Я знал, о чем он говорит. Припомнил, как сержант Зим выдавал те самые
"игрушечные" шевроны прежде всего тем, кто постарше. И с отцом наверняка
обращались в лагере не так, как со мной. Его взяли на заметку как
потенциального капрала еще до того, как он вышел из лагеря: армия всегда
испытывала недостаток в опытных, солидных сержантах и капралах. Я вдруг
подумал, что один из главных принципов строения армии - патернализм.
Я не стал спрашивать, почему он захотел именно в Мобильную Пехоту. И
почему получил назначение на мой корабль. Я просто почувствовал себя
счастливым - таким, каким никогда не был даже в детстве, когда отец меня
хвалил. И я не спрашивал, почему он пошел на службу. Мне казалось, что
причину я уже знаю. Мама. Никто из нас не касался этой темы.
Я резко сменил тему разговора.
- Расскажи, как ты жил все это время. Где был и что делал.
- Так... обучался в лагере Сан Мартин...
- Вот как? Значит, не в Курье?
- Нет. Мартин - новый лагерь. Правда, порядки, насколько я понимаю, те
же, что и в старых. Только срок обучения у нас был на два месяца короче
обычного - не было выходных. После лагеря сразу попросился на "Роджер Янг",
но не получилось. Попал на другой корабль, к "Волонтерам Макслоттера".
Хорошие ребята.
- Да, я слышал.
- Вернее, они были хорошими. Я совершил несколько выбросов с ними,
многие из них погибли, и вот теперь я здесь... - Он посмотрел на свои
шевроны. - Я уже был капралом, когда мы выбросились на Шоэл...
- Ты был там?! Но ведь я тоже? - Непривычное теплое чувство охватило
меня: никогда в жизни я не был ближе к отцу, чем сейчас.
- Я знаю. То есть я знал, что ваш отряд был там. Мы дрались примерно в
пятидесяти милях от вас. Может, и ближе. Мы приняли на себя, наверное, их
основной удар. Они вдруг полезли из-под земли десятками, а может, и сотнями
- нам казалось, что земля кипит... Отец пожал плечами:
- Так я и остался капралом без отделения. Наши "волонтеры" понесли
такие потери, что отряд решили пока не восстанавливать. А меня наконец
послали сюда. Правда, была вакансия у "Королевских медведей", но я шепнул
словечко офицеру-распределителю, и, представь себе, именно в этот момент
пришло сообщение о вакансии на "Роджере Янге". Вот так все и получилось.
- А когда ты пошел на службу? - спросил я и тут же понял, что не
следовало задавать этот вопрос. Но мне хотелось уйти от разговора о
несчастных "Волонтерах Макслоттера" - я слишком хорошо знал, что такое быть
живой частицей погибшей команды.
Отец тихо сказал:
- Почти сразу после Буэнос-Айреса.
- Да. Я понимаю.
Отец несколько секунд молчал, потом сказал с необычной мягкой
интонацией:
- Я не совсем уверен, что ты понимаешь, сынок.
- Что?
- Ммм... не так легко все объяснить. Конечно, гибель мамы сильно
повлияла на мое решение. Но я пошел в армию не для того, чтобы отомстить за
нее. Разве что отчасти. На меня больше повлиял ты.
- Я?
- Да, сынок. Ведь на самом деле я лучше твоей матери и даже лучше тебя
самого понимал, зачем ты решил пойти на службу... Быть может, гнев мой был
так силен оттого, что ты совершил поступок, который должен был сделать я. Я
это чувствовал, но тогда не смел признаться даже себе... Но и ты не был
главной причиной того, что я пошел на службу. Ты... как бы это сказать...
только нажал на взведенный курок. И помог выбрать род войск.
Он помолчал.
- После того как ты ушел, меня все чаще охватывала беспричинная тоска,
я даже был на грани депрессии, так что пришлось обратиться к
гипнотерапевту. Но врачи не помогали, и меня спасала только работа...
Смерть мамы словно освободила меня, и я понял, как должен поступить. Дело я
передал Моралесу.
- Старику Моралесу? А он справится?
- Должен. У него нет другого выхода. Я передал ему изрядную долю
акций. Остальные отложил для тебя - если когда-нибудь захочешь взяться за
наше дело. Вот так... Короче, я, наконец, понял, в чем загвоздка.
Он снова помолчал и продолжил совсем тихо, будто шепотом:
- Мне нужно было доказать, что свою судьбу делаю я сам. Доказать себе,
что я мужчина. Не производящее и потребляющее экономическое животное... а
мужчина.
Мы оба замолчали, не зная, что сказать, и в этот момент запели
громкоговорители космопорта:
- "Славься, славься имя Роджера Янга!"
Через секунду женский голос произнес:
- Личный состав корабля военного флота "Роджер Янг" может занять места
в шлюпке. Причал Эйч. Девять минут.
Отец схватил сумку и вскочил на ноги.
- Это меня! Береги себя, сынок. И сдавай поскорей экзамены. Плохо
сдашь - накажу и не посмотрю, что ты старше по званию.
- Я буду стараться, папа.
Он обнял меня.
- Когда вернемся на базу - увидимся!
И он убежал, как и полагается десантнику, - рысью.
В комендатуре я доложил о прибытии флотскому сержанту, удивительно
похожему на сержанта Хо. У него тоже не было руки, но не было и улыбки,
которая так шла Хо. Я сказал:
- Сержант Рико. Поступил в ваше распоряжение.
Он бросил взгляд на часы.
- Ваша шлюпка прибыла семьдесят три минуты назад. Так?
Я подтвердил. Он поджал губы и задумчиво посмотрел на меня. Я
рассказал, как было дело. Он покачал головой.
- Мне казалось, что весь мыслимый реестр уважительных причин я уже
знаю наизусть. Но вы вписали в него новую страницу. Ваш отец, ваш родной
отец отправился на корабль, с которого вы только что уволились?
- Именно так, сержант. Вы можете проверить - капрал Эмилио Рико.
- Мы не занимаемся проверкой заявлений всех молодых джентльменов,
которые к нам прибывают. Мы просто увольняем их, если выясняется, что они
говорили неправду, О'кей. Парень, который не рискнет опоздать ради того,
чтобы повидаться со своим стариком, ни на что не годится. Так что забудем
об этом.
- Спасибо, сержант. Должнен ли я теперь доложить о прибытии
коменданту?
- Считайте, что уже доложили. - Он сделал пометку в бумагах. - Вот
ваши документы. Можете срезать шевроны, но не выбрасывайте их. Они еще
могут пригодиться. С этого момента вы "мистер", а не "сержант".
- Да, сэр.
Я не буду подробно описывать Кадетский корпус. Он во многом схож с
лагерем, только здесь более мягкие порядки и всюду книги. По утрам,
"вспоминая молодость", мы выполняли обязанности рядовых, и точно так же,
как когда-то в лагере, нас за провинности и неряшливость отчитывали
сержанты. После утренних занятий мы становились кадетами и джентльменами и
слушали лекции по бесконечным спискам предметов: математике, галактографии,
ксенологии, гипнопедии, логике, стратегии и тактике, теории коммуникаций,
военному законодательству, специальным вооружениям, психологии управления.
Короче, нас заставляли изучать все премудрости от земной до небесной, от
специальных сведений, как накормить и обогреть рядовых, до теоретических
рассуждений, почему некий Ксеркс в забытом Богом месте проиграл когда-то
важную битву.
Мы жили комфортно: в отдельных комнатах, с душем, с непривычно мягкими
и удобными постелями. К четырем кадетам прикреплялся слуга: застилал
постели, убирал в комнатах, чистил обувь и следил за формой. Это не было
роскошью. Просто нас освободили от дел, которым мы научились еще
новобранцами, чтобы больше времени оставалось для занятий.
И мы учились - все вечера и все выходные, пока не начинали болеть
глаза. Потом засыпали, а под подушкой всю ночь напролет бубнил
гипнопедический "преподаватель".
Но несчастным я себя не чувствовал. Может быть, слишком был занят. И
потом здесь не было того психологического давления, которое каждый
постоянно ощущал на себе в лагере. В корпусе нас скорее подстегивала
страшная мысль об изгнании. Лично меня долгое время изводил страх перед
математикой, которая еще со школы мне не давалась. Мой сосед - колонист с
Гесперуса со странным именем Ангел - натаскивал меня ночи напролет.
Наверное, "пиком" моей кадетской карьеры стал визит младшего
лейтенанта Флота Кармен Ибаннес - сияющего черными очами пилота
транспортного корвета "Маннергейм".
Карменсита в парадной белой форме выглядела потрясающе. Она появилась
в тот момент, когда нас выстроили перед ужином на поверку, и, ничуть не
смутясь, прошла мимо всего строя к дежурному офицеру. Мне показалось, что я
слышу, как скрипят глазные мышцы у ребят, провожающих ее взглядом, Она
спросила у дежурного офицера, как найти меня, и ее голосок мелодично звенел
над плацем.
Дежурным в тот вечер был капитан Чандар, который, по нашему общему
мнению, вряд ли улыбнулся хоть раз даже собственной матери. Но сейчас,
глядя на маленькую Кармен, он расплылся до ушей, так что его лицо
изменилось до неузнаваемости. Он вежливо подтвердил, что нужный ей человек
действительно здесь. Тогда Кармен взмахнула своими удивительными шелковыми
ресницами и грустно объяснила, что ее корабль скоро должен отправляться.
Так не будет ли он так любезен отпустить кадета Рико с ней поужинать?
И вскоре, как по волшебству, я оказался обладателем беспрецедентной
увольнительной на три часа. Я даже заподозрил, что флотских обучают
специальной технике гипноза, которая еще не известна в других частях. Хотя,
наверное, секретное оружие Кармен было несколько старше того, что обычно
использовала Мобильная Пехота. Так или иначе, мы провели чудесный вечер, а
мой престиж среди однокашников, до этого не поднимавшийся выше среднего
уровня, достиг немыслимых высот.
Это был незабываемый вечер. Нашу встречу омрачала лишь новость о
Карле, которую мы оба узнали недавно. Карл был убит при нападении багов на
Плутон: они уничтожили всю исследовательскую станцию. Может быть, это и
очень плохо, но грустили мы недолго - наверное, потому, что уже начали
привыкать к таким новостям.
Помню, меня особенно поразила одна деталь. Кармен расслабилась и в
ресторане сняла фуражку. Я знал, что большинству женщин на флоте делают
короткую стрижку или вообще бреют голову. На войне совсем ни к чему длинные
волосы, а пилоту в ответственный момент они могут сильно помешать. Я сам
брил голову - так было удобнее и гигиеничнее. Но образ Кармен всегда
ассоциировался у меня с черными блестящими длинными волосами.
Человек, наверное, ко всему привыкает. Я имею в виду, что если
считаешь девчонку красивой, то она нравится тебе и тогда, когда ее голова
обрита. К тому же для меня эта "прическа" служила признаком принадлежности
к "армейскому ордену" и отличала "наших" девушек от штатских цыплят.
Возможно, Кармен что-то и потеряла, но многое и приобрела: красота стала
какой-то неземной, иррациональной, что ли. И еще я впервые почувствовал -
она действительно офицер, воин, а не только удивительная девушка.
Я вернулся в корпус, ничего не соображая, преследуемый сладковатым
запахом духов: прощаясь, она меня поцеловала.
Единственный предмет из курса подготовки, о котором хотелось бы
рассказать - история и нравственная философия.
Я удивился, когда обнаружил, что нам придется его изучать. Мне
казалось, что история с философией не имеют отношения к управлению отрядом
десантников в боевой обстановке. Этот предмет, если он касается войны, в
лучшем случае объясняет, почему ты должен драться - вопрос, который каждый
решает для себя задолго до поступления в Кадетский корпус. Я уже говорил:
Мобильная Пехота дерется потому, что она Мобильная Пехота.
Сначала я решил, что курс читают для тех, кто не проходил его в школе.
К тому же почти четвертая часть кадет не были землянами, а на других
планетах Федерации преподавание истории не обязательно. Так что я уже
надеялся, что пока те, кому не повезет, будут слушать этот курс, у меня
освободится время для других, трудных, предметов.
Но я ошибся. Наравне со всеми я должен был прослушать курс целиком.
Правда, экзаменов, как и в школе, не устраивали: в конце обучения - беседа
с инструктором, без отметок. Главным было его мнение, годишься ли ты в
офицеры.
Если он давал отрицательное заключение, по этому поводу устраивали
целый консилиум, где решалось уже не то, можешь или не можешь ты быть
офицером, а возможность твоего пребывания в армии вообще, неважно в каком
звании. И они уже не смотрели, как лихо ты обращаешься с оружием...
лучшим исходом при этом было повторное прослушивание курса. А в худшем ты
становился штатским человеком...
Так ради чего я все-таки дрался? Может, это своего рода сумасшествие -
подставлять свое уязвимое тело нападающим и, мягко говоря, недружелюбным
представителям инопланетной цивилизации? Тем более, что платили за все
сущую ерунду (которую мы тут же при первой возможности тратили), да и чем
можно заплатить за часы ужаса, за ожидание близкой смерти? А ведь я мог
спокойно сидеть дома, в то время как войной занимались бы те, у кого
толстая кожа, или те, кому нравится играть в эти игры.
Или опять хвататься за присказку, что надо драться потому, мол, что мы
- Мобильная Пехота? Нет, ребята, это мысли на уровне подопытной павловской
собачки. Прочь догмы! Надо попробовать подумать по-настоящему.
Наш инструктор по истории и нравственной философии майор Райд был
слеп, но обладал жутковатой привычкой "смотреть" прямо в глаза и называть
по имени. Мы анализировали события сразу после окончания войны между
Русско-Англо-Американским альянсом и Китайской Гегемонией, то есть от 1987
года и дальше. В тот день перед занятиями мы узнали, что на Земле разрушен
еще один большой город - на этот раз погиб Сан-Франциско. Я ожидал, что
Райд скажет что-нибудь по этому поводу. В конце концов, и штатские теперь
должны были понять: или баги, или мы. Или драться, или всем погибать.
Но майор ни словом не обмолвился о трагедии с Сан-Франциско. Он взялся
мучить одного из нас договором в Нью-Дели, заострив внимание на проблеме
военнопленных. Отпустив наконец свою первую жертву, майор задумался, кого
бы избрать в качестве второй.
- Мистер Рико, - сказал он.
- Да, сэр.
- Можно ли отказ от освобождения тысячи военнопленных считать
достаточно обоснованной причиной для возобновления войны? Учтите, что при
возобновлении военных действий могут погибнуть миллионы ни в чем не
повинных людей, вернее. почти наверняка погибнут.
Я ни минуты не колебался:
- Да, сэр. Этой причины более чем достаточно.
- "Более чем достаточно". Ладно. А один пленный, которого не хотят
отпускать?
Я заколебался. Я знал ответ, но для Мобильной Пехоты. Не было
уверенности, что именно это он хочет от меня услышать. Райд нетерпеливо
сказал:
- Ну, давайте, мистер! У нас есть верхний предел - тысяча. Я предложил
вам обсудить низший предел - один человек. Прошу учесть, что дело
серьезнее, чем, например, занятие бизнесом. Хотя и бизнес требует точного
понимания ситуации. Вы же не можете выписать вексель на сумму "от одного до
тысячи фунтов". А ведь разворачивание войны гораздо более серьезное дело,
чем выдача пусть даже огромной суммы денег. Не будет ли преступлением -
вовлечь страну (а на деле две страны) в войну ради спасения одного
человека? А вдруг этот человек даже не заслуживает того? Или возьмет и
помрет, когда сыр-бор уже разгорится? Тысячи человек погибают ежедневно в
катастрофах и несчастных случаях... так стоит ли колебаться из-за одного? А
теперь - ответ! Отвечайте "да" или "нет"... Не задерживайте класс.
Он взял меня за горло. И я ответил так, как ответил бы на моем месте
любой десантник:
- Да, сэр!
- Что "да"?
- Неважно, тысяча человек или один. Нужно драться.
- Ага! Число пленных роли не играет. Почему?
Черт побери! Он меня поймал. Я знал, что ответ правильный. Но не знал
почему. Райд с легкой иронией подбадривал меня:
- Давайте же, мистер Рико, доказывайте. Здесь мы имеем дело с точной
наукой. Вы дали математический ответ, теперь должны его доказать. Ведь
кто-нибудь начнет кричать, что ваше утверждение абсурдно, что по аналогии
одна картофелина стоит столько же - ни больше, ни меньше, - сколько тысяча
таких же. А?
- Нет, сэр.
- Что "нет"? Доказывайте, доказывайте.
- Людей нельзя сравнивать с картошкой.
- Ну хорошо, хорошо, мистер Рико. Я думаю, мы и так сегодня уже
слишком напрягли ваши усталые мозги. Завтра принесете мне письменное
доказательство. Так и быть, дам вам совет. Посмотрите ссылку номер семь к
сегодняшней главе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26