха. Сглотнул – и сморщился. Пересохший кадык драл горло, как наждачная бумага. – Пить хочу ужасно. Как с этими модерами связаться? Кажется, аппаратура сбоит… Сатир прищурился:
– Какая еще аппаратура?
– Ну, которая там, в реале! Чтобы тело поддерживать.
Сатир сморщился, как кислоты хватил. Смотрел на Леху, как на идиота. Хотел выдать какую-то колкость, но смолчал. Лишь тяжело вздохнул.
И стал спускаться вниз.
Слез на землю, встал перед Лехой. Ручки упер в бока, тяжелый взгляд – в Леху.
– Ладно, упертый. На первый раз прощаю. Но смотри у меня, салага рогатая! В первый и в последний раз! Чтоб больше без фокусов. Понял?
Леха неохотно кивнул.
– То-то же! Сразу бы так… – смягчился сатир. Прислонился плечом к валуну и стал объяснять…
Искоренять теток он помчался не просто так.
Маленькие озера, над которыми постоянно бурлят грозовые облака, – это его локация. Участок, к которому он привязан.
Не так жестко, как в обучалке. Там была лощинка, куда мог входить только Леха, и был берег моря, куда мог входить только сатир. Здесь, чисто теоретически, каждый может идти, куда хочет. Хоть вообще к переходам из седьмой зоны в соседние. Да куда угодно – если сможет, конечно. Оживает сатир, если его убьют, недалеко от этих озер.
И это не просто. Те прозрачные растения, похожие на дохлых медуз, – из них игроки делают лекарства. Торгуют ими, неплохие деньги получают. А чтобы им жизнь медом не казалась, чтобы не мог любой новичок наловить этих медуз, сколько хочет, – для этого здесь сатир и посажен. Нападать на них и мешать собирать.
А чтобы он не зевал и не халтурил, не пытался отлынивать, те медузы здор-рово жгутся. Не игроков жгут, нет. Игроки могут трогать медуз как ни в чем не бывало. А вот сатира как сковородкой прижигает, когда игроки вытаскивают медуз из воды. И чем больше медуз собирают, тем сильнее прижигает. Так что не мог он спокойно смотреть на тех теток, пока они в его озерце промыслом занимались… У кабанов такая локация – лес. Если присмотреться, то между черными «листьями» есть еще зеленоватые наросты, похожие на желуди…
– К черту кабанов! – не выдержал Леха. – У меня-то что?!
Хотелось пить, мочи нет! Все тело превратилось в кусок вяленого мяса. Пить, пить, пить…
– Ты не ори, не ори, – пробурчал сатир. – Не у себя дома, понял?
Леха фыркнул и нетерпеливо врезал копытом в камни. Как же хотелось пить!
– Тебе, считай, повезло. У тебя локации как бы нет. То есть оживать ты будешь здесь, – сатир притопнул, – в долине, а так бегай где хочешь.
– А охранять что должен?
– А охранять тебе ничего не надо.
– А пить?… – просипел Леха.
– А что «пить»? Пей.
– Да не могу же! Рвет!!!
– Ну еще бы. Ты, лапушка, кто? Ты монстр, вот ты кто. Там, на воле, грабил, насильничал, убивал? Пил людскую кровушку, изверг в человеческой личине?
Леха тихо застонал. Терпеть было невозможно. Ни жажду, ни потоки этого ерничанья…
– Ну а теперь все, попался, – как ни в чем не бывало болтал сатир. – Кончилась твоя лафа. Содрали человеческую шкурку с твоего поганого нутра, изверг. Чтобы всю правду без прикрас было видно. Понял?
– Господи, ты можешь по-человечески сказать, что я должен делать?!
– Да я же и говорю: кровушку людскую пить тебе отныне – без маскировки. Чтобы всем, значит, было видно твое истинное лицо, страшилка ты картонная…
– Ты хочешь сказать…
– Ага. Точную пайку не знаю, но, думаю, человек пять-шесть за день должен за новыми аватарами отправлять. Ловишь, мочишь и питаешься теплой кровушкой, морда твоя злодейская… – почти ласково закончил сатир. – Понял?
– Да ладно тебе… – пробормотал Леха. – Издеваешься? Ну издеваешься же, да? – почти взмолился.
– Да нет, шутки уж давно кончились, – помрачнел сатир, – Жаль, что ты этого все никак не поймешь… Не будешь убивать, жажда будет еще сильнее.
– Куда уж сильнее-то!
– Хочешь узнать? – хмыкнул сатир.
– Но это же… Это же как пытки…
– Во народ, а! – восхитился сатир. – О правах человека вспомнил… О правах человека надо было раньше думать, пока на свободе гулял! Но там-то ты об этом не думал, да? Пронесет, типа? Ну вот и пронесло…
Леха только закрыл глаза, уже мало что соображая. Пить. Хотя бы стакан воды… Хотя бы половинку…
– И потом, ты вообще хоть глазком глянул на то, что подписывал? Про боль там черным по белому написано. Только никакие это не пытки, а «стимуляция социальной активности перевоспитуемых», – процитировал сатир. – Понял? По-русски говоря, это чтобы ты не только о себе думал, эгоист рогатый, но запомнил, что бывают еще интересы окружающих. Законы и традиции, которые надо соблюдать. Непререкаемо. Усек, нет? Упертый ты наш… Так что это ты сам себе делаешь больно, а не они…
– Я ничего не делаю… – пробормотал Леха.
– Вот именно! Ничего не делаешь. А ничего не делать – это тоже занятие, между прочим. Или я тебе не предлагал прошвырнуться, тех двух телок пободать, а потом сладко закусить?
Леха не ответил. Пить хотелось неимоверно. Голова сама поворачивалась к озеру – к воде, такой желанной, прозрачной, зовущей… Шагнул туда…
– Эй, эй! Не дури! – заступил дорогу сатир. – Кому сказал, не дури! Только хуже будет!
Леха его уже не слушал. Оскалился и рванул вдоль скальной стены, чтобы хоть как-то отвлечься от жажды, грызущей изнутри. Невыносимой.
– В пустыне попробуй! – крикнул сзади сатир. – Если тебя сюда перевели, там должно что-то быть! А если нет, дуй дальше на запад! Там Гнусмас, город этой зоны! Народу должно быть до…
Солнце не село – по-южному свалилось за горизонт, строго сверху вниз, как сверкающий пятак в черную щель свиньи-копилки. Сумерки обернулись кромешной темнотой, сверху сверкали звезды.
Копыта с шелестом взбивали песок, дюны надвигались и опадали позади как волны – огромные валы тьмы, летящие под морем звезд.
Жажда…
Это была уже не жажда. Это стало чем-то большим. Гораздо большим!
Голова превратилась в иссохший череп, внутри которого прыгал язык – вяленый кусок мяса, шершавый и неживой. Глаза горели. А когда моргал, было только хуже – иссохшие веки скоблили по сухим глазам так, что хотелось орать от боли. Ноги, шею, спину, все суставы ломило. Тонны песка и стальных опилок перекатывались в суставах, обдирая хрящи, кости и нервные окончания. Каждый шаг, каждое движение, каждый удар копытом отдавались болью, но не бежать он не мог…
Во всем мире осталась только боль – и жажда, которая сильнее этой боли. Гораздо сильнее! Только боль и жажда…
Сначала Леха решил, что это еще одна звезда. Голубая звезда над самым горизонтом. Только эта звезда не дрожала, как все остальные звезды у горизонта, не переливалась зелено-красно-желтой рябью, а горела упрямым оранжевым огоньком и становилась все ярче.
Почти не соображая, что делает, Леха повернул на нее, бежал на эту звезду. Нет, не звезду… Уже можно различить, что это огонь.
Огонь – люди – кровь…
Господи, неужели эта боль, эта жажда – скоро уйдут?! Леха быстрее заработал ногами, стрелой слетая с дюны. Огонь пропал. А когда Леха взобрался на следующий гребень, далекий оранжевый огонек распался на два.
Один торит высоко над землей – узкий, вытянутый вверх, словно пламя огромного факела. Мертвенно-голубой. Другой огонь ниже, где-то на уровне земли. Этот красновато-желтый, живой – костер… Костер – люди – кровь!…
Всего через несколько дюн! Какая-то пара дюн! Пролетели одна за другой. Быстрее, быстрее! Туда… Надвинулся черный вал последней дюны, скрыв огни. Леха, стиснув зубы, работал ногами. Вырывая копыта из податливого песка, выбрасывая себя вверх, к последнему гребню, отделяющему от того, что так нужно…
В голове не осталось никаких мыслей. Остались только жажда, боль в каждом суставе – и рефлексы. Именно они заставили затормозить и рухнуть в песок, едва из-за гребня дюны показались огни.
Первый огонь, вытянутый, и был факел. Огонь вырывался из высокой трубы. Под трубой гудел мощный мотор. Гулял шатун, вращался тяжелый маховик, вгоняя в землю и вытаскивая обратно длинный поршень…
Нефтяная вышка.
Перед вышкой горел костер, вокруг сидели трое людей. Рядом с ними, шалашиком, стояли три автомата. И один из людей – черт бы его побрал! – сидел лицом сюда…
Меланхоличное лицо, задумчивые глаза. Мечтательно глядящие поверх костра…
Прямо сюда!
Жажда была уже невыносима. А то, что могло ее утолить, – близко, совсем близко… Стиснув зубы до боли, Леха лежал, вжавшись в песок, и терпел. Терпел и внимательно смотрел.
Если поднимется тревога и эти трое успеют добраться до своих автоматов…
Есть всего один шанс. Всего один.
Если убьют, то оживешь в новом теле, далеко в Кремневой долине. И придется опять бежать через пустыню. Один на один с темнотой, морем звезд – и жаждой и болью. Которые все сильнее и сильнее… Еще несколько часов? Невыносимых, бесконечных часов…
Ну уж нет!
Нет.
Ошибаться нельзя.
Очень осторожно Леха приподнялся и, по-пластунски загребая копытами, стал сползать с дюны. Не дай бог оказаться черным силуэтом на фоне неба, густо усыпанного звездами! Тот с печальными глазами смотрит сюда. Прямо сюда… Гребаный мечтатель!
Двое других сидят спиной. Леха забрал вправо, чтобы один из них оказался между ним и тем мечтателем, все пялящимся поверх костра на дюны. И, когда черный силуэт закрыл глаза мечтателя, чуть приподнялся и, пригибаясь к самой земле, засеменил еще ближе к костру. Сглатывая иссохшим горлом, где кадык драл глотку, как наждаком, – но заставляя себя двигаться медленно. Бесшумно. Все ближе к свету костра, к гулу мотора. Люди у костра о чем-то болтали. Тихие голоса, добродушные смешки… Двадцать метров.
Тише, тише, не спешить. Шалашик из автоматов совсем рядом с костром… Десять метров.
Еще тише, чтобы не вспугнуть. Только не вспугнуть! Мечтатель и еще один – в рабочих комбинезонах, а третий – в камуфляже. Погон нет, но форма явно военная. И сидит ближе всех к шалашику из автоматов. Ему только руку протянуть…
Леха чуть приподнялся с песка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50