иногда это были жестокие муки, а иногда только
неприятное ощущение, проходящее через несколько часов. Палузинский всегда
чувствовал, что именно эта характерная черта их рабства доставляет двум
арабам удовольствие, чуть ли не наслаждение. А Монк был слишком туп, чтобы
ощущать что-либо подобное; его неповоротливые мозги еле шевелились под
тяжелыми костями черепа.
Но Януш был особенным, как он сам себе это представлял. Януш знал или
догадывался о некоторых вещах... Все остальные были круглыми дураками.
Нет, пожалуй, арабы не были дураками. Они верили...
Палузинский сделал большой глоток неразбавленной водки, отвинчивая
крышку банки с горчицей. Он засунул в банку конец ножа; затем, окунув
лезвие в горчицу почти до половины, вытащил нож обратно и стал намазывать
нарезанное мясо. Он положил дымящееся мясо между двумя ломтями хлеба,
щедро намазанными маслом, и давил на верхний ломоть своей широкой ладонью
до тех пор, пока густая вязкая жидкость не потекла с обоих краев.
Двадцать минут тому назад гориллу нужно было сменить, думал он,
откусывая здоровенный кусок от своего бутерброда. Монк - вполне подходящее
имя для такой обезьяны, как эта. Долгие часы неподвижно сидеть, тупо
уставившись в пустоту коридора должно быть самым подходящим занятием для
подобного идиота. Но для Януша это было сущим мучением. Пыткой. Новым
истязанием, выдуманным для него Феликсом. Даже терзающую тело боль было бы
легче перенести, чем такую смертельную скуку.
Что же сделало Феликса таким нервным? Этот человек был сумасшедшим,
вне всякого сомнения. Но в то же время он был гениален! И помешанный, и
гений?.. Свихнувшийся суперэкстрасенс?.. "Дерьмо!" Да, так оно и есть...
Но почему вы так испуганы сейчас, "мой шеф"? Вы, все время живущий среди
теней, не доверяющий яркому свету, если только он не нужен вам для особых
целей? Какие новые страхи преследуют вас по ночам?
Палузинский чавкал, жуя мясо и хлеб, его губы блестели от масла. Он
дал минутку передышки своим челюстям, еще раз хлебнув водки из стакана,
приправив огненной жидкостью кашицу из мяса и хлеба во рту. Его маленькие
глазки скрывались за стеклами очков в тонкой металлической оправе; веки
были прикрыты, как полуопущенные шторы в комнате - шторы, за которыми
таятся секреты... Он смотрел куда-то перед собой - возможно, на край банки
с горчицей или чуть ближе; но его мысли блуждали так далеко, что он не
видел предметов, стоящих на столе - возможно, он еще был погружен в те
скрытые ощущения, отблеск которых случайно мог бы отразиться в его глазах,
не будь они опущены вниз. Он сидел, механически пережевывая пищу, словно
завороженный, погрузившись в странное оцепенение.
Что-то потревожило его, вырвав из состояния углубленного размышления
бог знает о чем. Что это было?
Звук! Движение?.. Палузинский насторожился. Он необычайно тонко
ощущал присутствие посторонних, и практически всегда мог обнаружить чужака
в любом помещении. Годы суровой жизни, когда ему приходилось спать в
придорожных канавах, есть сырые овощи, которые он выкапывал прямо из
земли, все время пугливо озираясь по сторонам - не увидел ли кто? -
постоянно бояться, что его обнаружат, и тогда... что тогда с ним
сделают?.. - все это настроило его напряженные нервы на то, чтобы замечать
малейшее движение, чуть заметное смещение, даже самый слабый ветерок.
Его пальцы сжали рукоять ножа. Кто-то находился в комнате позади
него.
Монк? Он не мог ослушаться приказа Феликса наблюдать за коридором
нижнего этажа, до тех пор пока Палузинский не сменит его на этом посту.
Никак не верится, чтобы Монк мог оставить свое место. Юсиф и Азиль? Но они
не должны были возвращаться этой ночью из загородного поместья,
подготавливая его к приезду их дорогого хозяина и господина... Кто же это?
Палузинский плавно поднялся со своего сиденья и протянул руку к
внутреннему карману куртки, висевшей на спинке стула. Рука нащупала
толстый, круглый металлический ломик длиной приблизительно с лезвие его
ножа, зажатого в кулаке другой руки. Он подкрался к выключателю света и
повернул его против часовой стрелки. Кухня сразу погрузилась в полумрак.
Со своей позиции поляк мог осмотреть довольно широкий участок
гостиной. Он выругался про себя, проклиная сумрак, царящий в просторной
комнате, откуда только что ему послышался слабый шорох. Тусклое освещение,
темный цвет обоев и мебели играли на руку предполагаемому противнику;
Палузинский никак не мог различить чью-нибудь тень в этой полутьме, как ни
напрягал свое зрение. Ему нужно было подождать, пока затаившийся чужак не
выдаст себя каким-нибудь неосторожным движением, или рискнуть - войти в
гостиную и поискать незваного гостя, чтобы потом разделаться с ним.
Терпения Палузинскому было не занимать - те долгие месяцы, которые он
провел, скрываясь и прячась в полях Англии, обучили его науке упрямого
выжидания; но ведь у него еще были определенные обязательства перед
Феликсом... Он должен был показать, на что способен! Во что бы то ни
стало!
Затаив дыхание, Палузинский, вооруженный ломиком и ножом, двинулся
вперед, к открытому проходу.
Опасность - если только она действительно существовала - могла
подстерегать поляка повсюду. Противник мог притаиться в таком месте, где
Палузинский не мог заметить его, глядя из кухни, и затем неожиданно
напасть сбоку или даже со спины. Откуда ждать удара? Вот дилемма. С какой
стороны нападет на него неизвестный враг?.. Если, конечно, ему не
почудился этот шорох; если кто-то "действительно" прятался в той комнате,
- так тихо, спокойно и пусто было в ней...
Он пригнулся и кинулся внутрь прохода, рассчитывая на быстроту и
внезапность - с ломиком наперевес в одной руке, сжимая в кулаке другой
свой длинный нож, направленный острием вверх, готовясь пырнуть противника
ножом или оглушить тяжелым железным прутом. Он круто повернулся, проскочив
дверной проем, и встал, широко расставив ноги, упираясь одной ногой в пол
позади себя, стараясь удержать равновесие и одновременно занять удобную
позицию как для того, чтобы отразить возможную атаку, так и для того,
чтобы самому стремительно броситься на врага.
В этом вовсе не было нужды. Никто не прятался ни за косяком двери, ни
в других темных углах гостиной.
Однако кто-то был за длинной черной тахтой, совсем рядом с ничего не
подозревавшим телохранителем. Если Палузинский и почувствовал присутствие
чужого человека в комнате, как он думал сам, то на этот раз даже его
особое чутье не помогло ему заметить - или даже "ощутить" - тень, внезапно
возникшую подле него...
Он мог почувствовать, как чьи-то пальцы впились ему в шею, нажав на
болевые точки, однако позже он так и не мог припомнить подробностей
схватки - все произошло слишком неожиданно. Определенно, движения
незнакомца должны были быть быстрыми как мысль, чтобы упредить возможную
реакцию телохранителя на шок, испытанный после того, как твердая, сильная
рука нанесла ему рубящий удар ребром ладони. Палузинский почувствовал, как
внезапно слабеют его руки и ноги: импульс, бегущий от травмированных
нервов к мозгу, достиг своей цели.

Клин был внутри самого себя.
Он плыл по кровеносным сосудам среди клеток самых разных оттенков
красного: от темно-вишневого до ярко-алого, увлекаемый быстрым течением
сквозь узкие проходы и перешейки, ныряя в круглые пещеры, открывающиеся
перед ним, приближаясь к источнику этого кипучего потока, который сейчас
был для него всего лишь далеким ритмичным эхом, раздающимся где-то далеко
впереди, в лабиринте тесных тоннелей, заполненных хаотически двигающимися
красными клетками.
Вместе с ним в потоке прозрачной жидкости мчались и другие,
чужеродные тела - уродливые черные формы, вызывающие болезни и разрушение.
В свою очередь этих паразитов пожирали, поглощали, растворяли в своих
утробах шаровидные частицы - глобулы, охранявшие организм от вторжения
инородных клеток. Но глобулы-защитники почему-то решили, что и он сам тоже
является инородной клеткой, представляющей опасность для организма, что
ему не место среди полезных частиц, что он посторонний, а следовательно,
вредный элемент. Это было его собственное тело, по которому он мысленно
путешествовал, и, однако, его приняли здесь за врага.
Он пронзительно закричал на гигантские глыбы, приближающиеся к нему,
чтобы они убирались прочь, оставив его в покое, что он безвреден и никому
не причинит зла. Но они были жестко запрограммированы на то, чтобы
сражаться со всем, чего не было предусмотрено в их системе, не на жизнь, а
на смерть. Лишенные сознания, в своих действиях они руководствовались лишь
заданной, четкой, отлаженной программой. Две клетки-защитницы набросились
на него, как только стремительным потоком его внесло в более широкий
тоннель. Он почувствовал, как спину и руки обжигает кислота,
просачивающаяся сквозь кожу.
Он уже был совсем близко, совсем недалеко от своей цели; течение
стало еще более быстрым, вокруг становилось все теснее, а четкий ритм
ударов раздавался все громче, все сильнее, постепенно перейдя в громовые
раскаты, звучавшие в ушах подобно канонаде. Сейчас у него было только одно
желание - чтобы громадное сердце поглотило его.
Вместо этого его пожирали слепые, примитивные, безмозглые создания,
одноклеточные организмы, понятия не имевшие о разных вещах, выходящих за
пределы их функционального назначения. Тело Клина разлагалось на составные
части под действием химических веществ, извергаемых клетками-убийцами.
Где-то там, где-то поблизости...
Его собственный истерический хохот доносился до него, как сквозь
глухую стену.
Где-то совсем рядом...
Рокочущий шум впереди - тук-тук, тук-тук - оглушил его, вначале
испугав, а затем вселив надежду...
Где-то здесь...
Он почти проник в этот источник.
Он обязательно должен добраться до него, пока еще не поздно.
Тук-тук, тук-тук.
Здесь!..
И, однако, совсем не внутри сердца.
Уносимый назад, увлекаемый чем-то снаружи, едва осознавая причину
этого поспешного отступления, он понял, что стремительно движется куда-то
вверх...
И внезапно проснулся.
Кроме него, в спальне находился кто-то еще. Клин собрался позвать на
помощь, но что-то плотно зажало его рот. Сильная, угрожающая рука. Он
почувствовал, как кровать прогибается под избыточным весом. Кто-то стоял
над ним, опираясь коленями о край матраца. Другая рука охватила его
глотку, словно собираясь задушить.
- Будь это кто-нибудь другой - вы уже сто раз успели бы умереть, -
прошептал голос Холлорана возле самого его уха.

11. ОПАСНОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
Холлоран посмотрел в зеркальце заднего обзора.
Голубой "Пежо" все еще был там, держась далеко позади; от сделанного
по индивидуальному заказу "Мерседеса", который вел Холлоран, его отделяло
по крайней мере четыре или пять автомобилей. Дублер Холлорана в "Гранаде"
ехал прямо за "Мерседесом".
Он потянулся к радиотелефону, укрепленному под щитком "Мерседеса", и
нажал на кнопку переговорного устройства.
- Гектор-один, - тихо сказал он в микрофон.
- Гектор-два, мы вас слышим, - прозвучал ответ из приемника. - Видим
"хвост".
Клин привстал с заднего сиденья, наклонившись вперед - его лицо было
совсем рядом с плечом Холлорана. В его расширенных глазах светилось
предвкушение чего-то необычного.
- Быстро отрываемся, - решил Холлоран. - Пока держитесь поближе. Все,
- он положил микрофон обратно в гнездо.
- За нами следят? - спросил Клин с тревогой и ожиданием в голосе.
Кора, пристроившаяся рядом с Феликсом на заднем сиденье, выпрямилась,
ее мышцы заметно напряглись, а Монк, занимавший переднее пассажирское
кресло в салоне автомобиля, - верхом на дробовике, как он сам не без
удовольствия мысленно подшучивал над собой - повернул свой массивный
корпус, чтобы взглянуть на своего "хозяина", а потом - в затемненное
заднее стекло автомобиля. Пальцы телохранителя автоматически легли на
рукоять револьвера, висевшего у него на поясе.
- Не нужно этого делать, - предостерег Холлоран. - Если хотите
увидеть их, лучше смотрите в боковое зеркало.
- Все равно этого никто не увидит, - заупрямился Монк; тот факт, что
всего лишь день назад Холлоран дважды заставил его выглядеть не лучшим
образом, не давал ему покоя.
- Они могут видеть наши тени сквозь заднее окно. Повернитесь лицом к
лобовому стеклу и уберите руку с оружия.
- Живо выполняй, что сказано, - приказал Клин. И тут же прибавил,
обращаясь к Холлорану: - Где их машина?
- Голубой "Пежо". Сзади, через несколько машин. Похоже, он следует за
нами с тех пор, как мы выехали из Лондона. Мне кажется, что это уже не
первый наш "хвост" - он сменил другую машину, которая пошла сзади нашей
еще в Сити, вероятно, заметив нас где-то около здания "Магмы". - В самом
деле, с самого раннего утра, когда они покинули штаб-квартиру "Магмы",
чтобы отвезти Клина в его загородное поместье на уикэнд, Холлорана не
покидало смутное ощущение тревоги - может быть, опасности, подстерегавшей
их где-то поблизости. Но он так и не смог обнаружить слежки до тех пор
пока они не выехали на окраину города.
- Вы уверены? - спросила Кора с ноткой сомнения в голосе, однако в то
же время еле сдерживая свое желание оглянуться и посмотреть через плечо на
оживленный поток автомашин, двигающихся по шоссе. - Эта дорога -
единственное шоссе, ведущее на юг, и здесь всегда оживленное движение.
Наверняка многие из этих машин проедут вместе с нами еще не один десяток
километров.
- Кора, - сказал ей Клин, - если он говорит, что кто-то следит за
нами, значит, так оно и есть - я ему верю.
Поразительная легкость, с которой Холлоран прошлой ночью проник в
здание, произвела сильное впечатление на Феликса. Одетый в светлую блузу и
темные брюки, очень похожие на фирменную униформу "Магмы", Холлоран не
спеша прогуливался возле ее здания, незаметно проскользнув на территорию
автопарка. Там он отсиживался до тех пор, пока большинство дневного
обслуживающего персонала не закончит работу, уступая место вечерней смене.
В это самое время, пользуясь общей суетой, когда люди непрерывно выходили
из здания, он разведал, как пробраться на верхние этажи. Все было сделано
практически у всех на виду - никто не заподозрил ничего опасного или
подозрительного в одиноком, медленно идущем против общего движения
человеке. Затем - какая-нибудь пустая комната, чулан или туалет - Холлоран
не вдавался в подробности, когда разговаривал с Клином - где можно было
подождать до наступления ночи, а там - прямой путь до апартаментов
президента. Запертые двери лишь на несколько минут задерживали его, но не
могли служить серьезной преградой. Телекамеры, следящие за коридорами? Это
совсем не проблема. Лишь некоторые холлы и коридоры просматривались в
столь поздний час; к тому же в назначенное время "Ахиллесов Щит" произвел
тщательно продуманную диверсию. Всего лишь почтовый курьер на мотоцикле,
постучавшийся в стеклянную главную дверь здания - маневр, позволивший
отвлечь внимание двоих охранников, следящих за экранами мониторов. В руке
у мотоциклиста был пакет, и один из дежурных пошел к двери - выяснять, что
там происходит, а его коллега остался следить за ним через камеру
наружного обзора, готовый в любую секунду нажать на кнопку сигнала
тревоги, по которому тут же на подмогу явятся еще двое охранников,
патрулирующих здание, а заодно и местная полиция получит сигнал о том, что
возле здания "Магмы" неспокойно. В те несколько минут, которые ушли на
разборку с маленьким ночным происшествием, дежурный возле монитора не
спускал глаз со входной двери, возле которой стояли двое - его напарник и
курьер. Последний долго спорил со служащим "Магмы", настаивая на том,
чтобы охранник расписался на бланке, подтверждающем получение срочной
почты, еще до того, как он передаст ему пакет. Все это время экраны
мониторов оставались без присмотра. С помощью такой нехитрой уловки
Холлорану удалось незаметно пробраться через участки, за которыми велось
наиболее интенсивное наблюдение. Конечно, он подвергал себя определенному
риску, но естественная реакция людей в здании на вторжение извне помогла
уменьшить этот риск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55