— Мне!— Дело вкуса. Такое только любителям под силу, профессионал и на хлеб не заработает.Нет, такой метод мне не подходил. К тому же оставались бы необработанными многочисленные вогнутости, а у меня слишком мало янтаря, чтобы пренебрегать кусочками с углублениями. Упорства мне не занимать, а вручную можно чудеса творить. Вот в одном доме перила лестницы отполированы ладонями жильцов за долгие годы так, что стали атласными на ощупь и блестят не хуже алмаза. Правда, дом стоит уже лет триста…Поняв, что техника не для меня, я вспомнила о втором аспекте янтарного вопроса и издалека начала подбираться к нему.— Ну ладно, у вас свои методы. Вы обрабатываете янтарь с помощью современной техники, распиливаете крупные куски. А откуда вы вообще его добываете?Уловив во взгляде мастера некоторое сомнение, я поспешила его успокоить:— Учтите, свой янтарь я собирала сама и в принципе мне известно, откуда он поступает в Варшаву.— И вас по дороге не проверяли? Машину не останавливали?— Никто не проверял и не останавливал. Я тоже слышала о каком-то контроле, но, видимо, это относится лишь к почвенным отложениям.— Добывать янтарь в карьерах запрещено, знаю. Впрочем, я предпочитаю выброшенный морем. Вот и ответ на ваш вопрос — янтарь мне привозят те, кто собирает его на морском берегу…— А вот и не правда! — сурово возразила я. — Ни один рыбак, ни один сборщик в Варшаву не поедет. В Гданьск — ещё туда-сюда, но в Варшаву… Так что или посредники, или сами мастера едут за материалом на побережье.— И все-таки несколько раз случалось, — упорствовал мастер. — Ну, может, всего один раз. Несколько лет назад мне довелось купить килограммов двадцать у человека, который сам насобирал. Получилось дешевле, чем у посредника.— Интересно, кто же это такой?— Знаете, я бы не хотел называть фамилий.Но меня уже несло.— Франек? — выпалила я наугад.— Какой Франек? — вроде бы искренне удивился мастер — Никакого Франека не знаю.— Тогда пан Люциан!На сей раз владелец мастерской отреагировал по-другому.— А вы знакомы с паном Люцианом?— Так вы тоже знакомы! — обрадовалась я. — Разыскиваю его уже не знаю сколько, через Африку не получается, а у него имеются такие образцы, ну совершенно уникальные, я готова поступиться принципами и купить их за любую цену, да вот никак не найду. Ни человека, ни образцов. Может, пан посоветует? Где его найти?— Понятия не имею Он сам приходит ко мне, если что привозит. А уникальные образцы у него и в самом деле попадаются. Вот, помню, с маленькой рыбкой…— … что из икринки вылупляется?— Так пани тоже видела?Не желая врать, ответ я дала уклончивый, вернее, ответила вопросом на вопрос:— А с золотой мухой не видели?— Не видел, но много слышал. Сомневаюсь, что смог бы купить, ведь это музейный экспонат, редкое произведение искусства, точнее, природы. Стоит небось целое состояние. Такой обрабатывать нет необходимости. Тот, с рыбкой, поменьше будет, из него можно и медальончик сделать, подсветить, вот только как? Ведь янтарные поделки подсвечивают или под слой воды помещают, тогда отчётливо проступает внутренний рисунок. Используется известное оптическое свойство янтаря — прозрачность камня усиливается при смачивании поверхности. В старину делали кубки — человек пьёт вино, а на дне обнаруживается скрытая фигурка или ещё что, слышали, наверное? Но как подсветить или смочить медальон на бабе?!Я чуть было опять не забыла о проклятом Орешнике. С трудом заставила себя сменить тему.— А давно пан видел Люциана?— Ещё в прошлом году, в конце весны Купил у него… надеюсь, вы никому не скажете?— Мы беседуем с глазу на глаз, и случае чего — отопрётесь! — успокоила я мастера.— Не хотелось бы вообще лишних разговоров … ну да ладно. Я приобрёл у него роскошный кусище, полкило потянул, вот до сих пор с ним работаю. Ну, правда, было ещё немного другого материала, так что пока сырья хватает, а в этом году, надеюсь, пан Люциан опять появится.В прошлом году… В прошлом году янтаря было много, Вальдемар тоже продавал и, помнится, упоминал громадину в полкило. Интересно, шёл ли янтарь этой осенью? Ни косу я не поехала, как-то не получилось, дела не позволяли, к тому же Драгоценный возражал, вроде бы деликатно, но сломить его сопротивление не удалось. Ладно, опять сбиваюсь со следа.— А Валтасара знаете?— Никогда не слышал. Кто такой?— Тоже посредник, — озабоченно призналась я. — Видите ли, про него ходи! слухи, что сплавляет за границу все самое лучшее, а это меня чрезвычайно огорчает. Хотелось бы, чтобы янтарь оставался в Польше, такая уж я патриотка. Ничего конкретного об этом Валтасаре не знаю, разве что могу внешний вид описать.И туг мастер оказался моим единомышленником.— Полностью согласен с панн! Не скажу, что такой уж из меня патриот, но иностранцы действительно мало что в янтаре понимают, особенно американцы. Да и немцы нам уступают. Что же касается посредников, я их не знаю ни по фамилиям, ни по именам, разве что только один пан Люциан… Приходят совершенно незнакомые люди, ссылаются на моих коллег-камнерезов. Учтите, я вам это из дружеских чувств сообщаю, рассчитываю на ваше доброе отношение.— Я же обещала — никому не скажу. Черт с ним, с Валтасаром. Ага, минутку. От пана Люциана полкило… Не наследство ли это Флориана? Прошло через руки Валтасара…— Что за Флориан? — полюбопытствовал мой собеседник.Ну вот опять проговорилась, что значит глупый бабий язык и привычка рассуждать вслух. Ведь если признаться этому человеку, что распутываю преступление, — станет избегать меня как чумы, такова уж реакция обычных, нормальных людей. Слова мне больше не скажет. Вот теперь изворачивайся…— Дело в том, что я как раз была на косе, когда там нашли полукилограммовую глыбу. Продана она была быстро и втихую, кажется именно Валтасару. Возможно, у них одна компания с паном Люцианом. Я бы очень обрадовалась, если эта глыба именно к вам попала.— Не исключено. Такие большие камни попадаются чрезвычайно редко.— Ну и хорошо, буду считать, что она самая, и радоваться. Могу я просить пана оказать мне услугу?— Охотно, если это в моих силах.— Если появится пан Люциан… Оставлю вам свой телефон. Видите ли, это я заинтересована во встрече с ним, а не он со мной. И пан Корецкий, наш общий знакомый, тоже хотел бы с ним встретиться. Я разыскивала пана Люциана, но он переехал, и адрес его никто не знает. Пожалуйста, попросите его позвонить мне. Или Корецким, их телефон наверняка у него есть. Впрочем, вот он, записываю на всякий случай.— Разумеется, мне это нетрудно сделать. А если спросит, зачем он вам? По какому делу?— Никаких секретов, ясно — по янтарному. Пан Корецкий — любитель-камнерез, а я, сами видите, сдвинулась на янтаре, меня все интересует. Знаете, больше всего я, пожалуй, люблю собирать янтарь, у меня и одежда есть подходящая, и специальный сачок, знаете, такой, на длинной ручке, им из моря янтарный мусор на берег выволакивается. Ведь никогда не известно, что человеку подвернётся…Видимо, мастер понял и оценил овладевшую мною страсть, потому что расчувствовался и пообещал обязательно позвонить. Я обрела надежду разыскать наконец Люциана Орешника. * * * Прошло не меньше года, пока до меня добралось письмо из Алжира с информацией о Фермеле. Оказывается, у него закончился срок контракта и он уехал из Алжира, но не на родину, а куда-то в Европу. Может, даже в Штаты, никто не знает точно куда. Таинственный Рысик, до которого я все-таки добралась, уверял — понятия не имеет, куда подевался его приятель, надо подождать, обязательно сам объявится рано или поздно, квартира — это вам не хухры-мухры, не бросит её за здорово живёшь. Так или иначе, Фермель оказался недоступным, я могла на нем крест поставить.Мой бесподобный Кумир все эти янтарные изыскания воспринял без малейшего энтузиазма. Слова доброго не услышала я от него, рассказав о некоторых моих успехах в этой области, — напротив, отругал меня за то, что лезу не в своё дело. Решительно отказался «участвовать в авантюре», да ещё и забрал все, что принёс, уверяя, что понадобилось самому. Для чего, интересно? Янтарь полировать собрался?Все это настолько вывело меня из себя, что очередной год я почти целиком посвятила заграничным вояжам, а вояжи, как известно, в те времена требовали усилий немалых Зато за рубежом я не только развеяла тоску-печаль, но и привезла оттуда «крафта», малолитражку, что, собственно, и было главной целью заморской поездки. А заодно кое-какой инструмент для обработки янтаря, в том числе совершенно неизвестные у нас фрезы, оказавшиеся просто бесценными. Теперь остановка была за янтарём, и я стала все чаще подумывать о Вислинской косе.Пан Люциан так мне и не позвонил, хотя у Адамчика появлялся, продал ему немного сырья. Пан Адам был ярко выраженным представителем тех на родных умельцев, что благодаря дарованному Господом таланту могли бы зарабатывать очень приличные деньги, но вот продавать свои изделия таланта не хватало. То, что производили по заказу родных и знакомых, или отдавали за бесценок, или в лучшем случае возмещали стоимость материала. К сожалению, Тося была столь же бездарна в деловых вопросах, а я не могла взять на себя функции менеджера, ибо сама такая. В тот вечер, когда к ним явился с янтарём пан Люциан, Адамчик до того разволновался, что я у него совсем вылетела из головы, в чем он и признался с обезоруживающей искренностью, позвонив мне лишь после ухода купца.Единственная польза от появления у Адамчика пана Орешника для меня заключалась в том, что я сделала наблюдение: он сам пришёл к Адамчику, а не Адамчик к нему. Для чего мне такое наблюдение, пока сама не знала.А мой Кумир тем временем доставлял мне одни неприятности и задавал загадки. Скачала заявил — дескать, изучает проблему контрабанды янтаря. Почему же в Варшаве? Затем потребовал, чтобы я перестала вмешиваться в янтарную афёру, причём как раз тогда, когда я перестала сама по себе, занявшись оформлением документом для выезда за границу. Потом отругал меня за пана Люциана, Валтасара и Франека, не пояснив почему и велев терпеливо ждать — неизвестно чего. Ну и напоследок возложил на меня вину за все на свете. Во всяком случае, из его обвинительной речи я поняла — это я убила молодую пару, добывшую немерено отборного янтаря, я утопила Флориана, и предостерегала преступников, я занималась контрабандой янтаря за границу, я посеяла янтарь с золотой мухой и по моей вине навсегда потеряна Янтарная комната. Под непосильным бременем всех этих обвинений я офонарела и скисла в самый неподходящий момент, руки опустились, и я опять, уже пятый год подряд, не поехала на косу.Казалось бы — пара пустяков, всего-то четыре часа езды на машине, ничего не стоит выбраться на побережье, а как-то не получалось. Летом туда ехать не имело смысла, осенью не хотелось, лучше всего, по опыту знала, — под конец зимы и ранней весной, и тут-то как раз Драгоценный и устроил мне весёлую жизнь. Время шло, я малость отошла, но ехать в мае и июне — безумие, на побережье вместо янтаря толпы отдыхающих. А потом вышла из строя моя машина. От старости.Денег на новую не было, ехать же на перекладных свыше моих сил. Слишком тяжёлый багаж приходилось тащить с собой: тёплая одежда, резиновая обувка, множество вещей, необходимых для сносного существования в суровом климате, — все это исключало путешествие с тремя пересадками. Правда, сильному мужчине справиться с такими тяжестями — раз плюнуть, но как раз мой личный сильный мужчина капризничал и упирался. 3адавал глупые вопросы: за кого я его принимаю или откуда взять четыре руки, из чего я сделала вывод, что если раньше, возможно, он и любил меня, то теперь перестал.Вывод оказался правильным.Поэтому, когда на свет божий появилась некая дама… Нет, ещё до дамы я уже созрела. Последним же гвоздём, вбитым в гроб нашей совместной жизни, стал его блокнот. Имелось у Драгоценного нечто такое, что он именовал блокнотом, на самом же деле пухлая кипа разлетающихся листков бумаги, стянутых резинкой. Вечно он в нем копался, разыскивая нужный телефон или что-то записывая. Разумеется, это я виновата. Нет, меня не обвиняли в краже, просто я вечно нервировала человека, совсем задёргала, и вот теперь по моей вине потеряны плоды, почитай, всей жизни. Лично я считала, что плоды всей жизни следовало бы хранить поаккуратнее, не заносить на потрёпанные и помятые листки и не таскать в кармане, а класть хотя бы в ящик стола или в какую папку. Лучше, конечно, в ящик, — ящик труднее потерять. Я даже осмелилась что-то в этом духе пробормотать вслух и узнала, что есть в мире женщины, намного превосходящие меня по душевной отзывчивости и прочим качествам.Да черт с ней, пусть превосходит! И все-таки напереживалась я порядочно. Какое-то время вообще не могла ничем заниматься. Не везёт мне с мужчинами, проклятие какое-то довлеет надо мной, что ли? А возможно, все дело в том, что я сама выбираю неподходящих? Ведь надо честно признаться — это я их выбираю, а не они меня. И каждый раз дело кончается таким плачевным результатом.От переживаний решила лечиться работой, повкалывала как следует и смогла купить машину, правда скромненькую. И тогда подумалось, что до конца оправиться мне поможет только янтарь.Драгоценный окончательно меня покинул. Возможно, мне не следовало фордыбачиться, но у кого же хватит терпения? Итак, я сама поставила крест на некогда желанном мужчине и отправилась одна искать забвения.Со времени моего последнего посещения косы прошло ровно десять лет. * * * Вот такая ретроспекция проносилась в голове с быстротой порядочно разветвлённой молнии, пока я в ванной наслаждалась зрелищем Вальдемарова янтаря.Оказалось, что лекарство я выбрала правильно. Приехала сюда вся несчастная, разочарованная в жизни, вся на нервах, и хватило первой же растаявшей лужи с чернеющими подо льдом водорослями, как все во мне так и всколыхнулось. Переполнявшее сердце отчаяние как-то само собой сменилось упоением. Я вдруг осознала — и хорошо, что одна, никто не нарушит счастья, никакой Драгоценный не станет поучать меня, не надо его уламывать, а главное, делиться с ним добычей, все, что найду, — моё!И когда одним забросом сачка я извлекла из моря мусор, в котором нашла аж двадцать янтариков, уже твёрдо знала: для меня янтарь важнее мужиков. Свободная и счастливая, я вдохнула полной грудью свежий морской воздух и подумала — недаром люди с древних времён наделяли янтарь чудесными свойствами, исцеляющими все болезни. В том числе и душевные.Итак, я вновь обрела вкус к жизни, и вместе с ним проявился заглохший было интерес к нераскрытому преступлению… * * * Нагромождения ледяных глыб на берегу постепенно таяли, но так медленно, что невольно рождались сомнения — растают ли до июля? Я бездумно бродила по пляжу часами, отдыхая после охватившей меня янтарной горячки, продолжавшейся несколько дней. И теперь на досуге не могла не заметить мужчину и сразу же издали узнала. Тот самый, на которого обратил внимание ещё Пупсик. Прошло семнадцать лет, а он совсем не изменился, остался все таким же красивым и стройным. Не молодой, молодость его давно прошла, наверняка намного старше меня, другое поколение, не меньше шести десятков за плечами. Возможно, именно поэтому в море он далеко не входил, как и я; в высоких резиновых сапогах бродил у самого берега. Время от времени мы перекидывались парой слов, на пляже все друг друга знали, а многие, непонятно почему, запомнили меня ещё по прошлым приездам.И вот этот стройный нестареющий красавец по неизвестной причине стал меня страшно раздражать. Где я, там и он, причём вот только что стоял у меня за спиной, а теперь черт знает каким образом оказался далеко впереди, куда я как раз направлялась. По воздуху, что ли, перелетел?Оказалось, вовсе не по воздуху. У него был мопед, совершенно ублюдочный вид транспорта. Мужик оставлял его где-то в дюнах, обшаривал кусок берега, потом возвращался к своему убожеству и мчался к следующему проходу в дюнах, благодаря чему оказывался на другом участке намного раньше меня. И орудовал там, паршивец, извлекая из воды все мало-мальски стоящее, можно сказать, прямо у меня из-под носа. До того меня довёл, мерзавец, что я назло ему стала поступать вопреки своим планам. Ага, он уверен — я пойду туда, так вот же тебе, наоборот, пойду в противоположную сторону. Хотя отлично знала — в противоположной фиг найду. Но не для того же я избавилась от собственного мужика, чтобы мне теперь отравлял жизнь чужой? К тому же жутко вредный и жадный: я видела, как у него тряслись от жадности и спешки руки, когда разбирал очередную кучку сора, торопясь управиться, пока я не подошла, шакал паршивый!Возможно, кое в чем я и сама виновата. Как-то на полпути между Лесничувкой и Песками, где он следовал за мной по пятам, у меня легкомысленно и благожелательно вырвалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35