Адреналиновое похмелье.
Леха стиснул зубы и побежал на юг.
А ветер издевался. Шумел в ушах, шуршал песком, налетал тревожными порывами, заставляя замирать и вслушиваться…
Черная полоса над горизонтом поднялась выше, распалась на иззубренные шпили и провалы. Скальная стена переходила в Изумрудные горы.
Леха пробежал по впадине между дюнами, начал взбираться на очередную. Последнюю, наверно. Гнездо гарпий уже близко…
И крутанулся назад. На новый звук, что вплелся в привычный шум в ушах…
На этот раз не просто шум ветра! Нет, не просто… Леха замер, широко раскрыв глаза – да только все равно ни черта не видно. Темно, хоть глаз выколи.
Лишь еле угадываются собственные следы в ровном, как гладь моря, песке. Метров на десять… Потом темнота скрывает все. Лишь темнеет хребет дюны, проглотивший кусок звездного неба.
С выключенными фарами подобрались, сволочи?
Только как же они по следам-то шли тогда, без света…
Леха шире открывал глаза, вслушивался в свист воздуха, но… С какой стороны приближается звук?
Чертовы дюны вокруг, плодящие эхо за эхом! Звук наваливается со всех сторон. Кружится вокруг тебя. Будто бы вообще сверху идет…
Закрывая звезды, скользнул кусок тьмы, Леха шарахнулся в сторону – но это была не машина.
Что-то стукнулось в песок, побежало, хлопая крыльями. Гарпия.
Но не Алиса, а другая. Та, черная.
Леха раздраженно выдохнул. Ч-черт… Вот ведь напугала-то! Патрулирует она тут, что ли? После вчерашнего решили дозор выставлять?
– Привет, – буркнул Леха и засеменил дальше.
– Стой, – бросила гарпия.
Голос хриплый, грубоватый. И двигалась она… Леха поморщился. Бывают девочки, что любят синие джинсы в обтяжку, чтобы лучше попкой вилять, но есть и такие, что предпочитают грубые черные, мужского фасона.
– Что? – нахмурился Леха.
Гарпия подошла ближе. Походка такая же, как голос. Твердая, тяжелая. Мужицкая.
– Стой… – тихо повторила гарпия, почти шепотом. Оглянулась.
О черт… Опять?!
Леха проследил за ее взглядом – в темноту, куда-то к скалам, ничего не рассмотреть – и пригнулся к песку.
– Он?… – спросил тоже шепотом. – Опять он?
– Не он, ты.
– Я?…
– Да, ты! Зачем пришел? Улыбок захотелось? Тепла доверчивого?
– Э-э…
– Покомандовать? Значительность свою почувствовать?!
– Я… – начал Леха, но гарпия выстреливала слова как из пушки:
– Что ты ей наврал? Что поможешь выбраться отсюда?
Леха открыл рот, но гарпия опять не дала ничего сказать.
– Ну да, сейчас она расцвела, как цветок. Собирай горстями ее радость и доверчивость! А ты подумал, что с ней будет потом? Когда ты сгинешь без следа, а она останется тут одна, с разбитым сердцем и лохмотьями надежд?
– Подожди… Я…
– Не смей врать!!! – зашипела гарпия. – Не смей врать… мне! Я вас всех насквозь вижу! Наплетете с три короба, и в сторону! – Она надвинулась на Леху. – Уходи! Уходи сейчас, пока не поздно! Сейчас она еще выдержит. Не пытай ее больше, сволочь! Уходи!
– Но…
– Никто отсюда не выбирался! Никто, понимаешь? Брось эти сказки! Если хочешь обманываться – обманывайся, только ее не пытай ложной надеждой, сволочь! Если ты…
В темноте зашуршали крылья, и гарпия замолчала. Окатила Леху взглядом, полным презрения и ненависти, и шагнула в темноту.
На песок упала Алиса. Пробежалась, хлопая крыльями и гася скорость.
– Лешка! – радостно выдохнула Алиса, чуть хрипловатым после сна голосом. – Ты!
В стороне пробежала по песку черная гарпия, оторвалась от земли, заложила вираж в темноту.
Алиса покосилась на шум крыльев и нахмурилась.
– А… а что тут у вас было? – Алиса поглядела на Леху и еще больше нахмурилась. Смущенно закусила краешек губы. – Олька тебе нотации читала?…
Леха неопределенно дернул головой.
– Леш, не обижайся на нее. Она… ну…
Алиса замялась, подбирая слова, а потом и вовсе замолчала, уставившись на Леху.
– Леш?… Что-то случилось?
Под ложечкой предательски заныло, ноги опять мелко-мелко задрожали. Леха выдавил улыбку:
– Да нет… Так, пустяки…
– О господи… – Алиса обошла сбоку. Присела, коснулась броневого нароста на плече. Свежего и без всякого дракончика. Вскинула глаза на Леху. – Ночью?… Кто это был?
Леха с трудом удержался, чтобы не отвести взгляд. Да, в ее глазах был огонек надежды – на самом-самом верху. А за ним…
– Это из-за Тхели? – почти прошептала Алиса. – Да? В городе? Там ничего не све…
– Эй, эй, эй! – оборвал ее Леха. Заставил себя улыбнуться шире, хотя это было и непросто. – Ну-ка отставить паникерские настроения! На ночь одну оставил, и вот пожалуйста…
Кажется, на этот раз получилось.
Алиса опустила глаза и смущенно улыбнулась.
– Ну да… Вот такая я вот пугливая… – Она дурашливо шмыгнула носом, изображая маленькую девочку.
Леха рассмеялся – на этот раз от души. Вот только холодок под ложечкой никуда не делся…
– Все будет хорошо, Лис.
– Ага. – Алиса вздохнула и дурашливо кивнула, этак совершенно покорно. Ну разве может слабая женщина спорить, когда мужчина говорит, что все будет хорошо?
Слишком уж дурашливо. Как будто боялась, что если перестанет шутить, то… Леха дернул головой, отгоняя предательскую мыслишку.
– Ты в город сейчас? – спросила Алиса.
– Да. Только… – Леха замялся. Повернулся к Алисе плечом. – Нарисуй мне дракончика еще раз, а то…
Страх в ее глазах никуда не делся. Лишь затаился за дурашливыми искорками – на время. А теперь опять вырвался. Холодный, вязкий страх. Почти отчаяние…
– Ты же говорил, она видела… – Ее голос задрожал.
– Видела. Но на всякий случай… Мало ли…
– Леш, что случилось?
– Да ничего, Лис… Так, мелочи…
– Лешка, не партизань! Что случилось? Леш!
– Да все нормально, Лис. Ну правда. На игрока в темноте напоролся случайно…
– Правда? – Она ловила его взгляд.
– Лис… Ну!… – Леха примиряюще рассмеялся. – Ну ладно тебе… Ну из мухи слона, честно слово. Ну правда ничего особенного…
– Честно-честно? – В ее голосе появились дурашливые нотки маленькой девочки, до ужаса доверчивой.
– Честно-честно, – в тон ей сказал Леха. И выставил правое плечо.
Алиса провела по броневому наросту крылом, счищая каменное крошево. Заскрипела кончиком пера, вычерчивая в броне канавки. Ее равномерные движения успокаивали, убаюкивали.
Конечно, все вокруг – всего лишь движок, и все же… Словно она рядом.
Леха закрыл глаза. Так не видно аватар. Лишь касания по плечу. И словно чувствуешь тепло ее рук…
– Странно получается… – сказала Алиса.
И даже с закрытыми глазами почти чувствуешь ее мягкую улыбку.
– Что? – тихо пробурчал Леха, не открывая глаз.
– Ты для меня Тхели ищешь, а я тебя бритвой. Режу и пилю. В самом прямом смысле… – И вдруг посерьезнела: – Не больно?
– Нет, – мотнул головой Леха.
Больно? Вот уж что угодно, только не больно… Через броневой нарост касания становились мягкими и приятными. Как и ее голос… И слова. И то, как легко с ней… Леха вдруг сообразил, что улыбается. Совершенно по-дурацки, наверно. Но ничего с собой не поделаешь – хорошо!
Просто стоять здесь. Чувствовать ее касания… Как закрыть глаза и подставить лицо солнцу, выглянувшему из туч посреди серой промозглой зимы… Или ласковая кошка, вспрыгнувшая на колени и сыто урчащая… Дьявол! Как же мог забыть! Леха крутанулся назад, широко раскрыв глаза.
– Ой! – Алиса отдернула крыло и отшатнулась. – По шкуре царапнула? Леш, извини, я…
Леха вглядывался назад – но там только темнота.
– Очень больно?… Какая же я… – Алиса закусила губу. Потом поглядела, куда смотрел Леха.
В темноте тихо выло, но мотор ли это машины…
– Леш?…
Леха облегченно выдохнул. Нет, не двигатель. Просто ветер. Чертов ветер!
– Леш? Что там?
– Да так… – Леха обернулся к ней. Улыбнулся. – Показалось.
Но Алиса глядела очень внимательно.
– Леш, у тебя правда все нормально? – Она осторожно положила крыло ему на бок. Нахмурилась. – Ты прямо дрожишь весь…
– Когда кажется – это заразно? То мне, теперь вот тебе, – улыбнулся Леха.
– Нет, ты правда как будто дрожишь…
– Ну Лис, ну… – Леха устало рассмеялся. – Выдумала тоже…
Да только теперь этот трюк не прошел.
– Леш… – Алиса смотрела очень серьезно, – Что-то случилось, да? У тебя что-то серьезное стряслось?
– Да ну! Ну Лис, ну что со мной может случиться? На вот, рисуй! – Леха повернулся боком и выставил плечо. – А то Тхели раньше сойдет с ума от поп-музыки…
Алиса вздохнула, но послушно опустила глаза на плечо. Заскрипела кончиком крыла по броне.
Касания через нарост становились мягкими. Все как прежде…
Только теперь Леха стоял, не закрывая глаз. Изо всех сил пытаясь унять нервную дрожь и вглядываясь в темноту на севере. Вслушиваясь, что несет ветер… Ночь и темнота, только звезды высоко над головой. Темные гребни дюн навстречу – гребни, гребни, гребни… И уже словно не ты взбираешься на них, а они накатывают на тебя. Поднимают на волну песка, а потом бросают в темноту и снова поднимают…
Скальная стена осталась далеко позади, но и вышка еще не близко. Ходу еще на час, если не больше, а время…
Опаздываем! Опаздываем, черт возьми!
Прошлой ночью в это время нефтяники уже отправились из этого мира в самый реальный из миров, а во рту был вкус крови. Солоноватый и мерзкий, но зато жажды не было и в помине. И была сладкая уверенность, что о жажде можно забыть по крайней мере на сутки…
Теперь эти сутки позади. А сутки – это тот срок, который учитывает движок игры при расчете жажды. Сатир говорил об этом, но тогда было не до того…
А он говорил. Что бык должен убивать несколько человек в сутки, но это еще не все. Несколько человек в сутки – это грубое условие в настройках. А есть еще и тонкие.
Функция быка – отлавливать одиноких путников, идущих через пустыню. Чтобы игрокам в пустыне жизнь медом не казалась, чтобы не заскучали. Для этого бык должен бегать целый день по пустыне и ловить их. Убивать, пить кровь и снова бегать. И искать, искать, искать. Целый день. С монотонностью часового хода. Поэтому в расчете жажды каждое убийство учитывается ровно двадцать четыре часа. Прошло больше – и суточный счет убитых уменьшается. Лови следующего.
Это не страшно, если убивать игроков равномерно в течение дня. Жажда возрастет не сильно, едва наметится. И даже если вообще перестать убивать, жажда будет возрастать постепенно. Как в тот чертов день, когда оказался здесь. Тогда жажда пробуждалась несколько часов…
Сатир говорил это все – но тогда было не до сатира! Какое дело до этих тонких настроек движка, если надо быстрее напиться на все сутки вперед и скорее мчаться в Гнусмас, чтобы найти там Тхели!
Тогда было не до сатира. Но вот теперь… Суточный срок закончился сразу по всем нефтяникам. И где-то в глубинах этого чертова движка какой-то параметр скачком перешел из нормального показателя в непозволительно низкий.
Жажда навалилась скачком. Резко и беспощадно. Господи, как же хочется пить…
Губы ссохлись. Не губы – а два колючих сухаря. И даже не облизнуть – чем? Шершавым ломтем пемзы, в который превратился язык? И боль в горле, при каждой попытке сглотнуть слюну, которой нет. Как наждаком по глотке… И жажда все наваливалась. Выжимала тело, высасывала последние крохи влаги. Сколько еще до этой чертовой вышки?! Только бы не промахнуться!
Леха остановился, задрал голову. Так, вон ковш Большой Медведицы, вон ковш поменьше, который на самом деле Малая Медведица. Конец его ручки – Полярная.
Если к вышке бежать от северного прохода в стене, то надо почти строго на запад. Но мы-то от Изумрудных гор – значит, должны забирать к сев…
Глаза дернулись от звезд к горизонту. Там мигнули две желтые звездочки. Но пока поймал их взглядом пропали. Падающие звезды? Программеры на нормальной зарплате совсем в трудоголиков превратились, запрограммировали движок так, что он еще и метеорами ночное небо украшает?
Нет, не метеоры. Две желтые звездочки показались снова. То ярче, то почти пропадая, как…
Дьявол, дьявол, дьявол! Только их не хватало!
Но звездочки упрямо помигивали. Фары машины, несущейся по склону дюны слишком быстро, вот и подпрыгивает…
И несутся с юго-востока. Точно оттуда, откуда сам пришел. И куда вели следы… Все-таки нашли!
Фары пропали.
Леха поглядел на запад, куда так бежал. До вышек…
До вышек еще бежать и бежать. Полчаса в лучшем случае. Там люди, там кровь. Там конец жажде.
Только ведь эти гады на машине! Едут быстрее, чем можешь бежать. А если догонят…
И на вышке еще! Нефтяники ведь наверняка какую-то новую дрянь придумали! К ним надо подойти тихо, не спеша. Осмотреться, незаметно подкрасться.
Но если на хвосте будут эти сволочи…
В шум ветра вплелся гул мотора. Леха обернулся. Снова свет фар – машина забралась на очередную дюну. Ярче.
Ближе.
Леха зашипел сквозь зубы и побежал вниз. Сбежал с дюны, но не стал карабкаться на следующую, а повернул вправо. Побежал по лощинке между дюнами, на север.
Пробежал метров сто и повернул еще раз вправо. К гребню дюны, черным хребтом закрывшему кусок звездного неба. Стал карабкаться к нему.
Перевалил – и снова долетел шум двигателя. Уже не комариный писк вдали, о нет. И фары, уже так близко… Спокойно, спокойно! Не обращая внимания на фары и рев, задавив страх, не обращая внимания на жажду, грызущую изнутри все сильнее. Спокойно. Леха перевалил через вершину, сбежал по крутому подветренному склону в ложбинку между дюнами и снова повернул вправо.
Пробежал сто метров и уткнулся в свои же следы. Получилась прямоугольная петля, метров сто на сто.
Леха пересек следы и побежал дальше. Пробежал еще метров сто, опять повернул вправо и стал карабкаться на дюну…
Звук мотора все ближе.
И фары за спиной – уже не две яркие звездочки, а бьющие в глаза фонари. А перед ними, по склону дюны, летят длинные конусы света…
Спокойно, спокойно! Через вершину – и вниз, по пологому наветренному склону. До лощинки между дюнами. Горб дюны должен был бы прикрыть от звука, но рев двигателя словно и не ослаб. Слишком близко они уже! Слишком близко…
Леха стиснул зубы, повернул вправо и побежал. Ну-ка выкинуть из головы это трусливое желание забыть про все и просто нестись прочь! Задавить! И внимательно смотреть вперед…
Леха перешел с бега на шаг. Но шаги делал шире, чем обычно. Чтобы по следам не понять, бежал или шел. И очень внимательно вглядывался в темноту, потому что…
Вот они, следы! Где повернул вправо самый первый раз.
После всех маневров получилась прямоугольная восьмерка, как на электронных часах. С петлями метров по сто. В темноте, когда свет от фар только вперед, дальних концов не должно быть видно… Леха вышел на свои следы и аккуратно пошел след в след, повыше задирая ноги, чтобы копыта входили в следы вертикально, не осыпая края ямок. Должны выглядеть так, будто по ним проходили всего один раз.
Мотор уже не жужжал вдали – ревел! Две дюны им осталось? Одна?…
Не паниковать! Теперь самое важное. Не спешить. Аккуратно, след в след, пройти все сто метров до угла восьмерки… И повернуть вместе со следами, и снова лезть на дюну…
Леха вышел на гребень – и из-за соседней дюны с ревом вылетели два злых желтых глаза. Подпрыгнули, как на трамплине, вверх. Плюхнулись вниз. На склоне вспыхнули два длинных конуса желтоватого света, стало светло-светло… Леха прищурился. Там, где конусы света пересекались, перед машиной бежали его следы. Пока еще прямой след… Машина скатилась по склону, пронеслась по лощинке между дюнами. Лучи фар укоротились, упершись в подъем следующей дюны…
Метнулись вправо, тут же влево, опять вправо. Прямой след разделился. Шел и вперед, и вправо, и влево.
Лучи фар опять уставились прямо, завизжали тормоза. Машина встала. И все-таки метров на десять пролетела то место, где следы делились…
Леха хмыкнул. Молодцы, следопыты! Первый перекресток вы уже затоптали. Теперь пока выясните, куда ведут все эти три следа…
Машина взрыкнула и стала карабкаться на гребень. Перевалила его – и снова затормозила.
Ага, вот и второй перекресточек встретили. А ведь вы еще не знаете, что вообще-то это восьмерка…
Из которой всего один настоящий выход. Да и тот, если повезет, вы так и не найдете. Леха развернулся – очень осторожно, одним корпусом, чтобы не испортить следы, в которых стоял, – поднял левую переднюю ногу и сделал первый шаг не в след.
Поставил копыто в самый гребень. Если поедут на машине по восьмерке, то резкий свет фар будет бить только вперед, по склону дюны. Снизу им эти следы не заметить. А когда машина перевалит через гребень, фары будут бить вниз по склону – опять по ложному следу. А сбоку от машины будет темно. Да и проскочат быстро они самый гребень…
Аккуратно ставя копыта в самый-самый гребень, Леха пошел вперед, прочь от восьмерки. По кромке песка, как по ниточке, ставя ноги на одну линию. Как какая-нибудь манекенщица на подиуме.
Такой след не должны заметить. По крайней мере ночью, пока темно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Леха стиснул зубы и побежал на юг.
А ветер издевался. Шумел в ушах, шуршал песком, налетал тревожными порывами, заставляя замирать и вслушиваться…
Черная полоса над горизонтом поднялась выше, распалась на иззубренные шпили и провалы. Скальная стена переходила в Изумрудные горы.
Леха пробежал по впадине между дюнами, начал взбираться на очередную. Последнюю, наверно. Гнездо гарпий уже близко…
И крутанулся назад. На новый звук, что вплелся в привычный шум в ушах…
На этот раз не просто шум ветра! Нет, не просто… Леха замер, широко раскрыв глаза – да только все равно ни черта не видно. Темно, хоть глаз выколи.
Лишь еле угадываются собственные следы в ровном, как гладь моря, песке. Метров на десять… Потом темнота скрывает все. Лишь темнеет хребет дюны, проглотивший кусок звездного неба.
С выключенными фарами подобрались, сволочи?
Только как же они по следам-то шли тогда, без света…
Леха шире открывал глаза, вслушивался в свист воздуха, но… С какой стороны приближается звук?
Чертовы дюны вокруг, плодящие эхо за эхом! Звук наваливается со всех сторон. Кружится вокруг тебя. Будто бы вообще сверху идет…
Закрывая звезды, скользнул кусок тьмы, Леха шарахнулся в сторону – но это была не машина.
Что-то стукнулось в песок, побежало, хлопая крыльями. Гарпия.
Но не Алиса, а другая. Та, черная.
Леха раздраженно выдохнул. Ч-черт… Вот ведь напугала-то! Патрулирует она тут, что ли? После вчерашнего решили дозор выставлять?
– Привет, – буркнул Леха и засеменил дальше.
– Стой, – бросила гарпия.
Голос хриплый, грубоватый. И двигалась она… Леха поморщился. Бывают девочки, что любят синие джинсы в обтяжку, чтобы лучше попкой вилять, но есть и такие, что предпочитают грубые черные, мужского фасона.
– Что? – нахмурился Леха.
Гарпия подошла ближе. Походка такая же, как голос. Твердая, тяжелая. Мужицкая.
– Стой… – тихо повторила гарпия, почти шепотом. Оглянулась.
О черт… Опять?!
Леха проследил за ее взглядом – в темноту, куда-то к скалам, ничего не рассмотреть – и пригнулся к песку.
– Он?… – спросил тоже шепотом. – Опять он?
– Не он, ты.
– Я?…
– Да, ты! Зачем пришел? Улыбок захотелось? Тепла доверчивого?
– Э-э…
– Покомандовать? Значительность свою почувствовать?!
– Я… – начал Леха, но гарпия выстреливала слова как из пушки:
– Что ты ей наврал? Что поможешь выбраться отсюда?
Леха открыл рот, но гарпия опять не дала ничего сказать.
– Ну да, сейчас она расцвела, как цветок. Собирай горстями ее радость и доверчивость! А ты подумал, что с ней будет потом? Когда ты сгинешь без следа, а она останется тут одна, с разбитым сердцем и лохмотьями надежд?
– Подожди… Я…
– Не смей врать!!! – зашипела гарпия. – Не смей врать… мне! Я вас всех насквозь вижу! Наплетете с три короба, и в сторону! – Она надвинулась на Леху. – Уходи! Уходи сейчас, пока не поздно! Сейчас она еще выдержит. Не пытай ее больше, сволочь! Уходи!
– Но…
– Никто отсюда не выбирался! Никто, понимаешь? Брось эти сказки! Если хочешь обманываться – обманывайся, только ее не пытай ложной надеждой, сволочь! Если ты…
В темноте зашуршали крылья, и гарпия замолчала. Окатила Леху взглядом, полным презрения и ненависти, и шагнула в темноту.
На песок упала Алиса. Пробежалась, хлопая крыльями и гася скорость.
– Лешка! – радостно выдохнула Алиса, чуть хрипловатым после сна голосом. – Ты!
В стороне пробежала по песку черная гарпия, оторвалась от земли, заложила вираж в темноту.
Алиса покосилась на шум крыльев и нахмурилась.
– А… а что тут у вас было? – Алиса поглядела на Леху и еще больше нахмурилась. Смущенно закусила краешек губы. – Олька тебе нотации читала?…
Леха неопределенно дернул головой.
– Леш, не обижайся на нее. Она… ну…
Алиса замялась, подбирая слова, а потом и вовсе замолчала, уставившись на Леху.
– Леш?… Что-то случилось?
Под ложечкой предательски заныло, ноги опять мелко-мелко задрожали. Леха выдавил улыбку:
– Да нет… Так, пустяки…
– О господи… – Алиса обошла сбоку. Присела, коснулась броневого нароста на плече. Свежего и без всякого дракончика. Вскинула глаза на Леху. – Ночью?… Кто это был?
Леха с трудом удержался, чтобы не отвести взгляд. Да, в ее глазах был огонек надежды – на самом-самом верху. А за ним…
– Это из-за Тхели? – почти прошептала Алиса. – Да? В городе? Там ничего не све…
– Эй, эй, эй! – оборвал ее Леха. Заставил себя улыбнуться шире, хотя это было и непросто. – Ну-ка отставить паникерские настроения! На ночь одну оставил, и вот пожалуйста…
Кажется, на этот раз получилось.
Алиса опустила глаза и смущенно улыбнулась.
– Ну да… Вот такая я вот пугливая… – Она дурашливо шмыгнула носом, изображая маленькую девочку.
Леха рассмеялся – на этот раз от души. Вот только холодок под ложечкой никуда не делся…
– Все будет хорошо, Лис.
– Ага. – Алиса вздохнула и дурашливо кивнула, этак совершенно покорно. Ну разве может слабая женщина спорить, когда мужчина говорит, что все будет хорошо?
Слишком уж дурашливо. Как будто боялась, что если перестанет шутить, то… Леха дернул головой, отгоняя предательскую мыслишку.
– Ты в город сейчас? – спросила Алиса.
– Да. Только… – Леха замялся. Повернулся к Алисе плечом. – Нарисуй мне дракончика еще раз, а то…
Страх в ее глазах никуда не делся. Лишь затаился за дурашливыми искорками – на время. А теперь опять вырвался. Холодный, вязкий страх. Почти отчаяние…
– Ты же говорил, она видела… – Ее голос задрожал.
– Видела. Но на всякий случай… Мало ли…
– Леш, что случилось?
– Да ничего, Лис… Так, мелочи…
– Лешка, не партизань! Что случилось? Леш!
– Да все нормально, Лис. Ну правда. На игрока в темноте напоролся случайно…
– Правда? – Она ловила его взгляд.
– Лис… Ну!… – Леха примиряюще рассмеялся. – Ну ладно тебе… Ну из мухи слона, честно слово. Ну правда ничего особенного…
– Честно-честно? – В ее голосе появились дурашливые нотки маленькой девочки, до ужаса доверчивой.
– Честно-честно, – в тон ей сказал Леха. И выставил правое плечо.
Алиса провела по броневому наросту крылом, счищая каменное крошево. Заскрипела кончиком пера, вычерчивая в броне канавки. Ее равномерные движения успокаивали, убаюкивали.
Конечно, все вокруг – всего лишь движок, и все же… Словно она рядом.
Леха закрыл глаза. Так не видно аватар. Лишь касания по плечу. И словно чувствуешь тепло ее рук…
– Странно получается… – сказала Алиса.
И даже с закрытыми глазами почти чувствуешь ее мягкую улыбку.
– Что? – тихо пробурчал Леха, не открывая глаз.
– Ты для меня Тхели ищешь, а я тебя бритвой. Режу и пилю. В самом прямом смысле… – И вдруг посерьезнела: – Не больно?
– Нет, – мотнул головой Леха.
Больно? Вот уж что угодно, только не больно… Через броневой нарост касания становились мягкими и приятными. Как и ее голос… И слова. И то, как легко с ней… Леха вдруг сообразил, что улыбается. Совершенно по-дурацки, наверно. Но ничего с собой не поделаешь – хорошо!
Просто стоять здесь. Чувствовать ее касания… Как закрыть глаза и подставить лицо солнцу, выглянувшему из туч посреди серой промозглой зимы… Или ласковая кошка, вспрыгнувшая на колени и сыто урчащая… Дьявол! Как же мог забыть! Леха крутанулся назад, широко раскрыв глаза.
– Ой! – Алиса отдернула крыло и отшатнулась. – По шкуре царапнула? Леш, извини, я…
Леха вглядывался назад – но там только темнота.
– Очень больно?… Какая же я… – Алиса закусила губу. Потом поглядела, куда смотрел Леха.
В темноте тихо выло, но мотор ли это машины…
– Леш?…
Леха облегченно выдохнул. Нет, не двигатель. Просто ветер. Чертов ветер!
– Леш? Что там?
– Да так… – Леха обернулся к ней. Улыбнулся. – Показалось.
Но Алиса глядела очень внимательно.
– Леш, у тебя правда все нормально? – Она осторожно положила крыло ему на бок. Нахмурилась. – Ты прямо дрожишь весь…
– Когда кажется – это заразно? То мне, теперь вот тебе, – улыбнулся Леха.
– Нет, ты правда как будто дрожишь…
– Ну Лис, ну… – Леха устало рассмеялся. – Выдумала тоже…
Да только теперь этот трюк не прошел.
– Леш… – Алиса смотрела очень серьезно, – Что-то случилось, да? У тебя что-то серьезное стряслось?
– Да ну! Ну Лис, ну что со мной может случиться? На вот, рисуй! – Леха повернулся боком и выставил плечо. – А то Тхели раньше сойдет с ума от поп-музыки…
Алиса вздохнула, но послушно опустила глаза на плечо. Заскрипела кончиком крыла по броне.
Касания через нарост становились мягкими. Все как прежде…
Только теперь Леха стоял, не закрывая глаз. Изо всех сил пытаясь унять нервную дрожь и вглядываясь в темноту на севере. Вслушиваясь, что несет ветер… Ночь и темнота, только звезды высоко над головой. Темные гребни дюн навстречу – гребни, гребни, гребни… И уже словно не ты взбираешься на них, а они накатывают на тебя. Поднимают на волну песка, а потом бросают в темноту и снова поднимают…
Скальная стена осталась далеко позади, но и вышка еще не близко. Ходу еще на час, если не больше, а время…
Опаздываем! Опаздываем, черт возьми!
Прошлой ночью в это время нефтяники уже отправились из этого мира в самый реальный из миров, а во рту был вкус крови. Солоноватый и мерзкий, но зато жажды не было и в помине. И была сладкая уверенность, что о жажде можно забыть по крайней мере на сутки…
Теперь эти сутки позади. А сутки – это тот срок, который учитывает движок игры при расчете жажды. Сатир говорил об этом, но тогда было не до того…
А он говорил. Что бык должен убивать несколько человек в сутки, но это еще не все. Несколько человек в сутки – это грубое условие в настройках. А есть еще и тонкие.
Функция быка – отлавливать одиноких путников, идущих через пустыню. Чтобы игрокам в пустыне жизнь медом не казалась, чтобы не заскучали. Для этого бык должен бегать целый день по пустыне и ловить их. Убивать, пить кровь и снова бегать. И искать, искать, искать. Целый день. С монотонностью часового хода. Поэтому в расчете жажды каждое убийство учитывается ровно двадцать четыре часа. Прошло больше – и суточный счет убитых уменьшается. Лови следующего.
Это не страшно, если убивать игроков равномерно в течение дня. Жажда возрастет не сильно, едва наметится. И даже если вообще перестать убивать, жажда будет возрастать постепенно. Как в тот чертов день, когда оказался здесь. Тогда жажда пробуждалась несколько часов…
Сатир говорил это все – но тогда было не до сатира! Какое дело до этих тонких настроек движка, если надо быстрее напиться на все сутки вперед и скорее мчаться в Гнусмас, чтобы найти там Тхели!
Тогда было не до сатира. Но вот теперь… Суточный срок закончился сразу по всем нефтяникам. И где-то в глубинах этого чертова движка какой-то параметр скачком перешел из нормального показателя в непозволительно низкий.
Жажда навалилась скачком. Резко и беспощадно. Господи, как же хочется пить…
Губы ссохлись. Не губы – а два колючих сухаря. И даже не облизнуть – чем? Шершавым ломтем пемзы, в который превратился язык? И боль в горле, при каждой попытке сглотнуть слюну, которой нет. Как наждаком по глотке… И жажда все наваливалась. Выжимала тело, высасывала последние крохи влаги. Сколько еще до этой чертовой вышки?! Только бы не промахнуться!
Леха остановился, задрал голову. Так, вон ковш Большой Медведицы, вон ковш поменьше, который на самом деле Малая Медведица. Конец его ручки – Полярная.
Если к вышке бежать от северного прохода в стене, то надо почти строго на запад. Но мы-то от Изумрудных гор – значит, должны забирать к сев…
Глаза дернулись от звезд к горизонту. Там мигнули две желтые звездочки. Но пока поймал их взглядом пропали. Падающие звезды? Программеры на нормальной зарплате совсем в трудоголиков превратились, запрограммировали движок так, что он еще и метеорами ночное небо украшает?
Нет, не метеоры. Две желтые звездочки показались снова. То ярче, то почти пропадая, как…
Дьявол, дьявол, дьявол! Только их не хватало!
Но звездочки упрямо помигивали. Фары машины, несущейся по склону дюны слишком быстро, вот и подпрыгивает…
И несутся с юго-востока. Точно оттуда, откуда сам пришел. И куда вели следы… Все-таки нашли!
Фары пропали.
Леха поглядел на запад, куда так бежал. До вышек…
До вышек еще бежать и бежать. Полчаса в лучшем случае. Там люди, там кровь. Там конец жажде.
Только ведь эти гады на машине! Едут быстрее, чем можешь бежать. А если догонят…
И на вышке еще! Нефтяники ведь наверняка какую-то новую дрянь придумали! К ним надо подойти тихо, не спеша. Осмотреться, незаметно подкрасться.
Но если на хвосте будут эти сволочи…
В шум ветра вплелся гул мотора. Леха обернулся. Снова свет фар – машина забралась на очередную дюну. Ярче.
Ближе.
Леха зашипел сквозь зубы и побежал вниз. Сбежал с дюны, но не стал карабкаться на следующую, а повернул вправо. Побежал по лощинке между дюнами, на север.
Пробежал метров сто и повернул еще раз вправо. К гребню дюны, черным хребтом закрывшему кусок звездного неба. Стал карабкаться к нему.
Перевалил – и снова долетел шум двигателя. Уже не комариный писк вдали, о нет. И фары, уже так близко… Спокойно, спокойно! Не обращая внимания на фары и рев, задавив страх, не обращая внимания на жажду, грызущую изнутри все сильнее. Спокойно. Леха перевалил через вершину, сбежал по крутому подветренному склону в ложбинку между дюнами и снова повернул вправо.
Пробежал сто метров и уткнулся в свои же следы. Получилась прямоугольная петля, метров сто на сто.
Леха пересек следы и побежал дальше. Пробежал еще метров сто, опять повернул вправо и стал карабкаться на дюну…
Звук мотора все ближе.
И фары за спиной – уже не две яркие звездочки, а бьющие в глаза фонари. А перед ними, по склону дюны, летят длинные конусы света…
Спокойно, спокойно! Через вершину – и вниз, по пологому наветренному склону. До лощинки между дюнами. Горб дюны должен был бы прикрыть от звука, но рев двигателя словно и не ослаб. Слишком близко они уже! Слишком близко…
Леха стиснул зубы, повернул вправо и побежал. Ну-ка выкинуть из головы это трусливое желание забыть про все и просто нестись прочь! Задавить! И внимательно смотреть вперед…
Леха перешел с бега на шаг. Но шаги делал шире, чем обычно. Чтобы по следам не понять, бежал или шел. И очень внимательно вглядывался в темноту, потому что…
Вот они, следы! Где повернул вправо самый первый раз.
После всех маневров получилась прямоугольная восьмерка, как на электронных часах. С петлями метров по сто. В темноте, когда свет от фар только вперед, дальних концов не должно быть видно… Леха вышел на свои следы и аккуратно пошел след в след, повыше задирая ноги, чтобы копыта входили в следы вертикально, не осыпая края ямок. Должны выглядеть так, будто по ним проходили всего один раз.
Мотор уже не жужжал вдали – ревел! Две дюны им осталось? Одна?…
Не паниковать! Теперь самое важное. Не спешить. Аккуратно, след в след, пройти все сто метров до угла восьмерки… И повернуть вместе со следами, и снова лезть на дюну…
Леха вышел на гребень – и из-за соседней дюны с ревом вылетели два злых желтых глаза. Подпрыгнули, как на трамплине, вверх. Плюхнулись вниз. На склоне вспыхнули два длинных конуса желтоватого света, стало светло-светло… Леха прищурился. Там, где конусы света пересекались, перед машиной бежали его следы. Пока еще прямой след… Машина скатилась по склону, пронеслась по лощинке между дюнами. Лучи фар укоротились, упершись в подъем следующей дюны…
Метнулись вправо, тут же влево, опять вправо. Прямой след разделился. Шел и вперед, и вправо, и влево.
Лучи фар опять уставились прямо, завизжали тормоза. Машина встала. И все-таки метров на десять пролетела то место, где следы делились…
Леха хмыкнул. Молодцы, следопыты! Первый перекресток вы уже затоптали. Теперь пока выясните, куда ведут все эти три следа…
Машина взрыкнула и стала карабкаться на гребень. Перевалила его – и снова затормозила.
Ага, вот и второй перекресточек встретили. А ведь вы еще не знаете, что вообще-то это восьмерка…
Из которой всего один настоящий выход. Да и тот, если повезет, вы так и не найдете. Леха развернулся – очень осторожно, одним корпусом, чтобы не испортить следы, в которых стоял, – поднял левую переднюю ногу и сделал первый шаг не в след.
Поставил копыто в самый гребень. Если поедут на машине по восьмерке, то резкий свет фар будет бить только вперед, по склону дюны. Снизу им эти следы не заметить. А когда машина перевалит через гребень, фары будут бить вниз по склону – опять по ложному следу. А сбоку от машины будет темно. Да и проскочат быстро они самый гребень…
Аккуратно ставя копыта в самый-самый гребень, Леха пошел вперед, прочь от восьмерки. По кромке песка, как по ниточке, ставя ноги на одну линию. Как какая-нибудь манекенщица на подиуме.
Такой след не должны заметить. По крайней мере ночью, пока темно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50