Но теперь, когда глядел на карту, как немцы шли по следу… почти и нет ее, этой петли! Кажется, немцы вообще на восток не заворачивали! А как вышли с плато, так сразу же на юг и пошли…
Спокойно, спокойно. Главное, не паниковать. Мало ли что с перепугу покажется.
Но сердце молотилось в груди так, словно по пустыне неслась не бычья аватара, а настоящее тело. Фора таяла на глазах.
– Круче забирай, круче! – опять ожил сатир. – Прямо Гнусмасу иди! Туда, где каперы крутились. Как только увидишь их след, по нему… И быстрее! Быстрее…
Сам бы попробовал быстрее, козел однорогий! И так изо всех сил переставляешь ноги… Карта неслась перед глазами. От последнего поворота пробежал уже дюны две. Немцы пока еще идут по концу крюка – на запад. Еще одну дюну туда же будут идти – и только потом увидят, что след поворачивает на север, к горо…
Какого черта?!
Леха даже сбился с шагу, не веря своим глазам. Зеленый огонек из почти слившихся четырех точек вдруг повернул. Не доходя до того места, где поворачивали следы. Они уже шли на север.
Какого черта?… Ну ладно, там, возле плато, мог ошибиться впопыхах! Показалось, что петля приличная, а на самом деле всего-то одну дюну и оббежал.
Но теперь-то! Теперь-то не может быть никакой ошибки – карта же перед глазами висела почти все время! Вон за той шелковистой складочкой свернул, немцы до нее еще не дошли… И заметить поворот раньше никак не должны были – просто не могли. Дюны тянутся с севера на юг, поворот надежно скрыт за той дюной.
Леха оглянулся направо – на восток, куда дул ветер. Может быть, из-за пыли раньше свернули?
Шлейф был, но не такой уж высокий. Ниже, чем гребень ближней дюны. Нет, не должны были они его заметить…
Но тогда – как?!
– Ты что встал?! – рявкнул сатир. – Эй!!!
Леха стиснул зубы и рванул дальше.
А немцы нагоняли сзади, как поезд черепаху. Уже меньше двух дюн разделяет… Вот-вот заметят… А каперы как были через пустыню, так почти ничего и не изменилось…
– След! Видишь след? – орал сатир так, что в голове звенело.
– Какой след?!
– Да отключи ты карту! И смотри их следы! На следующей дюне!
Дюна слева пошла на убыль, загибающийся край преградил дорогу, Леха пулей взлетел к гребню – и да, теперь увидел. На склоне следующей дюны, на идеально ровном песке, сверкающем под солнцем, – какая-то неровность…
У уха свистнуло, а в следующий миг ударило под ноги, и в морду ударил песочный фонтанчик. Леха крутанулся назад, приседая вниз, и тут долетел грохот выстрелов. Бым! Бым!
По дюне позади скатывался джип, черный на фоне ослепительного неба и сверкающего песка. Гроздь оранжевых вспышек…
Леха перевалил через гребень и покатился вниз по склону, а где-то сверху свистели пули, и из-за гребня глухо бухали выстрелы.
Последний гребень, который еще разделяет…
– По следу! – рявкнул сатир. – Быстрее, а то не успеешь! И так уже не успеть… До немцев один гребень, который они перевалят через какие-то секунды, а до каперов почти целая пустыня…
Но ноги сами несли дальше. Вниз по склону, на следующую дюну, к следам.
Сквозь свист ветра в ушах пробился рев джипа. Еще разделены гребнем, но машина вот-вот перевалит его…
Черные следы уже различимы, это колея от машины. Уже совсем близко, но что от них толку? Колея идет на север, прямо к Гнусмасу. А надо – к каперам! Пусть и не успеть – до них еще дюн десять, нет, не успеть. Но хоть какой-то шанс!
Леха перескочил через колею и помчался дальше, забирая на восток, навстречу каперам. И тут же ожил сатир:
– А ну назад! Поворачивай! Поворачивай и по следам!
– Но…
– По следам!
Рев джипа скачком стал сильнее – машина вылетела из-за гребня. Все, теперь ничего не разделяет…
Леха ушел вбок, и вовремя. Сзади застучал автомат, и там, куда несся миг назад, взвились фонтанчики песка.
– По следу идешь? Беги прямо по следу! Прямо по следу!
Леха лишь беззвучно оскалился.
Да теперь-то куда денешься с этих следов, раз уж свернул сюда! Джип ревел сзади, кажется, уже совсем близко. Снова застучал автомат.
Леха завилял змейкой – уже понимая, что на этот раз не уйти. Джип совсем рядом за спиной. Какие-то метров тридцать, тут даже домохозяйка не промахнется. Уже ничего не спасет… Впереди слева взбух целый веер песочных фонтанчиков, подскакивая сбоку, один взвился из-под самых ног…
Тяжелый удар врезал по спине и швырнул вперед, сбив с ног.
Понесло, покатило по песку, как тряпичную куклу. Небо, песок, небо… Вспышка боли в попавшей на излом ноге, в грудь давит песок… Опять небо, песок…
Все… Неподвижно распластался на песке, небо застыло где-то вверху за спиной. Господи, чем же это они так?…
Леха поднял морду, перевернулся с боку на живот, попытался встать, но упал.
Мир качался, как палуба корабля, в голове звенело. И муть перед глазами…
Нет, не муть. Гарь.
И уши заложило. Ни черта не слышно, ни где джип, ни что вообще вокруг происходит… Чертовы программеры со своим долбаным реализмом! Разинув пасть, Леха подвигал челюстью, чтобы отпустило в ушах.
Пошире расставил, ноги, чтобы не завалиться набок, и, пошатываясь, обернулся…
Да так и остался стоять с отпавшей челюстью.
Сразу и не сообразить, где тут был джип. Мало что от него осталось. Лишь куски кузова, разбросанные далеко вокруг, какие-то части двигателя, ошметки одежды, куски тел…
А посреди всего этого – огромная воронка в песке, метров в пять диаметром. Как раз там, где раньше проходила колея от машины каперов.
– Ну что, оклемалось, рогатое? – появился в голове голос сатира. Спокойный и довольный. Сатир мурчал, как сытый кот. – Ну давай, благодари меня, тугодумное…
Леха помотал головой, чтобы прояснилось. И все глядел на догорающие остатки джипа, на почерневшие тела вокруг.
Двадцать метров. Каких-то двадцать метров…
Если бы нагнали чуть раньше…
Или одна из тех пуль случайно попала в ногу, отстрелив копыто…
– Эй? – прервал скромное молчание сатир, – Не слышу восторженных щенячьих повизгиваний, как здорово я все придумал и просчитал. Где благодарность, рогатый? Ты…
Леха наконец пришел в себя и врезал копытом в песок.
– Они же здесь крутились, твои каперы! Какого черта им понадобилось у скальной стены?!
– Не по-онял…
– Я пахал на этом плато, как папа Карло, – процедил Леха сквозь зубы. – От камней все рябит перед глазами, даже на карту не смотрел… Я думал, они рядом!
– Ну ты не кричи, не кричи, – пробурчал сатир. – Не у себя дома.
– Я был уверен, они меня прикрывают!
– А они и прикрывали.
– Там?! – не выдержал Леха. – На другом конце пустыни?!
– Не на другом конце пустыни, а у стены. У прохода, где твои следы начинаются, где все охотники, которые идут за тобой, будут искать начало твоего следа. Пока ты валял дурака на плато, они одну команду завалили, не слезая со скал. В снайперку – пам, пам, пам! И спокойно сидят дальше. А теперь подумай, что было бы, если бы они сидели возле плато, как ты хочешь, посреди пустыни, где нельзя спрятаться, и их бы самих вдруг завалили? А? Кто бы тебя прикрывал то время, пока они в новых тушках добирались бы к тебе от Гнусмаса? Пушкин?
– Но немцев-то они пропустили!
– Немцев там не было… – пробурчал сатир.
– А как же они к плато вышли?!
– Да случайно, похоже… Наверно, еще в пустыне на твой след наткнулись… Вот прямо по следу сразу к плато и пошли… Ты бы лучше не критиканствовал, а спасибо сказал, что я их заставил свой след заминировать! И незаметно и эффективно. А?
Леха очень медленно втянул воздух, а потом еще медленнее выцедил его сквозь зубы, заставляя себя сдерживаться.
Эффективно! Да нагони немцы на пару дюн раньше…
– Ну все, хватит фыркать и прохлаждаться! Дело стоит. Давай на плато, и поживее! Солнце еще высоко, – сообщил сатир и отключился. Вот ведь сволочь… Но никуда не деться. По крайней мере, пока. Леха щелкнул по браслету, покосился на Изумрудные горы, на три черные точки – особенно на ту, что одиноко засела подальше в горах… Вздохнул и побрел к плато.
Время тянулось медленно и тяжело. Хотелось к Изумрудным горам, к Алисе, а вместо этого змейкой между камнями. Влево, вправо. Влево, вправо. Влево, вправо…
До ряби перед глазами, до тошноты, до отвращения.
Хорошо хоть солнце потихоньку сползало к горизонту. Хотя бы жар спал, и на том спасибо…
– Как успехи? – ожил сатир.
Леха остановился и огляделся. Ничего себе! А ведь уже больше половины плато оглядел. Да что там, половины – уже три четверти, если не больше!
– Эй?
– Процентов семьдесят есть, – сказал Леха.
Только сатир не проникся гордостью за проделанную работу.
– Слушай, рогатенький, ты что такой радостный?… – осведомился он.
Как-то подозрительно нежно… Леха на всякий случай промолчал.
– Ты схрон должен найти, а не плато обыскать! – взорвался сатир. – Понял?! Схрон! О господи, что за народ…
Сколько еще тут поколений должно смениться, чтобы работу стали оценивать не часами, а результатом?…
– Схрона пока нет, – сказал Леха.
– А ты не мог пропустить?
– Нет, – сказал Леха. Оглянулся на южный край, на лабиринт из валунов. Скорее всего, схрон там. – Я же сказал, что, скорее всего, он…
Леха осекся. Нет, вот как раз этого сатиру не говорил. Чертова жара! Совсем мозги плавятся, будто в реале…
– Что?
– Скорее всего, ближе к концу найду, – сказал Леха. – Здесь на южном краю есть несколько приметных мест, но…
– Но?… – напрягся сатир.
– Если искать урывками и не найти сразу, то потом можно и пропустить. Начинаешь путать, где уже смотрел, а где не смотрел…
– Нет, ты лучше давай и дальше змейкой, – сказал сатир. – Методично, по-военному. Молодец, и дальше так держать… Хотя нет. Половину обыскал, говоришь?
– Угу. Даже больше.
– Тогда хватит на сегодня. Не дай бог, в сумерках пропустишь. Давай дуй сюда, а остальное завтра доглядишь, на свежую голову.
– Хорошо. Только…
– Без всяких только! Дуй сюда, и быстрее! Некогда мне с тобой цацкаться, спать охота! И так весь день то на форуме висел, то на карту пялился. Голова уже кругом…
– Только крюк небольшой сделаю, – сказал Леха, разглядывая карту.
– Опять охотничий рог зовет? Да тебе пока не надо, я считал. Ты где-то до завтрашнего утра почти сытый будешь. Тогда и заправишься теплой кровушкой.
– А если утром никого рядом не будет? Нет, лучше сейчас. Как раз двое недалеко.
Сатир тяжело вздохнул, словно его подбивали разгрузить вагон-другой стальных чушек.
– Ладно… Ну где? – пробурчал он и зевнул: – С севера, что ли?
Леха поморщился. К северу от плато есть две точки, тут сатир прав. Но…
– Нет, не тех. На востоке, из Олд Волта идут.
– Из Олд Волта, говоришь?… Опять из Олд Волта… – Кажется, сонливости в его голосе стало поменьше. – А помоему, те с севера к тебе ближе, – почти вкрадчиво предложил сатир. – Севернее плато, видишь? И как раз сюда идут, к стене. Прямо по пути будет. Леха сглотнул.
Самое паршивое, что и тут сатир прав. До них ближе. И если начать упираться… Может, на завтра отложить? Но… Три черные точки в Изумрудных горах притягивали взгляд и сердце.
– Думаешь, лучше их? – с сомнением спросил Леха.
– Угу-у, – медленно и значительно протянул сатир. Уже ни капельки сонливости, одно лишь напряженное внимание. К малейшему нюансу того, как именно ему сейчас будут возражать… Черт бы его побрал! Леха старательно зевнул, погромче:
– А-а-а… Да, эти даже ближе, кажется. Но…
– Но? – спросил сатир. Четко и медленно. Уже совершенно не торопясь спать.
– Но… понимаешь, этот Гнусмас… Там…
– Что «там»?
Но Леха не спешил с ответом. Старательно мялся, словно признание в самом деле давалось с трудом.
– Не хочется мне туда, даже близко… Там… Ну, когда тебя сжигают, то потом…
Сатир хрюкнул от смеха и зашелся своим противным хихиканьем:
– Ах, так тебя сожгли? Да, салажка рогатенькая… Это ты умудрился. Долго старался, наверное…
Леха терпеливо ждал, пока сатиру надоест. Уж лучше издевки, чем подозрения.
Потихоньку начал семенить на восток. К тем двоим, что вышли из Олд Волта, – и заодно к Изумрудным горам…
– Ладно, стальное сердце с трясущимся хвостом. Иди к своему Олд Волту…
Сатир зевнул и отключился.
Перед гребнем последней дюны Леха притормозил, прислушиваясь. Как там путешественники?
Темнеет, но еще светло. А здесь кто может идти, посреди пустыни, вдвоем? Охотники какие-нибудь… Неохота пулю словить.
Леха лег на песок и подполз к самому гребню. По ту сторону дюны заливисто смеялись – оба голоса женские. Один прямо как колокольчик. А может быть, это не голос, а лишь звуковая «шкурка», как их сатир называет. Второй голос пониже, но тоже приятный, бархатистый такой.
Поскрипывание.
И еще какой-то звук. Равномерный. Похожий на…
Леха нахмурился, подполз к гребню еще ближе и осторожно выглянул.
Две женщины, обе в бархатных алых плащах. У обеих высокие замысловатые прически, в которых сверкают золото и драгоценные камни – словно кусочки заходящего солнца, только зеленоватые.
А за ними грустно топал не то ослик, не то маленький мул. С ритмичностью метронома переставляя ноги, он тащил повозку. Там ящики, свертки, какие-то брусья… Далеко высунулась вверх длинная доска, с вычурными зелеными буквами: «…as Jewelry».
Длинные уши осла покачивались в такт шагам, почти хлопая его по щекам, но ослик брел и брел за своими хозяйками, ни на что не обращая внимания…
Те тоже еще клуши. Идут не глядя по сторонам, хихикая и о чем-то увлеченно болтая, – но не на русском и даже не на английском. То ли прибалтийки, то ли финки.
У одной за спиной карабин, вторая вообще безоружная…
И вот их – убивать? Леха поморщился. Шевельнулось воспоминание, тяжелое и мерзкое, как вкус нефти, но Леха затолкал его обратно в катакомбы души, прежде чем оно вырвалось из-под контроля.
Хочется не хочется… Надо! Им это всего лишь игра, а вот здесь, в бычьей шкурке бегать… Или в птичьей… Надо.
Потому что ничто не должно вызывать подозрений у сатира. Грустно будет, если в самый последний момент все сорвется из-за такого пустяка. Если сатир сквозь дрему бросит взгляд на карту, а там эта парочка живая и невредимая и топают дальше в пустыню, а бычок, вместо охоты на них, замер в горах…
Леха перемахнул гребень и побежал вниз. Надо просто потерпеть. В последний раз. Ведь это в последний раз, правда?
Вниз под дюну, заходя на женщин чуть сзади, как торпеда на танкер, но особенно не скрываясь, даже не пытаясь бежать бесшумно.
Одна, с голосом как колокольчик, обернулась – и ее улыбка вылиняла. Она что-то крикнула, ее подружка дернулась за карабином… и первой получила рогом в живот. Вторая торговка драгоценностями задержалась в игре немногим дольше.
Потом, морщась от солоноватого вкуса крови, бьющей в морду, Леха с остервенением мотал головой, сбрасывая ее с рога, – маленькое и хрупкое тельце никак не желало слезать. Возил тело по песку, цепляя его ногой, – и там трещали кости, там что-то рвалось и ломалось, но никак не желало сдираться с рога…
Наконец женщина упала на песок, изломанная и залитая кровью. Похожая на…
Леха закрыл глаза и закусил губу, отгоняя воспоминания. А когда открыл – наткнулся на грустный взгляд ослика. Печальный и укоряющий.
Ослик поглядел на убитых хозяек, на пустыню… Еще раз поднял глаза на Леху. Презрительно фыркнул и развернулся к повозке – к сумке, притороченной на передней стенке. Сунул туда морду и зачавкал, больше не обращая ни на что внимания.
Лишь равномерное чавканье, да длинные уши меланхолично покачивались с каждым движением челюсти… Леха вздохнул, нагнулся к трупам и стал сосать кровь.
Сначала одно тело, потом другое. Слушая свое хлюпанье – и чавканье ослика над ухом. Рядом с этим простеньким игровым ботом и сам – как заводной бычок. С элементарными реакциями: догнать, убить, высосать кровь. А больше ничего нет и не было. Никогда. Все остальное – лишь кажется. Всего лишь шутка программера, присобачившего заводному бычку парочку страшных воспоминаний… А на самом деле – лишь догнать, убить, высосать кровь. Изо дня день, из года в год, отныне и во веки веков… Леха взревел и метнулся прочь. Прочь от трупов и от этого осла! К черту это все! К дьяволу!!! Быстрее к Алисе. Теперь можно – так быстрее же к ней! Уже вечер, и она давно связалась со своими друзьями. Что они смогут сделать? И – главное! – когда?… Темнота обогнала. До скальной стены еще дюны две, а уже выступили звезды. Впрочем… Леха ухмыльнулся. Наверно, улыбка получилась довольная и до ужаса глупая – но ничего не мог с собой поделать. Перед дюнами, перед черным небом с блестками звезд – мягко светящаяся зеленым полупрозрачная карта, а на ней… Три черных точки в Изумрудных горах уже не вместе. Одна быстро скользит сюда… Это значит, что у нее все получилось. Вышла в сеть. И, кажется, – тьфу-тьфу-тьфу! – есть чем порадовать. То-то так сюда несется. Уже должно быть видно, наверно.
Леха щелкнул по браслету, гася карту. Вот только дурацкую улыбку, раздиравшую морду от уха до уха, так легко не погасишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Спокойно, спокойно. Главное, не паниковать. Мало ли что с перепугу покажется.
Но сердце молотилось в груди так, словно по пустыне неслась не бычья аватара, а настоящее тело. Фора таяла на глазах.
– Круче забирай, круче! – опять ожил сатир. – Прямо Гнусмасу иди! Туда, где каперы крутились. Как только увидишь их след, по нему… И быстрее! Быстрее…
Сам бы попробовал быстрее, козел однорогий! И так изо всех сил переставляешь ноги… Карта неслась перед глазами. От последнего поворота пробежал уже дюны две. Немцы пока еще идут по концу крюка – на запад. Еще одну дюну туда же будут идти – и только потом увидят, что след поворачивает на север, к горо…
Какого черта?!
Леха даже сбился с шагу, не веря своим глазам. Зеленый огонек из почти слившихся четырех точек вдруг повернул. Не доходя до того места, где поворачивали следы. Они уже шли на север.
Какого черта?… Ну ладно, там, возле плато, мог ошибиться впопыхах! Показалось, что петля приличная, а на самом деле всего-то одну дюну и оббежал.
Но теперь-то! Теперь-то не может быть никакой ошибки – карта же перед глазами висела почти все время! Вон за той шелковистой складочкой свернул, немцы до нее еще не дошли… И заметить поворот раньше никак не должны были – просто не могли. Дюны тянутся с севера на юг, поворот надежно скрыт за той дюной.
Леха оглянулся направо – на восток, куда дул ветер. Может быть, из-за пыли раньше свернули?
Шлейф был, но не такой уж высокий. Ниже, чем гребень ближней дюны. Нет, не должны были они его заметить…
Но тогда – как?!
– Ты что встал?! – рявкнул сатир. – Эй!!!
Леха стиснул зубы и рванул дальше.
А немцы нагоняли сзади, как поезд черепаху. Уже меньше двух дюн разделяет… Вот-вот заметят… А каперы как были через пустыню, так почти ничего и не изменилось…
– След! Видишь след? – орал сатир так, что в голове звенело.
– Какой след?!
– Да отключи ты карту! И смотри их следы! На следующей дюне!
Дюна слева пошла на убыль, загибающийся край преградил дорогу, Леха пулей взлетел к гребню – и да, теперь увидел. На склоне следующей дюны, на идеально ровном песке, сверкающем под солнцем, – какая-то неровность…
У уха свистнуло, а в следующий миг ударило под ноги, и в морду ударил песочный фонтанчик. Леха крутанулся назад, приседая вниз, и тут долетел грохот выстрелов. Бым! Бым!
По дюне позади скатывался джип, черный на фоне ослепительного неба и сверкающего песка. Гроздь оранжевых вспышек…
Леха перевалил через гребень и покатился вниз по склону, а где-то сверху свистели пули, и из-за гребня глухо бухали выстрелы.
Последний гребень, который еще разделяет…
– По следу! – рявкнул сатир. – Быстрее, а то не успеешь! И так уже не успеть… До немцев один гребень, который они перевалят через какие-то секунды, а до каперов почти целая пустыня…
Но ноги сами несли дальше. Вниз по склону, на следующую дюну, к следам.
Сквозь свист ветра в ушах пробился рев джипа. Еще разделены гребнем, но машина вот-вот перевалит его…
Черные следы уже различимы, это колея от машины. Уже совсем близко, но что от них толку? Колея идет на север, прямо к Гнусмасу. А надо – к каперам! Пусть и не успеть – до них еще дюн десять, нет, не успеть. Но хоть какой-то шанс!
Леха перескочил через колею и помчался дальше, забирая на восток, навстречу каперам. И тут же ожил сатир:
– А ну назад! Поворачивай! Поворачивай и по следам!
– Но…
– По следам!
Рев джипа скачком стал сильнее – машина вылетела из-за гребня. Все, теперь ничего не разделяет…
Леха ушел вбок, и вовремя. Сзади застучал автомат, и там, куда несся миг назад, взвились фонтанчики песка.
– По следу идешь? Беги прямо по следу! Прямо по следу!
Леха лишь беззвучно оскалился.
Да теперь-то куда денешься с этих следов, раз уж свернул сюда! Джип ревел сзади, кажется, уже совсем близко. Снова застучал автомат.
Леха завилял змейкой – уже понимая, что на этот раз не уйти. Джип совсем рядом за спиной. Какие-то метров тридцать, тут даже домохозяйка не промахнется. Уже ничего не спасет… Впереди слева взбух целый веер песочных фонтанчиков, подскакивая сбоку, один взвился из-под самых ног…
Тяжелый удар врезал по спине и швырнул вперед, сбив с ног.
Понесло, покатило по песку, как тряпичную куклу. Небо, песок, небо… Вспышка боли в попавшей на излом ноге, в грудь давит песок… Опять небо, песок…
Все… Неподвижно распластался на песке, небо застыло где-то вверху за спиной. Господи, чем же это они так?…
Леха поднял морду, перевернулся с боку на живот, попытался встать, но упал.
Мир качался, как палуба корабля, в голове звенело. И муть перед глазами…
Нет, не муть. Гарь.
И уши заложило. Ни черта не слышно, ни где джип, ни что вообще вокруг происходит… Чертовы программеры со своим долбаным реализмом! Разинув пасть, Леха подвигал челюстью, чтобы отпустило в ушах.
Пошире расставил, ноги, чтобы не завалиться набок, и, пошатываясь, обернулся…
Да так и остался стоять с отпавшей челюстью.
Сразу и не сообразить, где тут был джип. Мало что от него осталось. Лишь куски кузова, разбросанные далеко вокруг, какие-то части двигателя, ошметки одежды, куски тел…
А посреди всего этого – огромная воронка в песке, метров в пять диаметром. Как раз там, где раньше проходила колея от машины каперов.
– Ну что, оклемалось, рогатое? – появился в голове голос сатира. Спокойный и довольный. Сатир мурчал, как сытый кот. – Ну давай, благодари меня, тугодумное…
Леха помотал головой, чтобы прояснилось. И все глядел на догорающие остатки джипа, на почерневшие тела вокруг.
Двадцать метров. Каких-то двадцать метров…
Если бы нагнали чуть раньше…
Или одна из тех пуль случайно попала в ногу, отстрелив копыто…
– Эй? – прервал скромное молчание сатир, – Не слышу восторженных щенячьих повизгиваний, как здорово я все придумал и просчитал. Где благодарность, рогатый? Ты…
Леха наконец пришел в себя и врезал копытом в песок.
– Они же здесь крутились, твои каперы! Какого черта им понадобилось у скальной стены?!
– Не по-онял…
– Я пахал на этом плато, как папа Карло, – процедил Леха сквозь зубы. – От камней все рябит перед глазами, даже на карту не смотрел… Я думал, они рядом!
– Ну ты не кричи, не кричи, – пробурчал сатир. – Не у себя дома.
– Я был уверен, они меня прикрывают!
– А они и прикрывали.
– Там?! – не выдержал Леха. – На другом конце пустыни?!
– Не на другом конце пустыни, а у стены. У прохода, где твои следы начинаются, где все охотники, которые идут за тобой, будут искать начало твоего следа. Пока ты валял дурака на плато, они одну команду завалили, не слезая со скал. В снайперку – пам, пам, пам! И спокойно сидят дальше. А теперь подумай, что было бы, если бы они сидели возле плато, как ты хочешь, посреди пустыни, где нельзя спрятаться, и их бы самих вдруг завалили? А? Кто бы тебя прикрывал то время, пока они в новых тушках добирались бы к тебе от Гнусмаса? Пушкин?
– Но немцев-то они пропустили!
– Немцев там не было… – пробурчал сатир.
– А как же они к плато вышли?!
– Да случайно, похоже… Наверно, еще в пустыне на твой след наткнулись… Вот прямо по следу сразу к плато и пошли… Ты бы лучше не критиканствовал, а спасибо сказал, что я их заставил свой след заминировать! И незаметно и эффективно. А?
Леха очень медленно втянул воздух, а потом еще медленнее выцедил его сквозь зубы, заставляя себя сдерживаться.
Эффективно! Да нагони немцы на пару дюн раньше…
– Ну все, хватит фыркать и прохлаждаться! Дело стоит. Давай на плато, и поживее! Солнце еще высоко, – сообщил сатир и отключился. Вот ведь сволочь… Но никуда не деться. По крайней мере, пока. Леха щелкнул по браслету, покосился на Изумрудные горы, на три черные точки – особенно на ту, что одиноко засела подальше в горах… Вздохнул и побрел к плато.
Время тянулось медленно и тяжело. Хотелось к Изумрудным горам, к Алисе, а вместо этого змейкой между камнями. Влево, вправо. Влево, вправо. Влево, вправо…
До ряби перед глазами, до тошноты, до отвращения.
Хорошо хоть солнце потихоньку сползало к горизонту. Хотя бы жар спал, и на том спасибо…
– Как успехи? – ожил сатир.
Леха остановился и огляделся. Ничего себе! А ведь уже больше половины плато оглядел. Да что там, половины – уже три четверти, если не больше!
– Эй?
– Процентов семьдесят есть, – сказал Леха.
Только сатир не проникся гордостью за проделанную работу.
– Слушай, рогатенький, ты что такой радостный?… – осведомился он.
Как-то подозрительно нежно… Леха на всякий случай промолчал.
– Ты схрон должен найти, а не плато обыскать! – взорвался сатир. – Понял?! Схрон! О господи, что за народ…
Сколько еще тут поколений должно смениться, чтобы работу стали оценивать не часами, а результатом?…
– Схрона пока нет, – сказал Леха.
– А ты не мог пропустить?
– Нет, – сказал Леха. Оглянулся на южный край, на лабиринт из валунов. Скорее всего, схрон там. – Я же сказал, что, скорее всего, он…
Леха осекся. Нет, вот как раз этого сатиру не говорил. Чертова жара! Совсем мозги плавятся, будто в реале…
– Что?
– Скорее всего, ближе к концу найду, – сказал Леха. – Здесь на южном краю есть несколько приметных мест, но…
– Но?… – напрягся сатир.
– Если искать урывками и не найти сразу, то потом можно и пропустить. Начинаешь путать, где уже смотрел, а где не смотрел…
– Нет, ты лучше давай и дальше змейкой, – сказал сатир. – Методично, по-военному. Молодец, и дальше так держать… Хотя нет. Половину обыскал, говоришь?
– Угу. Даже больше.
– Тогда хватит на сегодня. Не дай бог, в сумерках пропустишь. Давай дуй сюда, а остальное завтра доглядишь, на свежую голову.
– Хорошо. Только…
– Без всяких только! Дуй сюда, и быстрее! Некогда мне с тобой цацкаться, спать охота! И так весь день то на форуме висел, то на карту пялился. Голова уже кругом…
– Только крюк небольшой сделаю, – сказал Леха, разглядывая карту.
– Опять охотничий рог зовет? Да тебе пока не надо, я считал. Ты где-то до завтрашнего утра почти сытый будешь. Тогда и заправишься теплой кровушкой.
– А если утром никого рядом не будет? Нет, лучше сейчас. Как раз двое недалеко.
Сатир тяжело вздохнул, словно его подбивали разгрузить вагон-другой стальных чушек.
– Ладно… Ну где? – пробурчал он и зевнул: – С севера, что ли?
Леха поморщился. К северу от плато есть две точки, тут сатир прав. Но…
– Нет, не тех. На востоке, из Олд Волта идут.
– Из Олд Волта, говоришь?… Опять из Олд Волта… – Кажется, сонливости в его голосе стало поменьше. – А помоему, те с севера к тебе ближе, – почти вкрадчиво предложил сатир. – Севернее плато, видишь? И как раз сюда идут, к стене. Прямо по пути будет. Леха сглотнул.
Самое паршивое, что и тут сатир прав. До них ближе. И если начать упираться… Может, на завтра отложить? Но… Три черные точки в Изумрудных горах притягивали взгляд и сердце.
– Думаешь, лучше их? – с сомнением спросил Леха.
– Угу-у, – медленно и значительно протянул сатир. Уже ни капельки сонливости, одно лишь напряженное внимание. К малейшему нюансу того, как именно ему сейчас будут возражать… Черт бы его побрал! Леха старательно зевнул, погромче:
– А-а-а… Да, эти даже ближе, кажется. Но…
– Но? – спросил сатир. Четко и медленно. Уже совершенно не торопясь спать.
– Но… понимаешь, этот Гнусмас… Там…
– Что «там»?
Но Леха не спешил с ответом. Старательно мялся, словно признание в самом деле давалось с трудом.
– Не хочется мне туда, даже близко… Там… Ну, когда тебя сжигают, то потом…
Сатир хрюкнул от смеха и зашелся своим противным хихиканьем:
– Ах, так тебя сожгли? Да, салажка рогатенькая… Это ты умудрился. Долго старался, наверное…
Леха терпеливо ждал, пока сатиру надоест. Уж лучше издевки, чем подозрения.
Потихоньку начал семенить на восток. К тем двоим, что вышли из Олд Волта, – и заодно к Изумрудным горам…
– Ладно, стальное сердце с трясущимся хвостом. Иди к своему Олд Волту…
Сатир зевнул и отключился.
Перед гребнем последней дюны Леха притормозил, прислушиваясь. Как там путешественники?
Темнеет, но еще светло. А здесь кто может идти, посреди пустыни, вдвоем? Охотники какие-нибудь… Неохота пулю словить.
Леха лег на песок и подполз к самому гребню. По ту сторону дюны заливисто смеялись – оба голоса женские. Один прямо как колокольчик. А может быть, это не голос, а лишь звуковая «шкурка», как их сатир называет. Второй голос пониже, но тоже приятный, бархатистый такой.
Поскрипывание.
И еще какой-то звук. Равномерный. Похожий на…
Леха нахмурился, подполз к гребню еще ближе и осторожно выглянул.
Две женщины, обе в бархатных алых плащах. У обеих высокие замысловатые прически, в которых сверкают золото и драгоценные камни – словно кусочки заходящего солнца, только зеленоватые.
А за ними грустно топал не то ослик, не то маленький мул. С ритмичностью метронома переставляя ноги, он тащил повозку. Там ящики, свертки, какие-то брусья… Далеко высунулась вверх длинная доска, с вычурными зелеными буквами: «…as Jewelry».
Длинные уши осла покачивались в такт шагам, почти хлопая его по щекам, но ослик брел и брел за своими хозяйками, ни на что не обращая внимания…
Те тоже еще клуши. Идут не глядя по сторонам, хихикая и о чем-то увлеченно болтая, – но не на русском и даже не на английском. То ли прибалтийки, то ли финки.
У одной за спиной карабин, вторая вообще безоружная…
И вот их – убивать? Леха поморщился. Шевельнулось воспоминание, тяжелое и мерзкое, как вкус нефти, но Леха затолкал его обратно в катакомбы души, прежде чем оно вырвалось из-под контроля.
Хочется не хочется… Надо! Им это всего лишь игра, а вот здесь, в бычьей шкурке бегать… Или в птичьей… Надо.
Потому что ничто не должно вызывать подозрений у сатира. Грустно будет, если в самый последний момент все сорвется из-за такого пустяка. Если сатир сквозь дрему бросит взгляд на карту, а там эта парочка живая и невредимая и топают дальше в пустыню, а бычок, вместо охоты на них, замер в горах…
Леха перемахнул гребень и побежал вниз. Надо просто потерпеть. В последний раз. Ведь это в последний раз, правда?
Вниз под дюну, заходя на женщин чуть сзади, как торпеда на танкер, но особенно не скрываясь, даже не пытаясь бежать бесшумно.
Одна, с голосом как колокольчик, обернулась – и ее улыбка вылиняла. Она что-то крикнула, ее подружка дернулась за карабином… и первой получила рогом в живот. Вторая торговка драгоценностями задержалась в игре немногим дольше.
Потом, морщась от солоноватого вкуса крови, бьющей в морду, Леха с остервенением мотал головой, сбрасывая ее с рога, – маленькое и хрупкое тельце никак не желало слезать. Возил тело по песку, цепляя его ногой, – и там трещали кости, там что-то рвалось и ломалось, но никак не желало сдираться с рога…
Наконец женщина упала на песок, изломанная и залитая кровью. Похожая на…
Леха закрыл глаза и закусил губу, отгоняя воспоминания. А когда открыл – наткнулся на грустный взгляд ослика. Печальный и укоряющий.
Ослик поглядел на убитых хозяек, на пустыню… Еще раз поднял глаза на Леху. Презрительно фыркнул и развернулся к повозке – к сумке, притороченной на передней стенке. Сунул туда морду и зачавкал, больше не обращая ни на что внимания.
Лишь равномерное чавканье, да длинные уши меланхолично покачивались с каждым движением челюсти… Леха вздохнул, нагнулся к трупам и стал сосать кровь.
Сначала одно тело, потом другое. Слушая свое хлюпанье – и чавканье ослика над ухом. Рядом с этим простеньким игровым ботом и сам – как заводной бычок. С элементарными реакциями: догнать, убить, высосать кровь. А больше ничего нет и не было. Никогда. Все остальное – лишь кажется. Всего лишь шутка программера, присобачившего заводному бычку парочку страшных воспоминаний… А на самом деле – лишь догнать, убить, высосать кровь. Изо дня день, из года в год, отныне и во веки веков… Леха взревел и метнулся прочь. Прочь от трупов и от этого осла! К черту это все! К дьяволу!!! Быстрее к Алисе. Теперь можно – так быстрее же к ней! Уже вечер, и она давно связалась со своими друзьями. Что они смогут сделать? И – главное! – когда?… Темнота обогнала. До скальной стены еще дюны две, а уже выступили звезды. Впрочем… Леха ухмыльнулся. Наверно, улыбка получилась довольная и до ужаса глупая – но ничего не мог с собой поделать. Перед дюнами, перед черным небом с блестками звезд – мягко светящаяся зеленым полупрозрачная карта, а на ней… Три черных точки в Изумрудных горах уже не вместе. Одна быстро скользит сюда… Это значит, что у нее все получилось. Вышла в сеть. И, кажется, – тьфу-тьфу-тьфу! – есть чем порадовать. То-то так сюда несется. Уже должно быть видно, наверно.
Леха щелкнул по браслету, гася карту. Вот только дурацкую улыбку, раздиравшую морду от уха до уха, так легко не погасишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50