тем более? Может, ты сам надумал задушить меня? Разве тебе неизвестно, что, если человек умеет колдовать, он не даст напасть на меня сзади…
— А никто и не собирается на тебя нападать! Слушай! Ты должна быть в капище. Если колдун из Скирингссаля знает свое дело — а говорят, он его знает, — он может колдовать на любом расстоянии.
— Лжешь!
— Ты не смеешь заставлять Одина и Тора ждать!
— Смею!
— Ты просто боишься! — говорит тогда Хеминг.
Она плюет ему в лицо. Он стоит не шелохнувшись и не утирается.
— Нет, я не боюсь, — говорит она. Задумывается ненадолго. Снимает с шеи шерстяную косынку и смеется.
Пройдя через двор, королева с помощью людей садится в повозку. Когда-нибудь, наверно, проложат дороги, тогда в повозке можно будет доехать до самого капища. Арлетта стоит рядом с королевой, по другую сторону — Гюрд, Отта и Одни — сзади.
Телохранители наклоняются и поднимают повозку, она раскачивается вместе с королевой. Шествие трогается. Королеву сопровождает большая свита. Сразу за повозкой идут ее родичи из Борре, за ними — обители Усеберга и многочисленные соседние бонды. Миновав луг, все по мосткам переходят через реку. Повозка тяжела, ее не так-то просто нести. Телохранители переходят реку вброд, неся повозку на плечах. Но сила у них разная. Один из них нечаянно выпускает повозку, та заваливается набок, и королева бранится. Подбегает Одни и, поскользнувшись на мостках, падает в реку. Выбирается оттуда и, насквозь мокрая, спешит за королевой. Королева недовольна.
— Может, и мне тоже идти пешком?! — кричит она в ярости.
С моря дует ветер, моросит дождь, на землю пришла осень. Мы минуем поля и болота, сквозь туманную дымку нам уже видна вершина, где стоит капище. Жрец выходит навстречу. Он трижды кланяется королеве. Потом поворачивается и возглавляет шествие, он поет, голос у него грубый и хриплый. Королева смягчается, обернувшись к Одни, она улыбается ей.
К капищу ведет крутой подъем. Теперь, когда королева состарилась и уже не надзирает за телохранителями, как прежде, они разленились, перестали упражняться, им тяжело подниматься в гору, они запыхались и хотят отдохнуть. Но королева не разрешает им останавливаться. Она встает в повозке во весь рост и кричит, чтобы кто-нибудь сломал ей хворостину — тогда эти лодыри сразу прибавят шагу! Она обрушивает на них поток брани и насмешек, ей доставляет удовольствие видеть, как они оскальзываются на мокрой траве и пыхтят под тяжестью повозки. Мы все идем следом.
Вот мы и наверху, до капища осталось несколько шагов. Жрец входит внутрь. Возвращается с миской для крови и ножом. Кровь должна быть горячей. Сегодня он сам заколет жертвенное животное. Бьернар, ждавший за капищем, выводит оттуда упирающегося бычка.
— Это не бычок! — кричит королева.
— Да бычок же, бычок! — убеждает ее Хеминг, но королева упрямо твердит, что это телка.
Хеминг хочет доказать свою правоту, однако королева, пытаясь вылезти из повозки, клянется, что это телка. Жрец всаживает в бычка нож. От волнения он попадает не в то место. Нож лишь распарывает кожу. Бычок мычит и вырывается из рук. Один из телохранителей, испугавшись, отпускает повозку. Она ударяется колесом о землю, но ось цела. Телохранитель бросается за бычком и ловит его за ногу. Проворным движением он перерезает бычку горло.
Одни хватает миску и быстро собирает кровь. Мы переворачиваем бычка на спину и показываем королеве, что это не телка. Она ворчит, что животное подменили.
— Как будто я не видела, что сначала жрец вывел телку! Что? Я знаю, кто-то хочет задушить меня! — ворчит она.
— Правильно! — твердым голосом говорит Хаке. — Животное подменили! — Он обращается к жрецу: — Почему ты сначала взял телку? Или не знаешь, что нужен бычок?
Жрец от изумления раскрывает рот, ему страшно. Хаке выговаривает ему. Словно побитый пес, жрец плетется в капище, и Арлетта, которая когда-то делила с ним постель, презрительно смеется ему вслед.
Телохранители должны стеречь повозку, пока королева будет в капище.
— Ну-ну, прямо стоять! — кричит она им. — Вас всех следует угостить хворостиной, и будьте уверены, что вечером я это сделаю! Ишь, разъелись! Каждый может сбросить половину! Только и знаете, что спать, жрать да похваляться друг перед другом! Прямо стоять, говорю я!
Они выпрямляются и молчат, как их учили, тщательно подстриженные бороды лопатками торчат вперед. Но все равно красавцами их не назовешь.
Мы входим в капище. Арлетта впереди, за ней — королева, по бокам у королевы идут Отта и Гюрд. Сзади — Одни. За ней — Хеминг и Хаке. И наконец я.
Это последние и самые торжественные жертвоприношения, на которых присутствует королева, рядом с ней дозволено стоять только близким. Родичи из Борре тоже втискиваются в капище. Жрец подходит к ним и говорит, что, когда он выйдет из капища, им тоже придется выйти. Он не хочет, чтобы им было оказано больше чести, чем ему.
Мы в капище, наши глаза постепенно привыкают к царящему тут полумраку. Жрец берет миску с кровью, подходит к Одину и склоняется перед ним. Потом он кланяется Тору и мажет обоих богов кровью. Макает метелочку в миску и брызгает на нас. Велит, чтобы зажгли факел, и Хаке зажигает. При его свете жрец гадает на крови. Здесь, в капище, перед лицом Одина и Тора, в присутствии королевы, знаки особенно важны. Жрец вскрикивает от радости:
— Редко бывают такие добрые предзнаменования! — говорит он.
Мы все смотрим на кровь, она течет так, как надо. Хеминг радостно наклоняется к королеве и гладит ее по щеке. Она улыбается ему.
Теперь жрец должен выйти, чтобы обрызгать кровью повозку и телохранителей. Хаке гасит факел. Мы должны ждать в темноте и молчании. Жрец выходит.
Остаемся только мы.
Хеминг вытаскивает сыромятный ремешок и вспоминает, что забыл сделать петлю, которая легко затягивается. Шумно дыша, он возится с ремешком.
— Здесь должно быть тихо. Чего ты так пыхтишь? — спрашивает королева.
— Т-ш-ш! — шикает Одни.
Возвращается жрец. Он слишком щедро брызгал кровью, и ему ее не хватило, он пришел, чтобы взять еще крови из чана, стоящего перед богами. Через открытую дверь в капище проникает свет, Хеминг опускает руки и надеется, что никто не заметит у него в руке сыромятного ремешка. Жрец не спешит. Родичи из Борре снова заходят в капище. Хаке выталкивает их прочь. Жрец уже набрал кровь.
Он уходит.
Хеминг мгновенно делает петлю. Теперь, когда дверь закрыта, в капище совершенно темно.
Он набрасывает петлю королеве на шею и затягивает ее. Хаке тут же бросается на Отту.
Она вскрикивает.
Но снаружи раздается крик, которого никто не ждал, там что-то случилось. Хеминг на мгновение замешкался. Хаке — нет. Отта падает замертво, обливаясь кровью. Хеминг успевает сдернуть петлю с шеи у королевы. Распахивается дверь.
В капище вбегает жрец.
— Викинги! — кричит он. — Викинги вернулись!
Королева, скорчившись, стоит на коленях. Одни и Хеминг помогают ей подняться.
— Отта покушалась на королеву! Хаке убил Отту! — кричит Хеминг. — Она хотела одна последовать за королевой в курган!
Но королева жива. Она не может стоять без посторонней помощи, с трудом ловит воздух и проводит рукой по шее, с которой только что сдернули петлю. Потом окажется, что падая, она сломала себе ключицу.
У наших ног лежит Отта. Она мертва.
Один из телохранителей кричит королеве:
— Твой сын вернулся домой!
Хеминг быстро наклоняется и вкладывает сыромятный ремешок в руку мертвой Отты.
Викинги сейчас поднимутся в капище.
Вскоре королеву унесут обратно в Усеберг.
Она не произносит ни слова.
ТРИЗНА ПО ЖЕНЩИНЕ
Судьбе было угодно, чтобы королева Усеберга не умерла. Без памяти она висит на руках Одни и Гюрд. Потом приходит в себя, поднимает голову, проводит рукой по шее и глухим голосом спрашивает, что случилось.
— Это Отта! — кричит ей Хеминг.
Двое телохранителей тащат мертвую Отту. Гюрд отпускает голову и бросается к ним, на голову мертвой Отты обрушивается град ударов. Гюрд вся в крови. Одни не удержать королеву одной. Худое старое тело сползает на землю. Королева подставляет руку под струйку крови, текущую из спины Отты. И тут оказывается, что Отта еще жива. Она приподнимается, в горле у нее что-то клокочет. Одно мгновение обе женщины глядят друг другу в глаза — королева и рабыня, — потом рабыня поникает, голова ее падает на бок. Королева с новыми силами пытается подняться. Хеминг помогает ей встать на ноги. Он повторяет:
— Это Отта. Она хотела убить тебя, она боялась, что ты прикажешь не класть ее в курган вместе с тобой…
Он сам слышит, как неправдоподобно звучат его слова. Ведь королева уже дала ему свои указания. Она оборачивается к Хемингу и злобно цедит:
— А ты откуда знаешь, что было у нее на уме?
И хитро смеется — неистребимая старая бестия, высохшая, желчная, но голова ее держится на плечах так же крепко, как обычно. В этот светлый осенний день у нее на шее хорошо видна полоска от сыромятного ремешка.
Все это произошло мгновенно. Жрец, вернувшийся в капище, бегает, размахивая руками.
— Викинги пришли! Идите встречать викингов!
Хеминг подскакивает к нему:
— Отта покушалась на королеву! Хаке пришлось заколоть Отту!
Он видит сомнение, мелькнувшее в глазах жреца. И оборачивается к королеве: неужели и она сомневается?
— Ее подговорили рабы! — кричит Хеминг. — Рабы! Я знаю, это они!..
И вдруг в глазах старой Асы вспыхивает ненависть: вот этому она верит! Она пытается поднять руку, чтобы отдать приказание. Хеминг кидается ей на помощь.
— Да! — кричит он. — Да! Да!
Хаке невозмутимо подходит к телохранителям, по-прежнему стоящих возле повозки королевы. Они не двигаются с места, ими никто не командует.
— Отта хотела задушить королеву, — спокойно говорит Хаке. — Я убил ее.
Внизу в рукаве фьорда качаются корабли, и первые люди уже поднимаются в гору.
Поддерживая королеву с двух сторон, мы подводим ее к повозке, поднимаем и сажаем на сиденье. Но королева не может сидеть одна в своей великолепной повозке, посвященной Одину, она падает, тогда Одни тоже залезает в повозку, но телохранители начинают роптать, что теперь им слишком тяжело. Жрец тоже недоволен — священная повозка не для нечистых женщин. Нам приходится вытащить королеву из повозки. Она снова впала в беспамятство.
Хеминг сильный. Он один несет королеву. Она безжизненно висит у него на плече. Одни семенит рядом, поддерживая ее голову, Гюрд и Арлетта сзади поддерживают ноги.
За ними телохранители несут пустую повозку.
Труп Отты остается лежать на земле.
— Отта не должна лежать рядом с капищем! — говорит один из телохранителей.
Он бежит обратно и поднимает труп. Отта нетяжела, он без усилий несет ее на руках позади шествия. Потом сворачивает в сторону к болотному озеру и бросает туда труп Отты.
Сморкается в кулак. Оттирает с рук кровь. И бежит, чтобы догнать королеву и ее людей.
Первые викинги уже в Усеберге.
Над нами высокое, синее, бездонное небо.
Судьбе было угодно, чтобы Хальвдан, сын королевы, вернулся домой из Ирландии. В усадьбе сразу все изменилось. Раньше здесь было человек сорок
— пятьдесят вместе с рабами, а если считать и бедных крестьян, работавших на полях Усеберга, то семьдесят или восемьдесят. Вместе с женщинами и ребятишками набиралось сотни четыре. Но по мере того как распространялся слух о недалекой кончине королевы, в Усеберг стали стекаться ее родичи, а кроме них, любопытные и бродяги, которые в надежде на крохи от богатого угощения ночевали в хлеву, дожидаясь ее смерти. К общему числу надо прибавить еще и купцов, живших в палатках на берегу.
Сын королевы вернулся со своими людьми на трех кораблях. Они сошли на берег и поднялись в усадьбу. Их оказалось не так много, как мы опасались. Конечно, Хальвдан привез домой и рабов. Но вскоре выяснилось, что он взял гораздо меньше добычи, чем рассчитывал. В усадьбу пригнали пятерых или шестерых рабов, некоторые были связаны, чтобы не убежали. Молодых женщин прямо с корабля сбросили в воду, чтобы они добрались до берега вброд. Хальвдан прихватил из-за моря еще и двоих детей. Всего сын королевы пополнил свое богатство двенадцатью или пятнадцатью рабами.
Хуже то, что сильно поубавилось число его собственных воинов. Должно быть, он встретил за морем серьезного противника и сам еле унес ноги. Два года назад, когда он ушел в поход, у него было полторы сотни людей. Обратно вернулась половина.
Хальвдан идет к берегу вброд. Он очень нехорош собой: бегающий взгляд исподлобья, жирные плечи, отвислый зад.
В усадьбе все сразу меняется. Что-то скажет сын о тех распоряжениях, которые его мать сделала в отношении своих похорон? Не покажется ли ему цена слишком высокой, ведь она пожелала, чтобы с нею в курган положили двенадцать человек из ее ближайшего окружения. А от Хеминга она потребовала и большего. К тому же никто не знает, как Хальвдан отнесется к рассказу о попытке Отты задушить королеву. Поверит ли он этому — викинг, ходивший на запад, привык с сомнением относиться к поступкам людей; он подозрителен, но не слишком умен, хватит ли у него проницательности, чтобы разгадать чужие козни?
Хеминг идет приветствовать хевдинга.
Следом за ним прибегает Хаке. Похоже, Хаке неприятна мысль, что Хеминг первый из них встретится с человеком, ходившим на запад.
Королеву уложили в постель.
— Принесите сюда труп Отты! — приказывает она. — Я хочу как следует ее осмотреть.
Над Усебергом раскинулось синее и высокое небо.
Когда я вспоминаю все, что узнал о королеве в те дни и ночи, которые я, гость из неведомого, провел в Усеберге, передо мной возникает ее образ — страстный и нежный, коварный и жестокий. Ведь мне известно, что она приказала убить своего супруга, лишив тем самым жизни и своего молодого любовника. Только один раз — так говорят здесь, в Усеберге, — у него хватило смелости обладать ею. Потому она и обрекла его на смерть.
Об этом шепотом рассказывает Бьернар: он старый и знает все. То же самое рассказывала мне и Арлетта — безобразное лицо, бездонные горячие глаза, — сидя у меня однажды ночью. Молодая королева ждала своего прекрасного молодого возлюбленного. Но он не пришел к ней. Не осмелился: он знал, какая судьба ждет его, слугу, если он переступит запретный порог. Она уснула в слезах, потому что знала — тот, кто придет к ней в эту ночь, подарит ей ребенка, которого ей так хотелось иметь. Кто-то кладет руку ей на плечо и тихо смеется. Она вскакивает. Кричит. Это не Фритьоф. Это ее супруг, конунг, он скидывает одежду и ложится к ней под меховое одеяло.
С тех пор она ненавидит и того, кто посеял в ней семя, и того, кто не осмелился этого сделать. Оба должны умереть, решает она. Зима идет. И пока только она одна знает, что в ней уже теплится новая жизнь. Она лжет своему супругу: нет, я не жду ребенка!
Наконец ее супруг уезжает на охоту, усадьба спит, стража напилась и тоже уснула. Тогда он незаметно приходит к ней.
На мгновение ее захлестывает прежняя необузданная нежность к нему. Она отбрасывает всякую осторожность. Тихо и проникновенно поет она для него, за стенами — пьяная стража, а здесь сидит ее возлюбленный, положив голову к ней на колени.
Она раздевается.
В опочивальне горит факел.
Она кружится перед ним.
И вот уже он — самец-победитель, а она — червяк, с позором уползающий прочь.
Перед его уходом она ударила его по уху и плюнула ему в лицо, безудержно и горько рыдая, звук ее рыданий проникал сквозь бревенчатые стены, но хмель стражей и ветер, свистевший на дворе, спасли ее в эту ночь. Больше он никогда не приходил к ней.
Нет, приходил, но уже после своей смерти: в ее женских снах и в ее неизбывном горе.
Она родила сына, иногда она набрасывалась на него с поцелуями, ласкала его, пела ему, баюкала, а потом, вдруг рассердившись, звала рабыню и приказывала ей забрать мальчика: тролли подменили мне ребенка, подкинули своего выродка. И уходила, оставив плачущего сына. И долго бродила по выгону, по кромке зеленых полей, быки и коровы поворачивали к ней морды и протяжно мычали.
Сын растет. Иногда она бьет его. Но это редко, чаще лишь презрительно глядит на мальчика и говорит ему оскорбительные слова в присутствии посторонних, чтобы убить в нем волю, или зовет в свои покои, где сидят только женщины, дает ему пинка и прогоняет.
У сына нет гордости. А у отца, несмотря ни на что, была. Сыну чужда нежность: в его голосе не слышится плеск моря, в песне — свист птичьих крыльев, в прыжке нет гибкости дикого зверя. Единственный человек, который обладал этим, не был его отцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— А никто и не собирается на тебя нападать! Слушай! Ты должна быть в капище. Если колдун из Скирингссаля знает свое дело — а говорят, он его знает, — он может колдовать на любом расстоянии.
— Лжешь!
— Ты не смеешь заставлять Одина и Тора ждать!
— Смею!
— Ты просто боишься! — говорит тогда Хеминг.
Она плюет ему в лицо. Он стоит не шелохнувшись и не утирается.
— Нет, я не боюсь, — говорит она. Задумывается ненадолго. Снимает с шеи шерстяную косынку и смеется.
Пройдя через двор, королева с помощью людей садится в повозку. Когда-нибудь, наверно, проложат дороги, тогда в повозке можно будет доехать до самого капища. Арлетта стоит рядом с королевой, по другую сторону — Гюрд, Отта и Одни — сзади.
Телохранители наклоняются и поднимают повозку, она раскачивается вместе с королевой. Шествие трогается. Королеву сопровождает большая свита. Сразу за повозкой идут ее родичи из Борре, за ними — обители Усеберга и многочисленные соседние бонды. Миновав луг, все по мосткам переходят через реку. Повозка тяжела, ее не так-то просто нести. Телохранители переходят реку вброд, неся повозку на плечах. Но сила у них разная. Один из них нечаянно выпускает повозку, та заваливается набок, и королева бранится. Подбегает Одни и, поскользнувшись на мостках, падает в реку. Выбирается оттуда и, насквозь мокрая, спешит за королевой. Королева недовольна.
— Может, и мне тоже идти пешком?! — кричит она в ярости.
С моря дует ветер, моросит дождь, на землю пришла осень. Мы минуем поля и болота, сквозь туманную дымку нам уже видна вершина, где стоит капище. Жрец выходит навстречу. Он трижды кланяется королеве. Потом поворачивается и возглавляет шествие, он поет, голос у него грубый и хриплый. Королева смягчается, обернувшись к Одни, она улыбается ей.
К капищу ведет крутой подъем. Теперь, когда королева состарилась и уже не надзирает за телохранителями, как прежде, они разленились, перестали упражняться, им тяжело подниматься в гору, они запыхались и хотят отдохнуть. Но королева не разрешает им останавливаться. Она встает в повозке во весь рост и кричит, чтобы кто-нибудь сломал ей хворостину — тогда эти лодыри сразу прибавят шагу! Она обрушивает на них поток брани и насмешек, ей доставляет удовольствие видеть, как они оскальзываются на мокрой траве и пыхтят под тяжестью повозки. Мы все идем следом.
Вот мы и наверху, до капища осталось несколько шагов. Жрец входит внутрь. Возвращается с миской для крови и ножом. Кровь должна быть горячей. Сегодня он сам заколет жертвенное животное. Бьернар, ждавший за капищем, выводит оттуда упирающегося бычка.
— Это не бычок! — кричит королева.
— Да бычок же, бычок! — убеждает ее Хеминг, но королева упрямо твердит, что это телка.
Хеминг хочет доказать свою правоту, однако королева, пытаясь вылезти из повозки, клянется, что это телка. Жрец всаживает в бычка нож. От волнения он попадает не в то место. Нож лишь распарывает кожу. Бычок мычит и вырывается из рук. Один из телохранителей, испугавшись, отпускает повозку. Она ударяется колесом о землю, но ось цела. Телохранитель бросается за бычком и ловит его за ногу. Проворным движением он перерезает бычку горло.
Одни хватает миску и быстро собирает кровь. Мы переворачиваем бычка на спину и показываем королеве, что это не телка. Она ворчит, что животное подменили.
— Как будто я не видела, что сначала жрец вывел телку! Что? Я знаю, кто-то хочет задушить меня! — ворчит она.
— Правильно! — твердым голосом говорит Хаке. — Животное подменили! — Он обращается к жрецу: — Почему ты сначала взял телку? Или не знаешь, что нужен бычок?
Жрец от изумления раскрывает рот, ему страшно. Хаке выговаривает ему. Словно побитый пес, жрец плетется в капище, и Арлетта, которая когда-то делила с ним постель, презрительно смеется ему вслед.
Телохранители должны стеречь повозку, пока королева будет в капище.
— Ну-ну, прямо стоять! — кричит она им. — Вас всех следует угостить хворостиной, и будьте уверены, что вечером я это сделаю! Ишь, разъелись! Каждый может сбросить половину! Только и знаете, что спать, жрать да похваляться друг перед другом! Прямо стоять, говорю я!
Они выпрямляются и молчат, как их учили, тщательно подстриженные бороды лопатками торчат вперед. Но все равно красавцами их не назовешь.
Мы входим в капище. Арлетта впереди, за ней — королева, по бокам у королевы идут Отта и Гюрд. Сзади — Одни. За ней — Хеминг и Хаке. И наконец я.
Это последние и самые торжественные жертвоприношения, на которых присутствует королева, рядом с ней дозволено стоять только близким. Родичи из Борре тоже втискиваются в капище. Жрец подходит к ним и говорит, что, когда он выйдет из капища, им тоже придется выйти. Он не хочет, чтобы им было оказано больше чести, чем ему.
Мы в капище, наши глаза постепенно привыкают к царящему тут полумраку. Жрец берет миску с кровью, подходит к Одину и склоняется перед ним. Потом он кланяется Тору и мажет обоих богов кровью. Макает метелочку в миску и брызгает на нас. Велит, чтобы зажгли факел, и Хаке зажигает. При его свете жрец гадает на крови. Здесь, в капище, перед лицом Одина и Тора, в присутствии королевы, знаки особенно важны. Жрец вскрикивает от радости:
— Редко бывают такие добрые предзнаменования! — говорит он.
Мы все смотрим на кровь, она течет так, как надо. Хеминг радостно наклоняется к королеве и гладит ее по щеке. Она улыбается ему.
Теперь жрец должен выйти, чтобы обрызгать кровью повозку и телохранителей. Хаке гасит факел. Мы должны ждать в темноте и молчании. Жрец выходит.
Остаемся только мы.
Хеминг вытаскивает сыромятный ремешок и вспоминает, что забыл сделать петлю, которая легко затягивается. Шумно дыша, он возится с ремешком.
— Здесь должно быть тихо. Чего ты так пыхтишь? — спрашивает королева.
— Т-ш-ш! — шикает Одни.
Возвращается жрец. Он слишком щедро брызгал кровью, и ему ее не хватило, он пришел, чтобы взять еще крови из чана, стоящего перед богами. Через открытую дверь в капище проникает свет, Хеминг опускает руки и надеется, что никто не заметит у него в руке сыромятного ремешка. Жрец не спешит. Родичи из Борре снова заходят в капище. Хаке выталкивает их прочь. Жрец уже набрал кровь.
Он уходит.
Хеминг мгновенно делает петлю. Теперь, когда дверь закрыта, в капище совершенно темно.
Он набрасывает петлю королеве на шею и затягивает ее. Хаке тут же бросается на Отту.
Она вскрикивает.
Но снаружи раздается крик, которого никто не ждал, там что-то случилось. Хеминг на мгновение замешкался. Хаке — нет. Отта падает замертво, обливаясь кровью. Хеминг успевает сдернуть петлю с шеи у королевы. Распахивается дверь.
В капище вбегает жрец.
— Викинги! — кричит он. — Викинги вернулись!
Королева, скорчившись, стоит на коленях. Одни и Хеминг помогают ей подняться.
— Отта покушалась на королеву! Хаке убил Отту! — кричит Хеминг. — Она хотела одна последовать за королевой в курган!
Но королева жива. Она не может стоять без посторонней помощи, с трудом ловит воздух и проводит рукой по шее, с которой только что сдернули петлю. Потом окажется, что падая, она сломала себе ключицу.
У наших ног лежит Отта. Она мертва.
Один из телохранителей кричит королеве:
— Твой сын вернулся домой!
Хеминг быстро наклоняется и вкладывает сыромятный ремешок в руку мертвой Отты.
Викинги сейчас поднимутся в капище.
Вскоре королеву унесут обратно в Усеберг.
Она не произносит ни слова.
ТРИЗНА ПО ЖЕНЩИНЕ
Судьбе было угодно, чтобы королева Усеберга не умерла. Без памяти она висит на руках Одни и Гюрд. Потом приходит в себя, поднимает голову, проводит рукой по шее и глухим голосом спрашивает, что случилось.
— Это Отта! — кричит ей Хеминг.
Двое телохранителей тащат мертвую Отту. Гюрд отпускает голову и бросается к ним, на голову мертвой Отты обрушивается град ударов. Гюрд вся в крови. Одни не удержать королеву одной. Худое старое тело сползает на землю. Королева подставляет руку под струйку крови, текущую из спины Отты. И тут оказывается, что Отта еще жива. Она приподнимается, в горле у нее что-то клокочет. Одно мгновение обе женщины глядят друг другу в глаза — королева и рабыня, — потом рабыня поникает, голова ее падает на бок. Королева с новыми силами пытается подняться. Хеминг помогает ей встать на ноги. Он повторяет:
— Это Отта. Она хотела убить тебя, она боялась, что ты прикажешь не класть ее в курган вместе с тобой…
Он сам слышит, как неправдоподобно звучат его слова. Ведь королева уже дала ему свои указания. Она оборачивается к Хемингу и злобно цедит:
— А ты откуда знаешь, что было у нее на уме?
И хитро смеется — неистребимая старая бестия, высохшая, желчная, но голова ее держится на плечах так же крепко, как обычно. В этот светлый осенний день у нее на шее хорошо видна полоска от сыромятного ремешка.
Все это произошло мгновенно. Жрец, вернувшийся в капище, бегает, размахивая руками.
— Викинги пришли! Идите встречать викингов!
Хеминг подскакивает к нему:
— Отта покушалась на королеву! Хаке пришлось заколоть Отту!
Он видит сомнение, мелькнувшее в глазах жреца. И оборачивается к королеве: неужели и она сомневается?
— Ее подговорили рабы! — кричит Хеминг. — Рабы! Я знаю, это они!..
И вдруг в глазах старой Асы вспыхивает ненависть: вот этому она верит! Она пытается поднять руку, чтобы отдать приказание. Хеминг кидается ей на помощь.
— Да! — кричит он. — Да! Да!
Хаке невозмутимо подходит к телохранителям, по-прежнему стоящих возле повозки королевы. Они не двигаются с места, ими никто не командует.
— Отта хотела задушить королеву, — спокойно говорит Хаке. — Я убил ее.
Внизу в рукаве фьорда качаются корабли, и первые люди уже поднимаются в гору.
Поддерживая королеву с двух сторон, мы подводим ее к повозке, поднимаем и сажаем на сиденье. Но королева не может сидеть одна в своей великолепной повозке, посвященной Одину, она падает, тогда Одни тоже залезает в повозку, но телохранители начинают роптать, что теперь им слишком тяжело. Жрец тоже недоволен — священная повозка не для нечистых женщин. Нам приходится вытащить королеву из повозки. Она снова впала в беспамятство.
Хеминг сильный. Он один несет королеву. Она безжизненно висит у него на плече. Одни семенит рядом, поддерживая ее голову, Гюрд и Арлетта сзади поддерживают ноги.
За ними телохранители несут пустую повозку.
Труп Отты остается лежать на земле.
— Отта не должна лежать рядом с капищем! — говорит один из телохранителей.
Он бежит обратно и поднимает труп. Отта нетяжела, он без усилий несет ее на руках позади шествия. Потом сворачивает в сторону к болотному озеру и бросает туда труп Отты.
Сморкается в кулак. Оттирает с рук кровь. И бежит, чтобы догнать королеву и ее людей.
Первые викинги уже в Усеберге.
Над нами высокое, синее, бездонное небо.
Судьбе было угодно, чтобы Хальвдан, сын королевы, вернулся домой из Ирландии. В усадьбе сразу все изменилось. Раньше здесь было человек сорок
— пятьдесят вместе с рабами, а если считать и бедных крестьян, работавших на полях Усеберга, то семьдесят или восемьдесят. Вместе с женщинами и ребятишками набиралось сотни четыре. Но по мере того как распространялся слух о недалекой кончине королевы, в Усеберг стали стекаться ее родичи, а кроме них, любопытные и бродяги, которые в надежде на крохи от богатого угощения ночевали в хлеву, дожидаясь ее смерти. К общему числу надо прибавить еще и купцов, живших в палатках на берегу.
Сын королевы вернулся со своими людьми на трех кораблях. Они сошли на берег и поднялись в усадьбу. Их оказалось не так много, как мы опасались. Конечно, Хальвдан привез домой и рабов. Но вскоре выяснилось, что он взял гораздо меньше добычи, чем рассчитывал. В усадьбу пригнали пятерых или шестерых рабов, некоторые были связаны, чтобы не убежали. Молодых женщин прямо с корабля сбросили в воду, чтобы они добрались до берега вброд. Хальвдан прихватил из-за моря еще и двоих детей. Всего сын королевы пополнил свое богатство двенадцатью или пятнадцатью рабами.
Хуже то, что сильно поубавилось число его собственных воинов. Должно быть, он встретил за морем серьезного противника и сам еле унес ноги. Два года назад, когда он ушел в поход, у него было полторы сотни людей. Обратно вернулась половина.
Хальвдан идет к берегу вброд. Он очень нехорош собой: бегающий взгляд исподлобья, жирные плечи, отвислый зад.
В усадьбе все сразу меняется. Что-то скажет сын о тех распоряжениях, которые его мать сделала в отношении своих похорон? Не покажется ли ему цена слишком высокой, ведь она пожелала, чтобы с нею в курган положили двенадцать человек из ее ближайшего окружения. А от Хеминга она потребовала и большего. К тому же никто не знает, как Хальвдан отнесется к рассказу о попытке Отты задушить королеву. Поверит ли он этому — викинг, ходивший на запад, привык с сомнением относиться к поступкам людей; он подозрителен, но не слишком умен, хватит ли у него проницательности, чтобы разгадать чужие козни?
Хеминг идет приветствовать хевдинга.
Следом за ним прибегает Хаке. Похоже, Хаке неприятна мысль, что Хеминг первый из них встретится с человеком, ходившим на запад.
Королеву уложили в постель.
— Принесите сюда труп Отты! — приказывает она. — Я хочу как следует ее осмотреть.
Над Усебергом раскинулось синее и высокое небо.
Когда я вспоминаю все, что узнал о королеве в те дни и ночи, которые я, гость из неведомого, провел в Усеберге, передо мной возникает ее образ — страстный и нежный, коварный и жестокий. Ведь мне известно, что она приказала убить своего супруга, лишив тем самым жизни и своего молодого любовника. Только один раз — так говорят здесь, в Усеберге, — у него хватило смелости обладать ею. Потому она и обрекла его на смерть.
Об этом шепотом рассказывает Бьернар: он старый и знает все. То же самое рассказывала мне и Арлетта — безобразное лицо, бездонные горячие глаза, — сидя у меня однажды ночью. Молодая королева ждала своего прекрасного молодого возлюбленного. Но он не пришел к ней. Не осмелился: он знал, какая судьба ждет его, слугу, если он переступит запретный порог. Она уснула в слезах, потому что знала — тот, кто придет к ней в эту ночь, подарит ей ребенка, которого ей так хотелось иметь. Кто-то кладет руку ей на плечо и тихо смеется. Она вскакивает. Кричит. Это не Фритьоф. Это ее супруг, конунг, он скидывает одежду и ложится к ней под меховое одеяло.
С тех пор она ненавидит и того, кто посеял в ней семя, и того, кто не осмелился этого сделать. Оба должны умереть, решает она. Зима идет. И пока только она одна знает, что в ней уже теплится новая жизнь. Она лжет своему супругу: нет, я не жду ребенка!
Наконец ее супруг уезжает на охоту, усадьба спит, стража напилась и тоже уснула. Тогда он незаметно приходит к ней.
На мгновение ее захлестывает прежняя необузданная нежность к нему. Она отбрасывает всякую осторожность. Тихо и проникновенно поет она для него, за стенами — пьяная стража, а здесь сидит ее возлюбленный, положив голову к ней на колени.
Она раздевается.
В опочивальне горит факел.
Она кружится перед ним.
И вот уже он — самец-победитель, а она — червяк, с позором уползающий прочь.
Перед его уходом она ударила его по уху и плюнула ему в лицо, безудержно и горько рыдая, звук ее рыданий проникал сквозь бревенчатые стены, но хмель стражей и ветер, свистевший на дворе, спасли ее в эту ночь. Больше он никогда не приходил к ней.
Нет, приходил, но уже после своей смерти: в ее женских снах и в ее неизбывном горе.
Она родила сына, иногда она набрасывалась на него с поцелуями, ласкала его, пела ему, баюкала, а потом, вдруг рассердившись, звала рабыню и приказывала ей забрать мальчика: тролли подменили мне ребенка, подкинули своего выродка. И уходила, оставив плачущего сына. И долго бродила по выгону, по кромке зеленых полей, быки и коровы поворачивали к ней морды и протяжно мычали.
Сын растет. Иногда она бьет его. Но это редко, чаще лишь презрительно глядит на мальчика и говорит ему оскорбительные слова в присутствии посторонних, чтобы убить в нем волю, или зовет в свои покои, где сидят только женщины, дает ему пинка и прогоняет.
У сына нет гордости. А у отца, несмотря ни на что, была. Сыну чужда нежность: в его голосе не слышится плеск моря, в песне — свист птичьих крыльев, в прыжке нет гибкости дикого зверя. Единственный человек, который обладал этим, не был его отцом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22