Поэтому светлая ночь лучше: в деревне поднимется паника, и
карибы бросятся бежать во все стороны.
- А как со стороны ручья? - вновь поинтересовался Уаки.
- На противоположной от деревни стороне ручья, тоже по опушке леса,
мы расставим своих стрелков...
Слово попросила юная Симара:
- Белый Ягуар, ты сказал, что надо убить только тех карибов из
Боровая, которые для нас опасны. А женщин и детей?
- Женщин - только тех, которые возьмут в руки оружие, а мужчин - всех
старше четырнадцати лет...
- А кому нет четырнадцати, - враждебно выкрикнул шаман Арасибо, - тех
отпустим?! Потом они через три-четыре года ножами перережут нам, аравакам,
горло! Будут опять ловить негров и нападать на другие индейские племена!
Ты этого хочешь, Белый Ягуар?
Я возмутился.
- Нет, этого я не хочу! Но я не хочу и убивать детей!
- Четырнадцатилетние - это уже не дети! - вскричал, нет, завопил
Арасибо. Глаза его сверкнули, словно у разъяренного тигра.
Сразу же начался общий галдеж. Всем на шхуне вдруг захотелось
высказать свое мнение. Только четверо: Арнак, Вагура, Мигуэль и Симара -
продолжали сидеть молча.
Я встал и велел Симаре подать мне шкуру ягуара, а набросив ее на
плечи, дал знак всем умолкнуть. Когда шум стих, я, не скрывая в голосе
огорчения, заявил, что ухожу и вернусь через десять минут за окончательным
решением.
- Оставайтесь, люди племени араваков, прежде слывшие своей добротой и
великодушием! - бросил я им. - Я не верю, что вам свойственна жестокость!
Сказав это, я отошел шагов на двадцать и сел на корме. Оттуда мне
было слышно все, о чем они говорят.
Конечно же, мои друзья без труда сумели образумить людей, и все
решили, что да, детей младше четырнадцати лет трогать не будут. Не прошло
и десяти минут, как ко мне прихромал Арасибо и самым дружелюбным тоном, на
какой он был способен, стал уверять меня в своей верности и дружбе.
Подходя, он дружески протянул мне обе руки:
- Прости меня, Белый Ягуар. Я всегда был и останусь... - Он замялся,
и тогда я закончил за него:
- Знаю! Ты мой друг! - И добавил: - Но знай и ты, что я тоже хочу
быть твоим другом, но другом настоящего аравака!

РАЗГРОМ ГНЕЗДА ОХОТНИКОВ ЗА НЕВОЛЬНИКАМИ
Подготовка к операции заняла у нас целых три дня. Мы не только
пополняли запасы провизии, а шаман Арасибо собирал лекарственные травы для
ран, но и чистили огнестрельное оружие (а на каждого приходилось больше
чем по одному ружью), готовили впрок заряды, точили ножи и топоры,
особенно те, что нужны были для рубки проходов в чаще, пополняли колчаны
стрелами, изготовляли новые копья и дротики, готовили к бою палицы и щиты.
План наш состоял в следующем: после успешного уничтожения деревни
Боровай мы тут же возвращаемся на Эссекибо и в тот же день, не откладывая
ни на час, начинаем операцию против плантации Бленхейм: даем сигнал
невольникам к началу восстания и помогаем им захватить и покарать их
истязателей, затем берем в плен плантатора и его семью, а освобожденных
рабов отправляем на восток, на реку Бербис. После этого остается только
сровнять с землей всю плантацию.
На шхуне, среди араваков и всех остальных, царил такой подъем и такой
боевой дух, что все поголовно хотели идти на Боровай и никто не хотел
остаться охранять корабль. Чтобы хоть как-то утешить тех четверых, кому
выпало охранять шхуну, я поручил им важное задание: в ночь, когда мы
выступим в Боровай, они должны будут с величайшей осторожностью подплыть
на яботе к речной пристани в Бленхейм и, срезав с причала все имеющиеся
там лодки, отвести их в залив, в котором укрывалась наша шхуна.
К сожалению, кроме четверых воинов, выделенных для охраны шхуны, еще
пять человек, четыре воина и одна женщина, стали накануне операции жертвой
вампиров (которых немало было и здесь, в устье Майпури), а потому из-за
крайней слабости тоже вынуждены были остаться на корабле.
И вот настала решающая ночь, которая должна была нам принести победу
или гибель. Как только опустилась тьма, мы, около семидесяти человек,
переправились на двух итаубах и одном кориале через реку, и здесь, спрятав
лодки в прибрежных зарослях, вошли знакомой тропой в джунгли. Впереди шел
Арнак со своим отрядом и Дамяном в качестве проводника, за ним отряды
Вагуры и Уаки, потом мой личный отряд разведчиков с Арасибо, Мигуэлем и
его неграми и негритянками, а замыкали колонну Мендука и восемь его
варраулов. Аравакские женщины, как и мужчины, шли вместе с нами в полном
боевом снаряжении.
Было довольно светло - на чистом небе мерцали звезды, а после того,
как мы прошли лесом около мили, взошла луна, и свет ее пробивался сквозь
ветви деревьев. Джунгли есть джунгли, и, как обычно, в тропическом лесу со
всех сторон неслись голоса различных зверей, и кто мог сказать, что это -
приветственные клики, предостережение, угроза? Все вокруг вас квакало,
шипело, скулило, стонало, хрипело, ах! - да и кому под силу распознать все
то, что крылось в густых зарослях и решило вдруг подать свой голос!
И сколь многообразен и дивен был шум вокруг нас в джунглях, столь же
разные и противоречивые мысли обуревали человека. Чувство праведного гнева
и желание помочь порабощенным неграм понуждали нас идти на Боровай и
разгромить врага, но исподволь нас начинали точить сомнения: а такое ли уж
праведное дело мы вершим, идя убивать? Все мы знали, что да, дело это
действительно праведное, но откуда же тогда брались эти навязчивые мысли?
Я огляделся и увидел, что рядом со мной нет Симары, моего верного
ангела-хранителя. Оказалось, она идет шагах в двадцати сзади вместе с
четырьмя негритянками, которых она в последнее время трогательно опекала.
Вскоре она догнала меня, и я воззрился на нее с нескрываемым изумлением:
как и все, обнаженная, в одной набедренной повязке, она была увешана
оружием, что называется, с головы до ног. Лук размером, правда, поменьше
обычного, но в сильных ее руках оружие грозное, висел у нее на левом плече
рядом с колчаном, полным стрел; на поясе с одной стороны - пистолет и
шомпол, с другой - нож и топорик в ножнах, на спине - плетеная корзина,
суриана, с провизией.
И все это словно ничего не весило - она шла легко и мило улыбалась.
...Луна поднялась уже высоко в небо, и стало еще светлее. Около
полуночи на подходе к деревне я выслал вперед разведчиков. Ничего
особенного они не обнаружили, деревня Боровай спокойно спала, только лаяли
собаки. Где и какой отряд должен был расположиться вдоль опушки леса, было
оговорено заранее. Мы быстро окружили весь Боровай со всеми его хижинами,
в основном построенными без стен, так называемыми бенабами. Селение не
имело никакой ограды, а ручей, протекавший с одной стороны деревни, был
совсем мелким. Это полное пренебрежение какой бы то ни было внешней
защитой следовало отнести лишь на счет уверенности, что никто не посмеет
напасть на самых воинственных и храбрых воинов Гвианы.
Сложенные в огнеупорные мешки тлеющие лучины выполнили свою роль.
Привязанные к острию стрелы, метко выпущенной из лука, они на лету
разгорались, впивались в сухие кровли хижин, и сразу же вспыхивал пожар.
Наши стрелы легко достигли центра деревни, и там начался кромешный
ад. Перепуганные обитатели выскакивали во дворы, воины хватали первое
попавшееся под руку оружие. Со стороны леса раздались первые ружейные
выстрелы и засвистели смертоносные стрелы. Затем мощный грохот разнесся по
верхушкам деревьев: это стрелки, вооруженные дальнобойными мушкетами, дали
сверху прицельный залп по воинам, метавшимся в центре селения.
Внезапность оказалась ошеломляющей - полная паника, хаос и
растерянность. Казалось, отовсюду со стороны леса неслись тысячи пуль,
джунгли превратились для карибов в страшное чудовище, изрыгающее
убийственный град. А пули не достигали цели: вот когда сказалась
многомесячная тренировка.
С трех сторон, с земли и с деревьев, лес поливал карибов огнем. С
четвертой стороны, там, где деревня подходила к ручью, пока было тихо.
Здесь затаились варраулы, усиленные пятью неграми Мигуэля, а на самом
левом крыле - моим резервным отрядом. Лишь спустя какое-то время карибы
разобрались в обстановке и бегом бросились к ручью. Но поздно. Несколько
хижин горело уже и здесь, освещая поляну, так что карибы представляли
собой прекрасную мишень не только для стрел, но даже и для пистолетов.
Женщин и детей мы пропускали, не трогая, и они свободно убегали в лесную
чащу.
Стремясь усилить среди карибов панику и не дать им прийти в себя,
наши стали выкрикивать, как некий боевой клич: "Белый Ягуар!", и когда
клич этот загремел со всех сторон: и со стороны леса, и от ручья,-звучало
это впечатляюще и грозно, словно смертный приговор доселе непобедимым
карибским воинам. Да, так оно и было. Правда, то одному, то другому карибу
в суматохе удавалось достичь какого-нибудь аравака или варраула и пронзить
его навылет копьем, но случалось это редко и притом неизбежно завершалось
гибелью кариба.
Часть молодых и здоровых карибок мы задержали, имея в виду
использовать их для переноски добытого оружия. Этим занимались Уаки и
половина его отряда на восточной окраине деревни, там, где проходила
тропа, ведущая на плантацию Бленхейм. Чтобы пленницы не разбежались,
правые руки их привязывали к общей веревке. Когда девушек набралось около
двадцати, я подошел и спросил, все ли они карибки.
- Все, все, - нехотя откликнулись женщины.
- А я - нет, я-не карибка! - громко выкрикнула одна.
Я велел ей выйти из толпы. Оказалось, это была аравакская девушка с
берегов Померуна.
- Как ты сюда попала? - спросил я по-аравакски.
- Меня похитили...
- Когда это было?
- Два года назад.
- Ты хочешь вернуться домой, на Померун?
- Конечно!
- Стань тогда в сторону, да смотри, чтобы тебя не связали вместе с
карибками. А больше здесь нет чужих?
Среди задержанных оказалась еще одна девушка из другого племени -
макуши. Ее тоже освободили, и она присоединилась к первой. Впрочем, и
схваченным карибкам ничто не грозило: после того как они перенесут оружие
в Бленхейм, мы их освободим, и они вольны будут идти, куда хотят. Не
трогали мы и ребятишек. Они то и дело проскакивали сквозь наши ряды,
разбегаясь во все стороны от пылающего селения и устремляясь в
спасительный лес.
Деревня разбойных карибов догорала. Мы нанесли ям сокрушительный
удар, но руку нашу направляло само провидение и чувство высшей
справедливости.
Я распорядился прочесать все поле битвы, подобрать раненых и
брошенное оружие. Карибов, оставшихся в живых, мы не нашли, зато собрали
огромное количество оружия, которое предназначали невольникам с плантации.
- Арнак, сколько примерно карибов пало в бою?
- Мы насчитали человек пятьдесят...
- Ну вот, значит, на пятьдесят охотников за рабами в здешних лесах
стало меньше! А труп их вождя, этого красавца, Ваньявая, нашли?
- Нет. Похоже, его не было в деревне...
Нагрузив пленных карибок добытым оружием, в том числе несколькими
совсем недурными мушкетами и ружьями, мы двинулись в обратный путь по
тропе, ведущей в Бленхейм. До рассвета оставалось еще несколько часов...
К сожалению, победу в Боровае нам пришлось оплатить жизнью четырех
воинов; шесть человек было ранено.

КОНЕЦ ПЛАНТАЦИИ БЛЕНХЕЙМ
План уничтожения плантации Бленхейм был продуман заранее и разработан
столь же тщательно, как и план ликвидации деревни Боровай. Предполагалось,
что, получив от нас оружие, невольники должны будут сами поднять восстание
и сами покарать наиболее жестоких и безжалостных своих угнетателей.
Отряду Уаки предстояло перекрыть все дороги, ведущие из Бленхейма на
север, а также на лодках отрезать путь бегства по реке: надо было, чтобы
вести о бунте в Бленхейме как можно дольше не дошли до Нью-Кийковерала.
На отряд Вагуры возлагалась обязанность оказать помощь негру Виктору
в организации боевых отрядов из числа рабов, при необходимости поддержать
восставших. Пожалуй, наиболее трудная задача стояла перед отрядом Арнака:
ему предстояло обеспечить, чтобы ни один из двух десятков вооруженных
палачей-надзирателей не успел открыть огонь и вообще организовать какое бы
то ни было сопротивление. Мой отряд должен был неотступно следовать за
мной для охраны плантатора и его семьи.
Владельцы всех трех плантаций с семьями были нужны мне в качестве
заложников. Это стало бы важной гарантией успеха при окончательном расчете
с колониальными властями.
Когда мы подходили к Бленхейму, уже совсем рассвело и из-за туманного
горизонта всходило солнце. Плантация была охвачена волнением. Никто не
вышел на работу, все рабы, и мужчины, и женщины с детьми, стояли на
открытой лужайке перед домом плантатора. Возбуждение и ярость доведенных
до отчаяния людей были так велики, что хватило бы одной искры, и они,
вооруженные одними палками, готовы были броситься на усадьбу.
А там, на широкой веранде, в сомкнутом строю уже стояла стража
плантации с мулатом Давидом во главе, здесь же были и восемь до зубов
вооруженных надзирателей - люди управляющего плантацией голландца
Криссена. Криссен был для всех грозой не меньше мулата Давида. Ни самого
плантатора, ни его семьи нигде не было видно; вероятно, они отсиживались в
доме.
К счастью, наш друг негр Виктор сумел сдержать ярость толпы рабов.
Малейший повод с их стороны мог бы привести к ужасному кровопролитию и
скорее всего свел бы на нет весь план восстания. Виктор встретил нас с
явным облегчением. Принесенное карибками оружие для восставших сложили в
двухстах ногиах от усадьбы в поле. Восемнадцать пленных карибок перешли от
Уаки под надзор Вагуры, а сам Уаки, освободившись от охраны пленниц,
поспешил с частью своего отряда усилить наши дозоры, перекрывшие пути
бегства с плантации Бленхейм.
Тем временем Арнак с группой своих отборных стрелков, ни на минуту не
теряя связи с основными силами отряда, незаметно смешался с толпой рабов,
а Вагура помог Виктору раздать принесенное огнестрельное оружие тем
неграм, которые умели им пользоваться. Часть отряда Вагуры, обежав усадьбу
и без труда справившись с чернокожей дворней, подожгла дом. А с
противоположной стороны, у фасада, в это время Криссен и вся его
вооруженная банда, не сознавая, казалось, нависшей над ними опасности,
стоя наверху, на веранде, все свое внимание сосредоточили на толпе перед
усадьбой. Надрываясь, Криссен изрыгал проклятия, обвиняя рабов в
преступлении перед богом и людьми, грозя им страшными карами. Он все орал
и орал, но сегодня его страшные угрозы никого не пугали. Рабы,
вдохновленные присутствием араваков, пропускали все угрозы управляющего
мимо ушей.
Вдруг в какой-то момент два сильных негра подняли на руках Виктора
над толпой, и - о диво! - он резким взмахом рук и громовым голосом
заставил Криссена умолкнуть. От столь неслыханной дерзости раба Криссен,
казалось, не только совершенно остолбенел, но едва не задохнулся от
ярости.
- Давид! - рявкнул он, обращаясь к стоящему рядом начальнику стражи и
указуя перстом на Виктора. - Этот бандит сошел с ума! Застрели эту собаку!
Застрели! Быстро!
Виктор находился от веранды в каких-нибудь сорока шагах, и верный как
пес Давид резко вскинул к плечу ружье, но тут же он захрипел и медленно
повалился на пол веранды. Горло его было навылет пробито стрелой. Я
оглянулся.
Симары поблизости не было.
- От имени группы освобождения, - продолжал Виктор по-голландски тем
же громовым голосом, а Фуюди торопливо переводил мне. - Заявляю: все, кто
на плантации Бленхейм издевался над людьми, будут немедленно казнены...
- Иисусе! Что здесь происходит! - во весь голос взвизгнул Криссен и,
обращаясь к своим людям, скомандовал: - Огонь! Стреляйте же, черт вас
побе... - и на полуслове умолк, пронзенный стрелой.
Кое-кто из его свиты, не целясь, выстрелил из ружей в толпу рабов, но
чуть ли не в тот же миг все они были сражены градом пуль, пущенных из
толпы, и рухнули на веранду. Оставшиеся в живых предатели бросились было к
двери, чтобы укрыться в доме, но их настигли меткие пули. В одну минуту
все было кончено - охраны плантации больше не существовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72