Так что…
Леха вернулся в спальный закуток между валунами. Улегся, подобрал под себя ноги и заставил тело расслабиться. Надо выспаться.
А для этого выкинуть из головы все мысли, перестать думать. Просто отключиться и заснуть…
По долине прокатился тягучий скрежет, словно тащили железо по железу. Куда громче, чем раньше. И тут же из-за леса завопило – в два голоса. Вместе с альбиносом орал и черноухий. Раньше сдерживался, а вот сейчас…
Что же это за боль должна быть…
К черту, к черту! Надо заснуть, черт бы все это побрал! Потому что если Клык прав… Если он прав и все это имеет отношение к нефтяникам… Тогда вечером ох как понадобится свежая голова. Кристально ясная!
Не сразу, но все-таки удалось расслабиться. Отрешиться от того, что творилось вокруг. Дать мыслям течь самим по себе… Они уже смешались в причудливую кашу, обволакивающую и мягкую, дающую провалиться в сон…
И тут над самым ухом заскрипело железом о камень. Разом сдернув налет сна.
– Да твою мать! – не выдержал Леха, узнав этот чертов скрежет.
Мгновенно вскочил и теперь стоял, дрожа от ярости. Едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на сатира.
Опять приперся! Встал рядышком и корябал какой-то железякой по боку валуна, делая на календарике еще одну палочку.
– Какого дьявола тебе тут надо именно сейчас?!
– А ты не ори, не ори, – невозмутимо отозвался сатир, даже не оборачиваясь. Прочистил пальчиком канавку в камне, критически склонил голову к плечу, осматривая свои труды. Еще пару раз царапнул железякой. – Лучше скажи спасибо, что разбудил. А то самое интересное-то и пропустишь…
– Что я тут еще пропущу?!
По долине снова прокатился тугой звон, где-то за лесом заорал альбинос. Там тяжело бухали взрывы, простучала очередь… Господи, сколько же это еще будет продолжаться-то?!
А теперь к этой какофонии присоединилось еще и солнце. Взобралось в самый зенит и палило оттуда, и палило, слепя и заливая все вокруг душным жаром…
В голове было тяжело и зло. Хотелось на кого-нибудь накинуться, да так, чтобы в клочки! Чтобы пух и перья летели…
– Вон, – сатир мотнул мордой на солнце. – Видишь?
Леха невольно проследил за его взглядом, уперся глазами в ослепительный диск солнца – и зажмурился. Стиснул зубы от боли. По глазам как ножом резануло.
– Что «видишь»?! – прошипел Леха, едва сдерживаясь. Ну, все… Похоже, этим «кем-нибудь», на кого будут выпускать душевный пар и из кого полетят пух и перья, будешь ты, партизанка однорогая!
– Солнце где – видишь? – Сатир был все так же невозмутим. – Час дня сейчас будет.
– И что?!
– А то, что с Москвой у нас разница одиннадцать часов! А смены у модеров длятся по полсуток! Сейчас меняться будут.
– И что?!!
Господи! Нет, это просто невозможно терпеть! Как дать бы ему по лбу, чтобы научился разговаривать по-человечески…
– А вот что… – Сатир дернул подбородком и своей грязной бородкой на опушку.
Еще одно облачко. Лопнуло от синеватого всполоха, и оттуда выпал альбинос.
Тут над долиной опять зазвенело, и Леха заранее сморщился перед воплем, от которого мурашки по хребту, – альбинос всегда орал после этого звона…
Но вопля не было.
И кататься по щебенке, извиваясь в судороге и лягая воздух от боли, альбинос тоже не собирался.
Вместо этого он не спеша поднялся с четверенек на ноги, даже отряхнуться решил – вместо того чтобы пулей нестись обратно в лес! Словно почувствовав взгляд в спину, обернулся, заметил Леху и сатира – и сделал руками отрывистое па на крепко сжатых кулаках. Простое и доходчивое.
Потом развернулся и засеменил в лес. Как бы и бегом, но без особой спешки…
Опять облачко, на этот раз выпал черноухий. Поднялся и тоже не очень-то спеша направился в лес.
– Ну наконец-то! – облегченно выдохнул Леха. Повернулся к сатиру: – Им снизили уровень боли, да?
Сатир кивнул, скептически поджав уголок губ.
– Им-то снизили… А вот чего ты радуешься – этого я не понимаю…
Леха нахмурился, разглядывая его. Шутит?… По тону не похоже, но с сатира станется… Да только если это и шутка, то все равно дурацкая!
Сатир тоже покосился на Леху – и вдруг хмыкнул:
– Рогатенький, ты правда такой тупой или прикидываешься? Думаешь, им уровень боли снизили за красивые свиные глазки?
– В смысле?…
– Разве это не потому, что модер их пожалел? Часа два уже мучаются, если не больше…
– В смысле держи пасть шире и глотай проворнее! – вдруг обозлился сатир. – Запрещено модерам уровни боли трогать! Прут их с работы за такие дела, и ни одна сука тут за красивые глаза никому уровень боли не понизит! Понял?!
– Но…
Леха покосился на опушку. Там опять туманилось облачко. Выпал альбинос. Неспешно поднялся и засеменил в лес. Этак через силу. И лень вроде – но надо, обещал…
– Вот и я про то же! – все орал сатир. – Чем, думаешь, они тут могли расплатиться, а?!
– И чем же?
– А-а-а… – Сатир от души махнул на Леху рукой, – Теперь-то что, теперь молись своему парнокопытному богу, чтобы пронесло…
Он спрыгнул с валуна.
– Ладно, спи! Дело есть серьезное, но ты сейчас, похоже, ни хрена не соображаешь. Дрыхни! Вечером поговорим.
Сатир развернулся и зашагал к озерцам, но вдруг остановился. Яростно зачесал ухо, где висело кольцо. Замер, будто прислушивался к чему-то. Досадливо дернул головой, с чувством выматерился и пошел дальше.
Леха еще постоял, глядя то ему вслед, то на опушку.
Кабаны выпадали так же регулярно, как и раньше. И все так же бухали за лесом взрывы, стучало короткими очередями…
Леха вздохнул – черт бы их всех тут побрал! ни черта не понятно! – и пошел обратно в уютный закуток. Канонада никак не желала прекращаться, но хотя бы душераздирающих воплей больше нет…
Что-то было не так.
Что-то было не так, но вот что… Леха заворочался, выдираясь из сна, с трудом разлепил глаза…
Дьявол! Вокруг совершенно темно! Уже ночь!
И даже никаких признаков заката. Полная темнота, лишь вверху сверкают звезды. Месяц висел над самыми вершинами Блиндажного леса, чуть потолще, чем вчера…
Черт возьми! Сколько же проспал?!
– Ну ты и здоров дрыхнуть, – хмыкнул сатир.
Он расселся на вершине валуна, ссутулившись. Уперши в колени локти, а в подбородок кулачки. Теперь же выпрямился и спрыгнул на щебенку.
Леха задрал морду и разглядывал небо. Программеры и тут выше всяких похвал: звезды как настоящие и вращаются вместе с небосводом. Прямо как в реале.
Вон загривок Большой Медведицы, похожий на ковш. Если взять две звезды на боку этого черпака и отложить вдоль еще пять раз по столько же – прямо в Полярную утыкаешься. Вокруг нее-то все и вращается. Можно прикинуть время…
– До самого вечера гремело, – сообщил сатир. – Прикинь, сколько поросятам счастья перепало… Ладно, это все фигня, между нами, девочками, говоря. Парень ты не промах, так что…
Леха не слушал. Облегченно вздохнул. Ух, пронесло… Не так много времени прошло после захода. Месяц, должно быть, только-только ушел за Блиндажный лес. И если времени не терять…
– Эй! Ты меня слушаешь? Прием! – Сатир пощелкал у Лехи перед носом.
Вот ведь привязался, болтун!
– Слушай, давай утром?…
Не дожидаясь ответа, Леха двинулся к выходу из спального закутка – но сатир загородил дорогу между валунами.
– Стоять, рогатый, я сказал! У меня к тебе дело есть.
– У меня тоже дело есть! – сказал Леха. Попытался обойти сатира, но тот шагнул в сторону, опять загородив дорогу.
– Ты на меня не фыркай, не фыркай, салага рогатая, – почти ласково посоветовал он. – Ну, какое у тебя дело? К девке этой пернатой потащишься, глазки строить? Или опять к нефтяникам, по-быстрому кровушки напиться, чтобы потом в город и всю ночь там фигней страдать?
Леха сообразил, что замер с отвалившейся челюстью, – холодный ветерок вырвал последние крохи влаги из и без того начинающего сохнуть горла. Закрыл пасть.
Ни фига себе…
Ну, про нефтяников – ладно, мог и догадаться… Ну, про Алису. Это тоже туда-сюда. Если на самый верх скальной стены забраться, оттуда, может, много чего видно… Но про город?!
– А может, вы с этой гарпией задумали на ее дружков выйти?
Леха только хлопал глазами. Сатир ухмыльнулся:
– Бесполезно. Шансы ниже нуля, рогатый… – Он посерьезнел. – Слышишь, нет? Я не шучу. Шансы как в морозильнике.
– Почему?
– Потому! Думаешь, ты тут один такой твердолобый, а она одна такая умная? Многие пытались на своих дружков выходить. Только сейчас этот фокус уже ни у кого не проходит.
Не проходит? Ни у кого?…
…Заклепанная куртка, черные космы до пояса, ведьмовское личико…
Леха хмыкнул. Угу, рассказывай!
– Ты чего? – нахмурился сатир.
Леха пытался удержать улыбку, но облегчение было слишком сильно: да ничего он не знает! Ни про город, ни про дружков. Просто блефует. На нервах играет, козел однорогий! Скучно ему, вот что. Вот и все его дело…
– Кончай пугать, – сказал Леха, – Вечером поболтаем, а сейчас, извини, некогда…
Леха протиснулся мимо него и пошел к расщелине.
– Да подожди, рогатый! Ты не понял! Я же тебе… Да стой! Серьезное дело есть!
Но Леха и сам уже остановился.
Каменная стена призрачно светилась в лунном свете, разбитая на две части темной полосой расщелины. И из этой темноты…
Едва слышный шелест осыпающихся камешков.
Стал громче, оброс дробным эхом. И уже громкий топот ног, скрежет чего-то металлического о стены. Стук камней, отлетающий из-под башмаков…
Кто-то нагло пер через расщелину. Даже не думая идти тихо, ни капельки не скрываясь. Ничего не боясь, несмотря на ночь. Ну-ну…
И сатир еще уверен, что новички сюда не добираются, только опытные игроки? Теплый завтрак в постель, вот вы кто! Кровь парная, диетическая… Леха поморщился – но тут уж никуда не деться. Хочешь не хочешь, а придется их бить. В горле уже першит, скоро придет и настоящая жажда.
Чертова игра! Надо выбираться из всего этого, и побыстрее. А то так и тронуться можно…
Из расщелины грохотало, как из туннеля подземки. Оттуда вырвался яркий луч фонаря, запрыгал по валунам у входа, выхватывая из темноты углы и трещины, и погас. Снова остался лишь серебристый лунный свет. А грохот уже у самого выхода…
Леха подобрался, готовясь к атаке…
И замер. Не потому, что решил ударить позже. Просто на миг забыл, что собирался бить.
Из прохода, обламывая каменную крошку широченными плечами, вылез Пупсик. За ним показался Крысенок…
Леха моргнул. Господи, это что?… Уже тронулся?…
Или виной всему обманчивый лунный свет? И все это лишь дурное наваждение?…
Нет, не наваждение. Никаких сомнений – они. Пупсик и Крысенок. Только в руках вместо неуклюжих миниганов – модерновые «бизоны». Короткие стволы, модерновая компоновка, шнековые магазины огромные, больше подствольников – зато по шесть десятков патронов.
– Ну ты глянь, вот оно! Ждет! – заржал Пупсик. Вместе с оружием он сменил и голос. Писклявый детский – на прокуренный сорокалетний басок, который…
Голос рикошетом ворвался в память, вышибая наружу кусочки прошлого.
…Ослепительная голливудская улыбка – посреди мрачной испитой морды с тяжелыми мешками под глазами… широкое и толстое золотое кольцо на коротеньком пальце, на всю фалангу, как кусок стальной рыцарской перчатки… дорогой костюм, сочащийся грязной водой, радужной от бензиновых пятен, – и бешеные серые глаза…
Леху передернуло от ненависти. Это он! Тот, из-за кого все это…
– Козел еще какой-то, – недовольно заметил Крысенок. Тоже отнюдь не детским голоском.
Сатир метнулся за валун.
Леха лишь проводил его взглядом. Это только родственник горного козла может вот так вот шустро по этим предательски шатающимся камням и разъезжающейся щебенке… Только он. Попытаешься так же метнуться следом – и десять раз навернешься, прежде чем до первого валуна добежишь.
Убегать бесполезно, не получится. Только беззащитный круп под стволы подставлять.
– Забей на козла, – сказал Пупсик, не спуская глаз с Лехи. – Вот эта зараза оборзевшая. Еще и не боится, гад!
Сатир выпрыгнул из-за валуна и зигзагом помчался прочь в темноту.
Крысенок проводил его ленивым взглядом.
– Как скажешь, шеф…
Шеф… Ну да, конечно. Это далеко не Пупсик, это уже матерый Пупс, привыкший, чтобы все вокруг считали его за пуп земли. И в напарниках у него уже не крысята, а матерые крысы…
– Что? Забыл уже, да? – Пупс медленно пошел на Леху. – Повырубался и слинял, да? Вот такой вот фигней отделаться хотел? – обвел он рукой все вокруг.
– Думаешь, если от нормальной зоны откосил, так не найдем тебя? Прид-дурок…
– Ребята говорят, его тут должно по полной программе колбасить, – подал голос Крыс – Ну, в смысле, когда его тут месят… Так, может, помедленнее его кончать? Чтобы, типа, все осознал… А, шеф?
– Поучи отца на баб лазить, – предложил ему Пупс, не сводя глаз с Лехи. – Конечно, медленно! Только по копытам пали.
Леха шоркнул задними ногами, сдвигая слой предательской щебенки, отыскивая опору понадежнее. Главное, первая пара шагов… Дальше у основания скалы камни покрупнее. С плоскими вершинами, по ним уже можно бежать. Главное, первые два шага…
Пупс вскинул автомат – и Леха рванул вверх по склону. Умирать, так с музыкой! Если уж не получится никого из них зацепить – все равно лучше так, в драке. В суматохе. Пусть палят куда придется! Может, сразу пристрелят. Если повезет…
– М-мать… – сипло выдохнул Пупс и дернулся в сторону. Леха почти взлетел по склону. Дернул головой вбок, чтобы поймать Пупса на рог, как ломоть мяса на шампур, – и тут загрохотало.
Вспышки выстрелов – прямо в глаза. Ослепительные после темноты, накладываясь один на другой. И никак не пропадали. Так и прыгали перед глазами, переливаясь всеми цветами побежалости… Леха несся вперед, но уже ничего не видел за этим цветным хаосом… По ногам врезало, и Леху пригнуло к самым камням. Почти уткнулся мордой в склон. По инерции все еще взбираясь вверх, но передние ноги не слушались, и тело заваливало вбок, все сильнее…
Выгнулся в другую сторону, чтобы достать Пупса рогом. И достал – но не острием, а лишь плашмя. Стукнул по бедру. Пупс волчком отлетел в темноту, а Леха рухнул на колени и проехался по камням. Ноги обожгло болью.
Мелькнул Крыс, едва различимый за все пляшущими перед глазами пятнами от выстрелов. Где-то сверху, перепрыгивая через Леху… И каменная стена.
Обрушилась на голову, как пресс на спелую тыкву, и взорвалась ослепительной вспышкой.
Вверху плыли звезды, расплываясь острыми кляксами света. Красноватые – глаза заливала кровь. В ушах шуршало, словно ватой забили. А правый бок и спину обдирали камни.
Тащили вниз, в долину, схватив за остатки отбитых рогов. Простреленные ноги волочились по камням, и с каждым ударом пульса из ран толчком выплескивались фонтанчики крови.
Из-за головы надвигалось мертвенно-зеленое свечение… Тучи над озерами?…
– Шеф! Не надо его к воде, и так очухался.
– Живучий, придурок…
Рога отпустили, и затылок с хрустом рухнул на камни.
– Ну чего, – сказал Пупс – Тогда давай прямо тут. Где у тебя был нож?
Леха дернулся, но тяжелый сапог врезал в живот, повалив обратно на спину. На вторую попытку сил не хватило, слишком много крови потеряла его аватара.
– Давай быстрее! А то он сам подохнет!
– Вот…
Перед глазами сверкнуло лезвие, причудливо расплываясь через пелену крови на глазах.
– Зря ты ему копыта отстрелил, – вздохнул Пупс – Ладно, на втором заходе будем по полной программе, а пока так, по-детски… Давно хотел попробовать, как чурки баранов режут…
Он склонился над Лехой, растопырил пальцы – и с размаху всадил средний и безымянный глубоко в нос, разрывая ноздри.
Переносицу обожгло. Мозг превратился в комок едкой горчицы, забившей нос, глаза, всю голову изнутри…
Леха взревел, мотнул мордой, вырываясь, но пальцы входили все глубже, до упора. Нажали, задирая голову назад.
Перевернутое лицо Пупса опустилось к самым глазам.
– Это тебе для затравки, паскуда. Не скучай, минут через десять опять свидимся. И снова расстанемся… И снова свидимся. Улавливаешь?
Где-то на краю поля зрения мелькнул нож, и под подбородком скрипнула сталь, продираясь между броневыми наростами. Шкуру коротко резануло – почти не больно по сравнению с тем адом, что творился в переносице и за ней, – и нож вошел глубже. Горло заполнило что-то теплое и густое…
Леха хотел вздохнуть, но не смог.
Воздуха! Хотя бы глоток воздуха!
В горле булькало, но вдохнуть никак не получалось. В легких стало тяжело и жарко. Там хлюпала кровь, вытесняя последние крохи воздуха. А нож рвался глубже, отпиливая голову от туловища…
По ушам ударил его собственный рев. Фыркающий, на остатках выдоха. И оборвался, едва родившись, – из легких вырвались последние крохи воздуха.
Но зато в груди вдруг стало легко-легко.
Леха с всхлипом втянул воздух – прохладный, свежий, чудный воздух.
Все тело мелко дрожало. От хвоста до передних ног. Теперь целые… Свежая аватара.
Перевернулся с бока на живот и вскочил, дрожа от напряжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Леха вернулся в спальный закуток между валунами. Улегся, подобрал под себя ноги и заставил тело расслабиться. Надо выспаться.
А для этого выкинуть из головы все мысли, перестать думать. Просто отключиться и заснуть…
По долине прокатился тягучий скрежет, словно тащили железо по железу. Куда громче, чем раньше. И тут же из-за леса завопило – в два голоса. Вместе с альбиносом орал и черноухий. Раньше сдерживался, а вот сейчас…
Что же это за боль должна быть…
К черту, к черту! Надо заснуть, черт бы все это побрал! Потому что если Клык прав… Если он прав и все это имеет отношение к нефтяникам… Тогда вечером ох как понадобится свежая голова. Кристально ясная!
Не сразу, но все-таки удалось расслабиться. Отрешиться от того, что творилось вокруг. Дать мыслям течь самим по себе… Они уже смешались в причудливую кашу, обволакивающую и мягкую, дающую провалиться в сон…
И тут над самым ухом заскрипело железом о камень. Разом сдернув налет сна.
– Да твою мать! – не выдержал Леха, узнав этот чертов скрежет.
Мгновенно вскочил и теперь стоял, дрожа от ярости. Едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на сатира.
Опять приперся! Встал рядышком и корябал какой-то железякой по боку валуна, делая на календарике еще одну палочку.
– Какого дьявола тебе тут надо именно сейчас?!
– А ты не ори, не ори, – невозмутимо отозвался сатир, даже не оборачиваясь. Прочистил пальчиком канавку в камне, критически склонил голову к плечу, осматривая свои труды. Еще пару раз царапнул железякой. – Лучше скажи спасибо, что разбудил. А то самое интересное-то и пропустишь…
– Что я тут еще пропущу?!
По долине снова прокатился тугой звон, где-то за лесом заорал альбинос. Там тяжело бухали взрывы, простучала очередь… Господи, сколько же это еще будет продолжаться-то?!
А теперь к этой какофонии присоединилось еще и солнце. Взобралось в самый зенит и палило оттуда, и палило, слепя и заливая все вокруг душным жаром…
В голове было тяжело и зло. Хотелось на кого-нибудь накинуться, да так, чтобы в клочки! Чтобы пух и перья летели…
– Вон, – сатир мотнул мордой на солнце. – Видишь?
Леха невольно проследил за его взглядом, уперся глазами в ослепительный диск солнца – и зажмурился. Стиснул зубы от боли. По глазам как ножом резануло.
– Что «видишь»?! – прошипел Леха, едва сдерживаясь. Ну, все… Похоже, этим «кем-нибудь», на кого будут выпускать душевный пар и из кого полетят пух и перья, будешь ты, партизанка однорогая!
– Солнце где – видишь? – Сатир был все так же невозмутим. – Час дня сейчас будет.
– И что?!
– А то, что с Москвой у нас разница одиннадцать часов! А смены у модеров длятся по полсуток! Сейчас меняться будут.
– И что?!!
Господи! Нет, это просто невозможно терпеть! Как дать бы ему по лбу, чтобы научился разговаривать по-человечески…
– А вот что… – Сатир дернул подбородком и своей грязной бородкой на опушку.
Еще одно облачко. Лопнуло от синеватого всполоха, и оттуда выпал альбинос.
Тут над долиной опять зазвенело, и Леха заранее сморщился перед воплем, от которого мурашки по хребту, – альбинос всегда орал после этого звона…
Но вопля не было.
И кататься по щебенке, извиваясь в судороге и лягая воздух от боли, альбинос тоже не собирался.
Вместо этого он не спеша поднялся с четверенек на ноги, даже отряхнуться решил – вместо того чтобы пулей нестись обратно в лес! Словно почувствовав взгляд в спину, обернулся, заметил Леху и сатира – и сделал руками отрывистое па на крепко сжатых кулаках. Простое и доходчивое.
Потом развернулся и засеменил в лес. Как бы и бегом, но без особой спешки…
Опять облачко, на этот раз выпал черноухий. Поднялся и тоже не очень-то спеша направился в лес.
– Ну наконец-то! – облегченно выдохнул Леха. Повернулся к сатиру: – Им снизили уровень боли, да?
Сатир кивнул, скептически поджав уголок губ.
– Им-то снизили… А вот чего ты радуешься – этого я не понимаю…
Леха нахмурился, разглядывая его. Шутит?… По тону не похоже, но с сатира станется… Да только если это и шутка, то все равно дурацкая!
Сатир тоже покосился на Леху – и вдруг хмыкнул:
– Рогатенький, ты правда такой тупой или прикидываешься? Думаешь, им уровень боли снизили за красивые свиные глазки?
– В смысле?…
– Разве это не потому, что модер их пожалел? Часа два уже мучаются, если не больше…
– В смысле держи пасть шире и глотай проворнее! – вдруг обозлился сатир. – Запрещено модерам уровни боли трогать! Прут их с работы за такие дела, и ни одна сука тут за красивые глаза никому уровень боли не понизит! Понял?!
– Но…
Леха покосился на опушку. Там опять туманилось облачко. Выпал альбинос. Неспешно поднялся и засеменил в лес. Этак через силу. И лень вроде – но надо, обещал…
– Вот и я про то же! – все орал сатир. – Чем, думаешь, они тут могли расплатиться, а?!
– И чем же?
– А-а-а… – Сатир от души махнул на Леху рукой, – Теперь-то что, теперь молись своему парнокопытному богу, чтобы пронесло…
Он спрыгнул с валуна.
– Ладно, спи! Дело есть серьезное, но ты сейчас, похоже, ни хрена не соображаешь. Дрыхни! Вечером поговорим.
Сатир развернулся и зашагал к озерцам, но вдруг остановился. Яростно зачесал ухо, где висело кольцо. Замер, будто прислушивался к чему-то. Досадливо дернул головой, с чувством выматерился и пошел дальше.
Леха еще постоял, глядя то ему вслед, то на опушку.
Кабаны выпадали так же регулярно, как и раньше. И все так же бухали за лесом взрывы, стучало короткими очередями…
Леха вздохнул – черт бы их всех тут побрал! ни черта не понятно! – и пошел обратно в уютный закуток. Канонада никак не желала прекращаться, но хотя бы душераздирающих воплей больше нет…
Что-то было не так.
Что-то было не так, но вот что… Леха заворочался, выдираясь из сна, с трудом разлепил глаза…
Дьявол! Вокруг совершенно темно! Уже ночь!
И даже никаких признаков заката. Полная темнота, лишь вверху сверкают звезды. Месяц висел над самыми вершинами Блиндажного леса, чуть потолще, чем вчера…
Черт возьми! Сколько же проспал?!
– Ну ты и здоров дрыхнуть, – хмыкнул сатир.
Он расселся на вершине валуна, ссутулившись. Уперши в колени локти, а в подбородок кулачки. Теперь же выпрямился и спрыгнул на щебенку.
Леха задрал морду и разглядывал небо. Программеры и тут выше всяких похвал: звезды как настоящие и вращаются вместе с небосводом. Прямо как в реале.
Вон загривок Большой Медведицы, похожий на ковш. Если взять две звезды на боку этого черпака и отложить вдоль еще пять раз по столько же – прямо в Полярную утыкаешься. Вокруг нее-то все и вращается. Можно прикинуть время…
– До самого вечера гремело, – сообщил сатир. – Прикинь, сколько поросятам счастья перепало… Ладно, это все фигня, между нами, девочками, говоря. Парень ты не промах, так что…
Леха не слушал. Облегченно вздохнул. Ух, пронесло… Не так много времени прошло после захода. Месяц, должно быть, только-только ушел за Блиндажный лес. И если времени не терять…
– Эй! Ты меня слушаешь? Прием! – Сатир пощелкал у Лехи перед носом.
Вот ведь привязался, болтун!
– Слушай, давай утром?…
Не дожидаясь ответа, Леха двинулся к выходу из спального закутка – но сатир загородил дорогу между валунами.
– Стоять, рогатый, я сказал! У меня к тебе дело есть.
– У меня тоже дело есть! – сказал Леха. Попытался обойти сатира, но тот шагнул в сторону, опять загородив дорогу.
– Ты на меня не фыркай, не фыркай, салага рогатая, – почти ласково посоветовал он. – Ну, какое у тебя дело? К девке этой пернатой потащишься, глазки строить? Или опять к нефтяникам, по-быстрому кровушки напиться, чтобы потом в город и всю ночь там фигней страдать?
Леха сообразил, что замер с отвалившейся челюстью, – холодный ветерок вырвал последние крохи влаги из и без того начинающего сохнуть горла. Закрыл пасть.
Ни фига себе…
Ну, про нефтяников – ладно, мог и догадаться… Ну, про Алису. Это тоже туда-сюда. Если на самый верх скальной стены забраться, оттуда, может, много чего видно… Но про город?!
– А может, вы с этой гарпией задумали на ее дружков выйти?
Леха только хлопал глазами. Сатир ухмыльнулся:
– Бесполезно. Шансы ниже нуля, рогатый… – Он посерьезнел. – Слышишь, нет? Я не шучу. Шансы как в морозильнике.
– Почему?
– Потому! Думаешь, ты тут один такой твердолобый, а она одна такая умная? Многие пытались на своих дружков выходить. Только сейчас этот фокус уже ни у кого не проходит.
Не проходит? Ни у кого?…
…Заклепанная куртка, черные космы до пояса, ведьмовское личико…
Леха хмыкнул. Угу, рассказывай!
– Ты чего? – нахмурился сатир.
Леха пытался удержать улыбку, но облегчение было слишком сильно: да ничего он не знает! Ни про город, ни про дружков. Просто блефует. На нервах играет, козел однорогий! Скучно ему, вот что. Вот и все его дело…
– Кончай пугать, – сказал Леха, – Вечером поболтаем, а сейчас, извини, некогда…
Леха протиснулся мимо него и пошел к расщелине.
– Да подожди, рогатый! Ты не понял! Я же тебе… Да стой! Серьезное дело есть!
Но Леха и сам уже остановился.
Каменная стена призрачно светилась в лунном свете, разбитая на две части темной полосой расщелины. И из этой темноты…
Едва слышный шелест осыпающихся камешков.
Стал громче, оброс дробным эхом. И уже громкий топот ног, скрежет чего-то металлического о стены. Стук камней, отлетающий из-под башмаков…
Кто-то нагло пер через расщелину. Даже не думая идти тихо, ни капельки не скрываясь. Ничего не боясь, несмотря на ночь. Ну-ну…
И сатир еще уверен, что новички сюда не добираются, только опытные игроки? Теплый завтрак в постель, вот вы кто! Кровь парная, диетическая… Леха поморщился – но тут уж никуда не деться. Хочешь не хочешь, а придется их бить. В горле уже першит, скоро придет и настоящая жажда.
Чертова игра! Надо выбираться из всего этого, и побыстрее. А то так и тронуться можно…
Из расщелины грохотало, как из туннеля подземки. Оттуда вырвался яркий луч фонаря, запрыгал по валунам у входа, выхватывая из темноты углы и трещины, и погас. Снова остался лишь серебристый лунный свет. А грохот уже у самого выхода…
Леха подобрался, готовясь к атаке…
И замер. Не потому, что решил ударить позже. Просто на миг забыл, что собирался бить.
Из прохода, обламывая каменную крошку широченными плечами, вылез Пупсик. За ним показался Крысенок…
Леха моргнул. Господи, это что?… Уже тронулся?…
Или виной всему обманчивый лунный свет? И все это лишь дурное наваждение?…
Нет, не наваждение. Никаких сомнений – они. Пупсик и Крысенок. Только в руках вместо неуклюжих миниганов – модерновые «бизоны». Короткие стволы, модерновая компоновка, шнековые магазины огромные, больше подствольников – зато по шесть десятков патронов.
– Ну ты глянь, вот оно! Ждет! – заржал Пупсик. Вместе с оружием он сменил и голос. Писклявый детский – на прокуренный сорокалетний басок, который…
Голос рикошетом ворвался в память, вышибая наружу кусочки прошлого.
…Ослепительная голливудская улыбка – посреди мрачной испитой морды с тяжелыми мешками под глазами… широкое и толстое золотое кольцо на коротеньком пальце, на всю фалангу, как кусок стальной рыцарской перчатки… дорогой костюм, сочащийся грязной водой, радужной от бензиновых пятен, – и бешеные серые глаза…
Леху передернуло от ненависти. Это он! Тот, из-за кого все это…
– Козел еще какой-то, – недовольно заметил Крысенок. Тоже отнюдь не детским голоском.
Сатир метнулся за валун.
Леха лишь проводил его взглядом. Это только родственник горного козла может вот так вот шустро по этим предательски шатающимся камням и разъезжающейся щебенке… Только он. Попытаешься так же метнуться следом – и десять раз навернешься, прежде чем до первого валуна добежишь.
Убегать бесполезно, не получится. Только беззащитный круп под стволы подставлять.
– Забей на козла, – сказал Пупсик, не спуская глаз с Лехи. – Вот эта зараза оборзевшая. Еще и не боится, гад!
Сатир выпрыгнул из-за валуна и зигзагом помчался прочь в темноту.
Крысенок проводил его ленивым взглядом.
– Как скажешь, шеф…
Шеф… Ну да, конечно. Это далеко не Пупсик, это уже матерый Пупс, привыкший, чтобы все вокруг считали его за пуп земли. И в напарниках у него уже не крысята, а матерые крысы…
– Что? Забыл уже, да? – Пупс медленно пошел на Леху. – Повырубался и слинял, да? Вот такой вот фигней отделаться хотел? – обвел он рукой все вокруг.
– Думаешь, если от нормальной зоны откосил, так не найдем тебя? Прид-дурок…
– Ребята говорят, его тут должно по полной программе колбасить, – подал голос Крыс – Ну, в смысле, когда его тут месят… Так, может, помедленнее его кончать? Чтобы, типа, все осознал… А, шеф?
– Поучи отца на баб лазить, – предложил ему Пупс, не сводя глаз с Лехи. – Конечно, медленно! Только по копытам пали.
Леха шоркнул задними ногами, сдвигая слой предательской щебенки, отыскивая опору понадежнее. Главное, первая пара шагов… Дальше у основания скалы камни покрупнее. С плоскими вершинами, по ним уже можно бежать. Главное, первые два шага…
Пупс вскинул автомат – и Леха рванул вверх по склону. Умирать, так с музыкой! Если уж не получится никого из них зацепить – все равно лучше так, в драке. В суматохе. Пусть палят куда придется! Может, сразу пристрелят. Если повезет…
– М-мать… – сипло выдохнул Пупс и дернулся в сторону. Леха почти взлетел по склону. Дернул головой вбок, чтобы поймать Пупса на рог, как ломоть мяса на шампур, – и тут загрохотало.
Вспышки выстрелов – прямо в глаза. Ослепительные после темноты, накладываясь один на другой. И никак не пропадали. Так и прыгали перед глазами, переливаясь всеми цветами побежалости… Леха несся вперед, но уже ничего не видел за этим цветным хаосом… По ногам врезало, и Леху пригнуло к самым камням. Почти уткнулся мордой в склон. По инерции все еще взбираясь вверх, но передние ноги не слушались, и тело заваливало вбок, все сильнее…
Выгнулся в другую сторону, чтобы достать Пупса рогом. И достал – но не острием, а лишь плашмя. Стукнул по бедру. Пупс волчком отлетел в темноту, а Леха рухнул на колени и проехался по камням. Ноги обожгло болью.
Мелькнул Крыс, едва различимый за все пляшущими перед глазами пятнами от выстрелов. Где-то сверху, перепрыгивая через Леху… И каменная стена.
Обрушилась на голову, как пресс на спелую тыкву, и взорвалась ослепительной вспышкой.
Вверху плыли звезды, расплываясь острыми кляксами света. Красноватые – глаза заливала кровь. В ушах шуршало, словно ватой забили. А правый бок и спину обдирали камни.
Тащили вниз, в долину, схватив за остатки отбитых рогов. Простреленные ноги волочились по камням, и с каждым ударом пульса из ран толчком выплескивались фонтанчики крови.
Из-за головы надвигалось мертвенно-зеленое свечение… Тучи над озерами?…
– Шеф! Не надо его к воде, и так очухался.
– Живучий, придурок…
Рога отпустили, и затылок с хрустом рухнул на камни.
– Ну чего, – сказал Пупс – Тогда давай прямо тут. Где у тебя был нож?
Леха дернулся, но тяжелый сапог врезал в живот, повалив обратно на спину. На вторую попытку сил не хватило, слишком много крови потеряла его аватара.
– Давай быстрее! А то он сам подохнет!
– Вот…
Перед глазами сверкнуло лезвие, причудливо расплываясь через пелену крови на глазах.
– Зря ты ему копыта отстрелил, – вздохнул Пупс – Ладно, на втором заходе будем по полной программе, а пока так, по-детски… Давно хотел попробовать, как чурки баранов режут…
Он склонился над Лехой, растопырил пальцы – и с размаху всадил средний и безымянный глубоко в нос, разрывая ноздри.
Переносицу обожгло. Мозг превратился в комок едкой горчицы, забившей нос, глаза, всю голову изнутри…
Леха взревел, мотнул мордой, вырываясь, но пальцы входили все глубже, до упора. Нажали, задирая голову назад.
Перевернутое лицо Пупса опустилось к самым глазам.
– Это тебе для затравки, паскуда. Не скучай, минут через десять опять свидимся. И снова расстанемся… И снова свидимся. Улавливаешь?
Где-то на краю поля зрения мелькнул нож, и под подбородком скрипнула сталь, продираясь между броневыми наростами. Шкуру коротко резануло – почти не больно по сравнению с тем адом, что творился в переносице и за ней, – и нож вошел глубже. Горло заполнило что-то теплое и густое…
Леха хотел вздохнуть, но не смог.
Воздуха! Хотя бы глоток воздуха!
В горле булькало, но вдохнуть никак не получалось. В легких стало тяжело и жарко. Там хлюпала кровь, вытесняя последние крохи воздуха. А нож рвался глубже, отпиливая голову от туловища…
По ушам ударил его собственный рев. Фыркающий, на остатках выдоха. И оборвался, едва родившись, – из легких вырвались последние крохи воздуха.
Но зато в груди вдруг стало легко-легко.
Леха с всхлипом втянул воздух – прохладный, свежий, чудный воздух.
Все тело мелко дрожало. От хвоста до передних ног. Теперь целые… Свежая аватара.
Перевернулся с бока на живот и вскочил, дрожа от напряжения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50