Определенная, конечно.
Казармы, в которых мы обитали, были вполне комфортабельными, и кормили
там на убой. Никаких правил внутреннего распорядка практически не
существовало - можно было вообще туда не приходить. Я, тем не менее, всегда
возвращался: казалось глупым тратиться на отели, когда в твоем распоря-
жении уютное чистое жилье и возможность потратить свои деньги с гораздо
большим толком.
Мы жили не хуже, чем в отеле. У нас с Эйсом был номер на двоих на
"сержантском" этаже. Однажды утром, видимо, после ночи активного отдыха,
Эйс пытался меня растолкать.
- Подъем, солдат! Нас атакуют баги!
Я сказал ему, что нужно сделать с этими багами.
- Давай, давай, поднимайся, - настаивал он.
- Мне все равно нечего делать. Я пуст, - пробормотал я.
Как раз накануне вечером я познакомился со специалистом по химии
(женщиной, естественно, и привлекательной) с исследовательской станции. Они
работали вместе с Карлом на Плутоне, и Карл в письме просил найти ее, когда
буду на Санкторе. У специалиста была стройная фигура, ослепительно рыжие
волосы и весьма дорогостоящие привычки. Несомненно, Карл наговорил ей, что
у меня на отдыхе должна быть при себе сумма, слишком обременительная для
одного человека. Из чего она уже сама сделала вывод, что всю ночь может
купаться в местном шампанском. Я не стал подводить Карла, скрыл, что у меня
на руках лишь скромный гонорар десантника, и всю ночь поил ее шампанским.
Сам же я пил то, что они здесь называют "ананасовым крюшоном" (хотя даже
следов ананаса ни в одном бокале не нашел). В результате после всех
хождений по барам я вынужден был идти домой пешком - денег на такси уже не
оставалось. Но я был доволен. В конце концов, для чего вообще существуют
деньги? Я говорю о деньгах, заработанных на войне с багами, конечно.
- Не дури, - сказал Эйс. - Так и быть - угощаю. Мне как раз везло этой
ночью. Ободрал одного флотского как липку.
Короче, пришлось встать, побриться и принять душ. Потом мы спустились
вниз и набрали в столовой всякой всячины - от яиц и картошки до джема и
замысловатых пирожных. Выйдя, мы оба почувствовали, что после такого
количества пищи не сможем одолеть Черчилль-роуд. Поэтому завалились в
первый попавшийся бар. Я и здесь сделал попытку найти крюшон из настоящих
ананасов и опять потерпел неудачу. Крюшон был насквозь поддельным, зато
холодным. Видно, никогда в жизни не удается получить все сразу.
Мы лениво болтали о том о сем, Эйс заказал по второму кругу. Я
попробовал его крюшон из земляники - то же самое. Эйс молча разглядывал
свой стакан, потом вдруг спросил:
- Когда-нибудь думал о том, чтобы стать офицером?
- Чего? Ты спятил, - сказал я.
- Вовсе нет. Погляди сам, Джонни, этой войне не видно конца. Неважно,
что твердят пропагандисты, успокаивая штатских. Мы-то с тобой видим, что
баги просто так не утихомирятся. Так почему бы не попытаться спланировать
свое будущее, посмотреть вперед? Знаешь, как шутят? Если ты решил играть
в оркестре, то лучше махать дирижерской палочкой, чем стучать в большой
барабан.
Беседа приняла неожиданный оборот, я был смущен и не знал, что ему
ответить. Такое предложение, да еще от Эйса... Я спросил первое, что пришло
в голову:
- А ты сам? Почему бы тебе не попробовать?
- Мне? - переспросил он. - Опомнись, сынок, о чем ты говоришь? У меня
нет твоего образования, и я на десять лет старше. А у тебя подходящий
интеллектуальный индекс, и я уверен, что ты проскочишь экзамены в Кадетский
корпус. Точно говорю - если пойдешь в профессионалы, станешь сержантом
раньше меня. А через день станешь кадетом...
- Теперь я знаю - ты точно спятил!
- Послушай человека, который годится тебе в отцы. Я не хотел
говорить... ты в меру глупый, романтичный и честный человек. Будешь
офицером, которого полюбят солдаты и за которым они пойдут. А что касается
меня... что ж, я рожден быть сержантом. Я достаточно пессимистично смотрю
на жизнь. Такие, как я, нужны, чтобы уравновешивать энтузиазм таких, как
ты. Что меня ждет? Ну, стану когда-нибудь сержантом... потом пройдет
двадцать лет службы - уволюсь. Пойду на подходящую работенку - может быть,
полицейским. Женюсь на простой хорошей женщине с такими же простыми
вкусами, как и у меня. Буду болеть за какую-нибудь спортивную команду,
ловить рыбу, а придет время - спокойно отойду в мир иной.
Эйс умолк и отхлебнул из стакана.
- А ты, - продолжил он, - будешь воевать, дослужишься до больших чинов
и геройски погибнешь. А я прочту о твоей гибели и гордо скажу: "Я знал
этого человека, когда..." Нет, я скажу, что часто одалживал тебе деньги -
мы оба были капралами... Правда, здорово?..
- Я никогда не думал об этом, - медленно сказал я. - Хотел только
отслужить срок.
Он усмехнулся:
- О каком сроке ты говоришь! Ты слышал, чтобы кого-нибудь сейчас
увольняли? Война идет, а ты все твердишь о двухлетнем сроке!
Он был прав. Пока идет такая страшная война, говорить о сроках службы
бессмысленно. По крайней мере, нам. Я подумал, что сейчас разговор о сроке
службы - это показатель отношения к ней. Тот, кто думает о "двух годах",
знает, что рано или поздно уйдет из армии. В глубине души он чувствует себя
гостем Службы. Он может говорить: "Когда эта треклятая война кончится..."
Профессионал никогда так не скажет. Для него увольнение через двадцать лет
- конец самого важного этапа жизни. Быть может, для профессионала
равноценны оба возможных исхода - увольнение и гибель в бою...
- Ну, может быть, и не два года, - признал я. - Но ведь война не может
длиться вечно.
- Так уж и не может?
- А, по-твоему, она навечно?
- Господи, кабы я знал. Однако никто мне этих секретных данных не
сообщает. Но ведь это не главное, что тебя тревожит, Джонни? У тебя есть
девчонка, которая тебя ждет?
- Нет. Вернее, была, - сказал я медленно. - Но, по-моему, она решила
со мной "просто дружить".
Я приврал только потому, что Эйс ожидал услышать что-то в этом роде.
Кармен не была моей девушкой, она вообще никому ничего не обещала. Но я
изредка получал от нее письма, всегда начинавшиеся словами "Дорогой
Джонни...".
Эйс понимающе кивнул.
- С ними всегда так. Они предпочитают штатских - наверное, тех легче
пилить. Ничего, сынок. Когда уволишься, они набросятся на тебя, шагу не
дадут ступить... Хотя тебе тогда уже будет не до них, ха-ха... Брак - это
катастрофа для молодого и комфорт для старика.
Он посмотрел на мой стакан.
- Меня мутит, когда вижу, как ты пьешь такую дрянь.
- Мне тоже тошно, когда смотрю на твою землянику, - сказал я,
Он пожал плечами:
- О вкусах не спорят. Подумай все-таки над тем, что я сказал.
- Я подумаю.
Вскоре Эйс занялся своим излюбленным спортом - сел за карточный
столик. Я одолжил у него денег и пошел прогуляться. Мне действительно
захотелось все обдумать.
Стать профессионалом? Дело, конечно, не в том, что нужно будет снова
учиться и сдавать экзамены... Хочу ли я связать всю свою жизнь с армией? Я
пошел на службу, чтобы получить гражданство, правильно? А если стану
профессиональным военным, то буду снова так же далек от права голосовать
и быть избранным, как и до начала службы. Потому что, пока носишь форму, у
тебя нет права голосовать. Тут нечего спорить, так и должно быть. Я
представил, как идиоты из Мобильной Пехоты собирают среди десантников
голоса против очередной военной кампании.
Значит, я поступил на службу, чтобы потом иметь право голосовать.
Так ли это?
Действительно ли меня так волновала мысль о будущих привилегиях? Мне
так хотелось принимать участие в выборах? Нет, скорее прельщал сам статус
гражданина Федерации. Я бы гордился...
Я вдруг понял, что до конца жизни так и не смогу разобраться, почему я
пошел на Службу.
Если задуматься, то ведь не право голоса делает из человека
гражданина. Наш лейтенант был гражданином в лучшем смысле этого слова, хотя
ему ни разу так и не пришлось опускать бюллетень в урну для голосования. Но
он каждый раз "голосовал", идя в десант.
Но ведь то же самое можно сказать про меня. Тогда почему бы мне не
пойти в профессионалы? Ну хорошо, хорошо. Но ведь опять придется проходить
через комиссию, сдавать экзамены. Я вспомнил Эйса и представил себя через
двадцать лет - с нашивками на груди и теплыми домашними тапочками у дивана.
Или вечером в Доме ветеранов - в компании боевых друзей, вспоминающих былые
десанты.
Значит, все-таки Кадетский корпус? Теперь я услышал голос Эла
Дженкинса: "Да, я рядовой! Никто не ждет от тебя ничего сногсшибательного,
если ты просто рядовой! Кому охота быть офицером? Или сержантом? Они дышат
тем же самым воздухом, что и мы, не так ли? Едят ту же пищу. Ходят
развлекаться в те же заведения, выбрасываются в тех же капсулах. Но рядовой
при этом еще и ни за что не отвечает. Никаких проблем".
По-своему Эл тоже был прав. Что с того, что у меня на рукаве шевроны?
Только лишние неприятности.
И в то же время я прекрасно понимал, что стану сержантом, если только
предложат. Не смогу отказаться: среди десантников не принято отлынивать.
Тебе дают задание, ты берешься за него - вот и все. Например, сдаешь
экзамены.
Неужели это осуществимо? Думал ли я, что могу стать таким же, каким
был наш лейтенант Расжак?
Я очнулся от своих раздумий и увидел, что нахожусь возле здания
Кадетского корпуса. Странно, я ведь и не думал сюда приходить. На плацу,
сержант гонял группу кадет, и я сразу вспомнил лагерь Курье. Солнце
припекало, и плац казался куда как менее заманчивым, чем кают-компания на
"Роджере".
И без того взмокшие ребята перешли на рысь, сержант крикнул что-то
грозное отстающим. Знакомое дело. Я тряхнул головой и пошел дальше.
Теперь ноги привели меня обратно к казарме. Я постучал в дверь номера,
который единолично занимал Джелли.
Он был у себя: ноги на столе, в руках иллюстрированный журнал. Этот
журнал поглощал все его внимание. Я опять постучал - по раскрытой двери.
Он опустил журнал:
- Это ты?
- Серж... я хотел сказать, лейтенант...
- Ближе к делу!
- Сэр, я хочу перейти на профессиональную службу.
Он опустил ноги со стола на пол.
- Подними правую руку.
Он привел меня к присяге, залез в один из ящиков стола и достал
бумаги.
Бумаги, оказывается, были давно готовы, и он только ждал, когда я
приду подписать.
11
Одна хорошая военная подготовка
ни в коей мере не может служить
основанием для производства в офи-
церы... офицер - это джентльмен,
получивший либеральное образова-
ние, с аристократическими манерами
и непоколебимым чувством собствен-
ного достоинства... Мне кажется, я
достаточно ясно дал понять, какая
огромная ответственность на вас
возлгается... Мы обязаны добиться
победы теми средствами, которые
имеются у нас в распоряжении.
Джон Пол Джонс, 14 сентября
1755 года. Из послания командова-
нию флота повстанцев Северной
Америки
Наш "Роджер" снова вернулся на базу за пополнением капсул. И людей, Эл
Дженкинс получил свое, прикрывая отход раненых. Погиб и наш падре. Но,
несмотря на это, я уходил из части. На мне красовались новенькие
сержантские шевроны (вместо Миглаччио), но я знал, что точно такие же
получит Эйс, как только я уйду с корабля. Производя меня в сержанты, Джелли
придавал мне "дополнительное ускорение" для поступления в Кадетский корпус.
Но от себя я не мог скрыть, что глупо, как мальчишка, горжусь новыми
шевронами. После прибытия на Санктор я вошел в двери космопорта, задрав
нос, и, не глядя, сунул чиновнику бумаги. Я стоял и ждал, пока таможенник
примеривался, куда лучше поставить свой никчемный штамп, - и в это время
позади меня кто-то сказал:
- Извините, сержант. Эта шлюпка с "Роджера Янга"?
Я повернулся к говорившему, скользнул взглядом по его рукаву -
небольшого роста, сутуловатый капрал, - наверное, один из наших новых...
- Отец!
В следующее мгновение капрал уже сжимал меня в объятиях.
- Джонни! Джонни! Мой маленький Джонни! Я обнял его, поцеловал и
почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Представляю, как оторопели
чиновники космопорта: сержант целуется с капралом. Потом мы отдышались,
вытерли глаза и рассмотрели друг друга получше.
- Давай найдем уголок, сядем и спокойно поговорим. Я хочу знать... обо
всем! - Я глубоко вздохнул. - Я был уверен, что ты погиб.
- Нет. Несколько раз был близок к этому, но обошлось. Но, сынок...
сержант. Ведь мне нужна шлюпка с "Роджера Янга". Понимаешь...
- Ну, конечно, она с "Роджера". Я только...
Он страшно огорчился.
- Тогда мне нужно спешить. Прямо сейчас. Я должен доложить о прибытии.
- Тут он снова заулыбался: - Но ведь ты скоро вернешься на корабль, Джонни?
Или у тебя отпуск?
- Нет, папа, - я стал быстро соображать, что делать. - Послушай, папа,
я знаю расписание. У нас еще куча времени: эта шлюпка уйдет только через
час. Они будут заправляться, грузить почту, ждать ребят из увольнения...
Он колебался.
- Но у меня приказ сразу по прибытии доложить пилоту первой же шлюпки
с "Роджера Янга".
- Папа, папа! Ты все такой же пунктуальный. Девчонке, которая
командует шлюпкой, абсолютно все равно, когда ты объявишься - сейчас или
перед самым стартом. Во всяком случае, за десять минут до отправления они
объявят по радио свой причал и пригласят всех желающих. Не бойся, не
опоздаешь.
Он позволил отвести себя к незанятой скамейке в углу зала ожидания.
Когда мы устроились, он спросил:
- Ты полетишь на одной шлюпке со мной или позже?
- Я... - я не знал, что сказать, и просто показал ему свои бумаги.
Он прочел и опять прослезился, а я поспешил его успокоить:
- Послушай, отец! Я постараюсь в любом случае вернуться. Я хочу
воевать со своими ребятами, мне никто не нужен, кроме "сорвиголов". А тем
более теперь, когда и ты с нами... э-э... То есть я понимаю, тебе будет
неловко... но...
- В этом нет ничего стыдного, Джонни.
- Да?
- Я буду только гордиться. Мой сын станет офицером. Мой маленький
Джонни. Я долго ждал и подожду еще немного. - Он улыбнулся. - Ты вырос,
сынок. И возмужал.
- Со стороны виднее. Но, отец, я ведь еще не офицер, и может так
случиться, что всего через несколько дней вернусь обратно, к
"сорвиголовам".
- Хватит об этом, Джонни.
- Ладно.
- Я уверен, что ты сделаешь все как надо. И не говори больше, что у
тебя не получится. - Он вдруг улыбнулся. - Впервые в жизни командую
сержантом. Да еще говорю ему, чтобы он заткнулся.
- Ладно, отец. Только знай, что я в любом случае постараюсь вернуться
к "сорвиголовам". Единственное, что...
- Я понимаю. Твоя просьба ничего не будет значить, пока не будет
вакансии. Не будем гадать. Если у нас в распоряжении всего час, давай
используем его на полную катушку. Рассказывай о себе, Джонни.
- У меня все хорошо, - сказал я вроде бы ничего не значащую фразу, но
тут же подумал, что мне действительно нравится моя жизнь. И еще я подумал,
что это просто счастливый случай - отец попал к "сорвиголовам". Там мои
друзья, и там ему будет лучше, чем где бы то ни было. Ребята позаботятся о
нем, ограждая по мере сил от опасности. Надо послать телеграмму Эйсу. Отец
такой человек, что не признается в нашем родстве... - Отец, как долго ты
уже на службе?
- Чуть больше года.
- И уже капрал!
Он погрустнел.
- Сейчас в Мобильной Пехоте люди быстро растут.
Я понял, что он вспоминает тех, кто погиб, и попытался отвлечь его от
мрачных мыслей:
- Но тебе не кажется, что ты... ну как бы это сказать... ну, не очень
подходишь по возрасту к тому, чтобы воевать в пехоте? Ведь можно служить на
флоте или заняться математикой в отделе расчетов.
- Я хотел пойти в Мобильную Пехоту и добился своего! - сказал он
гордо. - В конце концов, я не старше многих других капралов и сержантов. И
вообще, сынок, тот факт, что я на двадцать два года старше тебя, вовсе не
означает, что я должен кататься в инвалидной коляске. У возраста есть свои
преимущества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Казармы, в которых мы обитали, были вполне комфортабельными, и кормили
там на убой. Никаких правил внутреннего распорядка практически не
существовало - можно было вообще туда не приходить. Я, тем не менее, всегда
возвращался: казалось глупым тратиться на отели, когда в твоем распоря-
жении уютное чистое жилье и возможность потратить свои деньги с гораздо
большим толком.
Мы жили не хуже, чем в отеле. У нас с Эйсом был номер на двоих на
"сержантском" этаже. Однажды утром, видимо, после ночи активного отдыха,
Эйс пытался меня растолкать.
- Подъем, солдат! Нас атакуют баги!
Я сказал ему, что нужно сделать с этими багами.
- Давай, давай, поднимайся, - настаивал он.
- Мне все равно нечего делать. Я пуст, - пробормотал я.
Как раз накануне вечером я познакомился со специалистом по химии
(женщиной, естественно, и привлекательной) с исследовательской станции. Они
работали вместе с Карлом на Плутоне, и Карл в письме просил найти ее, когда
буду на Санкторе. У специалиста была стройная фигура, ослепительно рыжие
волосы и весьма дорогостоящие привычки. Несомненно, Карл наговорил ей, что
у меня на отдыхе должна быть при себе сумма, слишком обременительная для
одного человека. Из чего она уже сама сделала вывод, что всю ночь может
купаться в местном шампанском. Я не стал подводить Карла, скрыл, что у меня
на руках лишь скромный гонорар десантника, и всю ночь поил ее шампанским.
Сам же я пил то, что они здесь называют "ананасовым крюшоном" (хотя даже
следов ананаса ни в одном бокале не нашел). В результате после всех
хождений по барам я вынужден был идти домой пешком - денег на такси уже не
оставалось. Но я был доволен. В конце концов, для чего вообще существуют
деньги? Я говорю о деньгах, заработанных на войне с багами, конечно.
- Не дури, - сказал Эйс. - Так и быть - угощаю. Мне как раз везло этой
ночью. Ободрал одного флотского как липку.
Короче, пришлось встать, побриться и принять душ. Потом мы спустились
вниз и набрали в столовой всякой всячины - от яиц и картошки до джема и
замысловатых пирожных. Выйдя, мы оба почувствовали, что после такого
количества пищи не сможем одолеть Черчилль-роуд. Поэтому завалились в
первый попавшийся бар. Я и здесь сделал попытку найти крюшон из настоящих
ананасов и опять потерпел неудачу. Крюшон был насквозь поддельным, зато
холодным. Видно, никогда в жизни не удается получить все сразу.
Мы лениво болтали о том о сем, Эйс заказал по второму кругу. Я
попробовал его крюшон из земляники - то же самое. Эйс молча разглядывал
свой стакан, потом вдруг спросил:
- Когда-нибудь думал о том, чтобы стать офицером?
- Чего? Ты спятил, - сказал я.
- Вовсе нет. Погляди сам, Джонни, этой войне не видно конца. Неважно,
что твердят пропагандисты, успокаивая штатских. Мы-то с тобой видим, что
баги просто так не утихомирятся. Так почему бы не попытаться спланировать
свое будущее, посмотреть вперед? Знаешь, как шутят? Если ты решил играть
в оркестре, то лучше махать дирижерской палочкой, чем стучать в большой
барабан.
Беседа приняла неожиданный оборот, я был смущен и не знал, что ему
ответить. Такое предложение, да еще от Эйса... Я спросил первое, что пришло
в голову:
- А ты сам? Почему бы тебе не попробовать?
- Мне? - переспросил он. - Опомнись, сынок, о чем ты говоришь? У меня
нет твоего образования, и я на десять лет старше. А у тебя подходящий
интеллектуальный индекс, и я уверен, что ты проскочишь экзамены в Кадетский
корпус. Точно говорю - если пойдешь в профессионалы, станешь сержантом
раньше меня. А через день станешь кадетом...
- Теперь я знаю - ты точно спятил!
- Послушай человека, который годится тебе в отцы. Я не хотел
говорить... ты в меру глупый, романтичный и честный человек. Будешь
офицером, которого полюбят солдаты и за которым они пойдут. А что касается
меня... что ж, я рожден быть сержантом. Я достаточно пессимистично смотрю
на жизнь. Такие, как я, нужны, чтобы уравновешивать энтузиазм таких, как
ты. Что меня ждет? Ну, стану когда-нибудь сержантом... потом пройдет
двадцать лет службы - уволюсь. Пойду на подходящую работенку - может быть,
полицейским. Женюсь на простой хорошей женщине с такими же простыми
вкусами, как и у меня. Буду болеть за какую-нибудь спортивную команду,
ловить рыбу, а придет время - спокойно отойду в мир иной.
Эйс умолк и отхлебнул из стакана.
- А ты, - продолжил он, - будешь воевать, дослужишься до больших чинов
и геройски погибнешь. А я прочту о твоей гибели и гордо скажу: "Я знал
этого человека, когда..." Нет, я скажу, что часто одалживал тебе деньги -
мы оба были капралами... Правда, здорово?..
- Я никогда не думал об этом, - медленно сказал я. - Хотел только
отслужить срок.
Он усмехнулся:
- О каком сроке ты говоришь! Ты слышал, чтобы кого-нибудь сейчас
увольняли? Война идет, а ты все твердишь о двухлетнем сроке!
Он был прав. Пока идет такая страшная война, говорить о сроках службы
бессмысленно. По крайней мере, нам. Я подумал, что сейчас разговор о сроке
службы - это показатель отношения к ней. Тот, кто думает о "двух годах",
знает, что рано или поздно уйдет из армии. В глубине души он чувствует себя
гостем Службы. Он может говорить: "Когда эта треклятая война кончится..."
Профессионал никогда так не скажет. Для него увольнение через двадцать лет
- конец самого важного этапа жизни. Быть может, для профессионала
равноценны оба возможных исхода - увольнение и гибель в бою...
- Ну, может быть, и не два года, - признал я. - Но ведь война не может
длиться вечно.
- Так уж и не может?
- А, по-твоему, она навечно?
- Господи, кабы я знал. Однако никто мне этих секретных данных не
сообщает. Но ведь это не главное, что тебя тревожит, Джонни? У тебя есть
девчонка, которая тебя ждет?
- Нет. Вернее, была, - сказал я медленно. - Но, по-моему, она решила
со мной "просто дружить".
Я приврал только потому, что Эйс ожидал услышать что-то в этом роде.
Кармен не была моей девушкой, она вообще никому ничего не обещала. Но я
изредка получал от нее письма, всегда начинавшиеся словами "Дорогой
Джонни...".
Эйс понимающе кивнул.
- С ними всегда так. Они предпочитают штатских - наверное, тех легче
пилить. Ничего, сынок. Когда уволишься, они набросятся на тебя, шагу не
дадут ступить... Хотя тебе тогда уже будет не до них, ха-ха... Брак - это
катастрофа для молодого и комфорт для старика.
Он посмотрел на мой стакан.
- Меня мутит, когда вижу, как ты пьешь такую дрянь.
- Мне тоже тошно, когда смотрю на твою землянику, - сказал я,
Он пожал плечами:
- О вкусах не спорят. Подумай все-таки над тем, что я сказал.
- Я подумаю.
Вскоре Эйс занялся своим излюбленным спортом - сел за карточный
столик. Я одолжил у него денег и пошел прогуляться. Мне действительно
захотелось все обдумать.
Стать профессионалом? Дело, конечно, не в том, что нужно будет снова
учиться и сдавать экзамены... Хочу ли я связать всю свою жизнь с армией? Я
пошел на службу, чтобы получить гражданство, правильно? А если стану
профессиональным военным, то буду снова так же далек от права голосовать
и быть избранным, как и до начала службы. Потому что, пока носишь форму, у
тебя нет права голосовать. Тут нечего спорить, так и должно быть. Я
представил, как идиоты из Мобильной Пехоты собирают среди десантников
голоса против очередной военной кампании.
Значит, я поступил на службу, чтобы потом иметь право голосовать.
Так ли это?
Действительно ли меня так волновала мысль о будущих привилегиях? Мне
так хотелось принимать участие в выборах? Нет, скорее прельщал сам статус
гражданина Федерации. Я бы гордился...
Я вдруг понял, что до конца жизни так и не смогу разобраться, почему я
пошел на Службу.
Если задуматься, то ведь не право голоса делает из человека
гражданина. Наш лейтенант был гражданином в лучшем смысле этого слова, хотя
ему ни разу так и не пришлось опускать бюллетень в урну для голосования. Но
он каждый раз "голосовал", идя в десант.
Но ведь то же самое можно сказать про меня. Тогда почему бы мне не
пойти в профессионалы? Ну хорошо, хорошо. Но ведь опять придется проходить
через комиссию, сдавать экзамены. Я вспомнил Эйса и представил себя через
двадцать лет - с нашивками на груди и теплыми домашними тапочками у дивана.
Или вечером в Доме ветеранов - в компании боевых друзей, вспоминающих былые
десанты.
Значит, все-таки Кадетский корпус? Теперь я услышал голос Эла
Дженкинса: "Да, я рядовой! Никто не ждет от тебя ничего сногсшибательного,
если ты просто рядовой! Кому охота быть офицером? Или сержантом? Они дышат
тем же самым воздухом, что и мы, не так ли? Едят ту же пищу. Ходят
развлекаться в те же заведения, выбрасываются в тех же капсулах. Но рядовой
при этом еще и ни за что не отвечает. Никаких проблем".
По-своему Эл тоже был прав. Что с того, что у меня на рукаве шевроны?
Только лишние неприятности.
И в то же время я прекрасно понимал, что стану сержантом, если только
предложат. Не смогу отказаться: среди десантников не принято отлынивать.
Тебе дают задание, ты берешься за него - вот и все. Например, сдаешь
экзамены.
Неужели это осуществимо? Думал ли я, что могу стать таким же, каким
был наш лейтенант Расжак?
Я очнулся от своих раздумий и увидел, что нахожусь возле здания
Кадетского корпуса. Странно, я ведь и не думал сюда приходить. На плацу,
сержант гонял группу кадет, и я сразу вспомнил лагерь Курье. Солнце
припекало, и плац казался куда как менее заманчивым, чем кают-компания на
"Роджере".
И без того взмокшие ребята перешли на рысь, сержант крикнул что-то
грозное отстающим. Знакомое дело. Я тряхнул головой и пошел дальше.
Теперь ноги привели меня обратно к казарме. Я постучал в дверь номера,
который единолично занимал Джелли.
Он был у себя: ноги на столе, в руках иллюстрированный журнал. Этот
журнал поглощал все его внимание. Я опять постучал - по раскрытой двери.
Он опустил журнал:
- Это ты?
- Серж... я хотел сказать, лейтенант...
- Ближе к делу!
- Сэр, я хочу перейти на профессиональную службу.
Он опустил ноги со стола на пол.
- Подними правую руку.
Он привел меня к присяге, залез в один из ящиков стола и достал
бумаги.
Бумаги, оказывается, были давно готовы, и он только ждал, когда я
приду подписать.
11
Одна хорошая военная подготовка
ни в коей мере не может служить
основанием для производства в офи-
церы... офицер - это джентльмен,
получивший либеральное образова-
ние, с аристократическими манерами
и непоколебимым чувством собствен-
ного достоинства... Мне кажется, я
достаточно ясно дал понять, какая
огромная ответственность на вас
возлгается... Мы обязаны добиться
победы теми средствами, которые
имеются у нас в распоряжении.
Джон Пол Джонс, 14 сентября
1755 года. Из послания командова-
нию флота повстанцев Северной
Америки
Наш "Роджер" снова вернулся на базу за пополнением капсул. И людей, Эл
Дженкинс получил свое, прикрывая отход раненых. Погиб и наш падре. Но,
несмотря на это, я уходил из части. На мне красовались новенькие
сержантские шевроны (вместо Миглаччио), но я знал, что точно такие же
получит Эйс, как только я уйду с корабля. Производя меня в сержанты, Джелли
придавал мне "дополнительное ускорение" для поступления в Кадетский корпус.
Но от себя я не мог скрыть, что глупо, как мальчишка, горжусь новыми
шевронами. После прибытия на Санктор я вошел в двери космопорта, задрав
нос, и, не глядя, сунул чиновнику бумаги. Я стоял и ждал, пока таможенник
примеривался, куда лучше поставить свой никчемный штамп, - и в это время
позади меня кто-то сказал:
- Извините, сержант. Эта шлюпка с "Роджера Янга"?
Я повернулся к говорившему, скользнул взглядом по его рукаву -
небольшого роста, сутуловатый капрал, - наверное, один из наших новых...
- Отец!
В следующее мгновение капрал уже сжимал меня в объятиях.
- Джонни! Джонни! Мой маленький Джонни! Я обнял его, поцеловал и
почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Представляю, как оторопели
чиновники космопорта: сержант целуется с капралом. Потом мы отдышались,
вытерли глаза и рассмотрели друг друга получше.
- Давай найдем уголок, сядем и спокойно поговорим. Я хочу знать... обо
всем! - Я глубоко вздохнул. - Я был уверен, что ты погиб.
- Нет. Несколько раз был близок к этому, но обошлось. Но, сынок...
сержант. Ведь мне нужна шлюпка с "Роджера Янга". Понимаешь...
- Ну, конечно, она с "Роджера". Я только...
Он страшно огорчился.
- Тогда мне нужно спешить. Прямо сейчас. Я должен доложить о прибытии.
- Тут он снова заулыбался: - Но ведь ты скоро вернешься на корабль, Джонни?
Или у тебя отпуск?
- Нет, папа, - я стал быстро соображать, что делать. - Послушай, папа,
я знаю расписание. У нас еще куча времени: эта шлюпка уйдет только через
час. Они будут заправляться, грузить почту, ждать ребят из увольнения...
Он колебался.
- Но у меня приказ сразу по прибытии доложить пилоту первой же шлюпки
с "Роджера Янга".
- Папа, папа! Ты все такой же пунктуальный. Девчонке, которая
командует шлюпкой, абсолютно все равно, когда ты объявишься - сейчас или
перед самым стартом. Во всяком случае, за десять минут до отправления они
объявят по радио свой причал и пригласят всех желающих. Не бойся, не
опоздаешь.
Он позволил отвести себя к незанятой скамейке в углу зала ожидания.
Когда мы устроились, он спросил:
- Ты полетишь на одной шлюпке со мной или позже?
- Я... - я не знал, что сказать, и просто показал ему свои бумаги.
Он прочел и опять прослезился, а я поспешил его успокоить:
- Послушай, отец! Я постараюсь в любом случае вернуться. Я хочу
воевать со своими ребятами, мне никто не нужен, кроме "сорвиголов". А тем
более теперь, когда и ты с нами... э-э... То есть я понимаю, тебе будет
неловко... но...
- В этом нет ничего стыдного, Джонни.
- Да?
- Я буду только гордиться. Мой сын станет офицером. Мой маленький
Джонни. Я долго ждал и подожду еще немного. - Он улыбнулся. - Ты вырос,
сынок. И возмужал.
- Со стороны виднее. Но, отец, я ведь еще не офицер, и может так
случиться, что всего через несколько дней вернусь обратно, к
"сорвиголовам".
- Хватит об этом, Джонни.
- Ладно.
- Я уверен, что ты сделаешь все как надо. И не говори больше, что у
тебя не получится. - Он вдруг улыбнулся. - Впервые в жизни командую
сержантом. Да еще говорю ему, чтобы он заткнулся.
- Ладно, отец. Только знай, что я в любом случае постараюсь вернуться
к "сорвиголовам". Единственное, что...
- Я понимаю. Твоя просьба ничего не будет значить, пока не будет
вакансии. Не будем гадать. Если у нас в распоряжении всего час, давай
используем его на полную катушку. Рассказывай о себе, Джонни.
- У меня все хорошо, - сказал я вроде бы ничего не значащую фразу, но
тут же подумал, что мне действительно нравится моя жизнь. И еще я подумал,
что это просто счастливый случай - отец попал к "сорвиголовам". Там мои
друзья, и там ему будет лучше, чем где бы то ни было. Ребята позаботятся о
нем, ограждая по мере сил от опасности. Надо послать телеграмму Эйсу. Отец
такой человек, что не признается в нашем родстве... - Отец, как долго ты
уже на службе?
- Чуть больше года.
- И уже капрал!
Он погрустнел.
- Сейчас в Мобильной Пехоте люди быстро растут.
Я понял, что он вспоминает тех, кто погиб, и попытался отвлечь его от
мрачных мыслей:
- Но тебе не кажется, что ты... ну как бы это сказать... ну, не очень
подходишь по возрасту к тому, чтобы воевать в пехоте? Ведь можно служить на
флоте или заняться математикой в отделе расчетов.
- Я хотел пойти в Мобильную Пехоту и добился своего! - сказал он
гордо. - В конце концов, я не старше многих других капралов и сержантов. И
вообще, сынок, тот факт, что я на двадцать два года старше тебя, вовсе не
означает, что я должен кататься в инвалидной коляске. У возраста есть свои
преимущества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26