Чтобы курган был засыпан по всем правилам, им придется работать много дней. В пиршественном покое за длинным столом собрались мужчины. Менее знатные сидят на лавках вдоль стен, рабыни хлопочут вокруг гостей. Но Хеминг уходит оттуда. Мы с ним встречаемся на дворе. Один глаз у Хеминга налился кровью. Голос звучит глуше обычного.
— Где Хаке? — спрашивает он.
Я не знаю, где Хаке, и Хеминг покидает меня, но я прошу разрешения пойти вместе с ним. Он молчит, и я понимаю, что он не возражает против моего присутствия. Не оборачиваясь, он снова спрашивает:
— Где Хаке? Я весь день не видел его…
Но я не знаю, где Хаке.
— Его не было, когда королеву клали в курган. Где он? — вдруг кричит Хеминг, повернувшись ко мне.
Мне нечего ответить ему. Мы стоим перед курганом. Грозный и мрачный, он вздымается к темному небу.
К нам подходит Арлетта.
— Где Хаке? — спрашивает у нее Хеминг.
Она отвечает, что Хаке, наверное, обучает сокола. У Арлетты свои обязанности, и ей хочется, чтобы мы поскорей ушли оттуда. Мы отступаем в темноту. Нам видны смутные очертания Арлетты, она трижды обходит вокруг кургана. Арлетта тихо поет:

Будь проклят тот, кто нарушит покой: пусть сгниет его плоть, переломятся кости и высохнет горло, пусть умрут его дети, сгорит жена
и все его родичи впредь станут врагами и осквернят его прах,
Так будет проклят тот, кто нарушит мир здесь.

В темные тихие часы между полуночью и зарождающимся днем Хеминг возвращается к кургану. Он попросил меня пойти вместе с ним. В руках у него лопата, у меня — факел, но он не зажжен. Во всех домах Усеберга уже спят перепившиеся мужчины и женщины. Вокруг усадьбы, пошатываясь, бродят дозорные. Но воин, который должен охранять курган, сбежал, боясь, что духи умерших выйдут из кургана: ведь курган еще не засыпан как следует, да и духи не успели заснуть достаточно крепко. Возле кургана никого не видно. Ветер дует с моря. Смутно угадываются бегущие облака. Трава за сегодняшний день сильно истоптана. Чуть тронутая морозом, она поскрипывает под нашими босыми ногами. Хеминг подходит к кургану и в темноте откидывает насыпанную рабами землю. Он работает быстро и ожесточенно, еще несколько взмахов, и все готово. Теперь можно проникнуть внутрь. Я зажигаю факел. У меня с собой котелок с углем, пламя мы загораживаем ладонями. Наше предприятие очень опасно. Если кто-нибудь увидит у кургана огонь, сюда придут. Но у нас с Хемингом уговор: если сюда придут, мы обратимся в бегство — размахивая факелом, мы двинемся на пришельцев, один из нас будет рыдать голосом молодой женщины, другой выть, как старая больная королева, оплакивающая жизнь и готовая покарать любого, кто в эту ночь не склонится перед ее волей.
Но никто не приходит. Хеминг проникает в курган. Я наваливаюсь грудью на бревна и свечу ему факелом. Он знает дорогу и быстро находит ее. Я вижу очертания ложей. Когда мои глаза привыкают, я различаю орлиный профиль королевы, старой и высохшей, но даже сейчас она внушает чувство уважения и страха. Хеминг откидывает покрывало и находит ее руку.
Он долго возится с застежкой, но она хорошо известна ему, и в конце концов он снимает колокольчик. Колокольчик не зазвенел. Я понимаю, что это больше всего тревожило Хеминга. Он осторожно снова укрывает королеву и на корточках отодвигается от нее. В кургане очень тесно. Туда уже поставлены и сани и бочки. Хеминг не хочет нарушать их порядок.
Он поворачивается к молодой женщине, не знаю, что он сейчас чувствует. Мне слышно его частое дыхание. Он откидывает с нее покрывало, берет ее руку и надевает на нее колокольчик.
Колокольчик издает легкий звон.
Звон красивый и грустный, я никогда не слыхал подобного звука: в нем и последнее прости, и пожелание удачи. Хеминг склоняется перед покойницей.
Выбирается из кургана.
Быстро засыпает землей отверстие.
Ночь еще не кончилась.
Мы покидаем Усеберг.

Светлеет, мы идем через болото: он — впереди, я — отстав на несколько шагов. Иногда он останавливается и оборачивается ко мне. Один раз он улыбнулся и сказал — он благодарен мне, что я не оставил его одного.
— Ты идешь в Фоссан? — спрашиваю я.
— Так будет лучше, — отвечает он.
Мы входим в лес, тропа становится шире, можно даже идти рядом, мы невольно касаемся друг друга. И мне кажется, что ему это приятно.
На вершине холма мы находим ровное место и садимся, отсюда вдали видно море. У нас с собой немного вяленого мяса. Я отдаю его Хемингу, он должен есть первый, но он возвращает мясо мне, чтобы первый ел я. Не споря, я откусываю кусок и протягиваю остальное Хемингу. Он тоже откусывает и опять отдает мне. Хорошо, когда люди, которые понимают друг друга, могут есть вместе.
Неожиданно с неба падает сокол и бьет Хеминга. Я бросаюсь в сторону под ветки разлапистой ели. Опрокидываюсь навзничь, потом, приподнявшись выглядываю из-под дерева, в ушах у меня свист крыльев. Битва в разгаре. Хеминг успел прикрыться рукой, и сокол промахнулся. Человек и птица дерутся ожесточенно, не на жизнь, а на смерть, и оба они хорошо подготовлены к этой борьбе. Человек весь в крови. Но он не кричит. А птица все бьет его клювом. Ему удается схватить ее за крыло и отшвырнуть в сторону. Но она опять налетает, хотя тут, между деревьями, ей трудно махать крыльями. Птица загоняет человека в заросли можжевельника. На меня находит какое-то оцепенение, и я не помогаю ему. Сокол норовит выклевать Хемингу глаза, но повреждает лишь кожу на лбу; пошатнувшись, Хеминг падает на спину между камнями, успев ударить птицу ногой по горлу. Таким образом он выигрывает время.
Поднимается.
Желтые птичьи глаза глядят в налитые кровью глаза человека, Хеминг идет на сокола, раскинув руки и растопырив пальцы, перья у сокола взъерошены, клюв приоткрыт, из горла вырывается хриплый крик.
И снова начинается схватка.
Человек падает на хвою, и птица тут же бьет его, сильная, обезумевшая от ненависти. Он перекатывается на живот. Она старается ударить его в затылок, но он увертывается, и клюв птицы со всего маху бьет по камню. Птица кричит от боли. Человек сбрасывает ее с себя и наваливается на нее, они катятся по земле и попадают в яму с водой — человек внизу, ему ничего не стоит захлебнуться. Но он не выпускает птицу. Тянет к себе ее голову и держит ее под водой. Острые когти рвут его, и он кричит от боли.
Человек вылезает из воды. Вылезает и птица.
Оба мокрые и окровавленные. И снова идет битва.
Это уже последняя схватка. Птица бьет человека. Пошатнувшись, он пытается схватить ее и не может. Но тут я начинаю кричать. На мгновение птица теряется. Она понимает, что теперь у нее два врага. В это время человек успевает броситься на нее и схватить за горло.
Он держит ее мертвой хваткой.
Птица пускает в ход когти, из рук человека хлещет кровь, он с криком увертывается. Но птица слабеет, и он последним усилием сдавливает ей горло.
Наконец он может отбросить ее от себя.
Потом подходит к ней и наступает ей на голову.
И падает без чувств.

В первый день я промыл Хемингу раны и перевязал платком, разорванным на длинные полосы. Время от времени он приходит в себя, и я даю ему пить. Он лежит на подстилке из хвои. К вечеру холодает, но я не смею разжечь костер — его могут увидеть. Ночью Хеминг приходит в себя. Теперь я верю, что он выживет. Он съедает немного мяса и благодарит меня за то, что я не бросил его.
— Я не помог тебе как следует, — говорю я.
— Ты очень помог мне, — отвечает он и улыбается.
Проходят ночь и день, Хеминг силен, мало-помалу он возвращается к жизни. Говорит, что завтра сможет продолжать путь и будет рад, если я немного провожу его.
Я обещаю ему это.
Занимается день, Хеминг встает, и мы идем дальше. Он вывихнул ногу. Я срезаю ему костыль, и он неуклюже прыгает по камням, но постепенно кровь расходится и поступь его делается мягче, вскоре он уже что-то напевает.
— Вернешься когда-нибудь? — спрашиваю я его.
— Нет, — отвечает он.
В полдень мы садимся отдохнуть, в лесу шелестит ветер, Хеминг улыбается и говорит, что это похоже на ее пение.
И вдруг мы слышим голос — далекий или очень слабый? Хеминг приподнимается. Мы не можем понять, плачет там кто-то или зовет нас. Налетает сильный порыв ветра, и голос пропадает. А может, он нам только померещился? Может, это просто скулил голодный лисенок?
И снова слышится тот же голос, нет, это человек. Хеминг вскакивает, лицо его покрывает смертельная бледность.
— Это она!.. Она пришла за мной!
Он думает о королеве Усеберга, старшей из двух погребенных в кургане женщин. Быстро оглядывается. Хотя понимает: если это она, ему нет спасения. И опять слышится тот же голос. Нежный и звонкий. Лицо Хеминга светлеет:
— Нет, она!.. — Теперь он думает о молодой.
Шуршит хвоя, и мы видим маленькое существо: ребенка, девочку, которую они с Одни купили у отца и из-за которой Одни отказалась бежать из Усеберга.
На этом я заканчиваю свой рассказ.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22